Историография политического инакомыслия в СССР 1953 г.— 1980‑х гг. концентрирует внимание преимущественно на правозащитниках, демократически или же националистически ориентированных диссидентских кругах. Между тем, целый ряд сегментов политической оппозиции позднего СССР остаётся без внимания исследователей. Среди них и советские последователи Мао Цзэдуна, в 1960‑е — начале 1970‑х гг. симпатизировавшие политическому курсу и идеологии Коммунистической партии Китая. Этой проблеме посвящена лишь обобщённая работа А. Волынца, написанная, скорее, в журналистском стиле¹. Опираясь на опубликованные источники, её автор приводит некоторые примеры деятельности советских сторонников Мао. Ранее в ряде своих публикаций мы также упоминали о проявлении симпатий к идеям Мао Цзэдуна со стороны участников левых подпольных групп, действовавших во второй половине 1970‑х гг.².

Для советских людей, воспитывавшихся в симпатиях к социалистическим идеям, было естественно обращение к опыту левых режимов, оппозиционно настроенных по отношению к КПСС, противопоставление их как положительного примера строительства социализма реалиям СССР времён правления Н. С. Хрущёва и Л. И. Брежнева. Альтернатива советской бюрократической модели могла быть найдена в революционно-романтических представлениях о Кубе, в «социалистическом самоуправлении» Югославии времён И. Броз Тито и, наконец,— в сталинистских режимах Албании и Китая. Албанские и китайские радиостанции, как и западные «голоса», были среди востребованных гражданами альтернативных источников информации. Мао Цзэдун был широко известен в СССР, как выдающийся китайский революционер, а затем — глава дружественной Советскому Союзу Китайской Народной Республики, один из лидеров международного коммунистического движения. Его имя звучало в известной песне «Москва — Пекин», в СССР в 1940—1950‑е гг. издавались его труды. Дважды, в декабре 1949‑го — феврале 1950 г. и в ноябре 1957 г. Мао посещал Советский Союз. Во время второю визита он выступил перед китайскими студентами в Московском государственном университете³.

Борьба между КПК и КПСС, развернувшаяся в конце 1950‑х — начале 1960‑х гг., также привлекала внимание советских граждан. С позиций китайских коммунистов можно было ознакомиться по «Письму в ЦК КПСС по вопросу о генеральной линии мирового коммунистического движения», опубликованному на страницах «Правды» в 1963 г.⁴. Маоистская литература на русском языке распространялась работавшими и учившимися в СССР гражданами Китая. Эти тенденции, например, прослеживаются в Московском государственном университете. Так, О. Г. Герасимова приводит высказывание одного из участников ⅩⅩⅩ отчётно-выборной комсомольской конференции МГУ (25 октября 1963 г.) о том, «что в недавнем прошлом университет был заполнен литературой из Пекина»⁵. Она же приводит примеры распространения печатных материалов из Китая. Так, в 1963 г. вьетнамский студент Хуанг Хну Ньен распространял среди советских и болгарских студентов пропагандистскую литературу, полученную от сотрудника посольства КНР. Герасимова отмечает также вызывавшие внимание партийных и комсомольских органов дискуссии, возникавшие между китайскими и албанскими студентами, с одной стороны, и советскими — с другой⁶.

Ким Сайфуллович Давлетов — единственный советский маоистско-ходжаистский публицист, одна из работ которого была издана за границей и получила широкую известность. Давлетов был единственным диссидентом-маоистом, арест которого отражён в «Хронике текших событий»:

«В декабре 1971 г. арестован член парткома Института философии АН СССР, старший научный сотрудник сектора диалектического материализма Ким Сайфуллович Давлетов. Давлетов занимался эстетикой фольклора, ранее работал в Институте мировой литературы, с 1962 г.— кандидат филологических наук»⁷.

Герой нашего исследования родился в 1932 г. в Казани. Он происходил из семьи казанских татар. Получив высшее образование, защитил диссертацию и стал кандидатом филологических наук, специализировался на исследовании фольклора. К началу 1970‑х гг. он был уже достаточно известным исследователем в своей сфере. В 1966 г. в издательстве «Наука» вышла его монография «Фольклор как вид искусства»⁸. На момент ареста Давлетов был не только членом КПСС, но и входил в состав партийного комитета Института философии⁹. Из материалов дела прокуратуры СССР известно, что, по крайней мере, не позднее 1958 г. Давлетов начал работать в Институте мировой литературы (ИМЛИ) в качестве младшего научного сотрудника. По словам товарища Давлетова по работе, многолетнего сотрудника Института философии АН СССР Вадима Михайловича Межуева, некоторое время затем герой нашего исследования работал в журнале «Коммунист»¹⁰. С 1967 г. Давлетов занимал должность младшего научного сотрудника в Секторе исторического материализма Института философии¹¹. На момент ареста в 1971 г. он проживал со своей семьёй в Москве, в районе ул. Полярная. С конца 1958 г. Давлетов был женат на Марии Александровне Апполовой (1938 г. р.). Его супруга окончила Московский государственный педагогический институт иностранных языков и на момент ареста работала старшим редактором филологической редакции издательства «Международные отношения». С ними вместе проживала мать К. С. Давлетова — Гайша Хусаиновна Байчурова.

Близкие люди характеризовали Давлетова как примерного семьянина и образцового человека. Говоря о его характере, следует подчеркнуть не только его скрытность, конспиративность, но и замкнутость. Его близкие свидетельствовали, что не подозревали о его подпольной деятельности. Ни разу в их присутствии Давлетов не изготовлял листовки, не произносил каких-либо антисоветских высказываний, не давал критических оценок КПСС и общественного строя СССР¹². В. М. Межуев в переписке с нами отметил, что Ким Сайфуллович не пользовался большим доверием у товарищей по работе, поскольку о нём ходили слухи, что ранее он работал в журнале «Коммунист»:

«Нам тогда сказали, что он перешёл к нам из журнала „Коммунист“, и мы, честно говоря, боялись при нём рассказывать политические анекдоты. Привёл его в сектор, насколько я помню, завсектором В. А. Карпушин. Давлетов весьма активно занялся партийной работой, по-моему, занимал у нас какой-то партийный пост — то ли члена партбюро Института, то ли секретаря партийной организации сектора, но не был уверен в себе как авторе философских текстов. Всякий раз, написав что-то по плану, он подходил к кому-то из нас и спрашивал: „Это марксизм?“ Но в целом был дружелюбен и доброжелателен. ‹…› Мы общались на чисто деловой почве достаточно редко и без особого интереса друг к другу»¹³.

Его арест также был неожиданностью для коллег. Некоторых из них вызывали на допросы в КГБ:

«И вдруг мы узнаём, что он арестован. Я до сих пор не знаю, за что. Нас всех вызывали в Лефортово. Помню разговор со следователем. Я ему сказал примерно то же, что и Вам мы остерегались при нём говорить на политические темы, боясь, что он может настучать. Но ничего порочащего за ним мы не знали и даже не предполагали, что он может заниматься чем-то антисоветским. Тогда следователь вынул из сейфа пачку американских газет и сказал мне: „Вот вы ничего не знали, а это ведь всё о нём“. Только пожал плечами и выразил полное непонимание. На этом меня и отпустили. ‹…› После его ареста кто-то предположил, что он татарский националист, но на этом всё и кончилось»¹⁴.

В своих показаниях Давлетов указывал, что его убеждения сформировались к 1964 г. В это время он пришел к выводу, что «социалистический строй в Советском Союзе переродился, превратился в бюрократический государственно-капиталистический строй». Свою дальнейшую деятельность он определил как борьбу «за восстановление диктатуры пролетариата ‹…› за восстановление социалистических общественных отношений в СССР»¹⁵. По его словам, в период с конца 1964‑го до ноября 1971 г. он занимался написанием теоретических работ, а также изготовлением листовок, распространенных в Москве в 1966, 1967 и 1970 гг. Как утверждал сам Давлетов, первую прокламацию он изготовил в конце 1965 г. в количестве около 20 экземпляров, отпечатанных на пишущей машинке. Листовка была сделана на листе белой бумаги размером 8—10 на 20 см¹⁶. Её текст, предъявленный Давлетову на следствии и признанный им, был следующим:

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

В Советском Союзе в подполье восстановлена Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков).

Секретарь партии Н. Волгин.

Задачи ВКП(б):

1. Беспощадная борьба с кликой оппортунистов и перерожденцев, возглавляющей КПСС на современном этапе;
2. Ликвидация существующего бюрократического строя и восстановление диктатуры пролетариата. Решение всех вопросов экономической и общественной жизни по воле народа.

Час настал. Разжигайте пламя революционной борьбы. Организуйте ячейки ВКП(б). Распространяйте эту листовку.

Да здравствует всепобеждающее дело Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина! Да здравствует большевизм!

Никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь и не герой. Добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой»¹⁷.

По словам Давлетова, часть листовок он бросил в почтовые ящики в домах на Арбате, Малой Бронной, улице Горького и других местах в центре Москвы. Одну из прокламаций положил на полку в будке телефона-автомата у станции метро «Автозаводская». Ещё несколько экземпляров разбросал в подъездах домов на Проспекте Мира. Одну листовку положил на сиденье в вагоне метро на станции «Октябрьская»¹⁸.

Для печатания первой листовки и рукописи «Письмо советского коммуниста» Давлетов использовал пишущую машинку «Ундервуд», купленную им в 1964 г. в комиссионном магазине. Затем, действуя по всем законам конспирации, он выбросил её в Яузу, предварительно переставив шрифт на пишущую машинку «Москва». На ней были отпечатаны последующие рукописи. В конце ноября 1971 г. шрифт снова был снят и вместе с рукописями спрятан внутри балконной двери¹⁹.

В 1969 г. на куске резины Давлетов вырезал клише со звездой и текстом: «Товарищи, в подполье восстановлена ВКП(б). Долой бюрократов, власть народу!» С его помощью было изготовлено около 50 листовок, причём напечатаны они были не только на листах бумаги, но также на почтовых конвертах и открытках. Давлетов разбросал их у Комсомольской и Преображенской площадей, станций метро «Автозаводская», «Октябрьская», «Таганская» и «Фрунзенская», в Марьиной Роще, в районе ВДНХ и в других местах Москвы. На этот раз он оставлял листовки в будках телефонов-автоматов, в подъездах домов, опускал в почтовые ящики, оставлял в трамваях. Часто Давлетов клал прокламации в спичечные коробки, оставляя их в общественных местах. Там их и обнаружили некоторые свидетели²⁰. Прокламации, как и свои теоретические работы, Давлетов подписывал псевдонимом Н. Волгин. Девять человек доставили найденные ими листовки в КГБ²¹. Остальные, вероятно, были уничтожены или остались у обнаруживших эти документы. Следствие, однако, сделало выводы лишь на основании вещественных доказательств, потому что в постановлении о направлении дела в суд от 17 мая 1972 г. утверждалось, что Давлетов распространил в Москве лишь 10 листовок, отпечатанных на пишущей машинке, и семь — изготовленных с помощью клише²².

Подобно другим диссидентам-маоистам, Давлетов передавал за границу свои материалы, но он был единственным, чья деятельность получила международный размах и полноценный отклик среди единомышленников за рубежом. В июне-июле 1964 г. он начал писать брошюру «Письма советского коммуниста», завершив её в феврале 1965 г. Давлетов попытался передать этот текст через проживавших в СССР граждан КНР. Первая попытка переговоров с китайским студентом в студенческом городке у станции метро «Сокол» окончилась ничем. Через три дня он всё-таки передал рукопись у станции метро «Новослободская» другому студенту-китайцу²³. В конце 1966 г. этот текст был издан в Тиране. Об этом узнал сам Давлетов, слушавший Би-Би-Си, а также радиостанции США и ФРГ²⁴. В 1967 г. его работа была переиздана в Пекине, а в ноябре-декабре 1970 г. (по другим данным, в 1967 г.) — на страницах газеты «Коммунист», являвшейся органом ЦК Марксистско-ленинской партии США²⁵. Их соответствие текстам Давлетова подтвердила сравнительная текстологическая экспертиза, проведенная в ходе следствия²⁶.

В период с конца 1966 г. до весны 1969 г. Давлетов написал работу «Вопросник революции» (242 листа машинописного текста), а к осени 1969 г. завершил рукопись под названием «Обращение Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) к мировому революционному движению». Последний документ, по словам самого Давлетова, носил очевидно мистификаторский характер, повествуя о создании вымышленной организации. В «Обращении» утверждалось, что в 1960‑е гг. в СССР якобы сложилась и окрепла сеть подпольных марксистско-ленинских групп. Как утверждалось в документе, 21 декабря 1969 г. в Москве состоялось учредительное совещание делегатов этих организаций, восстановившее ВКП(б), утвердившее состав Центрального организационного комитета партии и избравшего генерального секретаря ЦК ВКП(б) — Н. Волгина²⁷.

«Я не хотел, чтобы у читающих создалось впечатление, что за идею свержения существующего в СССР бюрократического государственно-капиталистического строя выступает один человек, т. е. автор рукописи. Я хотел показать, что эту идею поддерживают организации, т. е. группы людей, находящихся в подполье», — заявлял он²⁸.

Эти документы Давлетов также решил передать в КНР. В январе 1970 г. в Государственной публичной библиотеке им. В. И. Ленина он познакомился с одним из граждан Китая, предположительно, сотрудником посольства. Новый знакомый Давлетова взял копии «Вопросника революции» и «Обращения Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) к международному революционному движению», пообещав передать их в КНР. В конце января или в начале февраля 1970 г. состоялась вторая встреча, на которой он познакомил Кима Сайфулловича с неким мужчиной в возрасте 35—40 лет. По словам Давлетова, черты лица у него были европейские, цвет волос тёмный, а лицо смуглое. Мы полагаем, что он мог быть албанцем или латиноамериканцем. Вероятно, ему Давлетов передал написанное 26 января 1970 г. письмо «В Центральный комитет Албанской партии труда». С этим человеком Ким Сайфуллович встречался трижды. 8 марта 1971 г. он отдал ему копию своей работы «Заявление Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) о договоре СССР с ФРГ» (11 листов машинописного текста)²⁹. В августе 1971 г. Давлетов передал рукопись «Центральному Комитету Коммунистической партии Китая», представлявшую приветствие к 50‑летию КПК. Передавая этот документ, он предлагал зачитать его по радио Пекина, рассчитывая, что таким образом с его содержанием ознакомятся миллионы советских граждан. Поскольку среди военных и партийных руководителей СССР было немало противников проводимой Хрущёвым десталинизации, эта акция, по мысли Давлетова, могла стать решающей для подготовки революционной ситуации в стране³⁰. 1 ноября 1971 г. он передал связному для публикации в КНР рукопись «Чилийский вопрос и ⅩⅩ съезд КПСС» (64 листа), посвящённую анализу социально-политической обстановки в Чили, сложившейся после победы на выборах левых сил и избрания президентом Сальвадора Альенде. 15 ноября другой экземпляр той же рукописи вместе с письмами «Албанской партии труда» и «Первому секретарю ЦК Албанской партии труда» был передан для издания в Албании. Имён своих знакомых Давлетов не назвал, утверждая, что не знал их³¹.

Как же понимал маоизм Ким Давлетов? Какие идеи он формулировал в своих рукописях? Как мы уже упоминали ранее, Давлетов рассматривал сложившуюся в СССР систему общественных отношений как государственно-капиталистический строй. Сталинский же режим, по его мнению, представлял собой диктатуру пролетариата, «сумму мер, используемых пролетариатом в условиях мелкокрестьянской страны для построения основ социализма». В этих условиях неизбежным был рост управленческого аппарата, что вылилось «в постепенное образование бюрократической прослойки между революционным центром и народом». Опираясь на государственный аппарат, необходимый для решения задач экономического строительства, Сталин одновременно боролся с ним, ограничивая всевластие чиновников. Его смерть вызвала захват власти бюрократией, получившей возможность «освободиться от пролетарского контроля в целом, от контроля сверху со стороны коммунистических вождей, целью которых было пресечь эгоистические устремления бюрократии и, в конечном итоге, постепенно искоренить её через развитие более широких форм демократии». Бюрократическую прослойку Давлетов рассматривал как мелкобуржуазную по своему характеру:

«Однако при этом советский бюрократ не буржуазен в полном смысле этого слова: общественные условия не позволяют ему стать таковым. ‹…› Он — мелкий буржуа, склоняющийся к буржуазной идеологии и буржуазной государственности».

Проявление мелкобуржуазности он усматривал как в привилегиях правящих слоёв СССР, так и в их стремлении «всеми возможными способами приблизиться к „западному“ образу жизни». Антипролетарская сущность бюрократического режима, по Давлетову, проявилась в фактах вооружённого подавления рабочих выступлений в Темиртау, Муроме и Новочеркасске:

«О какой службе народу, о какой связи с массами могут говорить бюрократы, которые неоднократно расстреливали бастующих рабочих?»³²

Защищая Сталина от критики «культа личности», осуждая соответствующие решения ⅩⅩ съезда КПСС, Давлетов рассматривал их как идеологическое прикрытие ревизионизма советской бюрократии, её отказа от социализма и функции представительства  и защиты интересов рабочего класса³³.

Резкой критике подвергалась и международная политика КПСС. Прежде всего, речь шла об идее «мирного существования», распространении лозунга борьбы за мир. Данный политический курс рассматривался как стремление правящих кругов СССР к примирению с империалистическими государствами и прекращению поддержки национально-освободительных движений.

«Однако вместе с тем они всё же нашли «актуальное» объяснение своего разрыва с революционными идеалами, разрыва с революционной линией поведения на мировой арене. Это объяснение — борьба за мир. ‹…› Война является неизбежным результатом общественных отношений в сегодняшнем капиталистическом обществе. Говорить о достижении мира на базе всеобщего соглашения с капиталистами — это всё равно что договариваться с представителями буржуазии об уничтожении капиталистической системы»,— писал Давлетов.

Результатом внедрения курса на «борьбу за мир», полагал он, является раскол компартий, их превращение в марионеток КПСС и часть пацифистского движения:

«Как только лозунг борьбы за мир выставляется на первый план в политике мирового коммунистического движения, он начинает работать против принципа классовой борьбы. ‹…› Проведение в жизнь такой политики заставит их отказаться от любого сколько-нибудь революционного действия, чтобы не конфликтовать с остальными пацифистами — представителями мелкой, средней и даже крупной буржуазии, которая не заинтересована в революционном перевороте»³⁴.

При этом характерно, что Давлетов осуждал ввод советских войск в Чехословакию в 1968 г., рассматривая эту акцию как действие, раскалывающее социалистический лагерь. Но он также обвинял руководство КПСС в бездействии, результатом которого стал приход к власти в ЧССР оппортунистов во главе с Александром Дубчеком.

«С моей точки зрения, ввод советских войск в Чехословакию повлек за собой:

1. Оскорбление национального достоинства чехословацкого народа;
2. Нарушение дружбы социалистических народов;
3. Потерю авторитета СССР в глазах мировой общественности;
4. Фактическое оправдание со стороны СССР политики США по Вьетнаме, Латинской Америке и других точках земного шара;
5. Подрыв влияния коммунистического движения во всем мире, о чем я и указываю в своей рукописи»³⁵,— писал Давлетов.

Более того, он выступал за вывод войск и наказание (вплоть до смертной казни) высшего руководства СССР, ответственного за это решение. Давлетов рассматривал развитие перспектив слома капиталистической системы на основе антиимпериалистической борьбы:

«Определение стран Азии, Африки и Латинской Америки как „арены революционных бурь“ — это дополнение к ленинской теории „слабого звена“ и её практическое развитие. Оппортунисты, которые не хотят этого понять, на деле выступают против ленинской теории, которая сегодня принимает новое и гораздо большее значение и, словно замыкая окружность, снова возвращает нас к курсу на мировую революцию»³⁶.

В рукописи «Обращение Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) к мировому революционному движению» он критиковал политику СССР в отношении Демократической Республики Вьетнам, считая, что ей «не оказывается действенной помощи в отражении американской и южновьетнамской агрессии, позволяется американцам бомбить территорию социалистического государства — ДРВ», как не оказывается «необходимой помощи в установлении народной власти на территории всего Вьетнама, включая и Южный Вьетнам»³⁷. Точно так же он выражал недовольство ближневосточной политикой СССР, отвергая мирное урегулирование ара6о-израильского конфликта и обвиняя советское руководство в том, что оно ведет «активную политическую борьбу против палестинских партизан» и «удерживает арабов от освобождения своих земель, т. е. действует в интересах Израиля, а следовательно, и США»³⁸.

Разумеется, подверг он острой критике и отношения СССР и КНР. Прежде всего, он обвинил КПСС в разжигании среди советских граждан шовинистических настроений по отношению к Китаю. Вооружённые столкновения на советско-китайской границе трактовались им как провокации, организованные СССР³⁹.

В работе «Чилийский вопрос» Давлетов подверг критике представления о возможности прихода коммунистов к власти и строительстве социализма в той или иной стране мирным путём. Поддержка руководством КПСС этой линии характеризовалась им как предательство по отношению к революционному движению. Следует отметить, что в своих прогнозах относительно ситуации с правительством Альенде Давлетов оказался прав, утверждая:

«Я, лично, уверен, что правительство Народного единства в Чили у власти не удержится, будет либо свергнуто, либо переизбрано»⁴⁰.

Говоря о необходимых предпосылках изменения политики международного коммунистического движения, Давлетов выдвигал лозунг смены руководства  зарубежных компартий, которые должны были возглавить «люди, стоящие на позициях китайских и албанских коммунистов»⁴¹.

Какие же политические перемены предлагал Давлетов для СССР эпохи Л. И. Брежнева? Прежде всего, представления советского маоиста о будущем обществе носили антибюрократический и эгалитарный характер. Осуждая привилегии номенклатуры и невозможность переизбрания и отзыва должностных лиц в СССР, он говорил о совместном контроле над бюрократами как со стороны будущего революционного правительства, так и народных масс:

«Свергнуть оппортунистов и после образования революционного правительства поставить бюрократию этим правительством и народом, как между молотом и наковальней — вот задача советских коммунистов. Вопрос ни в коем случае не стоит о полной ликвидации бюрократии. ‹…› Рабочий класс Советского Союза после взятия власти в свои руки должен показать бюрократам их место и заставить их отработать всё то, что они отняли у народа»⁴².

В своих показаниях он говорил о необходимости свержении руководства СССР и переходе «власти народу в лице избранных им ревкомов» во главе с Реввоенсоветом⁴³. Давлетов заявлял, что поддерживает идею о контроле трудящихся над бюрократией, говоря, что его цель — «создать такую государственную и общественную систему, которая позволила бы трудящимся массам ‹…› непосредственно влиять на проводимую государственными и выборными органами политики определять существо этой политики, чего, как я полагаю, в настоящее время нет»⁴⁴. Однако же имеющиеся данные не позволяют сделать выводы о демократическом характере политической системы, предлагаемой Давлетовым. Отметим также, что в своих работах он одобрял и оправдывал репрессии Сталина⁴⁵.

Рассматривая перспективы развития революции в СССР, Давлетов утверждал, что «нынешнее руководство КПСС и Советского правительства не имеет в СССР социальной основы в массе трудящихся», поскольку его политикой разочарованы как рабочий класс, так и крестьянство — ситуацией с развитием сельского хозяйства. «И когда трудящиеся проникнутся классовым сознанием и найдут практическое русло, или пути, для своей борьбы, то руководство КПСС и Советское правительство не смогут удержаться у власти силой оружия и будут свергнуты»⁴⁶,— заявлял он.

3 декабря 1971 г. Давлетов был арестован и заключен под стражу. При обыске на его квартире были, прежде всего, изъяты тексты его теоретических трудов, отпечатанные на пишущей машинке. Среди них: два экземпляра «Письма советского коммуниста» и по три копии «Обращения Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) к мировому революционному движению» и «Вопросника революции». Было найдено по одному экземпляру текстов «Заявление Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) в связи с договором между СССР и ФРГ от 12 августа 1970 года» и «Чилийский вопрос». Также были обнаружены напечатанные на пишущей машинке письма, адресованные в ЦК КПК и АПТ, а также первому секретарю АПТ, содержащие просьбы об опубликовании за границей рукописей. Среди изъятых вещественных доказательств были две пишущие машинки марки «Москва» и одна «Континенталь», два комплекта шрифтов для пишущих машинок и клише для изготовления листовок. Давлетову было предъявлено обвинение по ч. 1 ст. 70 УК РСФСР. По мнению следствия, он частично признал свою вину⁴⁷.

26 февраля 1972 года по его делу была назначена психиатрическая экспертиза в Центральном научно-исследовательском институте судебной психиатрии им. Сербского. Согласно её рекомендации и постановлению судебной коллегии, Давлетов был направлен в Казанскую спецпсихбольницу⁴⁸. Его жена и мать пытались оспорить приговор, направив 8 июня 1974 г. в Отдел по надзору за следствием в органах госбезопасности Прокуратуры СССР заявление с просьбой проверить обоснованность решения суда⁴⁹. Поскольку данные о нём в 1975 году были переданы в «Хронику текущих событий», личностью Давлетова вскоре заинтересовались представители «Международной амнистии». Её шведская секция в январе 1975 г. направила прокурору г. Москвы запрос о причинах ареста и дальнейшей судьбе К. С. Давлетова⁵⁰. Вторичный запрос от той же организации был получен 13 июня 1975 г.⁵¹ Известно также, что о деле Кима Давлетова сообщила вещавшая на СССР албанская радиостанция «Радио Тираны». По воспоминаниям бывшего левого диссидента и пациента Казанской спецпсихбольницы Олега Москвина, именно там он впервые услышал передачу о Киме Давлетове, с которым позднее оказался в одной палате. По словам Москвина, Давлетов в то время был настроен скорее проалбански, чем прокитайски. В частности, когда среди заключенных в больнице диссидентов начинались дискуссии о китайско-вьетнамском конфликте и политической ситуации в Камбодже, Ким Давлетов осуждал и режим Пол Пота, и высказывался позитивно о позиции Албании, поддержавшей в этой ситуации Вьетнам. По словам Москвина, в это время Давлетов начал признавать многопартийность, говоря о необходимости сосуществования в социалистическом обществе различных партий при условии отрицании ими эксплуатации человека человеком⁵².

О дальнейшей его судьбе известно немного. В конце июня 1982 г. по решению Судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда, он был переведён в одну из психиатрических больниц общего типа⁵³. По словам О. Н. Москвина, в начале 1980‑х гг. умерла мать Давлетова, а его жена развелась с ним уже через три-пять лет после начала срока заключения. В это же время Киму Давлетову оформили пенсию по 2‑й группе инвалидности. Незадолго до своего перевода в казанскую психическую больницу общего типа Давлетов договорился переписываться с Москвиным после освобождения. Сразу после своего перевода в психиатрическую больницу в Ленинграде, Олег Москвин написал два письма на казанский главпочтамт на имя Давлетова. Однако же ответа не последовало.

После освобождения из больницы в августе 1984 г. он снова написал несколько коротких писем «до востребования» на главпочтамт в Казань. И вновь все они вернулись обратно в Ленинград со штемпелями о невостребованности. Позднее Москвин встречался с двумя товарищами по Казанской СПБ, знавшими Давлетова. Но и они не имели никакой информации о его судьбе⁵⁴. Бывший диссидент Олег Софяник в своей публикации утверждает, что Давлетов был освобождён из психиатрической больницы в 1984 г. После этого он поселился в Казани, где вскоре скончался⁵⁵.

Деятельность Кима Сайфулловича Давлетова является весьма характерным примером политической активности диссидента-одиночки, атомизированного и действовавшего в условиях подполья. Тем не менее, ему удалось, независимо от правозащитных кругов, самостоятельно организовать переправку своих трудов за границу. Таким образом, его деятельность получила международный резонанс. Однако это не было бы возможно без помощи иностранных граждан, сторонников КНР и Албании, по идеологическим мотивам оказывавшим помощь Давлетову, поскольку для них его работы были доказательством существования действующей сталинистской оппозиции в СССР. Результаты же деятельности Давлетова в Советском Союзе были крайне незначительными. Как и для многих других подпольщиков, одиночек и участников групп, его борьба завершилась арестом и последующими репрессиями.

1. Алексей Волынец. Советские хунвейбины: «СССР нужен Мао Цзэдун!» // «Русская планета», 10 июля 2013.↩
2. Евгений Казаков, Дмитрий Рублёв. «Колесо истории не вертелось, оно скатывалось». Левое подполье в Ленинграде, 1975—1982 // «Неприкосновенный запас», № 5, 2013.↩
3. Герасимова О. Г. «Оттепель», «заморозки» и студенты Московского университета.— М., 2015.↩
4. Письмо в ЦК КПСС по поводу генеральной линии мирового коммунистического движения // Правда, № 195 (16416), 14 июля 1963. С. 5—7.↩
5. Герасимова О. Г. Цит. соч. С. 156.↩
6. Там же. С. 150, 157, 159.↩
7. Хроника текущих событий. Вып. 24, 5 марта 1972.↩
8. Давлетов К. С. Фольклор как вид искусства.— М.: Наука, 1966.↩
9. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 5060. Л. 5, 69, 70.↩
10. Переписка В. М. Межуева и Д. И. Рублёва 6 января 2017 г. Электронный текст // Архив Д. И. Рублёва.↩
11. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 5060. Л. 5.↩
12. Там же. Л. 71, 72.↩
13. Переписка В. М. Межуева и Д. И. Рублёва 6 января 2017 г. Электронный текст // Архив Д. И. Рублёва.↩
14. Там же.↩
15. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 5060. Л. 20.↩
16. Там же. Л. 1, 21, 22, 57.↩
17. Там же. Л. 56.↩
18. Там же. Л. 22, 57.↩
19. Там же. Л. 24.↩
20. Там же. Л. 1, 21, 22, 57, 63, 65, 66.↩
21. Там же. Л. 83.↩
22. Там же. Л. 82.↩
23. Там же. Л. 22, 53.↩
24. Там же. Л. 22-23.↩
25. Там же. Л. 77, 93. Издание этих материалов на русском языке без указания авторства, в обратном переводе с английского, осуществлённом Л. Лёшиным; см. «Программное заявление советских революционных коммунистов (большевиков)»; другой вариант перевода этого текста на русский язык был издан в Пекине в 1967 г. под названием «Программное воззвание советских коммунистов большевиков»; «Программное заявление Революционных коммунистов Советского союза» (большевиков) 1966 года. Выдержки // ⅩⅩ съезд КПСС — программа ревизионизма и контрреволюции. Offenbach: Verlag Olga Benario und Herbert Baum, 2002. С. 47–63. Названия глав, приведённых в этих текстах, совпадают с теми, которые перечислил К. С. Давлетов во время следствия (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 5060. Л. 27). До сих пор эта работа считается одним из классических текстов для маоистов и ходжаистов.↩
26. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 5060. Л. 23—24, 77, 94.↩
27. Там же. Л. 31, 32.↩
28. Там же. Л. 32.↩
29. Там же. Л. 23, 43-44, 47, 54, 60.↩
30. Там же. Л. 40.↩
31. Там же. Л. 23, 24, 49, 50, 51, 60.↩
32. «Программное заявление советских революционных коммунистов (большевиков)».↩
33. Там же.↩
34. Там же.↩
35. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 5060. Л. 36.↩
36. «Программное заявление советских революционных коммунистов (большевиков)».↩
37. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 5060. Л. 34-35.↩
38. Там же. Л. 35.↩
39. Там же. Л. 37, 38.↩
40. Там же. Л. 50.↩
41. Там же. Л. 41.↩
42. «Программное заявление советских революционных коммунистов (большевиков)».↩
43. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 5060. Л. 24—25, 44.↩
44. Там же. Л. 59.↩
45. «Программное заявление советских революционных коммунистов (большевиков)».↩
46. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 5060. Л. 27.↩
47. Там же. Л. 5, 8, 11, 78, 80.↩
48. Там же. Л. 85, 86.↩
49. Там же. Л. 97.↩
50. Там же. Л. 100—102.↩
51. Там же. Л. 104.↩
52. Рублёв Д. И. Интервью с О. Москвиным. Аудиозапись. 1 января 2008 г. // Архив Д. И. Рублёва.↩
53. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 36. Д. 5060. Л. 106—107.↩
54. Переписка О. Н. Москвина и Д. И. Рублёва. 30 декабря 2017 г. Электронный текст // Архив Д. И. Рублёва.↩
55. О. Софяник. Ким Давлетов, судьба диссидента-сталиниста. (По другим данным, однако, дожил до 23 апреля 2008 г.— Маоизм.ру.)↩