Введение

В связи с тридцатилетием начала продолжающейся народной войны в Перу, возглавляемой маоистской Компартией Перу «Сендеро луминосо», безусловный интерес представляет изучение истории сендеристского движения и особенностей работы, позволивших им, несмотря на тяжелейшие репрессии и удары со стороны полиции и армии, особенно в годы фашистского правления Фухимори, продолжать свою борьбу.

Весьма важным выглядит факт, что началу сендеристской герильи в 1980 году предшествовал длившийся не один год период подготовки. «Сендеро луминосо» появилась в 1970 году в результате раскола компартии «Бандера роха» («Красное знамя»), когда радикальное крыло во главе с Абимаэлем Гусманом подвергла жёсткой критике линию генсека Сатурнино Паредеса, обвинив последнего в отказе от создания баз поддержки вооружённой борьбы, забвении подпольной работы и создании культа личности. Выступая за развёртывание народной войны с опорными базами в сельской местности (классическая маоистская концепция «деревня окружает город»), сендеристское руководство прекрасно понимало всю сложность предстоящей задачи, по этой причине к 1974 году кадры партии уходят в подполье, гибко и осторожно внедряясь в индейские районы, где вместе с идеологической работой ведётся и техническая подготовка восстания. За это время сендеристам удалось глубоко изучить и понять замкнутую от креольского населения культуру индейцев Сьерры.

Индейцы в Перу — это не только этнокультурная общность, имеющая огромную историю (высокоразвитая цивилизация инков, достигшая своего пика в эпоху империи Тауантинсуйю) и составляющая около половины населения страны: на конец прошлого века в Перу насчитывалось свыше 6 миллионов индейцев народности кечуа, более полумиллиона народности аймара, плюс 350 тысяч человек, проживающих в сельве, из этнических групп, ещё не сложившихся в народности. В ситуации второй половины двадцатого века индейцы оставались угнетёнными не только как расовая, но и как социальная группа. Со времён колониального господства мало что изменилось. На долю индейцев продолжают выпадать функции наименее престижные и низкооплачиваемые в обществе. Значительная часть индейского населения по-прежнему, как и много столетий назад, занята традиционным земледелием и пастбищным животноводством и ведёт почти полностью натуральное хозяйство. В ряде районов товарный обмен всё ещё происходит в виде меновой торговли. Другим индейцам выпала участь безработных и городской бедноты. Как отмечает, размышляя о современном положении индейцев, культуролог Р. Барейро Сагиер, «гораздо большее значение придаётся теперь выявлению не столько этнических, сколько социальных черт в облике индейцев — их деклассированному положению в обществе»². Таким образом, в ситуации с индейцами Перу мы видим совпадение угнетения по социальному и расовому признаку, поставившее большую часть индейского населения на грань биологического выживания. Поэтому неудивительно, что индейская беднота (нищие крестьяне, безработные, мигранты, составляющие население стремительно растущих посёлков нищеты вокруг крупных городов) рассматривались сендеристами как ведущая сила в революционной борьбе за установление новой демократии (этапа революционных преобразований аграрных и аграрно-промышленных стран на пути к социализму).

В свою очередь, для революционеров культурная и языковая замкнутость индейского населения создавала серьёзные трудности для завоевания их доверия и ведения успешной работы. Относительно прибывших из городов креолов и метисов, несмотря на все их заверения в дружбе и солидарности, существовало множество предубеждений и предрассудков. Однако, как показала история, без разрешения этих проблем пробудить и использовать в целях революционной борьбы могучую коллективную силу индейских народов оказалось невозможно. Сендеристы серьёзнейшим образом отнеслись к делу вхождения в субкультуру Сьерры и завоеванию доверия у индейского населения. На это, как отмечалось, ушли многие годы. Опыт «фокистской» герильи 1960-х, ведомой перуанской «новой левой», о котором сегодня пойдёт речь, многому научил будущих сторонников Председателя Гонсало. Чтобы научиться побеждать, нужно всегда как следует усваивать опыт поражений.

Начало 1960-х было отмечено стремительным темпом маргинализации перуанского населения. Тяжёлая ситуация в деревне (в 1950 году в сельском хозяйстве было занято более 60 % трудоспособного населения), связанная, помимо аграрного перенаселения, с сохранением в Перу пережитков феодализма, в частности, с сохранением латифундизма (даже к концу 1960-х, несмотря на реформу правительства Белаунде Терри, в руках у латифундистов было около 70 % имеющихся земель), привела к стремительному усилению миграции в города. Однако найти постоянную работу в городе для бывших крестьян было большой проблемой. Как указывает в своей монографии³, посвящённой политическим процессам в Перу, профессор ВГУ А. А. Слинько (враждебно относящийся к сендеристам и революционным левым), численность безработных и не полностью занятых превышала половину экономически активного населения. В результате стремительно росли образовавшиеся вокруг крупных городов «пояса нищеты». Например, в Лиме в 1945 г. в «поясе нищеты» проживал лишь 1 % населения, тогда как в 1968 г. там обитало уже 18 % жителей столицы. Вопиющее социальное неравенство не может не бросаться в глаза исследователям. На долю 2 % богатейших перуанцев приходилось более 44 % национального дохода. 40 % населения страны было неграмотными, среди индейцев неграмотность достигала 90 %. Внутри страны словно бы существовало два мира: первый — мир старой перуанской аристократии, латифундистов, перуанской буржуазии и менеджеров американских корпораций; второй — мир нищих крестьян-индейцев из Сьерры, а также обитателей «поясов нищеты».

Весьма интересным будет свидетельство Эрнесто Че Гевары:

«Перу — это одна из тех стран, к которым в будущем следует внимательно присмотреться. Она имеет весьма специфические черты, обладает 80 % индейского или метисного населения при очень большом расовом разделении. Там белый является хозяином земли и капиталов, метис (или чоло) — в основном управляющим у белого, а индеец — крепостным крестьянином.

В Перу до сих пор поместья продаются вместе с их крестьянами. И в газетных объявлениях они выставляются на продажу вместе с таким-то числом работников или таким-то числом индейцев, которые обязаны трудиться на феодального сеньора. Это настолько жалкое положение, что его невозможно себе представить, не побывав в этой зоне» («Влияние Кубинской Революции на Латинскую Америку», выступление перед членами Департамента государственной безопасности, 18 мая 1962 г.⁴).

Айя де ла Торре возвращается из эмиграции

1. борьба против империализма янки,
2. за политическое единство Латинской Америки,
3. за национализацию земли и промышленности,
4. за интернационализацию Панамского канала,
5. за солидарность со всеми угнетёнными народами и классами мира.

Долгое время АПРА был вынужден существовать в подполье. Многие его члены подверглись репрессиям со стороны диктаторских режимов военных, многие были вынуждены уехать в эмиграцию. Например, членом апристской партии была первая жена Че Гевары Ильда Гадеа⁶, проживавшая в Мексике, где также долгое время находился Айя де ла Торре.

Однако во второй половине 1950-х — с падением режима диктатора Одриа — идеология АПРА претерпела серьёзные изменения. Партия стремительно двигалась вправо. Вернувшись из эмиграции, Айя 25 июня 1957 года перед огромным числом людей на митинге в Лиме вместо того, чтобы выразить свою поддержку поднявшимся на борьбу с латифундистами крестьянам Сьерры, всеми силами стремился продемонстрировать свою умеренность и лояльность правящим элитам.

В то же время во многом под влиянием победы Кубинской революции из среды апристской молодёжи выделяется радикальное крыло, на четвёртой партийной конференции в 1959 году изложившее свои взгляды в резолюции «Анализ и критика политической линии руководства партии», где обвиняло партийную верхушку в предательстве революционных принципов и сотрудничестве с олигархией. Как это часто бывает, партийные старцы быстро подавили бунт, исключив своих оппонентов. Принято считать, что именно с этого момента начинается история перуанской «новой левой». Исключённые вскоре создали новую партию — АПРА-ребельде, в программных документах которой говорилось о необходимости возврата к марксизму, осуждались авторитарные методы руководства, а также принимался курс на активную поддержку крестьянских выступлений. Позднее в 1962-м АПРА-ребельде преобразуется в Левое революционное движение (МИР), которому будет суждено сыграть одну из ключевых ролей в перуанской левой 1960-х. Среди членов новой партии было много студентов. Одним из центров формирования и распространения идей «мятежной» АПРА был Университет Сан-Маркос, где ещё с 1955 года существовал литературный кружок радикально индеанистского направления, вдохновлённый произведениями таких писателей как Хосе Мария Аргедас (автора знаменитого романа «Глубокие реки»), Сиро Алегрии и Лопес Альбухар⁷. В деятельности этого кружка участвовали многие будущие лидеры МИР.

Однако застрельщиками в деле установления полноценной связи между бунтующим крестьянством и революционной интеллигенцией оказались не бывшие апристы или члены МИР. Парадоксально, но пионером крестьянской герильи в Перу оказался человек, связанный с троцкизмом, учением, как известно, более чем скептически оценивающим революционный потенциал крестьянства. Вокруг имени Уго Бланко и его партизанского опыта среди троцкистов Южной Америки до сих пор не утихают споры.

Уго Бланко на партизанской тропе

Достижения Бланко в деле организации крестьянства во многом связаны с его глубоким проникновением в самобытную культурную жизнь индейцев и самоотождествлением себя с их борьбой. Ему удалось стать своим в среде индейцев и преодолеть традиционное подозрение и отчуждение. Уго Бланко вместе с крестьянами обрабатывал землю, свободно говорил на кечуа, именно ему принадлежит ставший впоследствии знаменитым лозунг «Перуанская революция может говорить на кечуа». Фактор языкового барьера между городскими революционерами и индейским крестьянством оказался чрезвычайно важным. Как впоследствии вспоминал другой видный перуанский партизан, лидер геваристской «Армии национального освобождения» (ЕЛН) Эктор Бехар:

«Большая часть нашего крестьянства говорит только на кечуа, а те, кто знает два языка, предпочитают разъясняться на родном. Испанский язык используют в разговоре с латифундистами, когда их к тому принуждают»⁸.

Анализируя ситуацию в Перу, ему вторит сам Че Гевара:

«В этой зоне говорят не на испанском, а на кечуа и аймара, которые являются наиболее распространёнными языками и имеют общую основу. Тот, кто хочет общаться с коренным населением, должен уметь говорить на этих языках, иначе общение здесь невозможно».

Следовательно, рассчитывать на успех могли только те, кто не поленился как следует изучить местные языки и вникнуть в местную самобытную культуру. К тому же частичный отказ от использования языка метрополии (ситуацию перуанской Сьерры вполне можно рассматривать с позиции внутренней колонии по отношению к городам Косты) серьёзно понижал вероятность утечки информации и «прозрачность» деятельности революционеров. Впоследствии выполнение этого завета помогло выстоять и сохранить свои ячейки партизанам «Сендеро луминосо», несмотря на все усилия армии и полиции в эпоху «всесторонней борьбы с терроризмом».

Уго Бланко делал попытки установить взаимодействие с иными левыми объединениями, а также с крестьянскими и рабочими движениями из других провинций. Однако сторонники «мирного перехода» — просоветские коммунисты, контролировавшие Федерацию трудящихся Куско,— не желали иметь ничего общего с партизанами. МИР не присоединилось к герилье, так как большинство лидеров движения находились в то время на Кубе, где проходили курс подготовки будущих партизан. В результате в мае 1963 года отряд Бланко был разгромлен, оставшиеся партизаны арестованы, в 1966-м Уго Бланко вместе с 28 товарищами военный трибунал выносит приговор — 25 лет тюремного заключения. Бланко бросают в тюрьму на острове Фронтон. Крестьянский лидер вышел на свободу лишь в 1971 году по амнистии участникам партизанских движений в Сьерре, объявленной пришедшим к власти реформистским правительством Веласко Альварадо. Амнистии удалось добиться во многом благодаря международной кампании за их освобождение, в которой участвовали ведущие европейские интеллектуалы, такие как Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар и Бертран Рассел.

В тюремном заключении Уго Бланко занялся осмыслением своего революционного опыта, в том числе через литературное творчество. В это время создаётся рассказ «Учитель», где он развивает темы писателей-индеанистов 1930—1950-х годов, противопоставляя гуманизм и общинность индейцев механизированной, бездушной буржуазной цивилизации. Изображая борьбу, ведомую индейцами, Бланко придаёт ей очертания мессианско-освободительного движения, что также свойственно писателям индеанистского направления с их любовью и апелляциями к автохтонным коллективистским традициям местного населения. В те же годы он заводит переписку с автором «Глубоких рек». Несмотря на то, что в реальности они никогда не встречались, поражает интимность их переписки: Бланко называет Аргедаса «отцом» и «учителем», Аргедас называет Бланко «сыном». Этой переписке суждено было войти в историю перуанской литературы. Знаменитый писатель, с детских лет оказавшийся среди индейцев и сумевший в своих произведениях великолепно передать их страдания и чувства, в письмах молодому революционеру раскрывает свою душу, говорит об усталости от жизни, размышляет о смерти и благодарит его за ту надежду на лучшее будущее народа, которую Бланко принёс в его сердце. Через некоторое время — Бланко будет ещё в тюрьме — Аргедас застрелится. Изнуряемый тяжёлой болезнью, он, по собственным словам, не смог смириться с участью бессильного наблюдателя той огромной освободительной борьбы, которую в Перу и повсюду на земле ведёт человечество⁹.

Единственной организацией, помимо отряда Бланко, стремившейся на практике поддержать и развить герилью в 1963 году была подготовленная на Кубе Армия национального освобождения (ЕЛН) во главе с Эктором Бехаром. В мае 1963 года отряд партизан ЕЛН в количестве 40 человек попытался из Боливии, перейдя границу, попасть на юго-восток Перу — туда в долину Конвенсьон, на помощь скрывавшемуся от преследований отряду Уго Бланко. Однако план Бехара был раскрыт местными властями и при пересечении границы обнаружен перуанской полицией. В перестрелке погиб один партизан, большинство остальных во главе с Бехаром вернулись в Боливию.

Как считает Бехар, одной из причин провала было предательство членов боливийской компартии (КПБ), сообщивших о намерении ЕЛН начать партизанскую войну руководству компартии Перу, благополучно жившему на субсидии московских ревизионистов и не желавшему даже слышать о какой-то революционной борьбе. Бехар обвинял руководство КПБ в двуличии и создании препятствий продвижению ЕЛН, например, боливийские ревизионисты составили маршрут таким образом, чтобы отряд вошёл на территорию Перу в сотнях миль от мест, где действовал Бланко. Как указывает Джон Ли Андерсон, автор биографии Че Гевары, считающейся наиболее полной и объективной, лидер КПБ ревизионист Марио Монхе поступит схожим образом спустя четыре года, пообещав отряду Че серьёзную помощь при условии, если тот откажется от какого-либо сотрудничества с промаоистскими группами, в частности, от сотрудничества с группой студенческого вожака Оскара Саморы. Трусливая и предательская сущность ревизионистов в очередной раз даст о себе знать. Вводить в заблуждение, а затем предавать революционеров за тридцать сребреников личного благополучия — это у них в крови.

«Как сказал когда-то Фидель, Кордильера Анд призвана стать Сьерра-Маэстрой Америки, а все обширные территории этого континента призваны стать ареной борьбы не на жизнь, а на смерть против власти империализма»,— писал Эрнесто Че Гевара в работе «Тактика и стратегия латиноамериканской революции»¹⁰. Как известно, у «самого целостного человека эпохи» слова почти никогда не расходились с делами.

С начала 1960-х под личным контролем Че Гевары на Кубе была запущена программа подготовки революционных движений Латинской Америки. Сюда, чтобы научиться основам партизанской войны, а также получить помощь финансами и оружием, прибывали революционеры почти из всех стран региона. Здесь побывали отцы-основатели Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) Карлос Фонсека и Томас Борхе; приехавшим в Гавану аргентинцам — журналисту Хорхе Рикардо Мазетти и художнику Сиро Бустосу — Че доверил создание революционного очага на своей родине; из Перу, помимо Бехара, прибыл лидер МИР Луис де ла Пуэнте вместе со своими товарищами, среди которых был Рикардо Гадеа — младший брат первой жены Че. Прославленному революционеру-интернационалисту было ясно, что судьба Кубинской революции неразрывно связана с революционными процессами в других странах.

Разногласия относительно «фокизма» среди перуанских революционеров окончательно оформились в виде организационного размежевания ЕЛН и МИР именно на Кубе. Сторонники де ла Пуэнте считали, что началу партизанской войны должно предшествовать создание соответствующей социальной и организационной базы в Перу. Такое видение отличалось от классического «фокизма» ЕЛН, где объективные предпосылки и массовое движение, оказывающее партизанам поддержку, дозревают в процессе уже начавшейся герильи, чему должны способствовать примеры личного мужества революционеров-создателей «очага».

Эктор Бехар в 1965-м

Увы, северный фронт МИР в департаменте Пьюра так и не был открыт. Относительно удачно до поры до времени действовал лишь южный фронт МИР в провинции Конвенсьен департамента Куско. В то же время ЕЛН начинает войну в провинциях Консепсьен и Хауха департамента Хунин, что в центральной части Перу. В ответ правительство Перу и президент Белаунде Терри временно приостанавливают конституционные гарантии и полностью развязывают армии руки для борьбы с повстанцами. К декабрю 1965 г. военщине при помощи «друзей» из американских спецслужб удаётся блокировать и разгромить все партизанские отряды МИР. Большинство партизан были уничтожены. Луис де ла Пуэнте был убит ещё в октябре, Гильермо Лобатон — в январе 1966 года. Подобная участь постигла и ЕЛН, чей лидер Эктор Бехар был пойман в начале 1966-го и заключён под стражу. Как и Уго Бланко, лидер ЕЛН будет впоследствии амнистирован и в 1970-м выйдет на свободу, написав несколько текстов по истории перуанской герильи 1960-х и причинах её поражения.

Как уже отмечалось, при сохранении серьёзных культурных барьеров между Костой и Сьеррой, городом и деревней, партизанам был необходим весьма гибкий, осторожный и неспешный подход для деятельности в крестьянской среде. Однако если на индивидуальном или на уровне небольших партизанских групп (как в случае с отрядом Уго Бланко) удавалось преодолеть отчуждённость и установить взаимодействие с индейским крестьянством, стать в их среде «своими» и получить определённый кредит доверия, то организация революционерами полноценной и действенной партийной структуры неизбежно оканчивалась провалом. Методы работы и концепции партии, созданные и подходящие для города, то и дело давали сбой в Сьерре, а для выработки новых у партизан попросту не оказалось времени по причине их скорого разгрома. Суммируя опыт движения, Эктор Бехар писал:

«Когда партия, образованная в городе представителями средних слоёв населения Косты, переносит свою деятельность в сельскую местность, обнаруживается явное несоответствие между целями, методами и концепциями партии и обычаями, традициями, чувствами, чаяниями и нуждами индейских масс».

Например, система конспиративных ячеек, порой эффективная на побережье, не срабатывала в горах. Индеанистская любовь к общинности и автохтонным традициям, при невозможности приспособить их к новой партийной культуре и методам, сыграла с партизанами злую шутку. Как вспоминал Э. Бехар, крестьянство «по причине глубоких общинных традиций предпочитало многолюдные собрания небольшим и секретным совещаниям».

Другим немаловажным фактором, повлиявшим на ход герильи 1965-го и её неудачу, было сохранение у значительной части крестьянства реформистских иллюзий относительно пришедшего к власти правительства Белаунде Терри, в своих обещаниях 1963—1965 гг. часто апеллировавшего к индейским проблемам и аграрной реформе. Оживлённая деятельность правительственных организаций в области кооперирования и кредитования индейских крестьян в первые годы «белаундетерризма» способствовала надеждам на скорейшие изменения. Но, несмотря на все пышные слова о том, как «вручат землю тем, кто её обрабатывает», принятый в 1964 году закон об аграрной реформе на практике не привёл к уничтожению системы латифундизма, а ограничился лишь распределением отчуждённых церковных имений, выкупом помещичьих и колонизацией неосвоенных государственных земель, главным образом в Сельве, на северо-востоке страны.

Перуанские левые, ответившие в 1960-е на призыв Че Гевары созданием революционного очага в крестьянской Сьерре, их смелый поиск новых путей и готовность отдать свою жизнь в борьбе за освобождение угнетённых масс, безусловно, достойны уважения. Самоопределение перуанских «новых левых», их решительный разрыв с трусливыми приспособленцами из АПРА и ревизионистской компартии, их отказ от уютной городской жизни ради начала герильи в сельской местности на эмоциональном уровне чем-то напоминают решимость героев фильма Фассбиндера всеми способами вырваться из мира дряхлой буржуазной Европы и отправиться на поиски сокровища в далёкое и загадочное Перу. Однако как герои «Рио дас Мортес» обладали смутными представлениями о Латинской Америке (хотя бы тот факт, что Рио дас Мортес находится в бразильской части Амазонии, а не в Перу), так и представления партизан в ряде случаев были довольно далеки от реальности жизни идеализируемых ими индейцев. Впрочем, назвать их действия напрасными мы всё равно не можем.

После поражения герильи судьбы организаций, принимавших в ней участие, сложились по-разному. Практически исчезает ЕЛН. Её лидер Эктор Бехар, выйдя на свободу, будет говорить о критической поддержке реформ Веласко Альварадо. МИР в 1967 году распадётся на три самостоятельных фракции, в дальнейшем их станет ещё больше. Интересно, что одна из них, объединившись в начале 1980-х с Революционной социалистической партией (марксистско-ленинской) даст начало небезызвестному Революционному движению имени Тупака Амару (МРТА). Другим осколкам МИР, посредством вхождения в блок «Единство левых сил» и участия в парламентской деятельности, удалось занять нишу «слева» в современном перуанском политическом истэблишменте. А на Рио дас Мортес (закроем глаза на географическую неточность, ситуация в перуанской Амазонии не сильно отличается от бразильской, к тому же именно в перуанской провинции Майнас находился лепрозорий, где в 1952 году успел поработать Эрнесто Гевара) всё по-прежнему: