В статье 6 подписанного 16 июля 2001 г. Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой отмечается «отсутствие взаимных территориальных претензий» ¹.

Учитывая непростую, порой драматичную историю двусторонних связей, следует признать, что такая формула и политически, и психологически крайне важная для отношений между Москвой и Пекином, создаёт основу для новой идеологии их развития. Председатель КНР Цзян Цзэминь удачно охарактеризовал такую идеологию выражением: «Навеки друзья и никогда — враги».

Однако, невзирая на конструктивный дух Договора, и с китайской, и с российской стороны в адрес этой его статьи стали раздаваться критические замечания. Некоторые представители зарубежных китайцев в статьях, опубликованных в Гонконге, но явно рассчитанных на аудиторию внутри КНР, обвиняют Цзян Цзэминя, подписавшего Договор, в забвении национальных интересов страны. Утверждается, что практически все пограничные договоры, подписанные в ⅩⅨ в. царской Россией с дряхлевшей династией Цин, были силой навязаны китайской стороне и являются неравноправными. Благодаря этим договорам Россия якобы «». По мнению китайских критиков Договора, такие руководители, как Мао Цзэдун, никогда не признавали законности «неравноправных договоров», требовали от Советского Союза вернуть утраченные в ⅩⅨ в. земли. На этом фоне, утверждают подобные деятели, Цзян Цзэминь совершил непростительную ошибку, порвав с курсом предшественников и согласившись на включение в текст Договора положения об «отсутствии взаимных территориальных претензий». Эти авторы призывают к пересмотру и Договора от 16 июля 2001 г., и действующих российско-китайских соглашений о границе ².

Среди российских критиков «пограничной» статьи рассматриваемого Договора популярно мнение о неких «замороженных» или «отложенных» территориальных претензиях к Советскому Союзу, а затем — к России со стороны Китая. Они пишут, что китайское руководство и в прежние времена, и ныне исходило и исходит из необходимости возвратить земли, «отторгнутые» Россией в царские времена на основе «неравноправных договоров». Такие российские критики подчёркивают, что, по мнению китайцев, подобное «возвращение утраченного» нужно воспринимать как восстановление исторической справедливости, а отнюдь не как «территориальные претензии». Отсюда делается вывод, что положения Договора о нерушимости границ и территориальной целостности на деле мало чего стоят и что, подписавшись под тезисом об отсутствии территориальных претензий, китайская сторона на самом деле по-прежнему строит планы возвратить «отторгнутые Россией» полтора миллиона квадратных километров ³.

Подобные суждения, к сожалению, подчас тиражируются в российских и китайских СМИ, зачастую приобретая в облегчённом бульварном изложении совершенно одиозные, уродливые формы. Они, эти мнения, прямо или косвенно в определённой степени воздействуют на общественное мнение двух стран, работая на создание атмосферы взаимного недоверия и отчуждённости. Всё это делает важной и актуальной задачу спокойно, непредвзято и нелицеприятно разобраться в том, как же на самом деле высказывались о «неравноправных договорах» и «территориальных претензиях» китайские руководители, чем были обусловлены их заявления в каждый данный момент. Выполнение этой задачи облегчается обнародованием многих важных материалов, ранее недоступных исследователям.

В конечном счёте, и для российских, и для китайских приверженцев «теории территориальных претензий» главным основанием является содержание состоявшейся 10 июля 1964 г. беседы Мао Цзэдуна с председателем японской социалистической партии Кодззо Сасаки, парламентариями Тосио Курода и Каненуцу Хососеко, а также заместителем председателя ассоциации японо-китайской дружбы Тетцуо Ара. Приведём перевод «пограничной» части этого диалога в наиболее аутентичной версии ⁴ (эта беседа не была опубликована ни в одном из официальных изданий собраний произведений Мао).

«Тетцуо Ара: У меня есть один вопрос. Вы говорили, что две великие державы стремятся контролировать весь мир. В настоящее время в Японии существует своеобразная ситуация, когда японские архипелаги Окинава и Рюкю оккупированы американцами. Однако же на севере, недалеко от Хоккайдо, где я живу, имеются Курильские острова, которые оккупированы Советским Союзом. С нашей точки зрения, они именно оккупированы. Говорят, что Курильские острова были переданы Советскому Союзу на основании декларации Потсдамской конференции ⁵, в которой мы не участвовали. Мы в течение длительного времени обращаемся к Советскому Союзу с требованиями о возвращении, но никаких результатов нет. Очень хотел бы узнать мнение председателя Мао по данному вопросу.

Мао Цзэдун: Советский Союз захватил слишком много земель. На Ялтинской конференции Монголии номинально предоставили независимость, номинально отрезали её от Китая. Фактически же она находится под контролем Советского Союза. Территория Внешней Монголии намного превосходит ваши Курильские острова. Мы в своё время ставили вопрос о том, нельзя ли возвратить Монголию Китаю. Они нам отказали. Я ставил вопрос об этом ещё в 1954 году, когда Хрущёв и Булганин приезжали в Китай ⁶. А ещё они отрезали от Румынии кусок, называемый Бессарабией, отрезали от Германии кусок Восточной Германии. Они выгнали на Запад всех немцев из восточной части Германии. Они отрезали кусок от Польши и передали его Белоруссии. Затем они отхватили ещё кусок от Германии и передали его Польше, дабы компенсировать передачу польских земель Белоруссии. Они ещё отрезали кусок и от Финляндии ⁷. Они отрезали всё, что можно было отрезать. Некоторые говорят, что в придачу они хотят отрезать ещё китайские Синьцзян и Хэйлунцзян. Они нарастили военную мощь на границе с нами. Я считаю, что всё это не нужно было отрезать. У Советского Союза и без того территория уже слишком большая, более 20 миллионов квадратных километров. Население же составляет лишь 200 миллионов. У вас, японцев, население составляет более 100 миллионов, а площадь территории — лишь 370 тысяч квадратных километров. Более 100 лет назад они отрезали земли к востоку от Байкала, включая и Боли ⁸, и Хайшэньвэй ⁹, и полуостров Камчатка. Этот счёт не погашен, мы ещё не рассчитались с ними по этому счёту. Поэтому, что касается ваших Курильских островов, то для нас нет никакой проблемы с тем, чтобы вернуть их вам».

Следует иметь в виду, что эти высказывания были сделаны китайским руководителем в момент крайнего обострения советско-китайской полемики, когда Мао чрезвычайно нуждался в союзниках на международной арене. В ходе этой беседы он сделал всё возможное, дабы понравиться японцам, и даже, в свойственной ему парадоксальной манере, заявил, что японская агрессия против Китая была «благим делом». Высказывания Мао по территориальному вопросу отнюдь не назовёшь подобного рода парадоксом, своеобразной шуткой. Их смысл кажется весьма зловещим. Они прямо противоречат заявленному тогда же китайским премьером Чжоу Эньлаем официальному подходу Китая к пограничным переговорам с СССР, которые начались в Пекине в феврале 1964 г.

6 октября 1964 г. Чжоу Эньлай следующим образом изложил китайские оценки хода переговоров в беседе с румынским премьер-министром Г. Маурером:

«Переговоры шли полгода. Мы выдвинули три принципиальных подхода к пограничным переговорам. Затем ещё выдвинули три конкретных предложения. Три наших принципа были следующие.

1. Подписанный с царской Россией до ⅩⅨ века Нерчинский договор ¹⁰, исходя из тогдашних обстоятельств, нельзя считать неравноправным договором. Те договоры, которые царская Россия после середины ⅩⅨ века навязала китайской династии Цин, являются неравноправными договорами. Что касается границы, определённой этими договорами, то мы не требуем её изменять. Мы также не выдвигаем территориальных претензий (подчёркнуто авторами).

2. Принцип проведения пограничных переговоров должен состоять в том, чтобы, взяв за основу первоначально имевшиеся договоры, посмотреть, в каких местах та или иная сторона вышла за пределы линии границы, определённой этими договорами, и дополнительно заняла некоторые участки. В таких случаях придётся возвратить земли. Если проводить пограничную линию в соответствии с таким принципом, то обеим сторонам придётся что-то отдать и что-то приобрести, придётся провести упорядочение.

3. Основываясь на неравноправных договорах прошлого, нужно полностью демаркировать всю протяжённость пограничной линии. После внесения некоторых надлежащих изменений необходимо заключить новый договор на замену старым договорам. Таким образом, эти неравноправные договоры более не будут существовать…» ¹¹.

Как видим, Чжоу Эньлай ни словом не упоминает о «территориальном счёте», о котором говорил Мао. Факты свидетельствуют, что именно такого подхода придерживались китайские переговорщики во время бесед с советскими коллегами.

Причину явной нестыковки между июльским высказыванием Мао и октябрьским заявлением Чжоу можно понять, если принять во внимание два важных фактора. Прежде всего, немалое значение имеет то, что к июлю 1964 г. на советско-китайских пограничных переговорах были достигнуты серьёзные результаты. Удалось согласовать прохождение государственной границы практически на всём протяжении её восточной части, за исключением участка под Хабаровском (тогда договорились по 4 200 км из 4 280 км). После этого переговоры зашли в тупик. Одной из главных причин было то, что советские представители отказывались согласиться на китайское требование о признании «неравноправными» всех договоров о границе, заключённых между царской Россией и Китаем в ⅩⅨ в. ¹²

Кроме того, нужно иметь в виду, что Мао, когда попадал в затруднительное положение, часто по собственной инициативе обострял ситуацию, выводил контрагента из равновесия и заставлял его напрягаться, а затем, взяв в свои руки инициативу, дозированно снижал давление, постепенно ведя дело к нужной для себя развязке. Именно так Мао поступил, например, когда поставил целью создать канал прямого дипломатического общения с США. В сентябре 1954 г. НОАК приступила к обстрелу контролируемых Тайванем прибрежных островов; это породило необходимость в переговорах с США для урегулирования возникшего кризиса и, наконец, 1 августа 1955 г. начал функционировать механизм китайско-американских консультаций на уровне послов в Варшаве, который просуществовал долгие годы.

Как продемонстрировало последующее развитие событий, «пограничная часть» заявления Мао Цзэдуна от 10 июля 1964 г. была тактическим ходом, призванным сдвинуть пограничные переговоры с мёртвой точки с тем, чтобы по крайней мере зафиксировать документально уже достигнутые договорённости. Реально позиция Мао не отличалась от позиции Чжоу и он не собирался требовать от СССР возврата полутора миллионов квадратных километров территории. Мао Цзэдун стремился оказать давление на советскую сторону, поставив её перед суровым выбором: или результативное завершение шедших тогда переговоров о границе, или пугающая перспектива в будущем «получить к оплате» счёт на полтора миллиона квадратных километров. Мы можем сейчас достоверно установить, каковы были на деле планы китайского лидера именно благодаря тому, что им не суждено было осуществиться.

12 июля 1964 г. японские социалисты, проведшие вышеупомянутую беседу с Мао, прибыли в Гонконг и дали первые интервью прессе. В тот же день в японских газетах появились краткие сообщения о том, что китайский руководитель поддержал японскую позицию по Курилам ¹³. Через несколько дней было опубликовано более подробное изложение содержания этой беседы, где говорилось уже не только о Курилах, но и о территориальных проблемах между Китаем и СССР ¹⁴. Посольство СССР в Пекине обратилось за разъяснениями по поводу всех этих сообщений в МИД КНР. Заместитель министра иностранных дел Ван Биннань в ответ заявил, что «…если Мао Цзэдун так говорил, то он (т. е. Ван Биннань) с ним согласен» ¹⁵.

1 августа 1964 г. в газете «Асахи» было опубликовано содержание беседы Чжоу Эньлая с очередной делегацией японских социалистов ¹⁶. Китайский премьер заявил, что поддержка по Курилам, выраженная Мао во время беседы с японцами 10 июля, является не тактическим приёмом, а последовательной политикой КНР. Кроме того, Чжоу Эньлай вспомнил, как в январе 1957 г. он указал Хрущёву на ошибки, допущенные СССР в урегулировании территориальных вопросов с Японией, Китаем, странами Восточной и Северной Европы. Для советского руководства это заявление Чжоу послужило важным косвенным подтверждением того, что 10 июля Мао в разговоре с японцами действительно поддержал их притязания на Курилы, предъявил «территориальный счёт» Советскому Союзу. Наконец, 11 августа 1964 г. полный текст беседы, состоявшейся 10 июля, был опубликован в еженедельнике «Секай сюхо», издаваемом информационным агентством Киодо Цусин ¹⁷.

Получив всю эту информацию, советская сторона однако же, против ожиданий Мао, не пошла на уступки, но ещё более ужесточила свою позицию на переговорах в Пекине. С конца июля так и не удалось сделать ни шагу вперёд. 1 августа состоялось последнее пленарное заседание. 21 августа 1964 г. глава советской делегации заявил своему китайскому коллеге, что на следующий день вылетает в Москву. Таким образом, не оправдался расчёт Мао на то, что его заявление от 10 июля катализирует продвижение переговорного процесса.

Между тем поступали всё новые свидетельства, что эта беседа Мао Цзэдуна с японскими социалистами привела к ужесточению позиции СССР. 2 сентября 1964 г. «Правда» опубликовала огромную (на целую страницу) редакционную статью «По поводу беседы Мао Цзэдуна с группой японских социалистов». В ней в весьма жёсткой форме опровергались основные тезисы, высказанные китайским руководителем 10 июля. В советской печати развернулась серьёзная кампания, направленная на осуждение заявленной Мао позиции ¹⁸. Всё это стало вызывать определённое беспокойство в мире. Мао пришлось в таких условиях занять не наступательную, а скорее оборонительную позицию, разъясняя истинный смысл высказываний, прозвучавших 10 июля.

10 сентября 1964 г. Мао Цзэдун встретился в Пекине с руководством французской технической выставки. Состоялся следующий весьма любопытный диалог:

«Директор французской выставки. Кажется, здесь был некий парламентарий от японской соцпартии, который говорил, что Народный Китай проводит с Советским Союзом переговоры по пограничным и территориальным вопросам; говорилось также, что существует территориальная проблема в отношении 1 миллиона 500 тысяч квадратных километров. Так ли это?

Мао Цзэдун. А, опять этот вопрос. Дело было так. Один японский парламентарий поставил вопрос о Курильских островах. Они хотят возвратить Курильские острова. Ещё до этой беседы я узнал, что Советский Союз отправил делегацию в Японию для переговоров. Там представители Советского Союза не говорили категорично, что не могут возвратить острова Японии. Это была как раз та самая делегация Микояна ¹⁹. Так вот и начали разговор об этом вопросе. Я ведь не говорил, что более миллиона квадратных километров непременно нужно возвратить Китаю. Я только сказал, что было такое дело. Это были неравноправные договоры, принятие которых было навязано Китаю. А ещё была Монголия, в отношении которой Китай также заставили принять решение. Я ещё много говорил о подобных проблемах… Наш друг и товарищ Хрущёв очень любит заниматься чужими проблемами. Он заявил: почему Китай не испытывает интереса к возвращению Макао и Гонконга? Я в ответ заявил, что вопросы у нас есть не только по Макао и Гонконгу ²⁰. Уже много лет назад наш премьер разговаривал с Хрущёвым ²¹ и сказал: „Вы нехорошо решили территориальный вопрос, хотите ли подтверждений“?» ²²

Несмотря на сохраняющийся полемический задор, в этих словах китайского руководителя имеются по крайней мере два серьёзных отличия от его заявления от 10 июля 1964 г.:

• во-первых, теперь Мао Цзэдун преподносит вопрос о «более чем миллионе квадратных километров» не как политический, а как сугубо исторический. Он прямо заявляет, что не имел в виду требовать возвращения этих земель, в этом отношении позиция Мао Цзэдуна приближается к официальной позиции КНР, изложенной в вышеприведённом высказывании Чжоу Эньлая;

• во вторых, на сей раз Мао Цзэдун подчёркивает, что поддержал позицию Японии по Курилам, в частности, по той причине, что против подобной позиции якобы не слишком возражал Микоян во время переговоров в Токио.

Эти заверения Мао оказались явно недостаточными, дабы рассеять опасения советского руководства. 15 сентября Н. С. Хрущёв принял делегацию японских парламентариев во главе с видным деятелем либерально-демократической партии Кэндзи Фукунага. Советский руководитель воспользовался этим случаем, чтобы дать развёрнутый ответ на заявления, сделанные Мао 10 июля ²³. Формулировки, использованные Н. С. Хрущёвым, не могли не вызвать у Мао Цзэдуна самые серьёзные размышления. Внимание привлекают следующие, например, тезисы.

Хрущёв с беспрецедентной резкостью и откровенностью отверг попытки обосновывать территориальные притязания ссылками на историю. При этом он не пощадил ни русских царей, ни китайских императоров. Он заявил:

«Мао Цзэдун намекает на то, что Советский Союз слишком большая страна. В Пекине любят подчёркивать, что царское правительство России приобрело слишком много территорий и включило их в свои границы. Мы не хотим защищать русских царей. Они, как и другие цари, были грабителями, вели грабительские войны, старались прихватить чужое добро и приумножить свои владения. Ко всем захватчикам прошлого — и к русским царям, и к китайским императорам — должно быть одинаковое отношение. Русские цари вели завоевательные войны. А чем занимались китайские императоры? Такими же завоевательными войнами, тем же грабежом, что и цари России. Китайские императоры завоёвывали Корею, захватили Монголию, Тибет, Синьцзян. Возьмём, к примеру, Синьцзян. Разве там искони жили китайцы? Коренное население Синьцзяна резко отличается от китайцев в этническом, языковом и других отношениях. Это уйгуры, казахи, киргизы и другие народы. Китайские императоры в прошлом покорили их, лишили их самостоятельности. Таким образом, если обратиться к истории, вспомнить, как складывались государства, то мы увидим, что во всех государствах, малых и больших, цари занимались грабежом. Разница только в том, что грабитель посильнее отхватывал побольше, а послабее — поменьше».

Весьма многозначительно высказался Н. С. Хрущёв и о возможных шагах, которые способен предпринять СССР в ответ на посягательства на его территорию:

«…Конечно же, если нам войну навяжут, мы будем сражаться всеми своими силами и всеми средствами. А средствами войны мы располагаем достаточно мощными, я бы сказал неограниченными. И если агрессоры развяжут войну, то они в ней погибнут. Я вынужден был вчерашний день потратить на осмотр новых видов оружия. Целый день я находился среди военных, учёных, инженеров, которые работают в этой области. Мне пришлось этим заниматься потому, что пока в мире есть ещё волки, надо обязательно иметь средства для того, чтобы защищаться от этих волков. Поэтому мы и создаём самые современные средства защиты своего государства, своего рода средства защиты мира между народами. Мы хорошо знаем всю разрушительную силу этого ужасного оружия и не хотели бы никогда применять его…».

«…Мы не хотим войны, мы защищаем мир. Но если на нас нападут, границы свои мы будем защищать всеми имеющимися средствами. Границы Советского Союза — священны, и тот, кто посмеет их нарушить, встретит самый решительный отпор со стороны народов Советского Союза».

В ходе этой же беседы Хрущёв с теплотой говорил о симпатиях к великому китайскому народу, желал ему успехов в социалистическом строительстве. Это, однако, вряд ли могло изменить общее впечатление Мао Цзэдуна о позиции, занятой советским руководителем.

После ознакомления с сентябрьскими высказываниями Н. С. Хрущева, Мао стал небезосновательно полагать: его суждения от 10 июля 1964 г. возымели противоположный планировавшемуся результат, побудив советского лидера к такому ужесточению позиции, пределы которого Мао Цзэдуну были неясны. 7 октября 1964 г. Мао Цзэдун беседовал с делегацией КНДР во главе с Цой Ен Геном, 9 октября он встречался с делегацией, возглавляемой албанским министром обороны Балуку. И в том, и в другом случае китайский руководитель неоднократно возвращался к теме возможной войны с СССР, с явной тревогой спрашивая собеседников: «Может ли Хрущёв пойти войной на нас?», «Может ли СССР отправить войска для того, чтобы занять Синьцзян, Хэйлунцзян, вторгнуться во Внутреннюю Монголию?», «Существует или нет возможность войны с Советским Союзом?» ²⁴.

В этот «момент истины» Мао Цзэдун вынужден был предельно откровенно разъяснить Цой Ен Гену и Балуку подлинную подоплёку своих высказываний от 10 июля (возможно, не без надежды на то, что его слова в конечном счёте дойдут до Н. С. Хрущёва). Эти заявления Мао Цзэдуна являются крайне важными и заслуживают того, чтобы привести их полностью.

Вот беседа с Цой Ен Геном 7 октября 1964 г.

Мао Цзэдун: «Разве он не говорил о мирном решении пограничного вопроса? ²⁵ (Общий смех). Мы сейчас предприняли наступление и говорим некоторые пустые слова. Говорим, что правительство царской России отрезало у нас 1 миллион 500 тысяч квадратных километров, что во время Ялтинской конференции за спиной Китая отрезали Внешнюю Монголию (1 миллион 540 тысяч квадратных километров). А есть ведь ещё Танну-Урянхай ²⁶. Безо всякого договора наскоро превратили её в автономную республику Советского Союза. Хотим ли мы требовать возвращения этих районов? Мы и не думаем требовать этого, только произносим пустые слова. И Маркс, и Энгельс, и Ленин говорили, что Китай подвергался агрессии. Эти наши слова — такого же рода… Цель состояла в том, чтобы привести их ²⁷ в напряжённое состояние и благодаря этому добиться сравнительно рационального договора о границе. Это — тайна, вы на это обратите внимание. (Общий смех)».

Беседа с Балуку, 10 октября 1964 г.

Мао Цзэдун. «…Мы произносим некоторые пустые слова, производим некоторые холостые выстрелы. Говоря пустые слова, мы стремились к тому, чтобы на пограничных переговорах находиться в наступлении. Цель состояла в том, чтобы добиться рационального положения на границе, заключения договора о границе. Возможно, вы считаете, что мы и вправду хотим возвратить 1 миллион 540 тысяч квадратных километров земель, захваченных царями. Мы отнюдь этого не хотим. Это и называется произведением холостых выстрелов, приведением их в напряжение. Такой вот здесь смысл. Хрущёв такой человек, что если ты в него не произведёшь несколько холостых выстрелов, то он будет чувствовать себя нездоровым (Общий смех). Поскольку мы произвели холостой залп, то последовал залп и с его стороны. Он сообщил делегации японских парламентариев, что у него есть такое оружие, которое способно уничтожить всё человечество, а прежде всего наш Китай с его 650 миллионами человек» ²⁸. Такие пустые слова мы намерены говорить и впоследствии, как раз к этому готовимся. В Советском Союзе отнюдь не верят таким, как Хрущёв. Там считают, что он разносит сплетни. Мою беседу с японской социалистической партией наши газеты не опубликовали, это японцы её опубликовали. После этого наш премьер подготовил один документ. Хочет пригласить советского посла и поговорить об этом вопросе.

Чжоу Эньлай. Сейчас подготовили один документ, поговорю с ним.

Мао Цзэдун: И также готовимся открыто опубликовать. Хотим, чтобы Хрущёв подпрыгнул на несколько „чжанов“ ²⁹ вверх от земли. Это — тайна, сейчас этот документ ещё до конца не подготовили. Однако на самом-то деле нам не нужны 1 миллион 540 тысяч квадратных километров, не нужны и более 100 с лишним тысяч квадратных километров в Танну-Урянхае…»

Думается, что эти цитаты не требуют особых пояснений и позволяют предельно чётко понять, как следует оценивать и трактовать печально знаменитые высказывания Мао Цзэдуна от 10 июля 1964 г. Самое главное: Мао не имел в виду выдвигать какие-либо территориальные претензии к СССР или «предъявлять исторические счета». В этом плане можно полностью согласиться с известным российским исследователем Ю. М. Галеновичем: то, что широкой общественности России и Китая долгие десятилетия ничего не было известно о содержании вышеупомянутой беседы между Мао Цзэдуном и Балуку, самым негативным образом влияло на атмосферу двусторонних связей ³⁰.

16 мая 1989 г. состоялась историческая встреча между М. С. Горбачёвым и Дэн Сяопином, ознаменовавшая полную нормализацию отношений между СССР и КНР. Дэн Сяопин подробно остановился на тех притеснениях, которым подвергся Китай сначала от царской России, а затем от Советского Союза. Дэн затронул проблемы «неравноправных договоров» и «полутора миллионов квадратных километров». Остановился китайский руководитель и на «военной угрозе» со стороны СССР. Завершил свой исторический экскурс Дэн Сяопин пассажем, имеющим глубокое значение:

«Мои пространные рассуждения насчёт того, чтобы „поставить точку на прошлом“, преследуют цель дать возможность советским товарищам представить себе, как мы понимаем это прошлое и что имеем в виду. Исторические счёты предъявлены (подчёркнуто мной.— С. Г.), и все эти проблемы канули в небытие. И в этом заключается один из результатов нашей нынешней встречи. Об этом было сказано, и с этим покончено — на прошлом поставлена точка» ³¹.

Можно только восхищаться государственной мудростью, содержащейся в этих словах китайского руководителя. Дэн Сяопин справедливо исходил из того, что сделанное Мао Цзэдуном 10 июля 1964 г. заявление о «ещё не предъявленном счёте» в полтора миллиона квадратных километров хорошо известно в Китае и мире. О других высказываниях, где раскрывался истинный смысл позиции Мао Цзэдуна, было известно только самому узкому кругу высших руководителей КНР. В этих условиях Дэн в понятной для китайского читателя манере заявил о том, что уже «предъявил» тот исторический счёт, который Мао считал «непогашенным», и потому навеки закрывает этот исторический этап, аннулирует всё сказанное 10 июля 1964 г. Именно исходя из такого понимания проблемы, Цзян Цзэминь имел все основания поставить подпись под Договором, в котором содержался тезис об отсутствии взаимных территориальных претензий.

Наиболее весомым материальным подтверждением действенности такого решения Дэн Сяопина стало подписание между двумя государствами Соглашения по Восточному участку границы от 16 мая 1991 г. и Соглашения по Западному участку границы от 3 сентября 1994 г. Оба эти документа носят бессрочный, т. е. вечный характер и не содержат упоминаний о «неравноправных договорах» ³².

С подписанием этих международно-правовых актов, а затем и Договора от 16 июля 2001 г., проведена чёткая грань между политическим и историческим аспектами пограничного вопроса. Отныне никакие суждения учёных об истории отношений никак не могут влиять на выполнение уже заключённых и подготавливаемых сторонами документов о границе. Тем самым открывается уникальная возможность для научного исследования имеющихся здесь интереснейших вопросов, для дискуссий и сотрудничества историков двух стран.