Восточный ветер дует, военные барабаны звучат,
Кто кого страшится в сегодняшнем мире?
Вовсе не народы страшатся американского империализма,
Но американский империализм страшится народов!
Справедливое дело пользуется великой поддержкой,
несправедливое дело не пользуется никакой поддержкой!
Законы истории не сломить,
Не сломить!
Американский империализм непременно погибнет,
А народы мира непременно одержат победу,
народы мира непременно одержат победу!
Слова: Ван Инвэй и Сюэ Дэмин. Музыка: Цянь Хуэйтань.
Фотография сделана Биллом Джозефом на представлении хунсяобинов города Уси в марте 1972 г. Надпись гласит: «Дружба на первое место, соревнование — на второе».
Пинг-пинг понг-понг пинг-пинг-понг,
прямоугольный пинг-понговый стол как поле битвы.
Нападение! Защита!
Пинг-понговый шарик сияет серебром.
С тесным единством и дружбой,
мы продвигаем революционный стиль работы.
Почему мы играем в пинг-понг?
Вот прямой ответ маленьких красных солдат:
чтобы крепить наше здоровье ради народа,
Чтобы хорошо учиться и добиваться успеха каждый день!
Русский товарищ Ленин,
Одет в гранит гробовой:
«Подвинься, товарищ Ленин,
Я лягу рядом с тобой.
Иван я — русский крестьянин,
Навозом покрыт сапог.
Мы вместе боролись, Ленин.
Я выполнил всё, что мог».
Русский товарищ Ленин
В граните лежит, как живой.
«Подвинься, товарищ Ленин,
Я лягу рядом с тобой.
Я — Чико. Я — чёрный негр,
Бил щебень, таскал песок.
Я жил для тебя, Ленин.
Я выполнил свой урок».
Русский товарищ Ленин
Слава гремит над тобой.
«Подвинься немного, Ленин,
Я лягу здесь — рядом с тобой.
Я — Чанг. Я — простой китаец,
Ничем я не знаменит.
Я бастовал в Шанхае,
Я голодал и убит».
Русский товарищ Ленин
Встаёт, разбивая гранит:
— Я со всеми бойцами на страже
Границы без границ.
В лесоманье кругоморы
Хлищут муровую вень,
Подшизая далезоры
Вуют совую мерень.
Хлювый мурик фучит зую,
Мрычит мохмика в шизе,
Ворхотуя пучешую,
Верзит мнюву и физель.
Флихарту замурохало,
Чвикануло из хмуры,
Забликело, замокрало
И расхливило всюры.
Ниже по течению,
Там где стоит Жёлтая гора,
Я видел троцкистов,
Сидевших кругом
И пивших пиво.
Колючей проволоки
Не существует,
И пуль, режущих тело,
Не существует,
Стекла и стали
Не существует.
Но, порезавшись
О мягкую плоть,
Я роняю тёмные
Капли крови,
Поющие
На лету.
Не нужно расчленять,
Не нужно убивать,
Не нужно догонять,
Не нужно,
Но если это
Курица
К обеду?
Пингвином на небо
Падая сверху
Сквозь камни и слёзы
В поисках солнца.
Свистя атмосферой,
Сгорая болидом,
Удар за ударом
Грудью о море.
Мы же приставили к делу это,
Мы же приставили к телу это,
А оно не думает,
колышась по ветру,
Ибо ничто не захочет думать за нас.
Я взял в руку лопату и смог копать,
Я взял в руки гранату и смог убивать,
Я взял в руки мышь и смог рисовать,
А потом я сложил руки и умер,
И лопата, граната и мышь
лежат в тишине.
Голод лижет прилавки «Ашана»,
Строит дома гастарбайтер-призрак,
Водки последние капли упали,
В рот, раззявленный в крике.
Ответом на бедность богатства:
Власть
всю —
только
безвластным!
На берегах Волги
Одному не согреться,
Подавая на блюде
Рабочему классу сердце.
Зачем ему сердце?!
Он нуждается в хлебе.
Отдам его лучше
Той, что возьмёт.
Мимо меня пробежал
С факелом леденящего хохота
Какой-то человек,
И я последовал за ним,
Но заблудился
В соснах раздумий
И полыни печали
Под пологом пьяного леса.
А потом оказалось,
Что он бежал ко мне
И мы даже встретились.
Но
Это совсем другая история.
Я увидел человека,
Он был совсем чёрный,
И работал, но его
Хотели убить за то, что
Он был совсем чёрный.
И убили.
А на его могиле я прочитал,
Что он боялся меня,
Думая,
Что я был совсем чёрный.
Я увидел человека,
Он был совсем белый,
Я заговорил с ним, но он
Меня не понял, хотя
Он был совсем белый.
А потом я открыл глаза
И понял, что сплю,
И во сне вижу себя,
Представляя
Себя совсем белым.
Я увидел человека,
Он был совсем жёлтый,
Мы выпили ещё и он
Стал красным,
Хоть был совсем жёлтым.
Но стал красным,
Таким же как я,
Хотя бы в моей памяти
О «Восстании
осеннего
урожая».
Я увидел человека
Со странным голосом,
Со странной грудью
И странными бёдрами,
И пиздой вместо хуя.
Удивлённый,
Я не поверил,
Что это был человек,
Даже совсем близко.
Наверное, стоило?
Кто-то делает странные вещи,
Кто-то пишет странные стихи,
Кто-то ждёт от государства денег,
Да, кажется, это я —
Чудак-человек,
Странный для общества.
Но по крайней мере я
Не убиваю чеченцев,
Не жгу бензин
И не работаю в рекламе.
Говорить о культуре
Это как толочь воду в ступе,
Принимать наркотики или
Избирать президента.
Безопасно, но
Не нужно.
Нах!
Может быть, сверху Солнце,
А может — это ядерный взрыв,
Я никогда не узнаю этого,
Пока не закончится это мгновение.
Камень, керамика,
Бронза, железо,
Паровая машина,
Дизель, компьютер.
Педерастию сменяет
Средневековье духа.
Вудсток сменяет
Викторианские панталоны.
Но всегда следуй
Восьмеричным путём.
И обретёшь
Просветление.
Дрожью струн,
Рокотом и хохотом
Внедряется музыка
Текстильного цеха.
Пусть мы оглохнем,
Но запершие нас
Сгорят дотла
Снаружи.
У последнего моря
Я встретил его,
Он стоял и сжигал
Свой учебник жизни
И пел,
Так что уши мои трепетали
И опадали как жёлтые листья.
Я отобрал его книгу
И прочёл
Обугленные страницы,
Прочёл между строк.
Думаю:
Мы оба были правы
Там, на краю времён,
В начале истории.
Я прочитал на стене дома,
Обычной пятиэтажки:
«Не покупай у хачей»
И что-то ещё
Про славную Русь.
А в это время
Антифа в милицейской форме
Били тех, кто этого не писал,
Хоть и мечтал быть фашистом.
Над Россией безоблачное небо,
Откуда же гремит гром?
Мне говорят: ты что-то не то съел,
Но почему тогда молнии
Сверкают снаружи меня?
Новый 33-й? Все по распятьям!
Сцена готова, актёров ждут.
Возраст Христа, но огонь Прометея
Люди по-прежнему жгут.
Мозг — мой капитал.
Тянутся зомби к счастью.
Уходят ракеты в астрал.
Сердце рвётся от страсти.
Больно, трепещет слева
Комок огнедышащей птицы,
Рёбра раздвинув, в небо
К солнцу умчаться стремится.
Смерть живёт на моём этаже,
В моей квартире,
В моей комнате,
Спит рядом со мной.
Когда я гляжу в зеркало,
Я не вижу своих глаз
За чайными стёклами очков,
Только её — везде.
А чебурашки, сжимая
В лапках куски шифера,
Всё идут и идут,
Величественно
И медленно
Через пустыню.
29 августа 2005 г.
Плоть моя — камень и сталь,
Нефть в жилах струится,
Плавать можно там,
Где есть вода,
Но я плаваю в крови,
Играя на струнах нервов,
Вгрызаясь в живые берега.
30 августа 2005 г.
Поскользнувшись на песке,
Я лечу
И хохочу.
2 сентября 2005 г.
Я воздвигну Империю Скорби,
Я буду ходить по облакам,
Я сдвину планеты с орбит
И пророю Великий Канал
На границе между адом и раем,
границе между жизнью и смертью,
между сном и явью,
добром и злом,
Рассекая серебряную паутину
Бритвенно острым чёрным
мечом.
4 сентября 2005 г.
Череп через синь плывёт
К апельсину, рассыпая звёзды.
Маревом холодным полёт
Обтекает, просыпаясь.
Слёзы…
Восставая в прошедшее никуда,
Грозным рёвом пенясь,
Напирает волна
В пенис.
6 сентября 2005 г.
Тощий котёнок игривый,
Лапки твои пахнут рыбой.
Нежные ушки, большие глаза,
Ребра — за полосой полоса.
Губы, ворвавшись в небо,
Ищут тебя как хлеба,
Как солнца жаждет пшеница,
Что на полях колосится.
Жемчугом белым из моря
Ляжешь в мои ладони.
Крови потоком алым
Согреешь чёрные скалы.
Радость моя, счастье, печаль,
Я не с тобою сейчас — как жаль!
Запись собственных мыслей — величайшая человеческая наглость.
Я больше не ем ничего противозаконного, я пользуюсь чашечкой кофе или стаканчиком гранатового сока с сигаретой, чтобы привести себя в порядок.
Никотиновый дым растворяется в моих лёгких и поступает в мой мозг. Часть витаминов всасывается слизистыми оболочками тела в кровь, разносясь клеткам организма, наполняет их энергией, другая часть поступает в мочевой пузырь, чтобы придать моей моче ярко красную, боевую раскраску. В этом состоянии я1 пишу следующее стихотворение.
Памяти Великого Мао посвящается.
Время закончило старые игры,
Эпоха новая пришла в Китай,
Из крохотной Пекинской квартиры
Коммунизм шагает вдаль.
Он продвигается подобно самураю
С востока на запад, и не спеша
Землю с небом голубым соединяет,
Фабричным дымом тяжело дыша.
Дымят костры конфуцианских догм,
Конфуцианство — утопия,
Катану переплавляет в лом
Индустриальная философия.
Плавьте железо, сбивайте бетон,
Готовьте кавалеристов,
Уже выступают на западный склон
Множество коммунистов.
Великого Мао постигла смерть,
От неё никуда нам не деться,
Но будет жить он миллиарды лет
В каждом китайском сердце.
Данный текст был когда-то размещён на http://geo.web.ru/Mirrors/www.ksp.krsk.ru/Gorodnicky/part121.htm. Его подлинное происхождение неизвестно. Судя по узнаваемым цитатам и иронической окраске, это пародия на стихи Мао Цзэдуна.
Облака проплывают, как снег холодны,
Гости к югу летят в милый отческий край.
Если мы не дойдём до Великой стены,
Значит, мы недостаточно любим Китай.
Отсчитали по пальцам мы тысячу ли,
Дует ветер восточный в полотна знамён.
И несём мы веревки, шагая в пыли,
Чтобы ими был связан бумажный дракон.
Перевалы, дожди,— ты привала не жди.
Шаг чекань за спиной, человечества треть.
Ведь недаром, конечно, нас учат вожди,
Что великое счастье — за них умереть.
Перед сотней всегда миллионы правы.
Надоела соха — карабины хватай!
Если мы не дойдём до далекой Москвы,
Значит, мы недостаточно любим Китай.