Критиковать отдельные заблуждения легко, но неинтересно. Если человек думает, что Марс находится ближе к Солнцу, чем Земля, потому что в школе на уроке задумался об однокласснице и записал неправильно — можно показать ему сведения, доказывающие обратное, и переубедить его.
Куда интереснее системы заблуждений. Внутри себя они могут быть относительно непротиворечивы, на отдельные факты указать заблуждающемуся довольно легко — но он всё равно не поверит, если это противоречит его представлениям (столь же ложным) по смежным вопросам. Примерно так выглядит человек, называющий себя левым или даже коммунистом, но всю информацию о мире черпающий у либералов. В итоге свои почерпнутые у либералов заблуждения он пытается оправдать историческими аналогиями — но и там выясняется всё тот же прискорбный факт: о Европе 1920—1930‑х годов он читал то, что пишут о ней либералы. И чем больше от такого человека отписываются коммунисты (много лет дискутировавшие с ним по частным, как казалось тогда, вопросам) — тем меньше у него отличий от среднестатистического сферического российского либерала в вакууме.
Хочет он раскритиковать современную Российскую Федерацию — несомненно, поводов масса, но его тянет на историческую аналогию и он садится в лужу:
«А вспомните революцию 1917 года. Это ведь был мощнейший порыв к будущему, к прогрессу в европейском понимании. Но прошло всего несколько лет — и сквозь новый строй стало проглядывать прежнее русское великодержавное мурло. Так и проглядывает по сей день»1.
Даже весьма критично настроенные к СССР сталинской эпохи троцкисты считают его более прогрессивным, чем капиталистические страны — автор же противопоставляет советское «великодержавное мурло
»… прогрессивным европейским порядкам.
Всё логично — именно так уже три десятилетия либеральная пропаганда противопоставляет адский «великодержавный» СССР капиталистическому граду на высоком холме — и господ либералов, конечно же, ничуть не смущает, что правые (фашистские или полуфашистские) диктатуры распространялись по Европе в течение всего межвоенного двадцатилетия, и к 1938 г. свободными от них остались всего несколько стран. При этом два буржуазно-демократических государства — Чехословакию и Испанию — «образцовые» для либералов Великобритания и Франция самым банальным образом предали, хотя перед Чехословакией Франция имела писаные обязательства, а в Испании на момент начала гражданской войны у власти находилось правительство, по политической позиции крайне близкое французскому.
Ну а что касается самих Великобритании и Франции (а также ещё двух европейских стран, где фашистский режим не был установлен до начала Второй мировой войны — Бельгии и Нидерландов), то они в те годы были «великими» колониальными державами в самом прямом смысле. Это в СССР республики и их жители были равны — Британской империей, над которой не заходило солнце, в те же самые годы правил парламент, депутатов в который посылали только жители Британских островов, и ведущие британские политики от этого положения отказываться не собирались.
Что же остаётся в Европе 1938 г. (заметим, кстати, что в Австрии фашистский режим был и до аншлюса, а в Чехословакии перепуганные Мюнхеном буржуазные политики всех сортов от консерваторов до правого крыла «народно-социалистической» партии объединились в одну партию и за полгода весьма преуспели в установлении правого авторитарного режима — и лишь Гитлер помешал им построить свой, посконный чешский фашизм) за вычетом правых диктатур и колониальных держав?
Очень жидко — Ирландия, Швеция, Норвегия, Дания (с зависимыми Исландией, Фарерами и Гренландией, тоже «великая держава» в некотором роде), консервативнейшая банкирская республика Швейцария (когда-когда женщины там получили не то, что избирательные права, но хотя бы освобождение от мужа в области гражданских отношений?) и также сильно тяготевшая вправо (хотя полноценная диктатура там не была установлена) Финляндия.
Слышал ли обо всем этом автор? Ну да, наверное, фамилии «Салазар» и «Сметона» ему должны о чём-то говорить, и о милых порядках Бельгийского Конго он когда-нибудь, да слыхал. Но воздействие либеральной пропаганды, у которой ужасы совка выполняют роль ада, а достижения совершенно внеисторической «Европы» — рая, сильнее. Ну разве мог автор после этого не проиллюстрировать тезис об извечной реакционности России по сравнению с Европой упоминанием того периода, когда Россия и союзные ей республики олицетворяли прогресс, а Европа погрузилась в реакцию?
Сев в лужу с довоенной Европой, наш незадачливый любитель исторических аналогий решил пройтись и по началу Второй мировой войны. Надо ли пояснять, чьими глазами он на неё смотрит?
«В такой ситуации антивоенная позиция обязывает поддержать ту страну, на которую напали. Идеализировать её при этом не обязательно — и по ту сторону границы, разумеется, не ангелы. Польские порядки можно было критиковать сколько угодно — до 1 сентября 1939 года»2.
Коммунисты как в СССР, так и в самой Польше занялись прямо обратным — 16 дней спустя они занялись практической критикой польских порядков на Западной Украине и в Западной Белоруссии (и результаты этой практической критики не оспариваются даже нынешними властями Польши — неофициальное бурчание слышно, но официальных претензий на Западную Украину и Западную Беларусь наследники «несчастной жертвы агрессии двух тоталитарных режимов» не предъявляют), а в ходе войны сделали всё возможное, чтобы старый польский режим не возродился, и почти на полвека добились этого. Кто же на самом деле после 1 сентября 1939 г. вместо этого занялся поддержкой польского режима? Конечно же, Англия с Францией, глазами которых (особенно Англии) и смотрят на Вторую мировую войну наши либералы.
Иногда всех коммунистов скопом или отдельных последователей наших идей обвиняют в излишней зацикленности на истории, но это много лучше, чем позиция человека, который на все события прошлого смотрит глазами правых — и потому каждое новое событие в наши дни вызывает у него исторически ассоциации, «доказывающие» правоту современных правых.
Примечания