Первый абзац этого раздела хорош. Второй вызывает сомнения.

Причины возвращение к полицейщине, возможно, указаны и верно, но обращение к досоветской буржуазии некорректно. Нынешняя российская буржуазия могла образоваться подобным образом, но от неё она напрямую не происходит. Отсылка на происхождение современной буржуазии из советской бюрократии неясна. С нашей точки зрения российский буржуа прямой потомок не сталинского бюрократа (хотя тот ему и может приходиться дедушкой), но советского буржуя образца 1970—1980-х годов. Последнее важно: ключом к пониманию современной России является СССР именно 1970—1980-х годов. Споры о социализме (был — не был) в сталинском СССР имеют в основном историко-теоретический интерес. Отношение к брежневскому СССР, напротив, кардинальный момент: госкаповский брежневский «совок», пройдя сквозь череду мелкобуржуазных революций конца 1980-х — начала 1990-х, трансформируется в путинскую Россию, страну с государственно-монополистическим капитализмом (ГМК).

По нашему мнению, причины сползания России в полицейщину — высокая сплочённость буржуазии (причина — ГМК как наследник брежневского госкапитализма) и разобщённость пролетариата, трудящихся (причина — забвение ими не только традиций массовой революционной борьбы, но и элементарных навыков самоорганизации, вследствие долгого господства хрущёвско-брежневского ревизионизма с его пропагандой «общенародного» государства). Поэтому российская буржуазия предпочитает подкупу трудящихся — подавление.

Мы не думаем, что так уж необходимо акцентироваться на борьбе именно с бюрократией, полагая, что при ГМК она срастается со средней и крупной буржуазией в один организм.

Государственно-монополистический капитализм, существующий сегодня в России, означает подавление не только пролетариата, но и стремительное обнищание, пролетаризацию широких слоёв мелкой буржуазии. В политическом плане для мелкого буржуа остаётся два выхода — стать естественным союзником пролетариата в борьбе против путинского ГМК или пополнить парафашистские штурмовые отряды, укрепить и усугубить путинский режим. В Германии начала 1930-х годов возобладала вторая тенденция. Мы же должны стараться содействовать первой.

«Нынешние хозяева России — наследники советского чиновничества и „капитанов социалистической индустрии“» — это неплохо сказано.

Хорошо и правильно. Всеми конечностями «за».

Можно назвать империализм глобализмом.

А можно и не называть.

Если выступать против глобализма означает выступать в основном против империализма США, то нам не нравится такой антинеолиберализм. Хотя бы потому, что наравне с империализмом США существует империализм ЕС, не такой вооружённый, но почти что такой же богатый и агрессивный. Существуют мелкие, региональные империалисты типа России, Израиля, Китая и т. п.

Мы не против антиглобализма если только он не подменяет собой борьбу с империализмом. Возможно, для Маркоса империализм США и является первоочередным противником (хотя и он борется непосредственно со «своим», мексиканским правительством), но для нас, имеющих копошащийся под боком «родной», российский империализм, ставить на первое место борьбу с империализмом САСШ просто недопустимо.

Нам кажется, что вопрос прямого рабочего действия надо понимать более широко, как прямую демократию. Прямую демократию, которая противостоит снизу выхолощенной путинистами представительской демократии. Не только прямое действие рабочих, но и прямое действие непролетарских, мелкобуржуазных слоёв населения. Прямая демократия как протест, сопротивление и саботаж народом любых проявлений российского полицейского государства.

РПЦ называет сектантами Свидетелей Иеговы, мунистов, хаббардистов и т. п. КПРФ и РКРП-РПК называют сектантами ВКПБ, РРП, РМП, МРП и т. п. Как в первом, так и во втором примере, крупные политические и идеологические организации считают сектантами недавно возникшие более мелкие группы, чья позиция кое-где близка их собственной, а кое в чём отличается. Это подобно ситуации в рыночной экономике: существуют монополисты и мелкие производители. Таким образом любой призыв к объединению будет призывом к объединению на основе «монополиста». Последний достаточно велик и организован, чтобы без особого труда сожрать троцкизм, ходжаизм, маоизм, идеи чучхе и т. д., и т. п.

Можем ли мы, маоисты, объединиться с КПРФ? — Да, бесспорно. Но что получится в результате? — Та же самая КПРФ и никакого Мао. Что получится, если троцкисты вольются в КПРФ, произведут тотальный энтризм? — КПРФ и никакого Троцкого.

Мы с большим сомнением относимся к объединению идеологически и организационно разнородных течений. Мы призывали и призываем к «свободной конкуренции» («Прелесть не только в единстве многообразия, но и в многообразии единства» — У. Эко, «Имя розы»):

«Не надо бояться большого числа компартий. Пролетариат и народ России сам выберет ту партию, которая лучше всего отражает его интересы. В первую очередь интересы идеологические, поскольку ни одна из существующих компартий не способна и долго ещё не будет в состоянии ощутимо помочь пролетариату материально. Расскажем пролетариату, кто мы такие и что мы думаем,— дадим ему возможность сознательного выбора» (обращение РМП к коммунистам России, 18 июля 2000 г.).

Мы ни в коем случае не отрицаем возможности сотрудничества с кем бы то ни было по конкретным вопросам: борьбы против нового КЗОТа, реформы ЖКХ или вторжения православия в светские школы.

Мы обеими руками за равноправное сотрудничество, координацию пропаганды и агитации с организациями, которое более-менее одинаково видят современную Россию и свою борьбу в ней.

Касательно «слепого копирования прошлого», мы считаем, что пролетарское движение с 1960-х пока ничего особого, ничего новее троцкизма, маоизма, ходжаизма и т. п. не создало.

Мы считаем неправильным объявлять феминизм «мужским шовинизмом наизнанку»: различных феминизмов — вагон и маленькая тележка и только единицы из них являют собой супрематические учения.

Вопрос о равноправии необходимо ставить более резко, не бояться перегнуть палку. В патриархальном обществе, где большинство мужчин и женщин заражено мачистской пропагандой, практически невозможно найти грань, по которой можно пройти, не свалившись ни в мачизм, ни в феминизм. Потому необходимо однозначно встать на сторону угнетённых — женщин и сексменьшинств. Сексуальность — частная сфера только при социализме. Сегодня же, когда в общество постоянно вбрасываются предложения ввести уголовное наказание за гомосексуализм или запретить аборты, сексуальность остается одним из значимых полей деятельности и борьбы революционных организаций.

Честно говоря, нас не волнует разрушение национальных культур и навязывание всем одной масскультуры. Тем более, что это не так. К примеру, рэп, как культура негритянских кварталов, родился совсем недавно.

Мы не знаем, как можно реализовать «совместные действия трудящихся всех национальностей против капиталистического глобализма и неолиберализма». В ЧРИ зримым, конкретным, осязаемым врагом является российский империализм. Он же враг революционеров и в самой России. Врагом национально-освободительной борьбы североирландцев и шотландцев является английский империализм. Врагом левых в Европе — империализм ЕС. На наш взгляд, везде, кроме колоний и неоколоний, врагом номер один революционера является конкретное, его «собственное» буржуазное государство.

Нам бы хотелось более чётко расставленных акцентов. Свобода совести, применённая к революционному движению, вполне совместима с борьбой против реакционных и репрессивных церковных иерархий. Собственно, эта задача стоит не только перед пролетариатом, но и перед демократической мелкой буржуазией. В России, борьба за атеистическое мировоззрение стоит на втором месте по сравнению с борьбой против РПЦ как одного из идеологических столпов путинского режима. Эта борьба жизненно важна и для широких демократических масс верующих (в том числе и православных). Бог — Cancel, но РПЦ — Esc.

Относительно «церкви освобождения». Сейчас в России её нет. Когда появится, то мы будем её приветствовать как одну из ветвей либертарного движения мелкой буржуазии и как естественного союзника пролетариата в борьбе против государственно-монополистического капитализма и российского империализма.

«Леваки считают арабов реакционными мудаками, к тому же чересчур религиозными. А арабы держат леваков за вечно пьяных клошаров-гомиков» (Виржини Депант, «Трахни меня!»).

Мы не стали бы, вслед за Хаким Беем, настаивать на какой-то особой революционности ислама. Вспомним резню леваков, учинённую мусульманами в Иране после победы исламской революции или насаждение фундаменталистских групп в Палестине империалистами США и Израиля в 1970—1980-х годах для борьбы с левыми национально-освободительными организациями. Добавим, для примера, расправы исламистов с активистами ООА (Организация освобождения Афганистана) в период советской оккупации, хотя и те и другие боролись с оружием в руках против режима Наджибуллы. Добавим талибов, успевших за своё недолгое правление насадить махровую патриархальщину и свести положение женщин к положению домашнего скота.

Да, подчас национально-освободительные движения выступают под зелёным знаменем ислама, но это знамя не революции, это знамя реформы.

Благодаря исламу национальная буржуазия использует освободительный потенциал народных масс для достижения собственных целей — в первую очередь для улучшения своего положения в сложившейся системе империализма. Ислам не имеет своей целью уничтожения империализма, он «просто» хочет занять в нём место США и Европы.

В этой ситуации свою задачу мы видим не в безоговорочной поддержке исламских национальных движений, а в раскалывании их. Необходимо постоянно убеждать людей в буржуазной ограниченности ислама (христианства, буддизма, индуизма и т. п.), в невозможности добиться тотального освобождения ни под зелёным знаменем пророка, ни под никаким другим, кроме красного знамени революции.

Вполне поддерживаем. Единственно, мы не стали бы концентрироваться специально на моджахедах и исламском факторе. Возможно в скором будущем (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить) страшилки про ваххабитов уступят место страшилкам про марксистов.