В каждой российской социал-демократической организации были люди, которые посвящали себя насильственной конфискации государственной и частной собственности. В отношении к этим действиям партии демонстрировали ту же двусмысленность, что и в отношении террора, который они отрицали в теории, но допускали на практике. Большинство видных социал-демократических деятелей, по крайней мере на начальных этапах, отказывались от одобрения экспроприации. На съезде РСДРП в Стокгольме в 1906 году делегаты недвусмысленно выступили против «экспроприации денег у частных банков, а также всех форм насильственных пожертвований на дело революции». В то же самое время, однако, социал-демократические боевики конфисковывали оружие и взрывчатку и совершали акты экспроприации государственных и общественных средств с разрешения местных революционных комитетов и на условиях полной отчётности. Таким образом, у членов боевых отрядов выработалось мнение, что при определённых обстоятельствах экспроприировать государственную и общественную собственность было вполне допустимо.

Однако официально такая позиция никогда не поощрялась, и единственным лидером социал-демократической фракции, который во всеуслышание заявил о допустимости подобных средств революционной борьбы, был В. И. Ленин. И хотя представители всех социал-демократических сил в Российской Империи занимались экспроприациями без формального одобрения своего руководства, большевики были единственной социал-демократической организацией, которая прибегала к этому добыванию капиталов систематически и организованно.

В. И. Ленин не ограничивался лозунгами или просто признанием участия большевиков в боевой деятельности. Уже в октябре 1905 года он заявил о необходимости конфисковывать государственные средства и скоро стал прибегать к эксам на практике. Вместе с двумя своими тогдашними ближайшими соратниками, Леонидом Красиным и Александром Богдановым (Малиновским), он тайно организовал внутри Центрального Комитета РСДРП (в котором преобладали меньшевики) небольшую группу, ставшую известной под названием «Большевистский центр», специально для добывания денег для ленинской фракции.

Существование этой группы скрывалось не только от глаз царской полиции, но и от других членов партии. На практике это означало, что «Большевистский центр» был подпольным органом внутри партии, организующим и контролирующим экспроприации и прочие подобные формы добычи средств. Само название «Большевистский центр» было известно только избранным членам фракции, в прессе его называли «расширенной редколлегией газеты «Пролетарий». Согласно полицейскому рапорту от 13 (26) июня 1909 г., «истинным правящим органом партии» был «не Центральный Комитет, а тайный Большевистский центр».

Бывший крупный большевик Григорий Алексинский сообщал, что с 1906 по 1910 год Совет Трёх, или Малая Троица, как прозвали лидеров «Большевистского центра», направлял многие экспроприации. Исполнители этих актов набирались среди рвущейся в дело революционной молодёжи, готовой на всё. На всей территории империи они изымали средства в почтовых отделениях, билетных кассах на железнодорожных вокзалах, иногда с этой целью останавливали поезда. Кавказ в силу своей особой нестабильности был наиболее подходящим регионом для подобной деятельности.

«Большевистский центр» получал постоянный приток необходимых средств с Кавказа благодаря одному из наиболее верных В. И. Ленину на протяжении всей жизни людей — Семёну Тер-Петросяну (Петросянцу), человеку несколько неуравновешенному, известному как Камо. Начиная с 1905 года Камо при поддержке Красина (который осуществлял общий контроль и поставлял бомбы, собранные в его петербургской лаборатории) организовал серию экспроприаций в Баку, Кутаиси и Тифлисе. Его первое нападение произошло на Коджорской дороге недалеко от Тифлиса в феврале 1906 года, и в руки экспроприаторов тогда попало от семи до восьми тысяч рублей. В начале марта этого же года группа Камо напала на банковскую карету прямо на одной из людных улиц Кутаиси, убила кучера, ранила кассира и скрылась с 15 000 рублей, которые они немедленно переправили большевикам в столицу в винных бутылках. Удача, казалось, постоянно улыбалась Камо, но наибольшую известность ему принесла экспроприация 12 июня 1907 года, так называемый «тифлисский экс»: на центральной площади грузинской столицы большевики бросили бомбы в две почтовые кареты, перевозившие деньги Тифлисского городского банка. Камо и его отряд скрылись, отстреливаясь из револьверов и унося с собой 250 000 рублей, предназначенных для «Большевистского центра» за границей.

Камо был сердцем кавказской боевой, или, как её ещё называли, «технической», группы большевиков, организованной специально для проведения экспроприации. Тем не менее, согласно Татьяне Вулих, революционерке, тесно связанной с грузинскими боевиками, главным лидером боевой организации был Сталин. Он сам не принимал участия в её актах, но ничего не происходило без его ведома. Таким образом Камо доставались все практические действия, и к тому же он являлся посредником между руководством большевистской фракции и её боевиками, которые, оставаясь в принципе членами РСДРП и признаваемые таковыми своими товарищами, формально выходили из местных партийных организаций, чтобы не компрометировать их своими действиями, так как многие из последних шли вразрез с официальной партийной политикой по вопросу о терроре и экспроприации.

Камо набирал кадры преимущественно среди местных жителей неопределённых политических принципов, которые были «грозой дорог». Он подчинял их дисциплине и внушал им революционный дух. Боевики порой обладали лишь элементарными представлениями о социалистическом учении и мало интересовались внутрипартийными разногласиями в РСДРП. Один раз Камо присутствовал при оживлённом споре по аграрному вопросу между меньшевиком и большевиком и явно не понял причины их несогласия друг с другом: «Что ты с ним ругаешься? Давай я его зарежу»,— шутливо сказал он своему товарищу-большевику. Но, проявляя полное безразличие к теоретическим вопросам, «идеалистические гангстеры» Камо буквально боготворили В. И. Ленина, который в их глазах воплощал партию, чьё каждое слово было незыблемым законом. Один из боевиков, Элисо Ломидзе, никогда лично не встречавший Ленина и не бравший в руки книги, говорил, что целью его жизни является достать 200 000 — 300 000 рублей и отдать их Ленину со словами: «Делайте с ними что хотите». Таково же было и отношение всех других членов группы.

Боевая организация, постоянно ища способа совершить «крупную акцию», понимала, что партия нуждалась в постоянном притоке денег, и не останавливалась даже перед самыми скромными экспроприациями. Тем не менее экспроприаторы бывали разочарованы, когда их усилия приносили такую мелочь, как несколько тысяч рублей, похищенных из ломбарда в Тифлисе. Они также прибегали к вымогательству денег у местных промышленников, распространяя, по приказу Сталина, специально отпечатанные бланки для пожертвований в пользу Бакинского большевистского комитета.

Одна из тщательно спланированных крупных акций особенно интересна. Кроме Камо, который приобрёл такую блестящую репутацию в результате тифлисской экспроприации, что все члены большевистской фракции во главе с Лениным восхищались им и превозносили до небес, лишь Красин и Литвинов знали о приготовлениях к этой акции. План, разработанный Камо и Красиным, «министром финансов» Большевистского центра, предусматривал небывалую экспроприацию государственного банка, которая должна была принести 15 000 000 рублей в банкнотах и в золоте. Из-за физического веса предполагаемой добычи большевики решили взять только два — четыре миллиона рублей и уничтожить остальное. По их расчётам, этот акт должен был обеспечить фракцию средствами на пять или шесть лет. Этот план, однако, не удался: в конце 1907 и в начале 1908 года в результате информации, полученной Охранным отделением от Якова Житомирского, одного из его лучших заграничных агентов, полиции Германии и других западноевропейских стран удалось арестовать нескольких человек, в том числе Камо и Литвинова.

Организация Камо на Кавказе не была единственной группой, используемой большевиками для совершения эксов. А. А. Богданову удалось установить тесные контакты и с несколькими боевыми отрядами на Урале. На конференции в Уфе в феврале 1906 года большевистские активисты провели резолюцию о будущих экспроприациях. В июне и июле того же года Большевистский областной комитет Урала утвердил эту неопубликованную резолюцию, несмотря на решения стокгольмского съезда РСДРП.

По некоторым подсчётам, с начала революции 1905 года большевистские боевики на Урале осуществили более сотни экспроприации. Лидером боевых групп, ответственных за большую часть этих актов, был Иван Кадомцев, ему помогали его братья Эразм и Михаил. Под их руководством уральские большевики не только конфисковывали оружие и взрывчатку на государственных и частных складах, но также нападали на солдат и жандармов и разоружали их. Уфимский большевистский комитет, испытывая затруднения в печатании листовок и прокламаций, конфисковывал материалы и оборудование у частных типографий, забирая иногда даже печатные станки.

Уральские боевики также экспроприировали общественные и частные фонды, нападая на почтовые и заводские конторы, винные лавки и артели. Одна из их наиболее крупных акций была проведена 26 августа 1909 года. Это был налёт на почтовый поезд на станции Миасс. Большевики убили семь охранников и полицейских и завладели мешками, в которых находилось около шестидесяти тысяч рублей в банкнотах и двадцать четыре килограмма золота; большую часть добычи они переправили за границу. Полиции удалось арестовать нескольких участников налёта, и они предстали перед судом. Интересно, что защищал их в суде Александр Керенский, будущий премьер-министр Временного правительства, за что получил огромный гонорар в десять тысяч рублей — из тех самых экспроприированных денег, как ему, несомненно, было известно.

Такая реальность не ускользнула от взгляда некоторых лидеров РСДРП. Мартов открыто предлагал исключить большевиков из партии за то, что он называл незаконными экспроприациями; Плеханов подчёркивал необходимость бороться с «большевистским бакунинизмом»; Фёдор Дан назвал большевистских членов Центрального комитета компанией уголовников, а другие меньшевики пытались представить «Ленина и К^о» обыкновенными жуликами. «Большевистский центр» стал объектом эпиграммы, сочинённой меньшевистскими остряками:

«Вы любите ли экс?» —
БЦ спросили раз.
«Люблю,— ответил он.
— В них прибыль есть для нас».

Таким образом, даже до главного скандала, разразившегося, когда большевики попытались поменять за границей деньги, экспроприированные в Тифлисе,— чрезвычайно неприятный эпизод для всей РСДРП, который в глазах европейских «умеренных социал-демократов» превратил её в уголовную организацию,— меньшевистские лидеры были готовы нанести удар по «Большевистскому центру». Меньшевиков особенно раздражал тот факт, что Ленин и другие большевистские лидеры использовали экспроприированные фонды в первую очередь для поражения своих внутрипартийных противников в эмигрантских дискуссиях или, по словам Николаевского, «для приобретения власти над партией».

Действительно, главной целью Ленина было усиление позиции его сторонников внутри РСДРП с помощью добываемых средств, и, согласно Богданову, приведение определённых людей и даже целых организаций к финансовой зависимости от «Большевистского центра». Лидеры фракции меньшевиков понимали, что Ленин оперирует огромными экспроприированными суммами, субсидируя контролируемые большевиками Петербургский и Московский комитеты, выдавая первому по тысяче рублей в месяц и второму по пятьсот. В это же самое время относительно малая часть доходов от большевистских экспроприации попадала в общепартийную кассу, и меньшевики были возмущены даже не тем, что экспроприации имели место, а тем, что им не удавалось заставить «Большевистский центр» предоставлять деньги в распоряжение Центрального Комитета РСДРП, в котором меньшевики преобладали и чей бюджет в плохие времена не превышал ста рублей в месяц. Улучшению отношений двух фракции не способствовали и такие случаи, как, например, история с видным большевиком Литвиновым, который послал двух грузинских боевиков в штаб-квартиру РСДРП с требованием вернуть сорок тысяч рублей, полученных в результате экспроприации и уже потраченных Центральным Комитетом, угрожая тем, что в противном случае грузины «уберут» одного из членов ЦК.

Сторонники Ленина также использовали доходы от экспроприации для усиления своих рядов в преддверии партийных съездов. Их крепкая позиция накануне открытия Ⅴ съезда партии в Лондоне, например, была, по словам Бориса Суварина, «в большой степени следствием огромных ресурсов, полученных от эксов, которые позволяли им содержать легионы боевиков, посылать куда угодно представителей, издавать газеты, распространять памфлеты и организовывать более или менее представительные комитеты» с цепью получения дополнительных мандатов на съезд. Более того, в 1906—1907 годах большевики использовали экспроприированные средства для создания контролировавшихся ими школы боевых инструкторов в Киеве и школы бомбистов во Львове. В 1910 году они создали на эти деньги социал-демократическую школу в Болонье (Италия), которая быстро превратилась в оплот большевистской группы «Вперёд».

Ⅴ съезд партии предоставил меньшевикам возможность яростно критиковать большевиков за «бандитскую практику». Критике этой способствовало то, что, несмотря на все усилия большевиков, по некоторым вопросам их силы перевешивала коалиция, состоявшая из меньшевиков, бундовцев и некоторых латышских социал-демократов. Даже поляки, верные союзники большевиков на съезде, не поддержали позицию Ленина по партизанским действиям. Понимая, что на текущий момент революция потерпела поражение, социал-демократические лидеры ощущали необходимость решить фундаментальные тактические вопросы, а именно: должна ли партия прекратить конспиративную деятельность и сконцентрировать свои усилия на легальной парламентской работе или же держать свои подпольные силы в состоянии постоянной боевой готовности.

Искренне считая, что «в настоящий момент сравнительного затишья партизанские выступления неизбежно вырождаются в чисто анархические приёмы борьбы», которые деморализуют партию, меньшевики всё же в первую очередь пытались бросить тень на боевую деятельность своих коллег-большевиков, особенно ещё и потому, что никто в партии, кроме «Большевистского центра», не получал от этого никакой выгоды. 19 мая 1907 года съезд принял антибольшевистскую резолюцию, утверждающую, что «партийные организации должны проводить энергичную борьбу против партизанских действии и экспроприации» в любой форме и что «все специализированные боевые отряды… должны быть распущены».

В теории это решение должно было положить конец всякому участию социал-демократов в боевых акциях и экспроприациях. На практике же такие резолюции никак не влияли на действия большевиков, что доказывают экспроприации в Тифлисе и в Миассе, а также другие местные нападения на государственную и частную собственность, совершавшиеся группами боевиков и экспроприаторов, которые, добывая средства для ленинской фракции, просто объявляли себя беспартийными.

То, что подобная деятельность будет продолжаться, можно было понять уже на самом съезде. На Ленина не произвели никакого впечатления призывы Мартова к возрождению чистоты революционного сознания. Он слушал их с неприкрытой иронией. Если широко рассказывавшийся анекдот верен, во время чтения финансового отчёта, когда докладчик упомянул о крупном пожертвовании от анонимного благодетеля Икса. Ленин саркастически заметил: «Не от икса, а от экса». Продолжая практику экспроприации, он и его соратники в «Большевистском центре» получали также деньги из таких источников, как фиктивные браки и принудительные контрибуции.

Но, хотя ни одна другая социал-демократическая организация не имела тайного органа, схожего с «Большевистским центром», существовавшим в первую очередь для добывания средств незаконными методами, меньшевики и национальные социал-демократические группы сами тоже участвовали в экспроприациях. Меньшевики прибегали к экспроприациям не так часто и не так систематически, организованно и эффективно, как большевики, но при этом революционер из Грузии сообщал, что местные меньшевистские боевые отряды «творят, что хотят». В дополнение к этому, Охранное отделение в 1907 году получило сведения о том, что меньшевики имели в своём распоряжении пятьдесят тысяч рублей, захваченных незадолго до этого во время экспроприации в Тифлисе, один из убитых при этом боевиков был делегатом на стокгольмском съезде.

Меньшевистская деятельность также не ограничивалась одним Кавказом. Несколько меньшевиков экспроприировали семь или восемь тысяч рублей в почтовой конторе в Киеве в феврале 1906 года. Несмотря на выговоры Областного комитета за «большевистскую» практику, меньшевики совершили неудавшуюся попытку экспроприировать сто тысяч рублей на железнодорожной линии Москва — Варшава. Более доходным оказался налёт на почтовый поезд из Севастополя, которым, как и многими другими актами, руководил Альбин (Артём), видный меньшевик, хорошо известный боевикам из-за его экспериментов со взрывчаткой. Кроме того, в партии было общеизвестно, что контролировавшийся меньшевиками Центральный Комитет, выбранный на Ⅳ съезде, регулярно использовал деньги, полученные от экспроприации.

Члены объединённых (большевистско-меньшевистских) социал-демократических групп также часто прибегали к экспроприациям государственных и частных фондов. Как и революционные убийства, такие действия чаще всего совершались на Кавказе, где в 1906 году центральная социал-демократическая организация завладела двумястами тысячами рублей в результате экспроприации в Квирильском казначействе. В таких районах, как Гурия, местные комитеты РСДРП широко практику взимания установленного ими взноса в двадцать копеек в месяц с каждого жителя; они также облагали население специальными налогами для покупки оружия и финансирования своих операций. В Баку буржуазия была так запугана социал-демократическими боевиками, что требуемые суммы немедленно выдавались. Многие члены местных социал-демократических групп, не согласившись с антипартизанскими резолюциями руководства РСДРП в Лондоне, продолжали боевую деятельность и экспроприации ещё на протяжении долгого времени после мая 1907 года.

И государственная, и частная собственность становились объектом внимания экспроприаторов из различных национальных социал-демократических групп. Бундовцы действовали в районах черты оседлости, открыто пренебрегая официальной партийной позицией и нападая на банки, почтовые конторы, фабрики, магазины и частные дома. Бундовские активисты вымогали пожертвования на революционные нужды у богатых граждан, причём требуемая сумма зависела в каждом отдельном случае от социального положения жертвы.

В Латвии социал-демократы проводили экспроприации не только в сельских местностях, где они могли рассчитывать на поддержку «лесных братьев», но и в городах и городских центрах. Их деятельность по добыванию средств часто сопровождалась странной особенностью — они выдавали жертвам расписки в получении денег. Потерпевшие поражение и вынужденные бежать со своей родины, многие латышские социал-демократы занимались экспроприациями в других частях империи, напав, например, в С.‑Петербурге на почтовую контору и на усадьбу князя Голицына в Новгородской губернии.

Осенью 1906 года несколько латышских социал-демократов «потехи ради» безуспешно пытались захватить деньги в Сенате и планировали нападение на петербургский дворец великого князя Алексея Александровича. Наиболее сенсационным из их актов была экспроприация в Финляндии хельсинкского отделения Государственного банка, где боевики надеялись обзавестись средствами для финансирования побега за границу. 13 февраля 1906 года средь бела дня групп латышских социал-демократов, среди которых были несколько членов Центрального Комитета, убили охранника, заперли банковских служащих и клиентов в задней комнате и скрылись с по меньшей мере 150 000 рублей, оставив пустую консервную банку, которую все приняли за бомбу.

Хотя представители Польско-Литовской социал-демократии, на лондонском съезде признали необходимость бороться с бандитизмом в своей среде, они не возражали против выгодных мероприятий, предпринимавшихся их лидером Лео Тышко вместе с Лениным. И если принимать во внимание нападения на государственную и частную собственность, совершенные членами независимых социал-демократических групп, таких как литовские социал-демократы и армянские гнчакисты, можно заключите что представители всех фракций РСДРП и национальных социал-демократических организаций в Российской Империи активно участвовали как в актах политического устрашения, так и в экспроприациях, не принимая во внимание теоретические принципы своих партийных руководителей.

В целом боевые акции играл менее значительную роль в стратегии социал-демократов, чем террор в стратегии эсеров: в то время как он являлся главным средством борьбы для эсеров и анархистов и был внесён в их программы, политические убийства и революционные экспроприации были второстепенным орудием радикалов социал-демократии. Эсеры рассматривали терроризм как средство достижения общих целей революции, а социал-демократы использовали боевую работу для решения неотложных задач текущего момента.

М. А.,
доктор исторических наук.