Это было в середине января 1918 года. С отрядом красногвардейцев я прибыл из Саратова в Петроград. Оставив часовых у нагонов и предоставив отряду располагать временем по своему усмотрению, я отправился в Смольный, к Ленину. Идти было довольно трудно, так как всюду возвышались наметённые ветром сугробы снега. Их никто, по-видимому, не убирал в течение продолжительного времени.
Вот и Смольный. Ворота настежь. Против ворот броневик. В вестибюле красногвардейская охрана. Говорливые, оживлённые, спешащие толпы рабочих, красногвардейцев, солдат, как два потока, то вливаются, то вытекают из здания. Вливаюсь в общий поток и я. Попадаю в какую-то комнату, где секретарь обещает мне устроить свидание с тов. Лениным и куда-то уходит. Через несколько минут, вернувшись обратно, он сказал мне, что Владимир Ильич примет меня завтра, в перерыве между заседаниями съезда.
В это время заседал Ⅲ Всероссийский съезд Советов. Я отправился на съезд в Таврический дворец. Выдачей мандатов заведовали тт. Аванесов и Урицкий. Прочитав выписку о том, что я избран в Учредительное собрание по большевистскому списку, Урицкий нахмурился:
— Как же вы это так… опоздали?
— Меня не пустила партийная организация вследствие сложности обстановки в Саратове. Я бы и теперь не приехал, если бы не нужда в деньгах.
— Полюбуйтесь на наших милых товарищей! — воскликнул Урицкий.— Тут каждого из наших считали, волновались… А они там сложности нашли… Безобразие!
Получив мандат, я прошёл в зал заседаний. Зал и кулуары были заполнены депутатами. Я увидел среди них тех, с кем в своё время сидел в участковых тюрьмах и в Таганской тюрьме, находился в ссылке, работал в подполье. В ряде случаев мы, знавшие друг друга по подпольной работе, впервые называли свои настоящие фамилии и как бы знакомились во второй раз…
Во время речи Мартова в зале началось оживление, словно сильный ветер прошёлся по вершинам деревьев таёжного леса. Я стал искать причины этого оживления.
— Ленин! — сказал мне сидевший рядом товарищ.
Ильич сторонкой пробирался в президиум. Зал огласился громовым возгласом: «Да здравствует товарищ Ленин, вождь мировой революции!» Ораторов почти перестали слушать. Чувствовалось, что и друзья и враги с напряжением ждали выступления В. И. Ленина.
— Слово принадлежит товарищу Ленину!
Подавляющее большинство съезда встаёт. Что-то грозное в том восторге, которым люди живой революционной практики приветствуют своего любимого вождя. Дыхание революции проносится по залу. Крики «Ура‑а‑а!» несутся со всех сторон.
Ильич безнадёжно машет своей потёртой, чёрного каракуля шапкой. Но разве можно сразу прекратить это мощное проявление чувств?! Конечно, нет. Наконец зал успокаивается. Ильич получает возможность говорить. В своей простой и убедительной речи Ленин отбивает атаки меньшевиков и правых эсеров. Он снимает с их выступлений словесную мишуру и показывает их во всей неприглядности. Предательской линии правых эсеров и меньшевиков Ленин противопоставляет чёткую позицию большевистской партии; широкими мазками он рисует захватывающую перспективу развития пролетарской революции.
Во время речи В. И. Ленина делегаты съезда незаметно для себя придвигались всё ближе и ближе к трибуне, стремясь не пропустить ни одного слова великого вождя. Какая-то необычайная близость связывала всех нас с Ильичом. Казалось, что от него к нам и от нас к нему проходят магнитные токи. Когда меньшевики или правые эсеры поднимали шум, протестуя против речи Ленина, съезд заставлял их умолкать.
В эти дни я был принят В. И. Лениным. Как сейчас помню длинный коридор, в глубине которого приёмная Председателя Совета Народных Комиссаров. Около двери ходит красногвардеец, зорко следящий за тем, чтобы без пропуска никто не проник к В. И. Ленину. У меня был пропуск. Вхожу. Небольшая комната, разделённая надвое. Простой стол с набросанными книгами, газетами, рукописями. Недоеденный кусок чёрного хлеба. Два кресла и два-три венских стула. У стола, кутаясь в пальто, сидел и что-то писал Ильич. В комнате было холодно.
После первых слов приветствия я собирался развернуть перед Лениным картину саратовских событий, чтобы показать необходимость удовлетворить наши просьбы. Но не успел я, как говорится, рта открыть, Ильич спросил меня:
— Ну, как у вас? Как саратовские мужики — они ведь у вас там злой народ!
Этим вопросом он спутал намеченный мною план беседы. Ленин спрашивал о том, много ли сожжено помещичьих имений, можно ли рассчитывать на поддержку крестьян, дадут ли они хлеба, что делают саратовские большевики для привлечения крестьянства на сторону Советской власти.
Я рассказал Ленину, что за полмесяца до прихода в Саратов из Петрограда Декрета о земле мы издали свой декрет о передаче земли крестьянам и это сказалось на результатах решений губернского крестьянского съезда. Владимир Ильич от души рассмеялся, радостно потёр руки и, откинувшись на пинку стула, лукаво прищурив глаза, сказал:
— Это хорошо. Этим вы несомненно подорвали влияние эсеров.
После ответов на вопросы В. И. Ленина я сообщил ему, что цель моего приезда — получить деньги на военные нужды. Он внимательно выслушал и предложил мне сперва поговорить в Наркомате по военным делам с П. И. Подвойским.
— Идите к нему, если что не так, приходите ко мне,— сказал он.
На следующий день я был в Наркомате но военным делам (он тогда помещался на Мойке). Я сказал Н. И. Подвойскому, что Саратову угрожает опасность, что в случае захвата белогвардейцами Саратова произойдёт объединение контрреволюционных элементов донского, астраханского и урало-оренбургского казачества в единый контрреволюционный фронт, который может двинуться на Москву. Н. И. Подвойский соглашался, что мы правильно учитываем стратегическое положение Саратова, но в ответ на мою просьбу выдать нам три миллиона рублей сказал:
— Вы что-о-о, в уме? Нам самим отпущено на всю страну полтора десятка миллионов. А он — три миллиона! Сказал же!
— Так не дадите?
— Не дам, не дам! Вопрос может идти о 200, от силы 300 тысячах рублей.
Тогда я отправился к Ильичу и сообщил ему, что отказ Н. И. Подвойского срывает организацию наших вооружённых сил в центре казацкой «вандеи».
— Не кипятитесь,— успокаивал меня Ильич и тут же набросал своим тонким почерком записку.— Возьмите и скорее идите к Подвойскому. Всё обойдётся.
В записке содержалось предложение отпустить мне 5 миллионов рублей. Прочитав записку, Н. И. Подвойский пришёл в отчаяние, просил Ильича изменить данное им указание. Но ничего не помогло: деньги были нами получены.
Отпуская меня, Ильич дал два указания: прежде всего обратить самое серьёзное внимание на крестьян. Организуйте бедноту, крепче свяжитесь с середняком, говорил В. И. Ленин.
И второе указание: добывайте хлеб и везите его к нам, в Питер и в Москву, не останавливайтесь ни перед чем.
После захвата частями восставшего чехословацкого корпуса1 Самары и образования там комитета Учредительного собрания (Комуча) по всему Поволжью начались кулацкие восстания, в которых принимала участие и часть середняков. Тогда я вновь был делегирован к В. И. Ленину.
Владимир Ильич внимательно выслушал меня и спросил:
— Что же вы делаете?
— Решительно подавляем восстание кулаков.
— Так и надо. Не допускайте никаких мятежей. Малейшую вспышку немедленно приканчивайте. Бросайте все силы на ликвидацию кулацких восстаний. Иначе Советская власть погибнет.
Далее Владимир Ильич спросил, как идёт у нас мобилизация в регулярную армию и как к ней относятся крестьяне. Я сообщил, что мобилизация подвигается более или менее успешно, но, конечно, для её завершения надо ещё много и усиленно поработать.
— Работайте, работайте,— сказал Ленин.— Мы только тогда станем твёрдо на ноги, когда у нас будет дисциплинированная армия.
После Ⅴ Всероссийского съезда Советов я имел беседу с Владимиром Ильичом по поводу мятежа некоторых частей саратовского гарнизона, поднятого 16 мая 1918 года. Этот мятеж был одним из звеньев общего наступления контрреволюции на Советскую республику. Владимир Ильич в общих чертах был осведомлён о саратовском мятеже. Но его неправильно информировали, будто Саратов временно был захвачен врагами. На самом деле ни тогда, ни позже Саратов не находился в руках контрреволюции. Владимир Ильич узнал, что мятеж в Саратове был ликвидирован собственными силами и так быстро, что отпала необходимость в помощи центра.
Ленин одобрил нашу тактику во время мятежа. Он очень интересовался нашими переговорами с командованием чехословацкого корпуса, организационными и агитационно-пропагандистскими мероприятиями, предпринятыми нами в связи с выступлением чехословаков. Я сообщил, что послал в Ртищево командующему чехословацкими частями телеграмму, в которой вопреки приказу Троцкого о размещении чехословаков в Саратове заявил, что, если хоть один чехословацкий солдат продвинется к Саратову, заговорят наши пушки. Однако пушки у нас тогда были только на складах, и не было никого, кто умел бы из них стрелять. Ильич от души посмеялся над этим эпизодом и сказал, что мы поступили правильно, не подчинившись приказу Троцкого о размещении чехословаков.
В то время остро стоял вопрос о работе в деревне. Существовавшие тогда комитеты бедноты играли большую положительную роль, способствовали расслоению деревни, обузданию кулачества и организации крестьянской бедноты, но комбеды допустили некоторые ошибки в отношении середняка, в частности в связи с взиманием чрезвычайного 10‑миллиардного налога. В августе 1918 года все губернские совдепы и продкомы получили телеграфное предписание пресечь перегибы в отношении к середнякам, помнить, что комитеты бедноты созданы для борьбы с кулаками-эксплуататорами, но что между кулаками — ничтожным меньшинством деревни — и бедняками, полупролетариями, находится слой средних крестьян, с которыми Советская власть борьбы не ведёт.
В конце 1918 года, приехав в Москву, я поделился с Я. М. Свердловым впечатлениями о местной работе и, в частности, коснулся работы комитетов бедноты. Найдя мои наблюдения интересными, Я. М. Свердлов передал наш разговор Владимиру Ильичу, который вызвал меня к себе.
— Значит, середняк зол? — спросил Ильич.
— Да, есть…— ответил я.— Середняк сердит на то, что комбеды путали его с кулаком, на то, что, забрав всё у кулаков, ничего не дали середняку.
Владимир Ильич сказал, что комбеды выполнили свою роль и их надо ликвидировать. Если же у крестьянской бедноты есть тяга к объединению, пусть она организуется в хозяйственные товарищества для ведения коллективного земледелия. Нам нужно, опираясь на бедноту, привлечь на свою сторону среднее крестьянство, подчёркивал Ленин.
В первой половине 1919 года я работал членом коллегии Народного комиссариата внутренних дел РСФСР. Этот комиссариат ведал тогда вопросами организации Советской власти на местах.
В апреле 1919 года на тульских оружейном и патронном заводах и железнодорожном узле произошли забастовки рабочих. Это вызвало беспокойство в Центральном Комитете партии и в Совете Народных Комиссаров. Я был направлен в Тулу для выяснения положения и принятия соответствующих мер.
Обнаружилось, что, пользуясь затруднениями в снабжении города хлебом, эсеры и меньшевики подбили рабочих на забастовки. Чтобы восстановить положение на предприятиях, имевших важное оборонное значение, были произведены аресты среди меньшевиков и эсеров, спровоцировавших забастовки. В Тулу прибыли вагоны с продовольствием. Партийная организация города развернула разъяснительную работу среди рабочих. Благодаря принятым мерам забастовки прекратились и жизнь снова вошла в нормальные берега.
Когда я вернулся из Тулы, меня вызвал Владимир Ильич. Я рассказал ему, как было дело. Он мрачно выслушал и спросил:
— Подолгу рабочие сидели без хлеба?
— По нескольку дней.
— Наша вина,— сказал Владимир Ильич и со всей резкостью обрушился на наши недостатки.
Отдавая себя целиком без остатка делу освобождения трудящихся, делу партии, руководя действиями миллионных масс, Владимир Ильич с необычайным вниманием, с замечательной чуткостью и глубоким интересом относился к каждому трудящемуся человеку. Для него не было, по-видимому, так называемых неинтересных людей. Он в каждом находил ценное. Вокруг Ленина всегда была атмосфера товарищества. Ленин никогда не подчёркивал своего превосходства. В беседе с ним забывалось, что перед тобой человек, занимающий высокий пост Председателя Совета Народных Комиссаров. Мы все видели в Ленине большого человека и мудрого друга, которому можно сказать всё, «до дна души», который поймёт, научит, даст правильное направление твоей деятельности, вдохнёт в тебя творческую энергию.
Примечания- Имеется в виду мятеж чехословацкого корпуса в конце мая 1918 г. организованный американскими, английскими и французскими империалистами. Ред.↩