Рабочее движение и тактические задачи левых

Кто опубликовал: | 15.12.2015

Промышленный пролетариат как двигатель революции

Современная буржуазная Россия есть индустриально развитое государство, поэтому именно рабочий класс (промышленный пролетариат) будет являться главным могильщиком российского капитализма.

Перестройка и последовавшее за ней включение России в мировой капиталистический рынок в качестве страны-периферии привели к невиданному ещё в истории разрушению производительных сил. Гигантские заводы — «флагманы индустрии», передовые научно-промышленные предприятия — дробились на мелкие части, распродавались новоиспечённым буржуа, а то и вовсе закрывались. Разгром многих промышленных предприятий дезорганизовал и деморализовал трудящиеся массы. Рабочее движение, отсутствовавшее в постсталинском СССР и заново родившееся в конце 1980-х — начале 1990-х годов, в условиях экономической разрухи и политического хаоса тех лет, во-первых, не смогло помешать реставрации капитализма1, а во-вторых, долго не могло развернуть борьбу против установившегося буржуазного режима.

Во многом именно эта временная и вынужденная слабость и дезорганизованность рабочего класса долгое время и позволяла разным капитулянтам в левой среде и официозным «политологам» говорить о «смерти рабочего класса». Однако уже поверхностное знакомство с цифрами и фактами убедительно показывает, что это далеко не так.

К 1999 г. 48,57 % «населения страны, занятого в экономике» составляли наёмные рабочие, притом преимущественно физического труда. И уже к 2005 г. эта доля поднялась до 54,89 %. В абсолютных числах: из 67,1 млн россиян, занятых в экономике, 36,8 млн человек — это наёмные работники физического труда, рабочий класс. Как видно, численность трудящихся непрерывно растёт. Но всё же данные о 37-миллионной массе наёмных рабочих дают слишком общее и неполное представление о современном российском пролетариате. «Статистический ежегодник» Росстата за 2005 год несколько конкретизирует ситуацию. Так, численность рабочих металлообрабатывающей и машиностроительной промышленности выросла с 3664 тыс. человек в 1999 г. до 4356 тыс. в 2004 г.; водителей и машинистов подвижного оборудования соответственно с 6518 тыс. человек до 6744 тыс.; других квалифицированных рабочих, занятых в промышленности, на транспорте, связи, геологии и разведке недр, с 459 тыс. человек до 1913 тыс.; неквалифицированных рабочих, занятых в промышленности, на транспорте, связи с 502 тыс. человек до 726 тыс.; профессии неквалифицированных рабочих, общие для всех отраслей экономики, с 2356 тыс. человек до 5860 тыс. Общая же численность промышленных рабочих выросла с 18 410 тыс. человек в 1999 г. до 23 687 тыс. в 2004 г. Таким образом, рост численности занятых в крупной индустрии рабочих только за период с 1999 по 2004 год составил 28,7 %, и в итоге промышленный пролетариат имеет в своих рядах, по меньшей мере, 23 миллиона 687 тысяч человек.

Противостояние капитала и наёмного труда никуда не делось, наоборот, пролетаризация общества именно сейчас и обрела свою законченную форму. Общество, как и предполагал Маркс, фактически разделилось на два класса: буржуазию, то есть класс, организующий производство для извлечения прибыли (прибавочной стоимости), и класс организованных рабочих, эту прибыль (прибавочную стоимость) создающий. Поэтому2 нельзя не согласиться с тем, что рабочий класс сейчас, это не только промышленные рабочие, но и вообще все организованные наёмные работники, включая и офисных служащих и работников бюджетной сферы. Но здесь есть качественное отличие положения промышленных рабочих, от положения других отрядов рабочего класса — промышленное производство является стержнем капиталистического производства, его главным нервом. Поэтому и положение промышленных рабочих остаётся ключевым. Их всеобщая политическая забастовка под социалистическими лозунгами — смертельная опасность для капитализма, его революционный нокаут.

Кроме того, здесь есть ещё очень немаловажный фактор — промышленные рабочие объединены в довольно крупные трудовые коллективы (заводов, фабрик, комбинатов, шахт), которые могут стать автономными центрами революционной власти; офисные же работники и работники бюджетной сферы — распылены, и их потенциальная возможность самостоятельно собраться в единый кулак для расширения социалистических завоеваний и отпора контрреволюции этим фактором существенно снижается. Они в состоянии развивать социалистическое наступление на твердыни капитализма только вместе с промышленным пролетариатом. Также тот факт, что промышленные рабочие объединены в относительно большие производственные коллективы, многократно облегчает задачи социалистической пропаганды для пока немногочисленных по своему составу леворадикальных организаций.

Но способна ли какая-либо иная социальная группа в российском обществе, помимо рабочего класса, выступить с революционной программой и последовательно бороться за новое общество, за социализм? Для этого необходимо хотя бы бегло взглянуть на две оставшиеся небуржуазные социальные силы: пенсионеров и студенчество.

Все на данный момент здравствующие пенсионеры входят в систему государственного пенсионного обеспечения, которая досталась нынешнему российскому правящему классу ещё от «советских» времён: новой накопительной пенсионной системе ещё только предстоит сформировать собственные когорты. Именно с этого места и нужно начинать классовый анализ пенсионеров как социальной группы.

Первое, что необходимо отметить, так это то, что объективно пенсионеры заинтересованы в максимальном усилении власти государственного аппарата. Только он один гарантирует им бесперебойное получение заветной пенсии. Однако при существующих социально-экономических реалиях — снижение в условиях идущего демографического кризиса количества работающих на одного пенсионера,— этого можно добиться лишь ещё больше усиливая эксплуатацию рабочего класса. Здесь интересы пенсионеров и капиталистов смыкаются.

Основополагающая привязанность пенсионеров к государственному аппарату субъективно отражается и на мировоззрении их основной массы: это абсолютное игнорирование чаяний и нужд рабочих, рукоплескание по поводу даже малейшего укрепления идола «государственничества», оголтелый великорусский шовинизм и империализм, ретроградность в семейно-сексуальном вопросе. Всё это вместе взятое позволяет определить современных пенсионеров политически как категорию крайне реакционную.3

С другой стороны, выбор форм борьбы у пенсионеров также весьма ограничен. В отличие от пролетариата и частично студенчества, они разрозненны и атомизированы, и, вдобавок, не имеют прямых рычагов давления на капитал. Да и нужно ли им это, если они так же объективно заинтересованы в продолжении существования капитализма, как и сами капиталисты?

Тот же простой факт, что пенсионеры разобщены между собой, способствует тому, что самостоятельно организоваться они просто-напросто не в состоянии, для этого им необходима внешняя сила — в данном случае политическая партия, но которая бы в точности отражала их мировосприятие и идеалы общественного устройства. Вот почему именно в этой среде традиционные «левые» всех мастей чувствуют себя как рыбы в воде: от степенных КПРФ и РКРП-РПК до маргинальных «Трудовой России» и «КПСС».

Конечно, мировоззрение будущих пенсионеров неизбежно претерпит существенное изменение, ведь новая накопительная система построена на совершенно иных началах: на максимальном устранении государства и капиталистов из процесса пенсионного накопления, переложения его целиком на плечи самих трудящихся. Поэтому, несмотря на то, что данная мера целиком и полностью направлена против рабочих, она, с другой стороны, несомненно, объективно приведёт и к иной роли пенсионеров в будущем протестном движении, и будет способствовать формированию мировоззрения более свободного от идолопоклонства перед фетишем буржуазного государства и «имперских» предрассудков. Пока же мы имеем то, что имеем.

По сравнению с пенсионерами студенты находятся в более благоприятных условиях — они непосредственно объединены в большие коллективы по месту учёбы, и уровень осознания окружающей действительности у них несравненно более высокий. Они, может быть, даже могли бы вырасти в самостоятельный революционный субъект, ведь учащиеся среднеспециальных и высших учебных заведений составляют по стране не менее 10 % от общей численности населения, а в крупных городах Центральной России и все 20 %, если бы не два фундаментальных препятствия. Во-первых, студенчество непосредственно не создаёт материальных благ, поэтому не имеет и реальных рычагов давления на класс капиталистов. Студенческая забастовка, как показывает практика, в состоянии напугать, и то лишь отчасти, государственных бюрократов, но никак не капиталистов — свои прибыли они в этом случае не теряют. И, во-вторых, студенчество классово разнородно. В нём сталкиваются интересы различных классов, зачастую, диаметрально противоположных,— дети семей рабочих и буржуазии — что подтачивает единство студенчества, делает это единство во многом формальным. В то же время основная его масса находится под влиянием господствующей буржуазной идеологии, которая вдалбливается не только всей системой СМИ, но и самим содержанием учебных программ.

Но всё же главная особенность студенчества заключается в том, что оно является переходной социальной группой, срок пребывания в которой ограничен. По его окончанию, студент вынужден классово определяться: небольшая часть вливается в класс буржуазии, остальные же — становятся наёмными рабочими. В подавляющем большинстве случаев это напрямую зависит от имущественного положения родителей.

Этот объективный процесс формирует и своеобразное субъективное восприятие мира: сквозь призму временного, преходящего; в отличие от рабочих, воспринимающих мир во всей его полноте: ведь они в нём действительно «живут» и единственно он один является источником их существования, отсюда — ощущение предприятия, на котором они работают как «их» собственного, что является, с одной стороны, явной миной замедленного действия под буржуазной частной собственностью на средства производства, а с другой,— должно стать отправной точкой революционной критики (собственно, на этой, «неправильной», с точки зрения капиталистов их слуг — либеральных экономистов, логике, и зиждется такое явление как забастовка). Студент же не всецело привязан к своему учебному заведению, даже наоборот,— источники его существования находятся в подавляющем большинстве случаев за пределами его alma mater: он либо подрабатывает «на стороне», либо живёт на иждивении родителей, так как прожить на существующую стипендию без разного рода надбавок просто физически невозможно.

Прямым следствием этой не всеобъемлющей привязанности студента к его «родному» учебному заведению являются зыбкость и аморфность самих студенческих коллективов: в основной своей массе, они распадаются на несколько микроколлективов, связанных между собой только довольно условными рамками учебного процесса. Существование же частных и государственных учебных заведений, а также платных и бюджетных мест в самих этих заведениях, в свою очередь, очерчивает ещё не одну пару совершенно различных интересов, дополняя и без того пёструю мозаику студенчества как социальной группы.

Таким образом, ни пенсионеры, ни студенчество не могут стать самостоятельной революционной силой в набирающем обороты недовольстве народных масс: они слишком разрозненны и, вдобавок, лишены рычагов прямого давления на власть имущих и капиталистов. Классовая борьба в индустриально развитой стране, это, прежде всего, борьба именно рабочего класса за своё освобождение от оков наёмного рабства, где боевой авангард класса — промышленный пролетариат.

Выбирая пролетариат на роль исторического субъекта, Маркс исходил из той степени отчуждённости, что была присуща подавляющему большинству рабочих в середине ⅩⅨ века: рабочие не были интегрированы в современное им общество ни социально (отсутствовала какая-либо даже минимальная система социального обеспечения), ни политически (они были лишены политических прав, а, следовательно, и возможности легально влиять на политическую систему), а также, в силу этого, для них не существовало и объединяющего национального фактора — везде они были бесправны, и везде им сопутствовала лишь бедность и нищета.

Такими наименее интегрированными в буржуазное общество и, одновременно, потенциально революционными слоями в современном российском рабочем классе являются молодые рабочие и иностранные и иногородние рабочие.

Молодые рабочие.

Выделяя молодых рабочих в качестве одной из наименее интегрированных групп в российском рабочем классе, мы исходим из объективной ситуации, что сложилась в нём. «Старые» рабочие, то есть те рабочие, которые начали свою трудовую деятельность ещё в «советское» время, в большинстве своём получили доступ к основным материальным благам, гарантированным в СССР (которые ещё, как инерция, соблюдались и в ранний российский период): они получили от государства жильё и получат гарантированную пенсию. Поэтому, им «есть что терять»: как показали многочисленные опыты участия в протестном рабочем движении, именно эта категория рабочих выступала наиболее пассивно, а то и вовсе поддерживала в трудовых конфликтах сторону администрации. Вот почему эта категория рабочих не станет основной ударной силой революционного рабочего движения — в силу собственного промежуточного положения: они с одной стороны являются представителями рабочего класса, но с другой, тесно связаны с существующим буржуазным государством (хочет ли со своей стороны, буржуазное государство такой связи, это уже другой вопрос).

Молодые рабочие же, напротив, представляют собой наименее интегрированную силу в современном российском рабочем классе. Они в основной своей массе начали трудовой путь в конце 1990-х — начале 2000-х годов, когда социальная система, доставшаяся современному правящему классу от времён СССР, была уже в процессе демонтажа, а сейчас, мы можем уже уверенно говорить, что в результате неолиберальных реформ Путина она окончательно ликвидирована.4

Какие обстоятельства заставляют нас считать именно молодых рабочих революционной силой в современном российском рабочем классе и обществе?

Во-первых, это тот факт, что именно молодые рабочие наименее интегрированы в социальную систему современной капиталистической России: на них уже не будет распространяться гарантированное государством пенсионное обеспечение, на свою пенсию они должны будут копить сами, а также, после принятия нового Жилищного кодекса, молодым рабочим уже не приходится рассчитывать на приобретение собственного мало-мальски обустроенного жилья. Из этого положения вытекают два, в общем-то, фундаментальных вывода: молодым рабочим становится действительно уже «нечего терять, кроме своих цепей», материально они становятся не привязанными к существующей системе; кроме этого, у них формируется и иное восприятие государства, чем у их старших товарищей — они ему (государству) уже ничем не обязаны, они существуют во многом автономно от него — отсюда и их потенциальная возможность, впервые с начала прошлого века, выступить уже не только против отдельных капиталистов, как это есть сейчас, но и бросить вызов классу капиталистов как целому, осознать противоположность собственных классовых интересов и интересов буржуазии.

Во-вторых, современный господствующий класс России не располагает достаточными капиталами, чтобы пойти на расширение социальной сферы в силу своего периферийного характера по отношению к основным зонам накопления капитала (США, Европейскому Союзу и Японии), поэтому и российская политическая система будет неизбежно стремиться к авторитарности — у правящих кругов нет поля для социальных манёвров. Отсюда и верное ощущение у большинства трудящихся, в том числе и особенно сильное именно у молодых рабочих (у них самый низкий процент явки на разного рода выборы и самый высокий процент голосов «против всех»), что что-то изменить коренным образом в рамках существующей политической системы невозможно. Вот почему обладание политическими правами является для них во многом иллюзорной привилегией.

Иностранные и иногородние рабочие.

С середины 1990-х гг. в Москве и Петербурге, а с начала 2000-х гг. и в остальной России, стала чётко видна тенденция на возрастание роли и удельного веса иностранных рабочих, наряду с традиционным довольно высоким процентом для столицы и других крупных российских городов иногородних рабочих. В основной своей массе они заняты в сферах, прямо или косвенно связанных с промышленным производством. Исключение здесь составляют только Москве и Петербург, где значительная доля иногородних рабочих задействована в сфере услуг.

Иностранные и иногородние рабочие представляют собой наименее интегрированную в современное общество часть российского рабочего класса.

Во-первых, на них фактически не распространяются условия трудового законодательства — многие из них работают нелегально. Отсюда и та ситуация, что для молодых рабочих является на сегодняшний момент лишь тенденцией (свёртывание социальной системы), для иностранных и во многом иногородних рабочих является жизненным фактом.

Во-вторых, это их полное выключение из существующей политической системы: невозможность для них даже иллюзорно влиять на собственную судьбу там, где они работают. Они либо являются гражданами других государств (иностранные рабочие), либо же в подавляющем большинстве случаев не имеют прописки (иногородние рабочие); в последнем случае, они также не могут влиять на политические процессы и там, где они формально числятся проживающими — ведь реально живут и работают они в других местах. Отсюда и тот момент, что им нет места и в официальной социальной демагогии, и даже более того — подконтрольные правящему классу СМИ изо дня в день лепят из них образ «врага», для того, чтобы разделить рабочий класс по «национальному» признаку, стравить рабочих между собой, вместо того, чтобы они, объединившись, выступили единым фронтом борьбы против капитала.

И, в-третьих, именно для них как ни для кого, подходит выражение «Манифеста Коммунистической партии», что рабочие «не имеют отечества», что их отечество — это Труд. Сталкиваясь лицом к лицу на заводах, стройках, ремонтных работах, представители разных национальностей подспудно начинают понимать, что их объединяет не «национальность», но совместная трудовая деятельность, и не «национальная принадлежность» делает их интересы противоположными интересам хозяев, а их принадлежность к рабочему классу. Это самый интернационализированный отряд российского рабочего класса.

Выше мы рассматривали текущее состояние рабочего класса. Но для определения собственной стратегии и тактики в борьбе по социалистическому преобразованию общества в целом и работы в рабочем движении в частности, очень важно видеть те тенденции, которые будут определять дальнейшее развитие рабочего класса.

Первым симптомом общего развития рабочего движения, несомненно, является движение на омоложение рабочего класса и, как следствие социально-экономической стороны этого процесса, роста в нём протестных настроений. И этот рост будет далее всё более и более усиливаться: ныне существующие закономерности только для молодых рабочих имеют чёткую тенденцию превратиться в общую закономерность всего рабочего класса. В этом смысле, время работает на социалистическую революцию. С другой стороны, «демографическая яма» 1990-х послужит к увеличению удельного веса иностранных рабочих, и, что вполне вероятно, их доля на промышленных предприятиях также существенно возрастёт (пока чётко эта тенденция прослеживается только в Москве и Подмосковье). Но ждать вместе с этим улучшения их экономического и социального положения также не приходится в силу периферийной ограниченности возможностей российского капитализма. Поэтому в скором будущем можно ожидать возвращения рабочего класса на политическую сцену в качестве самостоятельного актёра. С развитием этих двух тенденций, потенциальная революционность рабочего класса будет только возрастать.

Из всего вышеперечисленного необходимо сделать следующие политические и организационные выводы.

Во-первых, мы должны поместить эти два отряда рабочего класса (молодых рабочих и иностранных и иногородних рабочих) в центр собственной агитации и пропаганды: рассматривать все происходящие события в стране и мире с их точки зрения, как они отразятся именно на них, и какая у них может быть социалистическая альтернатива. Отсюда вытекают две принципиальные практические установки: абсолютный интернационализм и невозможность даже минимального компромисса с каким-либо национализмом и «патриотизмом». В любом повороте событий, мы должны отстаивать точку зрения единства рядов рабочего класса в противовес единству класса капиталистов: не абстрактный «антифашизм», но рабочий интернационализм. Здесь также мы должны будем учитывать ещё один немаловажный фактор — влияние идеологии ислама среди иностранных рабочих, многие из которых выходцы из мусульманских республик Северного Кавказа, Закавказья и Средней Азии. Каковы будут формы нашего взаимодействия с исламом (или же отсутствие таковых), непосредственно покажет практика,— это отдельная и непростая тема, требующая самостоятельного рассмотрения — но хочется лишь заметить, что в ходе восстания в узбекистанском Андижане за исламскими лозунгами скрывались вполне конкретные социальные и политические требования трудящихся.

Во-вторых, наша тактика в рабочем движении должна быть направлена на создание рабочих комитетов на предприятиях, куда бы входили наши товарищи и сознательные рабочие: эти рабочие комитеты должны с одной стороны, вести постоянную пропаганду социалистических идей на собственных предприятиях (например, распространять листовки про конкретные злоупотребления хозяев, существующие на их предприятии), а с другой — вместе с рабочими комитетами других предприятий издавать общегородской листок для рабочих города (в общероссийском масштабе для этих целей существует газета и Интернет-ресурсы). Причём в своей оценке происходящего — в собственных информационных изданиях — рабочие комитеты также должны опираться на потенциальные интересы молодых рабочих и иностранных и иногородних рабочих. Установка на создание рабочих комитетов с целью завоевания влияния на промышленных предприятиях городов, где есть наши группы, должна быть признана приоритетной.

Важнейшей вехой на этом пути за последние несколько лет, если не десятилетий, для российского левого движения, стала забастовка на «АвтоВАЗе», где впервые активисты — марксисты явились «властителями дум» трудового коллектива и руководили остановкой конвейера на крупнейшем заводе страны. Трудовой конфликт на «АвтоВАЗе» со всей наглядностью подтвердил старую избитую мысль, что «один рабочий кружок на важном для российской экономики предприятии будет важнее десятка КПРФ» (А. Тарасов). Забастовочная ситуация конца июля — начала августа 2007 г. на «АвтоВАЗе» показала, что без многомесячной целенаправленной работы марксистского кружка актив небольшого профсоюза «Единство» вряд ли бы решился на забастовку, которая вызвала впоследствии самый широкий резонанс в обществе. Соединить такие рабочие комитеты в единое организационное целое — вот задача.

Тактика левых в рабочем движении (на примере Москвы)

На сегодняшний момент все левые силы Москвы — от марксистов до анархо-синдикалистов — представляют собой крайне незначительную в масштабах города силу, явно не способную не то, чтобы вести за собой рабочий класс города, но и хоть как-то влиять на развитие событий. Всё, что они могут сегодня делать, будем откровенны, это только лишь фиксировать события задним числом, но никак их не направлять.

И самое печальное, что нет даже понимания того, что́ необходимо делать, чтобы переломить сложившуюся ситуацию, используя те материальные и людские ресурсы, которые имеются сейчас в наличии. Все словно плывут по течению, довольствуясь, в лучшем случае, лишь проведением разного рода «акций», на которые приходят от силы человек пятьдесят. Нечего и говорить, что в масштабах такого мегаполиса как Москва информация о них буквально тонет в общем потоке куда более значимых событий, почти никогда не выходя, таким образом, за пределы крайне узкой левой «тусовки». В итоге, почти всегда получается, что «свои агитируют своих», плюс всем гарантировано обеспечена «засветка» в соответствующих органах. Подготовка ко Второму социальному форуму в Петербурге в 2006 г. тому ярчайшее свидетельство: прежде, чем мы стали известны рабочему классу, мы попали на заметку в УБОП и ФСБ. Это ли не свидетельство того тупика, в котором сейчас находится левое движение Москвы?

Также в среде левых Москвы нет понимания того, в каком городе они живут. Это кажется парадоксальным, но только на первый взгляд. Нет ни одной статьи или даже небольшой заметки о современном социально-экономическом состоянии города: каков уровень развития промышленного производства, строительства и транспорта, ключевые отрасли, количественные данные по отраслям — объём и ценность выпускаемой продукции, общее место каждой отрасли в экономике города и страны в целом, концентрация производства и монополизация; наёмные рабочие, общая численность наёмных рабочих и их совокупный процент по отношению к нерабочему населению города, распределение наёмных рабочих по отраслям производства (общее соотношение наёмных рабочих, задействованных в промышленном производстве и сфере услуг, а также их распределение между различными отраслями, как в промышленности, так и в сфере услуг), концентрация наёмных рабочих, как по отдельным отраслям производства, так и внутри отраслей по отдельным предприятиям, половозрастной состав, доля иногородних и иностранных наёмных рабочих (как по отдельным отраслям, так и в производстве в целом; их концентрация), заработная плата, её соотношение с прожиточным минимумом в городе, и т. д. А ведь разнообразного и всестороннего статистического материала сейчас более чем предостаточно. Ленин написал свою знаменитую работу «Развитие капитализма в России» на куда более скудном материале царской цензуры, но от этого её ценность для расстановки акцентов в практической борьбе социал-демократии конца ⅩⅨ — начала ⅩⅩ вв. не становится меньшей.

Мало того, что нет соответствующих исследований, хотя бы даже и набросков и грубых мазков, самое главное — нет и понимания их необходимости. А ведь эти социально-экономические исследования нужны не ради красного словца. Они нужны для того, чтобы, определив ключевые отрасли народного хозяйства, идти туда, устраиваться на предприятия и вести пропаганду изнутри, создавать там партийные ячейки и рабочие комитеты. Только так, завладев умами трудовых коллективов ключевых предприятий экономики, левые смогут стать реальной самостоятельной политической силой и схватить буржуазию «за горло». Но этот путь труднее и кропотливее, чем путь надувания мыльных пузырей — устраивать разного рода «акции», а потом купаться в обманчивых лучах самопиара.

На мой взгляд, ключевым для такого мегаполиса как Москва, объединяющего в единый экономический организм около 22 млн человек (15 млн собственно москвичей и 6,6 млн жителей Подмосковья), является транспорт. Московская железная дорога и Московский метрополитен — вот нерв экономики не только города и Подмосковного региона, но и, без преувеличения будет сказано, всей России, если учесть значение Москвы в общероссийском производстве и концентрации капиталов.

Значение Московской железной дороги трудно переоценить. На столичной магистрали трудятся 128 тыс. человек. В районе тяготения дороги проживает почти треть населения страны (27 %). Говоря о роли и месте Московской железной дороги в компании «Российские железные дороги» следует особо подчеркнуть, что это, прежде всего, пассажирская дорога. Сегодня МЖД осуществляет 50 % всех пригородных перевозок компании и 25 % дальних. Столичная магистраль обеспечивает 30 % доходов компании от этого вида деятельности. Успешно эксплуатируется интермодальная транспортная система Павелецкий вокзал — аэропорт Домодедово. С её созданием впервые в России были объединены в единый технологический комплекс два вида транспорта — железнодорожный и воздушный. Услугами аэроэкспрессов в только текущем году воспользовались 2 млн человек, что составляет 22 % от общего количества авиапассажиров. Помимо пассажирских перевозок, в МЖД важную роль играет транзит грузов. Не менее трети всех грузовых перевозок ОАО «РЖД» следуют транзитом через Московскую железную дорогу. В этом плане, МЖД — узловой пункт транзита грузов, связывающий воедино юг, север и восток России. Забастовка на Московской железной дороге парализовала бы экономику сначала Московского региона, а потом и всей России. Вот почему работа на МЖД должна являться для левых Москвы приоритетной. Тем более что условия, в которых трудятся эти 128 тыс. рабочих, отнюдь неодинаковы и далеки от идеальных.

Московский метрополитен, в свою очередь,— ключевое предприятие для московской экономики. На предприятии трудятся 35 тыс. человек. Это основа транспортной системы столицы. Он надёжно связывает центр города с промышленными районами и жилыми массивами. На сегодняшний день доля Московского метрополитена в перевозке пассажиров среди предприятий городского пассажирского транспорта столицы составляет 57 %. Только метрополитен может обеспечить быструю доставку большого количества пассажиров из одного района Москвы в другой: средняя дальность поездки пассажира в метро составляет 13 км. Трудно себе представить, какие бы последствия имела забастовка рабочих метрополитена, но, как говорится, было бы счастье, да несчастье помогло. В 2005 году на юге Москвы разразился мощный энергетический кризис, повлёкший за собой обесточивание на несколько дней значительной части города, в том числе и линий Московского метрополитена. Как результат, экономическая жизнь города оказалась полностью парализованной. Люди чтобы добраться до работы пытались воспользоваться автомобильным транспортом, что сразу привело к транспортной перегрузке московских автомобильных дорог. Выяснилось, что дорожное хозяйство мегаполиса рассчитано в лучшем случае на четверть от общего количества автомобилей, которым располагают жители Москвы. Многокилометровые пробки только довершили всеобщий транспортный паралич. Вот почему работа в Московском метрополитене для левых также должна являться приоритетной.

Также для работы московских товарищей на Московской железной дороге и Московском метрополитене имеются ряд благоприятных обстоятельств, а именно — наличие московской регистрации. Это позволит активистам не только вести социалистическую пропаганду, но и получать достаточную заработную плату для проживания в городе.

Но здесь также необходимо учитывать уроки трудового конфликта на «АвтоВАЗе». Подготовка к забастовке обнажила и многие проблемы современных левых. И в первую очередь, это конспирация. Как ещё иначе можно охарактеризовать задержание на железнодорожном вокзале московских активистов РРП с тиражом газет для тольяттинских рабочих, если не полным пренебрежением самыми элементарными её правилами? Сам факт задержания показывает, что МВД и ФСБ знали, что активисты из РРП ведут переговоры с тольяттинскими рабочими о печати газет, знали также их планы отвезти газеты поездом и само время отправления поезда. Значит, они следили за активом РРП. Отсюда, как мне кажется, нужно сделать важный вывод — нужно уходить в подполье: организовывать рабочие комитеты на предприятиях, пример Тольятти показывает огромную эффективность этого направления работы, и прекратить участвовать в митингах и всякого рода публичных «акциях».

Левые силы Москвы, да и других городов России, сегодня крайне малочисленны. Поэтому как никогда остро стоит проблема концентрации скудных наличных ресурсов на ключевых «прорывных» направлениях. Распыляться в этих условиях — значит попусту терять драгоценное время. Необходимо брать курс на создание подобных рабочих комитетов и партийных ячеек на ключевых предприятиях и отраслях экономики: «Российские железные дороги», Московский метрополитен, предприятия нефтегазовой и угольной промышленности, цветной и чёрной металлургии, энергетики, машиностроения и т. д. Только так, в относительно короткий срок, леворадикальные организации России смогут стать значимой общенациональной политической силой и бросить реальный вызов капиталистической организации труда.

Основывать же свою практическую работу на разного рода «акциях», а сейчас все левые Москвы, за исключением разве что РРП, да и то их тактика в рабочем движении далеко не бесспорна, строят свою повседневную деятельность вокруг да около разного рода «акций» — значит заниматься самолюбованием и надуванием политических мыльных пузырей, и продолжать такое состояние, когда левое движение совершенно изолировано от рабочего класса города.

Иностранные рабочие уже сегодня составляют значительную часть пролетариата Москвы и Подмосковья. Тенденции в российской экономике таковы, что в скором будущем они будут составлять значительную часть рабочего класса во всех крупных промышленно развитых городах. Современному российскому капитализму нечего предложить этой новой социальной группе. Иностранные рабочие представляют собой наименее интегрированную в современное общество часть российского рабочего класса: на них не распространяются условия существующего трудового законодательства; они полностью исключены из существующей политической системы и не обладают даже минимальным набором гражданских прав; и они — самый интернациональный отряд российского рабочего класса, единый в своём бесправии.

Необходимость ведения социалистической пропаганды в среде иностранных рабочих признаётся сейчас всеми леворадикальными силами. Ряд из них — это в первую очередь московские активисты РРП — имеют даже конкретный практический опыт и наработки. Но хотелось бы обратить внимание на ряд моментов, как в положении иностранных рабочих, так и вытекающей из этого положения специфики их борьбы, на которые товарищи из РРП не обратили внимания.

Первое, что я хотел бы заметить, это то, что все те леворадикальные организации, которые пытались вести социалистическую пропаганду в среде иностранных рабочих, существенно ограничивают себя в выборе инструментов рабочей борьбы: они держат курс на создание исключительно легальных профсоюзов. Но, тем самым, игнорируются такие перспективные инструменты борьбы, как рабочие комитеты и кассы взаимопомощи. Ведь, во многом, для иностранных рабочих кассы взаимопомощи — это порой даже единственный эффективный механизм рабочей борьбы: легально вступать в профсоюзы они не могут, по причине своего, зачастую, нелегального статуса — малейший намёк на борьбу может привести к увольнению и депортации, а обретая легальность, как например в ходе последней забастовки на «ДОН-Строе» в 2005 г., когда хозяева вынуждены были признать-таки рабочий профсоюз, почти сразу же увольняются — получив легальный статус, они могут заработать в Москве существенно больше в любом другом месте, чем на «ДОН-Строе». И рабочим нельзя ставить это в вину — люди хотят жить лучше, тем более после того, что они вытерпели. Поэтому созданный с таким трудом профсоюз благополучно разваливается, и приходится начинать всё заново. Сизифов труд.

Второй момент, на котором я бы хотел вскользь остановиться, это вопросы тактики. Забастовка на нынешнем этапе развития рабочего движения не должна стоять на первом месте нашей деятельности в рабочей среде. Леворадикальные силы ещё слишком слабы и малочисленны, чтобы попытаться бросить вызов капиталистической системе, поэтому, кроме дополнительных репрессий, курс на забастовку сейчас ничего не принесёт. Тем более в среде иностранных рабочих, которые в большинстве своём не имеют легального статуса. Забастовка должна оставаться нашей стратегической линией, но лишь в качестве меры, которая бы являлась дополнением политических событий. Сейчас необходимо создавать сеть рабочих комитетов и партийных ячеек, которые станут нашим становым хребтом в рабочей среде. Именно поэтому, на мой взгляд, линия товарищей из РРП на забастовку во что бы то ни стало глубоко ошибочна и преждевременна.

Минусы борьбы за создание легального профсоюза в среде иностранных рабочих очевидны. Но какова альтернатива? Что представляют собой кассы взаимопомощи?

Касса взаимопомощи иностранных рабочих построена на отличных от легального профсоюза принципах. Она может быть в равной мере, как оборонительным оружием, так и наступательным. И леворадикальным организациям в ней отводится очень важная роль.

Ведь как построена схема найма рабочих-иммигрантов на большинстве предприятий? Руководство предприятия выходит на «купца», обычно человека той национальности, которой хотят нанять рабочих, но имеющего, в отличие от них, легальный статус и капитал, и который держит связь с уже готовыми бригадами рабочих. Руководство предприятий даёт ему заказ, и «купец» под него собирает рабочих. «Купцу» идёт обычно не менее 20 % заработка рабочего. Например, на текстильной фабрике, где я работал, рабочий-узбек мне говорил, что «чистыми» он с товарищами получает лишь по 6 тысяч рублей. За счёт предприятия обеспечивается еда. Но в то время как он и его товарищи расписываются в учётной ведомости за 12 тысяч рублей; рабочий день при этом длится 12 часов и составляет 6 дней в неделю. Также значительные издержки иностранные рабочие тратят на откуп от милиции. Когда я сидел неделю в отделении во время Второго социального форума, мои сокамерники-узбеки рассказывали, что им неизвестно, сколько в милиции требуют за выкуп с хозяина, но что потом хозяин взимает сумму порядком большую, чем у него берут в милиции, им очевидно. Поэтому хозяева, пользуясь тем, что товарищи попавших в беду рабочих не могут им помочь, так как сами не имеют регистрации — если они придут в отделение, то не только не помогут, но и сами окажутся за решёткой,— ещё и таким образом снижают реальную заработную плату иностранным рабочим. А ведь для иностранных рабочих суммы в 1000 и 2000 рублей, которые с них требует хозяева за «выкуп», являются порой неподъёмными.

Кассы взаимопомощи могли бы здесь существенно облегчить жизнь иностранных рабочих. Каждая бригада — трудовой коллектив иностранных рабочих, отчисляли бы ежемесячно посильные суммы в общий фонд, допустим, 100—200 рублей. В случае же попадания в отделение милиции этого человека могли бы «выкупать» не хозяева, а левые активисты, имеющие регистрацию, которые бы платили строго те суммы, требуемые сотрудниками милиции, и ни копейкой больше. Это бы укрепило доверие к леворадикальным силам со стороны иностранных рабочих. С другой стороны, у разных коллективов рабочих-иммигрантов появился бы стимул кооперировать общие фонды касс взаимопомощи — ведь в таком случае, размер кассы становится больше, и появляется масса дополнительных возможностей: от материальной помощи тем бригадам, по разным причинам, оказавшимся временно безработными, до банальной покупки регистрации. И здесь леворадикальные организации могут обеспечить всему этому, так сказать, легальное прикрытие.

Но, с другой стороны, по мере расширения сети касс взаимопомощи, они могут превратиться и в наступательное оружие: послужить забастовочным фондом в трудовых конфликтах с работодателями. И здесь иностранные рабочие также будут объективно заинтересованы в максимальном охвате кассами коллективов иностранных рабочих — сузится круг потенциальных штрейкбрехеров на время забастовки.

Примечания
  1. РМП полагает, что реставрации капитализма можно было бы помешать в 1950-х — начале 1960-х, а в описываемый период стояла уже задача новой социалистической революции.
  2. Логика здесь не очень ясна.
  3. Автор упускает из виду, что пенсионеры не существуют как самовоспроизводящаяся социальная группа и не живут на полном попечении пенсионных фондов и государства, но являются элементами семей, в большинстве своём пролетарских, а значит связаны своими материальными интересами и идеологией с ними.
  4. Вряд ли в современном буржуазном государстве мыслимо действительно полное уничтожение системы социального обеспечения.

Добавить комментарий