Фэн Юлань — профессор Пекинского университета.

Со времени движения «4 мая» 1919 года борьба за и против конфуцианства стала важной составной частью борьбы между двумя классами и двумя линиями в области идеологии. Вплоть до Великой культурной революции я неизменно защищал конфуцианство, чем до освобождения страны фактически служил интересам крупных помещиков, крупной буржуазии и гоминьдановской реакции, а после её освобождения — контрреволюционной ревизионистской линии мошенников типа Лю Шаоци и Линь Бяо.

Великая культурная революция углубила моё понятие о Конфуции. Теперь, критикуя Конфуция, я в то же время критикую свои прежние мысли и действия, защищающие конфуцианство.

Идеи Конфуция затрагивают многое. Начну с проповедовавшегося Конфуцием «правления на основе добродетели».

Конфуций утверждал: «Правящий с помощью добродетели подобен Полярной звезде, которая незыблема на своем месте в окружении других созвездий»¹. Он ещё сказал: «Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, народ будет стремиться уклоняться от наказаний и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуала, народ будет знать стыд и он исправится»². Таковы совершенно ясные высказывания Конфуция о «правлении на основе добродетели».

В понимании и оценке этих слов я прошёл три стадии.

Под предлогом изучения «Проблемы воспринятия философского наследия Китая» в 1958 году я выдвинул так называемый «метод абстрактного воспринятия» в противовес марксистско-ленинскому методу классового анализа. До этого в своих лекциях по истории китайской философии я неизменно прибегал к этому методу, согласно которому при интерпретации любого высказывания внимание обращалось лишь на поверхностное, буквальное значение слов, игнорируя действительное, в особенности классовое его содержание. Так, например, в старом издании своей «Истории китайской философии» я писал, что «добродетель», о которой толковал Конфуций,— это моральные качества человека, а «ритуал» — нормы общественного поведения, включая обычаи и привычки, а также политический и общественный строй. «Руководить народом посредством добродетели» в устах Конфуция, на мой взгляд, означает требование повышения моральных качеств народа. Говоря «поддерживать порядок при помощи ритуала», он хотел усилить сдерживающее влияние норм общественного поведения на поведение индивида, чтобы создать обычаи, привычки и общественное мнение, которые внушили бы народу стыд за безнравственные и беззаконные поступки. Тогда народ, естественно, не будет переступать закона. Конфуций таким образом, считал я, делал упор на повышение моральных качеств народа, на усиление перевоспитывающей силы общества. Это, по-моему, было намного лучше, чем, прибегая к запрету и наказаниям, принуждать народ не сметь нарушать законов. Во всём этом я усматривал уважение Конфуция к «человеку».

Вышеизложенное говорит о том, что я буквально, в абстрактном смысле толковал слова «добродетель» и «ритуал», о которых говорил Конфуций. Этим способом и пользуются, как правило, все почитатели Конфуция. Я же намеренно, сознательно выдвинул его как метод, чтобы затуманить классовое содержание различных идеологий, встречающихся в истории философии, затушевать водоразделы классовой борьбы того времени и исказить законы развития истории философии. Это не просто вопрос метода. Это, в конечном итоге, вопрос классовой позиции, вопрос о том, на какой стороне стоять в борьбе между двумя классами и двумя линиями.

До Великой культурной революции хотя я и подверг метод абстрактного воспринятия некоторой довольно поверхностной критике, моя позиция, позиция эксплуататорских классов, оставалась неизменной. Готовя новое издание «Истории китайской философии», я продолжал пользоваться тем же методом, в особенности по отношению к Конфуцию.

В ходе Великой культурной революции я стал постепенно постигать значение наставления Ленина — «Истина всегда конкретна»³. «Добродетель» и «ритуал», афишируемые Конфуцием, также имеют конкретное содержание, и в особенности классовое содержание. Возьмем, например, моральные качества. Моральные качества, поощряемые разными классами, различны по своему классовому содержанию. Моральные качества, поощряемые пролетариатом, направлены на служение народу, свержение всех эксплуататорских классов и создание социалистического и коммунистического общества. В глазах же эксплуататорских классов эти качества приводят к «восстанию против верхов и поднятию бунта», являются в высшей степени преступными. У различных классов различны и нормы общественного поведения. Пролетарская революция призвана уничтожить нормы общественного поведения эксплуататорских классов и установить пролетарские.

Лишь уразумев это, я стал понимать, что, предлагая такие меры, как «руководить народом посредством добродетели» и т. п., Конфуций преследовал цель усилить одурманивание и обман трудового народа, чтобы он не осмелился и даже не помышлял восставать против установленных порядков, и тем самым искоренить всякие мысли и действия, призывающие «восставать против верхов и поднимать бунт».

Ленин указал: «Все и всякие угнетающие классы нуждаются для охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа. Палач должен подавлять протест и возмущение угнетённых. Поп должен утешать угнетённых, рисовать им перспективы (это особенно удобно делать без ручательства за „осуществимость“ таких перспектив…) смягчения бедствий и жертв при сохранении классового господства, а тем самым примирять их с этим господством, отваживать их от революционных действий, подрывать их революционное настроение, разрушать их революционную решимость»⁴. Иными словами, нужны два приёма: один приём — преследовать и подавлять, другой — одурманивать и обманывать. Проповедуемые Конфуцием методы господства над народом — «руководить народом посредством законов» и «руководить народом посредством добродетели» — и есть те две функции, о которых говорил Ленин. Конфуций же, давая советы тогдашним правителям, как бы говорил, что уловка попа эффективнее уловки палача. В некотором смысле и при определённых условиях уловка попа и впрямь зловреднее.

Однако Конфуций считал необходимыми и «наказания». В то время в княжестве Чжэн вооружённой силой подавили «разбойников», «поголовно казнили их всех». На это Конфуций сказал: «Замечательно! Великодушное правление ведёт к надменности народа. Надменность следует выправить строгостью». Стоя у власти, Конфуций ведь сам приказал казнить Шаочжэн Мао.

Конфуцианцы времен династии Хань говорили: чтобы властвовать над народом и упрочить феодальное господство, без «ритуала, музыки, законов и наказаний» не обойтись. «Ритуал, музыка, законы и наказания в своих целях едины, они объединяют сердца народа, что рождает должное управление». Они также говорили: «Когда ритуал, музыка, законы и наказания — эти четыре устоя — достигают своей цели и не нарушаются, тогда осуществляется добродетельное управление»⁵. Иными словами, и функция палача и функция попа одинаково необходимы.

В ходе этого движения за критику Линь Бяо и Конфуция моё понятие о последнем поднялось на ещё более высокую ступень.

Теперь я думаю, что критика Конфуция, подобная вышеизложенной, применима ко всем последующим философам феодализма. Всё же такая критика ещё не разоблачает особенностей идей Конфуция, поэтому её нужно углубить ещё более.

Был у Конфуция один ученик, звали его Фань Сюй, который однажды сказал своему учителю, что хочет научиться хлебопашеству и огородничеству. Конфуций обругал его «никчёмным человеком», а затем разразился тирадой: «Какой никчёмный человек Фань Сюй! Ведь если в верхах уважают порядок, то народ не осмелится быть непочтительным; если в верхах уважают долг, то народ не осмелится не подчиняться; если в верхах уважают правдивость, то народ не осмелится быть неискренним. Когда будет так, народ со всех сторон потянется к ним, неся младенцев за спиной. Зачем же самим заниматься хлебопашеством!»⁶.

Этой своей тирадой Конфуций подтвердил противоположность двух классов своего времени. Тех, кто принадлежал к одному из этих классов, он называл «благородными мужами» (что в то время значило «господа»), они пребывали «в верхах» (то есть были властителями, угнетателями) и не занимались земледелием (то есть были эксплуататорами, не знающими физического труда).

Им противостояли «мелкие людишки», «низы»; «простолюдины» (то есть подвластные, угнетённые люди), которые пахали землю (то есть эксплуатируемый трудовой народ).

Этой тирадой Конфуций утверждал также, что «в верхах уважают порядок» именно для того, чтобы «народ не осмелился быть непочтительным», «в верхах уважают долг» — чтобы «народ не осмелился не подчиняться», «в верхах уважают правдивость» — чтобы «народ не осмелился быть неискренним». Из этого явствует, что цель уважения порядка, долга и правдивости заключается в том, чтобы с их помощью господствовать над народом. Уважение порядка, долга и правдивости — это лишь «внутреннее дело» тех, кто «в верхах». Конфуций полагал, что если те, кто «в верхах», пойдут на показное соблюдение всего этого, то они смогут воздействовать на народ, заставить его уважать их, подчиниться им и безропотно гнуть на них спину. Конфуций сказал: «Мораль благородного мужа подобна ветру; мораль низкого человека подобна траве. Трава клонится туда, куда дует ветер»⁷. По мнению Конфуция, если «благородный муж» дохнёт «ветром добродетели», то «низкий человек» должен будет «склониться» перед ним подобно траве. Это и есть подлинный смысл «руководить народом посредством добродетели».

В этой тираде Конфуция трижды встречается «не осмелится», что полностью разоблачает злобное обличье «благородных мужей».

Конфуций полагал «гуманность» наивысшим моральным качеством. В книге «Луньюй» записано множество его высказываний о «гуманности», но толкуется она не везде одинаково. Привожу для примера несколько более важных из них.

1. «Янь Юань спросил о гуманности. Конфуций сказал: „Владеть собой и восстановить порядок — это и есть гуманность. Как только овладеешь собой и восстановишь порядок, то вся Поднебесная подчинится гуманному управлению“»⁸.

2. «Чжун-гун спросил о гуманности. Конфуций сказал: „Выходишь из дому по делу так, как при приёме высоких гостей. Используя народ, ведёшь себя так, словно совершаешь большое жертвоприношение. Чего не желаешь себе, того не делай другим“»⁹.

3. «Фань Чи спросил, что значит гуманность. Конфуций сказал: „Любить людей“»¹⁰.

4. «Цзы-чжан спросил Конфуция о гуманности. Конфуций сказал: „Тот, кто способен проявлять в Поднебесной пять качеств, является гуманным“. Цзы-чжан спросил о них. Конфуций ответил: „Почтительность, великодушие, верность, сообразительность и доброта. Если человек почтителен, то его не презирают. Если человек великодушен, то он завоюет простой люд. Если человек верен, то ему доверяют. Если человек сообразителен, он добивается успехов. Если человек добр, он может использовать других“»¹¹.

Из первого, второго и четвёртого пунктов явствует, что «гуманность», о которой толковал Конфуций, относится главным образом к «благородным мужам». В первом пункте сказано, что если человек сможет «овладеть собой и восстановить порядок», то вся Поднебесная подчинится такому «гуманному» человеку. Здесь речь идёт, конечно, о человеке, занимающем очень высокое политическое положение. Ведь «мелким людишкам» никак не подчинить себе Поднебесную.

Во втором пункте сказано, что использовать народ — дело серьёзное, надо быть столь же серьёзным, как при большом жертвоприношении. Это, конечно, тоже относится к людям, занимающим очень высокое политическое положение. Ведь «мелкие людишки» — это «простолюдины», которые могут лишь «использоваться» и недостойны «использовать».

В четвёртом пункте Конфуций говорит: если человек великодушно относится к народу, то он завоюет его. Если человек будет милостив к народу, то ему легче будет его использовать. Здесь опять же имеется в виду человек весьма высокого политического положения. Ведь сами-то «мелкие людишки» и есть «простой люд», им не нужно и нет смысла «завоевывать простой люд». Сами будучи объектом «использования», они недостойны «использовать людей».

Из вышесказанного Конфуцием о «великодушии» и «доброте» ясно, что так называемая «любовь к человеку» в лучшем случае означает жалкую милостыню, с помощью которой он хотел завоевать трудящихся с тем, чтобы легче использовать их.

Очевидно, что «гуманность», о которой толковал Конфуций,— это добродетель тех, кого он называл «благородными мужами». Для «мелких людишек» она недосягаема. Он ясно сказал: «Бывают благородные мужи, которые не обладают гуманностью, но нет простых людей, которые могут быть гуманными»¹². Он также говорил: «Народ следует заставлять делать что нужно, но не следует объяснять почему»¹³. И еще: «Когда благородный муж постигнет „Путь“, он будет любить людей. Когда же мелкий человек постигнет „Путь“, тогда его легче использовать»¹⁴. Все эти высказывания Конфуция со всей ясностью выявляют классовое содержание его так называемой «гуманности».

Не только «гуманность», но и все другие моральные качества, о которых толковал Конфуций, главным образом относились к «благородным мужам». И сказанное во втором пункте — «чего не желаешь себе, того не делай другим» — также только касается «благородных мужей» и является «соглашением» о взаимоотношениях между ними.

Из вышесказанного ясно, что «благородные мужи», о которых говорил Конфуций, это не кто иной, как рабовладельцы-аристократы. Ибо в его высказываниях «благородные мужи» обращаются с «мелкими людишками», как рабовладельцы с рабами, и взаимоотношения между ними есть взаимоотношения между рабовладельцами и рабами. В рабовладельческом обществе рабы являлись всего лишь своего рода орудием производства. Рабовладельцы считали, что с рабами о морали толковать нечего, что их моральные качества, если таковые и имеются, должны сводиться к повиновению рабовладельцам. Взгляды Конфуция и являлись отражением таких производственных отношений. На Западе Платон, типичный рабовладельческий философ древней Греции, придерживался в своё время именно таких взглядов.

В этом отношении иногда бывают некоторые расхождения во взглядах феодальных помещичьих и рабовладельческих философов. Например, Ван Янмин, идеолог помещичьего класса, говорил: «На улицах повсюду совершенномудрые» и «совесть есть у каждого» (признавая на словах, что совесть есть у каждого, он на деле считал, что между совершенномудрыми и обыкновенными людьми имеется коренное различие, что совершенномудрыми могут стать лишь выходцы из господствующих классов, никто из трудящихся достичь этого не может). Эти слова лишь усугубляли обман и одурманивание трудящихся. Но его высказывания несколько отличались от высказываний рабовладельческих философов. Это — отражение различия в производственных отношениях между рабовладельческим и феодальным обществами. «Свобода, равенство и братство» в устах буржуазных философов также усугубляли обман и одурманивание трудящихся. Но их высказывания в свою очередь отличались от высказываний феодальных помещичьих философов. И это опять-таки отражение различия в производственных отношениях. Прежде некоторые люди, в том числе и я сам, полагали, что «гуманность» Конфуция содержит в себе и понятие равенства, братства и т. д., что Конфуций открыл «человека». Согласно таким рассуждениям выходит, будто философ может оторваться от производственных отношений того общества, в котором он живёт, и выдумать из своей головы какие-то понятия. Это абсолютно невозможно. Это идеалистическое понимание истории, а не материалистическое.

В конце периода Чуньцю рабовладельческое общество окончательно пришло в упадок. Рабовладельцы к тому времени были, конечно, уже разорившимися рабовладельцами. Вышеизложенные идеи, проповедовавшиеся в те времена Конфуцием, конечно, служили пришедшим в упадок рабовладельцам. Он был поистине их философом.

В книге «Луньюй» в главе «Яоюэ» Конфуций восхвалял Чжоу У-вана за то, что он «восстановил погибшие царства, возродил прерванное наследование титулов и поднял отстранённую знать». Эти слова и были составной частью политической программы Конфуция, имевшей целью восстановление старых рабовладельческих порядков периода Восточного Чжоу. Он хотел восстановить погибшие рабовладельческие царства, поставить на ноги потомков рабовладельческой аристократии уже утратившей политическое положение, вновь поставить у власти рабовладельцев-аристократов, дошедших до положения простолюдинов,— иначе говоря, целиком и полностью восстановить старые порядки рабовладельческого общества.

Я не собираюсь подвергать всесторонней критике политическую позицию Конфуция и все аспекты его взглядов, приведу лишь некоторые пришедшие на память доказательства в качестве небольшого дополнения к предложенным товарищами за последнее время.

Прежде я толковал конфуцианскую «любовь к человеку», как любовь ко всем людям. Но в свете вышесказанного ясно, что Конфуций вовсе не мог говорить о любви «благородных мужей» как о любви ко всем людям. На деле Конфуций любил лишь горстку рабовладельцев-аристократов. Правда, он говорил о «безграничной любви к народу»¹⁵, но и это означает то же самое, что «если человек великодушен, то он завоюет простой люд». Надо сказать, что слово «всех» добавлено мной.

Конфуций отнюдь не говорил, что «любить людей» значит любить всех людей, не говорил, что его это слово «люди» должно быть всеобъемлющим. Судя по вышеизложенному четвёртому пункту, «любовь к человеку» означает всего лишь жалкую милостыню трудящимся.

Почему же было нужно давать жалкую милостыню? Потому, что в конце периода Чуньцю рабовладельческий строй «клонился к закату, еле дышал». Рабовладельцы уже не в силах были держать под своим контролем рабов. Рабы то бунтовали, то убегали. Чтобы ослабить сопротивление рабов, уменьшить число беглецов и отвоевать рабочую силу у феодального класса, рабовладельцы и сделали упор на жалкую милостыню рабам. Мысли Конфуция явились отражением классовой борьбы того времени.

В «Крахе Ⅱ Интернационала» Ленин цитирует Фейербаха: «Кто утешает раба, вместо того, чтобы поднимать его на восстание против рабства, тот помогает рабовладельцам». Это положение вполне применимо к Конфуцию.

В феодальном обществе после династии Хань Конфуций стал «родоначальником» феодальной идеологии. Позже Конфуция почитали Юань Шикай¹⁶, Чан Кайши, а также Лю Шаоци, Линь Бяо и К^о. Ибо все они считали эксплуатацию и угнетение делом правым, а бунт неправым.

В храме Конфуция в уезде Цюйфу провинции Шаньдун хранятся стелы с указами императоров разных династий о посмертном присвоении Конфуцию почётных титулов. Среди этих стел есть одна времен династии Юань. На этой стеле коротко и ясно перечисляются «заслуги» Конфуция перед феодальным господствующим классом. Эти «заслуги» есть не что иное, как его преступления перед трудящимися. Для трудящихся эта стела столь же коротко и ясно разоблачает преступления Конфуция.

Эта стела начинается так: «Говорят, что если бы не Конфуций, то не было бы ясного представления о мудрецах, живших до его времени. И если бы не Конфуций, то мудрецы, жившие после него, не имели бы чем руководствоваться». И кончается так: «О! Кровная связь отца и сына, взаимоотношения между правителями и их, подчинёнными вечно будут зиждиться на почитании священного учения. Необъятность неба и земли, свет солнца и луны не могут исчерпать превосходство этих знаменитых высказываний! Будем же полагаться на божественную силу, преобразующую людей для сохранений господства Юаньской династии». Это отрицательно поучительное сочинение на деле разоблачает реакционную сущность «учения Конфуция» и политическую цель восхваления Конфуция правителями различных династий в феодальном обществе Китая.

Чан Кайши, Лю Шаоци и Линь Бяо пели дифирамбы Конфуцию с такой же политической целью — обмануть и одурманить народ учением Конфуция, чтобы сохранить своё реакционное господство.

Симпозиум по истории китайской философии в 1957 году и посвящённая памяти Конфуция Цзинаньская конференция в 1962 году были своего рода проявлениями тенденции возврата к древности при внедрявшейся тогда ревизионистской линии. На симпозиуме я распространялся о «методе абстрактного воспринятия» в противовес методу классового анализа. На Цзинаньской конференции я, насаждая точку зрения, которую изложил в новом издании своей «Истории китайской философии», заявил, что Конфуций был идеологом класса феодалов-помещиков, и утверждал, что «гуманность», проповедуемая Конфуцием, «универсальна по своей форме» и сыграла прогрессивную роль в те времена. Всё это усилило «обожествление» Конфуция и служило ревизионистской линии.

Тем, что я теперь добился незначительного прогресса в понимании Конфуция, я обязан Великой культурной революции.

Великая пролетарская культурная революция развивается вширь и вглубь. В области истории китайской философии происходит новая революция. Этой революцией лично руководит Председатель Мао Цзэдун, лично указывает ей направление. Мне уже почти восемьдесят лет. Полвека я проработал над историей китайской философии. Сегодня могу быть свидетелем этой великой революции — это большое счастье. Быть не только свидетелем, но и участником этой великой революции — это ещё большее счастье. Я полон решимости следовать указаниям Председателя Мао Цзэдуна, добросовестно изучать марксизм-ленинизм-маоцзэдунъидеи, перековать свое мировоззрение, переработать и закончить своё новое издание «Истории китайской философии» и внести свою лепту в социалистическую революцию и социалистическое строительство Родины.

1. «Луньюй».↩
2. Там же.↩
3. «Две тактики социал-демократии в демократической революции».↩
4. «Крах Ⅱ Интернационала».↩
5. «Лицзи».↩
6. «Луньюй».↩
7. «Луньюй».↩
8. «Луньюй».↩
9. Там же.↩
10. Там же.↩
11. Там же.↩
12. «Луньюй».↩
13. Там же.↩
14. Там же.↩
15. «Луньюй».↩
16. Юань Шикай был главарём северных милитаристов. Он был первым вставшим у власти реакционером в Китае после революции 1911 года.↩