Сам А. Г. Дугин и его последователи полагают, что геополитика помогла развить концепции евразийцев 1920—1930-х годов и создать целостное евразийское мировоззрение. А на самом деле Дугин извратил евразийство и превратил его в эклетическую смесь, добавив в него, помимо геополитики, элементы европейского традиционализма и расизма. Начнём с того, что он неправильно употребляет термин «Евразия». Ведь для Трубецкого, Савицкого, Льва Гумилёва и других подлинных евразийцев Евразия это не совокупность Европы и Азии, а место, где эти части света сходятся, то есть территория Российской империи или СССР. Граница Европы и Евразии-России определяется изотермой нулевой температуры января, а от собственно Азии Евразия отделена горными хребтами и пустынями. И евразийская цивилизация находится в одном ряду с другими: китайско-конфуцианской, индуистской, исламской и романо-германским миром (Западом), который помимо Европы включает и её заокеанские продолжения: США, Канаду, Австралию, Новую Зеландию и ЮАР. Евразия — это не какой-то мифический центр, «хартланд», доминирующий в мире (а теория геополитики Макиндера состоит именно в этом), а один из центров. Как говорил Л. Н. Гумилёв: «Европа — центр мира, но и Палестина — центр мира. Иберия и Китай — то же самое, и т. д. Центров много, и число их можно подсчитать по сходству ландшафтов»³. Дугин же большей частью использует термин «Евразия» именно в значении совокупности Европы и Азии, как это и принято в школьных учебниках по географии. А в итоге Россия оказывается в одной упряжке с извечно враждебной ей (согласно учению евразийцев) континентальной Европой, а роль Европы как врага у Дугина занимают Англия и США. Это является следствием того, что он искусственно примешивает к евразийству геополитику и принимает так называемый «первый закон геополитики» — идею о вечной борьбе между континентальной и морской цивилизациями (теллурократии и талассократии).

Характерными чертами континентальных держав являются плановая или частично плановая экономика, коллективизм в сфере общественных отношений, иерархическое государственное устройство, традиционализм и консервативность. А характерными чертами морских — рыночная экономика, индивидуализм, демократия, прогрессизм и модернизм⁴. При этом адепты геополитики называют обычно только три примера «противоборства Суши и Моря» за всю историю человечества: борьба между Спартой и Афинами за гегемонию в Греции, Пунические войны между Римом и Карфагеном и «холодная война» между СССР и США в 1945—1985 гг. Но Дугин при этом идёт значительно дальше основателей геополитики (Мэхэна, Макиндера, Хаусхофера). Он доводит геополитические концепции до абсурда, придавая им духовно-мистический характер и приписывая воздействие на всё и вся. Сам он не только это отмечает, но и считает достоинством своей теории. Хотя географический детерминизм — это прошлое науки, он соответствовал уровню ⅩⅧ—ⅩⅩ веков, временам Монтескьё и Гердера, которые его и пропагандировали, но не уровню начала ⅩⅩⅠ века. А Дугин как будто бы об этом не знает. Географическому расположению государства он отдаёт приоритет не только над экономикой и политикой, но и над религией, духовностью и национальными традициями.

А сейчас посмотрим, насколько «первый закон геополитики» вообще применим к историческим реалиям. Начнём с России. Конечно, наша страна в ⅩⅥ-м, скажем, веке, не была демократическим государством с рыночной экономикой, ну а были такими государствами морские Англия и Франция? Конечно же, нет. Русские люди никогда не были какими-то спартанцами или древними римлянами эпохи Катона Старшего, как можно воображать, начитавшись дугинских трудов по геополитике. В России никогда не было такого религиозного фанатизма, инквизиции, рыцарских орденов и множества сект, явлений, которые процветали в средневековой Европе, что опровергает тезис об особой «идеократичности», «консервативности» или «мессианстве» русских, а эти черты должны бы были им присущи как «континентальному» народу. Русский человек, напротив, всегда нигилистически относился к любой искусственной, навязанной сверху идеологии, что он и показал, отказавшись с лёгкостью от православия в 1917 году.

В России до революции было такое сословие купцов и такие ярмарки, одно упоминание о которых опровергает все эти дугинские сказки о том, что это, дескать, у атлантистов — «Торговый Строй», а у нас одни емели-бессеребренники. В конце ⅩⅨ — начале Ⅹ века капитализм в нашей стране развивался очень быстро. По объёму промышленной продукции Россия занимала пятое место в мире, а по уровню концентрации рабочей силы на промышленных предприятиях — первое. По степени монополизации наша страна не отставала от стран Западной Европы и США. Интересующимся советую почитать труд В. И. Ленина «Развитие капитализма в России». И никакими такими уж особенностями российский капитализм не отличался от капитализма в тогдашних Англии и США, если не считать сохранения архаичного законодательства, мешавшего росту промышленности, и несколько большей роли государства. А роль пуритан как главных носителей капиталистического духа играли столь любимые А. Г. Дугиным старообрядцы.

После падения социалистического строя в нашу жизнь вошёл и стал господствовать самый дикий капитализм. В проклинаемых в «Основах геополитики» Англии и Америке демонстрации под красными флагами собирают во много раз больше молодых людей, нежели чем в России — так где же ты, евразийская суть русского человека, столь не приемлющая буржуазного духа?

Да и Америка вовсе не такая «морская», как пишет А. Д. Ведь именно продвижение на Дикий Запад (внутриконтинентальную массу Суши) и его освоение оказали намного большее влияние на складывание национального характера американцев и американскую государственность, нежели плавание по морям и океанам. Именно с Дикого Запада берут своё начало такие качества типичного американца, как индивидуализм, мессианизм и страсть к перемене места жительства, именно Запад в ⅩⅨ веке был оплотом и источником демократических традиций. Любимый герой американской массовой культуры — это пионер и ковбой, но никак не моряк. Как могучая морская держава США начинают проявлять себя лишь в ⅩⅩ веке после испано-американской войны 1898 года, и при этом флот выступает лишь военно-политическим инструментом, благодаря которому Америка может «дотянуться» до других стран и их колониальных владений. И если говорить о США как о морской державе (талассократии), то только имея в виду их мощные ВМС, и ничто более.

Таким образом, любой, кто хорошо знает историю, может легко опровергнуть все эти дугинские байки насчёт «извечной войны Суши и Моря». Например, Испания и Португалия были в ⅩⅥ—ⅩⅧ веках были классическими морскими колониальными державами, но в то же время в них господствовали феодально-традиционалистские режимы, которые, в соответствии с учением Дугина, более соответствуют евразийскому континентальному типу цивилизации. Испания вместе с Португалией воевала с Османской империей, которая была морской державой с традиционалистским мусульманским режимом. Такие их сражения, как битва при Лепанто в 1571 году, имели огромное значение для судеб Европы. Ещё Испания воевала с Англией, которая выступает ярким примером морской страны, где к тому же нарождаются и быстро развиваются буржуазные отношения. Войны Англии и Испании ещё можно назвать «борьбой Суши и Моря». Но в то же время можно вспомнить англо-голландские войны ⅩⅦ века, где морские и буржуазные Англия и Голландия боролись между собой за гегемонию. Сухопутная Польша, должная быть государством с жёстким режимом, была в средние века и новое время «шляхетской демократией», где даже король избирался. А атлантистская Франция была, напротив, страной с жёстким абсолютистским режимом.

А. Г. Дугин пишет, что «борьба Англии с континентальными державами — Австро-Венгерской империей, Германией и Россией — была геополитическим содержанием ⅩⅧ—ⅩⅨ веков»⁵. Но эти «континентальные державы» между собой в союзе с Англией воевали не меньше, чем каждая из них с Англией по отдельности. Так, в войне за испанское наследство (1701—1714 гг.) Франция и Испания выступили против Англии, Голландии, Пруссии и Австрии. А войне за австрийское наследство (1740—1748 гг.) мы можем наблюдать совсем другой расклад сил: Франция, Пруссия, Бавария, Саксония, Испания и Пьемонт против Австрии, поддержанной Англией, Голландией и Россией. Далее, в период Семилетней войны Австрия, Франция, Россия, Испания, Саксония и Швеция воевали против Пруссии, Великобритании и Португалии. Во время наполеоновских войн все европейские державы объединялись против Франции. А во время Крымской войны (1853—1856 гг.) все объединились против России, и если Турция, Англия, Франция и Пьемонт непосредственно с нами воевали, то Австро-Венгрия, Пруссия и Швеция оказывали на Россию дипломатическое давление. Может, необычайно проницательный господин Дугин и видит в этом калейдоскопе без конца сменяющих друг друга союзов и коалиций, воевавших между собой, какие-либо закономерности «борьбы Суши и Моря», но профессиональные историки их не видят.

Япония до 1945 года, которую Дугин почему-то относит к континентальному типу цивилизации, была тоже морской державой, в которой под оболочкой феодальных самурайских традиций скрывался капиталистический режим с господством крупных концернов (дзайбацу), чем и можно объяснить легкость трансформации этой страны после 1945 года. Морская Япония на Тихом океане воевала против морских США, в то время как континентальный Советский Союз воевал против континентальной Германии — и где же оно, извечное противоборство между Сушей и Морем? Спонсорами Исламской революции в Иране выступили базарные торговцы (мелкая и средняя торговая буржуазия). Базар всегда играл огромную роль в жизни городов в традиционных мусульманских странах. И в современной Исламской Республике Иран «люди базара» выступают как самая консервативная сила. Почему же Дугин не напишет, что в Иране Торговый Строй, соответствующий морскому типу цивилизации? Современная путинская «евразийская» РФ выступает как вассал НАТО в деле подавления национально-освободительного движения народов Азии и Африки, попав в список стран с архаичным полуфашистским режимом, где сейчас находятся Израиль и Турция, а ранее были расистский режим ЮАР и салазаровская Португалия — ну где её евразийская сущность? Таким образом, географическое расположение государства может влиять лишь на соотношение значения различных видов вооружённых сил (сухопутной армии, ВВС и флота), но нельзя обнаружить никакой связи между ним, с одной стороны, и типом господствующего режима и взаимоотношениями с другими государствами, с другой.

Показав несостоятельность пресловутого «первого закона геополитики», далее следует указать на неверность противопоставления Англии и США с континентальной Европой, особенно Германией. Сам Александр Гельевич наивно надеется, что объединённая Европа в союзе с Россией будет противодействовать гегемонии США в мире. Это является следствием его непонимания транснационального характера современного капитализма. В условиях современного мира, где основой экономики являются транснациональные корпорации, чьи предприятия могут быть разбросаны по всему свету, любой разрыв между США и Европой невозможен, так как он навредил бы обоим. Сейчас Западная Европа и Северная Америка плюс Япония являют собой единую цитадель мирового капитализма, единое пространство, однородное в экономическом (постиндустриальная экономика), политическом (буржуазная демократия, «права человека») и культурном (массовая культура для идиотов-обывателей) отношениях. Это верно отмечает А. Зиновьев, создавший концепцию «единого Запада», «западнизма»⁶, но не Дугин, который всё ещё мыслит устаревшими категориями межблоковой борьбы великих индустриальных держав. И зачем это Европе объединяться с Россией, чтобы вместе враждовать с США — что им мешает сообща выкачивать из России природные ресурсы? Напротив, в столкновении с «нецивилизованными» народами Запад всегда выступает единым фронтом — и примеры Югославии и Афганистана более чем убедительны.

В выборе врагов и друзей А. Дугина, этого пламенного апостола геополитики, отличает крайняя субъективность. Например, он не любит ваххабитов даже не потому, что они враждебно относятся к России («евразиец» Хомейни, кстати, нас тоже не очень любил), а потому что они сторонники строгого морального образа жизни, а ницщеанцу-аморалисту А. Д. это не по вкусу. На основании чисто внешнего сходства он ставит знак равенства между ваххабитами и англосаксонскими пуританами. На самом деле, ваххабизм и пуританизм — это разные явления. Пуританизм возник в ⅩⅥ веке как идеология буржуазии при переходе от феодализма к капитализму. Ваххабизм же возник в ⅩⅧ веке на территории Аравии, которая ещё не выбралась из первобытнообщинного строя, и явился реакцией аравийских арабов на турецкое господство, проявлением их желания обрести силу и единство. В ⅩⅨ веке ваххабиты принимали самое активное участие в национально-освободительной борьбе в Индии и Индонезии, например, во время великого индийского восстания 1857—1859 годов их отряды отличались наибольшей стойкостью и дисциплинированностью. И в современной Саудовской Аравии радикальные ваххабитские группировки выступают за свержение проамериканского режима и изгнание американских войск с Аравийского полуострова. Так что ваххабиты вовсе не такие «врождённые» атлантисты, как пишет о них А. Дугин. Напротив, в современных условиях они являют собой пример антибуржуазного протеста мусульманских народов Азии и Африки, пусть и выраженного в религиозной форме.

Ладно, ваххабитов шовинист А. Д. может не любить из-за их сепаратистской деятельности на территории России, ну откуда у Дугина столь страстная любовь к сионистам? Такая страстная, что при перечислении сателлитов США в Азии он даже не упоминает Государство Израиль, и доходящая до того, что причину деградации СССР он видит в исчезновении евреев из состава советской элиты. Вообще, Дугин обожает Государство Израиль как пример какого-то «третьего пути» между капитализмом и социализмом. И если, согласно нему, Россию населяет некая смесь хлыстов, спартанцев и древних римлян, то в Израиле живут одни хасиды в кибуцах. На самом деле, основу экономики Израиля составляют не «социалистические» кибуцы, а обычные капиталистические фирмы, велика роль и внешнего финансирования (безвозмездная помощь США составляет 3 млрд долларов в год). Большинство израильских евреев, в отличие от арабов, ведёт современный светский образ жизни и имеет мировоззрение современного типа, поэтому специалисты — социологи и политологи — относят Израиль к современной западной буржуазной цивилизации, даже несмотря на присутствие некоторого процента строгих приверженцев древнего иудаизма и географическое расположение этого государства. Та же кучка сошедших с ума сионистов-фанатиков, с которой поддерживает связь А. Дугин, не имеет в израильском обществе никакого влияния. Дружбу с ними он объясняет тем, что они «против Америки». Но они ругают Америку просто потому, что она им недостаточно помогает. Так же в своё время и Фидель Кастро ссорился с советским руководством, не помогавшим, по его мнению, развёртыванию революции в Латинской Америке и пошедшим на уступки американскому империализму. Наши подлинные союзники среди израильских евреев — это левые, совместно с палестинцами выступающие против буржуазно-шовинистического режима, господствующего в этой стране.

У Дугина явно прослеживаются элементы расизма. Часто он пишет о расовой общности и расовых различиях. Например, предпосылкой для союза с Индией, с его точки зрения, является расовое родство русских и индийцев. Хотя в истории расовое родство никакого значения не играет: даже германские нацисты, бывшие убеждёнными биологическими расистами, дружили с «расово чуждой» Японией и воевали с «расово близкой» Англией. А предпосылкой для союза с Ираном якобы является арийский характер шиизма, противоположный семитскому суннизму. Но наука давно опровергла все эти расистские ходульные домыслы о «арийских» и «семитских» религиях, и в частности, о «семитском» и «арийском» направлении в Исламе. Основоположником шиизма был иудей Абдаллах ибн Саба, и его первоначальными приверженцами — исключительно арабы. В Иране шиизм стал государственным вероисповеданием лишь в ⅩⅥ веке, после воцарения династии Сефевидов. Исмаилизм, форма крайнего шиизма, и по Дугину, самый «арийский» Ислам, был государственным вероисповеданием в Фатимидском халифате (909—1171 гг.), включавшем страны Магриба и Сирию, населённые, в основном, арабами. Да и среди современных шиитов много арабов и азербайджанцев, которых «арийцами» никак не назовешь.

Вообще, геополитика и расизм, даже в самой мягкой форме, как у А. Д., вещи несовместимые. Для расиста местожительство (почва) не имеет значения, для него главное — кровь. Так, белый человек всегда остается белым, и на берегах Атлантики, и в сибирской «континентальной» глуши. Хотя идеи биологических белых расистов и неверны, но им всё же не откажешь в логике. Согласно им, раз «белые» народы родственны, то они должны объединиться. У Дугина же расовое родство может служить предпосылкой для союза с Индией, а вот англосаксы, гораздо более русским родственные в этом плане, для русского народа не друзья, а заклятые враги. Где же тут логика?

И совсем уже нелепым является добавление в дугинскую кашу европейского традиционализма Р. Генона и Ю. Эволы. Р. Генон вообще не интересовался Россией и русскими, лишь однажды с долей презрения написал, что русские склонны имитировать черты и архетипы, свойственные восточным людям⁷. Ю. Эвола, ненавидя славянские народы, писал, что у них нет настоящей традиции⁸, упоминал что-то о «славянском стадном коллективизме» и считал, что Советская Россия, как и Соединённые Штаты, являются авангардом процесса деградации. Оба этих мыслителя посмеялись бы над А. Дугиным, проповедующим, что именно какая-то необычная сверхдуховность русского народа должна стать основой евразийской цивилизации, в которую, на правах вассалов, вступят сотни миллионов европейцев, индийцев, китайцев и др.

Помимо изложения теоретической базы геополитики, Дугин на базе теории даёт и множество практических советов, причём все они выходят полностью оторванными от реальной действительности. А. Д. с такой лёгкостью меняет границы государств и ловко заключает международные союзы, что создаётся впечатление, что он играет в какую-то увлекательную компьютерную игру, а не разбирает сложнейшие проблемы внешней и внутренней политики. Так, он запросто предлагает отдать Калининградскую область Германии и четыре курильских острова Японии, соединить Сербию, Македонию и Болгарию в одно государство, поддерживая уйгурских и тибетских сепаратистов, развалить Китай, разделить Восточную Европу между Германией и Россией и расчленить Азербайджан между Россией, Арменией и Ираном в случае, если он «будет плохо себя вести». Такие «предложения» показывают полный дилетантизм Дугина в сфере международных отношений. Особенно показательна в этом плане его идея насчёт Калининградской области, а вернее, не идея, а полная чушь, потому что ещё ни одно государство добровольно не передавало и даже не продавало свою обжитую и обустроенную территорию (случаи с Луизианой и Аляской не в счёт — когда они были проданы, это были совершенно дикие края). Но особенно хотелось бы коснуться точки зрения Дугина на национальный вопрос.

В дугинских опусах можно выделить ещё одну характерную черту. Так, Дугин утверждает, что воплощение планов мондиалистов в жизнь ведёт к стиранию самобытности разных народов. При этом, казалось бы, его, в первую очередь, как русского национал-патриота, бывшего члена общества «Память», должны волновать самобытность и уровень национального самосознания русских, а не евреев или папуасов. Но нет, он печётся обо всех без исключения, примерно так же, как эколог о редких видах, занесённых в Красную книгу. Его «Евразийская империя конца» напоминает зоопарк, где каждый народ живёт в своей клетке, и там, не сообщаясь с другими, блюдет свою самобытность. Привожу цитату: «Русские будут жить в своей национальной реальности, татары — в своей, чеченцы — в своей, армяне — в своей и т. д.»⁹. На самом деле, всем нам приходится жить в одной реальности, и в ней самобытность одного народа очень часто не сходится с другим. Так, сохранение чеченцами их национального характера мало совместимо с нахождением Чечни в составе Российской Федерации, а самобытность израильских сионистов, обожаемых А. Д., несовместима с самобытностью арабов-мусульман, отстаивающих мечеть Аль-Акса, ведь для того, чтобы восстановить свой храм, сионистам надо разрушить Аль-Акса. Но господин Дугин этого не замечает, он хочет быть одновременно националистом всех народов и фундаменталистом всех религий.

Итак, как мы видим, дугинскую геополитику нельзя отнести к сфере науки, потому что научное знание характеризуются такими чертами, как систематичность, рациональность, доказуемость, установление законов и закономерностей, а ничего этого у Дугина нет. Как сказал однажды А. Зиновьев, во всех собрании дугинских опусов под названием «Основы геополитики» он не нашёл «ни одного понятия, ни одного утверждения, удовлетворяющего критериям науки»10. Поэтому вся эта геополитика ни в чём нам не может помочь в реальной жизни, она может служить только «мальчиком для битья» для настоящих историков, философов и политологов.

Но и к сфере идеологии, пусть и самой экзотической, геополитику в изложении А. Д. отнести нельзя. А причины следующие. Во-первых, из-за чрезмерного эклетизма, ведь рассматриваемая нами система представляет собой чудовищную мешанину элементов натурфилософии, мифологии, религии, различных идеологических течений, своего рода новую теософию. Во-вторых, в каждой полноценной идеологии наличествует свой субъект (у коммунистов — это рабочий класс или трудящиеся массы вообще, у националистов — нация, у либералов — атомарный индивидуум). У Дугина же такого субъекта нет, а то, что он пытается поставить на его место — некую «Евразию», «евразийскую цивилизацию» с непонятными границами и включающую в себя чуть ли не большую половину человечества, то всего этого не существует в природе. Думаю, что справедливо было бы сказать, что под всеми громкими словами о «Евразийской империи конца» таится банальный российский империализм, жаждущий занять место американского, но пока вынужденного играть роль шакала при тигре США. А закончить мне хочется словами Александра Зиновьева, вынесшего дугинским писаниям суровый приговор: «В основном это искажение реальности, оболванивание людей, манипулирование людьми»¹⁰.