Накануне подавленных китайскими властями беспорядков в Тибете религиозный лидер тибетцев, реинкарнация бодхисатвы Авалокитешвары, воплощение бесконечного милосердия всех Будд Его Святейшество Далай-лама ⅩⅣ сказал, выступая в Ахмедабадском институте менеджмента (Индия):

«Я монах-марксист, буддист-марксист. Я принадлежу к марксистскому лагерю, поскольку в отличие от капитализма марксизм более этичен. Как идеология марксизм заботится о благосостоянии работников и верит в распределение благ между всеми людьми в государстве».

Однако если это заявление и поразило кого-то из присутствовавших, то только тех, кто недостаточно знаком с личностью тибетского первоиерарха.

Далай-лама не сошёл в Ахмедабаде с ума, не открыл никакой страшной тайны и даже не думал шутить. Все высказывания и публичные жесты Его Святейшества тщательно продуманы, и случайных среди них быть не может.

Симпатии к социалистическим идеям и марксизму появились у него ещё в юности. В своей автобиографии «Свобода в изгнании» (1990) он так рассказывает о своём визите в Пекин в 1954 году и встрече с Мао Цзэдуном:

«…Тем не менее я выразил желание стать членом партии. Я был уверен — и до сих пор убеждён в этом,— что возможно выработать синтез буддизма и чистого марксизма, который был бы на деле эффективным средством ведения политики».

Несмотря на приверженность идеям марксизма и особое внимание к идеям равенства, отношения с китайскими коммунистами у Далай-ламы ⅩⅣ не сложились. Мировая общественность видит в нём борца с коммунистическим режимом Пекина за права человека и свободу, притесняемого китайским правительством Тибета. В действительности ситуация вокруг Тибета далеко не так однозначна. И мало что свидетельствует об этом так явно, как сама фигура Далай-ламы ⅩⅣ, сыгравшего и продолжающего играть ключевую роль в истории нынешнего тибетско-китайского противостояния.

Сказать о Его Святейшестве, что он религиозный лидер тибетцев (а также монголов, бурят, тувинцев и многочисленных и весьма влиятельных приверженцев буддизма на Западе), будет верно, но недостаточно. Ещё в меньшей степени определяет его истинную роль то, что он глава тибетского правительства в изгнании, а до 1959 года — верховный владыка Тибета. Далай-лама ⅩⅣ Тенцзин Гьяцо сам по себе, независимо от его постов в церковной или светской иерархии, является, если так можно выразиться, могущественной духовной силой или сущностью. Как и тринадцать его предшественников, первый из которых появился на Земле в 1391 году, Его Святейшество принадлежит к бесчисленному ряду земных воплощений бодхисатвы Авалокитешвары, олицетворяющего в буддизме милосердие и являющегося покровителем Тибета.

Немецкие исследователи феномена тибетского буддизма Виктор и Виктория Тримонди характеризуют Далай-ламу Ⅴ (1617—1682), прозванного тибетцами Великим Пятым, как «государственного мужа, жреца, историка, грамматиста, поэта, художника, архитектора, любовника, пророка и чёрного мага в одном лице». Далеко не все из этих характеристик применимы к нынешнему воплощению Великого Пятого. А некоторые из них, например, «любовник» или «чёрный маг», скорее всего, просто оскорбят его последователей. Однако эти оценки очень верно передают универсальную, космическую природу феномена далай-ламы.

18 марта новостные агентства разнесли сенсационную весть: шокированный антикитайским насилием, которым сопровождались в Тибете акции протеста, Его Святейшество, находясь в своей нынешней резиденции — североиндийском городке Дхарамсала, заявил:

«Нравится нам это или нет, нам придётся жить бок о бок друг с другом. Мы должны выступать против китайской политики, но не против самих китайцев. Не на основе расизма!»

И если «ситуация выйдет из-под контроля», «единственным выбором» для него будет «полностью уйти в отставку». Однако любому человеку, хоть немного знакомому с тибетскими реалиями, ясно, что воплощение бодхисатвы Авалокитешвары не может (!) изменить свой космический, сакральный статус. И действительно, вскоре после этого заявления помощник Его Святейшества Тенцзин Таклха пояснил:

«Если бы тибетцы избрали путь насилия, ему пришлось бы уйти в отставку, потому что он полностью привержен ненасилию. Он ушёл бы в отставку как политический лидер и глава государства — но не как далай-лама. Далай-ламой он будет всегда».

Суть отношений далай-лам с владыками соседних буддистских государств веками определялась концепцией «чё-йон»: «духовный наставник — патрон-милостынедатель». Это очень древняя концепция, восходящая к индийскому буддизму. Религиозный лидер, знаток буддистского учения духовно окормляет своего патрона, наставляя его и ритуально обеспечивая благополучие его страны. А задача (и долг) царя-покровителя — заботиться обо всех материальных нуждах наставника и оказывать ему поддержку силой оружия.

Как отмечают идеологи тибетской независимости и их критики, схема «духовный наставник — царь-покровитель» хорошо работала в традиционном мире, до проникновения в регион современных идей о нации, национализме и национальном суверенитете. Реалии ⅩⅩ века заставили и тибетцев, включая их элиту, осваивать националистические ценности.

Владычество далай-лам носило какой угодно, только не национальный характер. Упоминавшиеся выше супруги Тримонди считают его прямо антинациональным:

«„Жёлтая церковь“ проповедовала свои буддистские догматы, взывала к своим божествам и преследовала свои экономические интересы — но не интересы тибетцев как единого народа. Именно поэтому духовенство никогда не испытывало ни малейших колебаний, вступая в союз с монголами или китайцами против обитателей Страны Снегов».

Сейчас же далай-лама и его приверженцы позиционируют себя в первую очередь как глашатаи тибетских национальных интересов. Вот слова его обращения к «китайским братьям и сёстрам» 28 марта:

«Моей главной заботой, как я повторял уже много раз, является выживание самобытной культуры, языка и идентичности тибетцев».

Однако такое понимание роли вождя нации ему (и окружающим его эмигрантским структурам) было свойственно не всегда.

Конфликт вокруг Тибета, не затихающий с 1949 года, трудно назвать национально-освободительной борьбой в традиционном смысле слова. Хотя налицо и межнациональные противоречия (волнения 14 марта, например, вылились в антикитайский погром), и вполне реальные и широкомасштабные нарушения китайским режимом прав человека в Тибете.

И сам Далай-лама ⅩⅣ, и различные представители тибетской эмиграции неоднократно с большой болью говорили о разрушении экологии страны, о ядерных и токсичных отходах на Тибетском плато, об уничтожении китайскими и западными охотниками редчайших видов животных… Для культуры, основанной на ахимсе — «ненанесении вреда живым существам»,— такое особенно болезненно. К этому можно прибавить жёсткие меры по контролю над рождаемостью среди тибетцев. Этот народ, численность которого составляет около 5,5 млн человек, казалось бы, не должен подпадать под действующую в КНР политику «одна семья — один ребёнок», которая касается национальностей численностью более 10 млн человек. Однако с середины 1980‑х годов меры насильственного планирования семьи стали применяться и к тибетцам. Официальные документы правительства в изгнании приводят леденящие душу примеры насильственной стерилизации, абортов и даже детоубийств.

В результате трагических событий 1959 года, которым китайские и тибетские идеологи дают взаимоисключающие оценки, 24-летний Далай-лама ⅩⅣ вместе со своим двором и многими десятками тысяч простых тибетцев оказался в эмиграции в Индии. Борьба за «свободу Тибета», знаменем и вольным или невольным лидером которой он стал, сразу превратилась в один из фронтов «холодной войны». И тибетские сепаратисты сражались в ней на стороне Запада. Часто с оружием в руках. На деньги и при активной поддержке ЦРУ.

Даже официальная публикация департамента информации и международных отношений Центральной тибетской администрации («Тибет. Правда, основанная на фактах»), говоря о «национальном восстании» 1959 года, признаёт:

«Робкая помощь ЦРУ восстанию всерьёз началась только тогда, когда оно закончилось».

Об истинном масштабе участия американских спецслужб в организации тибетского сопротивления в 1960—1970‑х годах можно судить по изданной в 2002‑м году богато документированной книге политолога Кеннета Конбоя и кадрового военного Джеймса Моррисона «Тайная война ЦРУ в Тибете». Там рассказывается о тренировочных лагерях для тибетских повстанцев в штате Колорадо, о тайных военных операциях в Тибете с участием наёмников ЦРУ и при поддержке авиации и даже об участии американских спецслужб в организации побега далай-ламы через китайскую границу. По оценке Конбоя и Моррисона, ЦРУ «поощряло восстание Тибета против власти Китая и в конце концов стало просто контролировать ещё неоперившееся движение сопротивления».

Джон Кеннет Наус, в 1958—1965 годах возглавлявший оперативную группу ЦРУ по Тибету, утверждает:

«Это не было просто одной из нелегальных операцией ЦРУ… Инициатива исходила… от всего правительства США в целом».

А 2 октября 1998 года газета «Нью-Йорк Таймс» опубликовала заявление администрации далай-ламы, в котором она признала, что на протяжении 1960‑х годов получала от ЦРУ ежегодную субсидию в 1,7 млн долларов. Эти средства шли на подготовку добровольцев и финансирование партизанских операций против китайских властей. В том же заявлении отрицалось, что Его Святейшество извлекал какую-либо личную выгоду из ежегодной субсидии в 180 тыс. долларов, предназначенной для него самого. Эти деньги, по словам функционеров из Дхарамсалы, тратились на содержание офисов в Женеве и Нью-Йорке, а также на международное лоббирование интересов правительства далай-ламы.

Официально санкционированное участие американских спецслужб в тибетском конфликте было свёрнуто в 1974 году на волне потепления китайско-американских отношений после визита президента Ричарда Никсона в Пекин. Однако за почти полвека, прошедшие с 1959 года, тибетская эмиграция обзавелась широким кругом сторонников на Западе, среди которых много богатых и влиятельных людей. Достаточно назвать профессора Роберта Турмана — личного друга и ученика далай-ламы, известного учёного-тибетолога из Колумбийского университета, президента крупного нью-йоркского культурного центра «Тибут хауз», человека, в 1997 году признанного журналом «Тайм» одним из двадцати пяти самых влиятельных американцев, и… отца кинозвезды Умы Турман. Или голливудских звёзд — саму Уму Турман, Ричарда Гира, Стивена Сигала, и звёзд рок-н-ролла вроде группы «Рейдж эгейнст ди машин», и просто тысячи образованных, платёжеспособных и социально активных европейцев и американцев. Не все они исповедуют тибетский буддизм, но все готовы поддерживать «донкихотское движение за освобождение Лхасы от правления Пекина» (из статьи о Турмане в «Тайм») всеми доступными им средствами. Поэтому акции солидарности с протестующими тибетцами прокатились по всему западному миру — от Канады до Швейцарии, от Исландии до Австралии.

И эти люди — не только «агенты влияния» Дхарамсалы в Европе и Америке. Они ещё и «агенты влияния» Запада (в широком смысле) на Дхарамсалу. И если далай-лама начнёт акцентировать в своих выступлениях какие-либо ценности, отличные от набора либеральных и правозащитных штампов, он может лишиться этой столь ценной для него поддержки. Это ставит его в очень сложное положение: как социалист, он чужой для строителей социализма в Китае, как либерал — начинает вызывать недоумение у западных правозащитников. Этот буддистский лидер говорит совсем не то, что делают его подданные в Тибете. А его призывы к ненасильственным акциям совершенно не вяжутся с лозунгами и стилем действий тех, кто выходит сегодня протестовать на улицы тибетских городов.