9 апреля. Ясный весенний день. Громадный цюрихский вокзал, обычно шумный и наполненный оживлённой толпой туристов и курортников, тих и почти пуст. Война сделала невозможным приезд в Швейцарию англичан, американцев, немцев и французов. Только немногочисленные швейцарцы деловито спешат к поездам, отходящим в разных направлениях.

У идущего к немецкой границе поезда стоит небольшая группа скромно одетых людей. Это политэмигранты и швейцарские рабочие, пришедшие проводить Владимира Ильича. Среди рабочих преобладает молодёжь. Это члены кружка, группирующегося вокруг журнала «Фрайе югенд», с которыми Владимир Ильич вёл занятия. Впоследствии они составили основное звено Швейцарской коммунистической партии.¹

Этот исторический момент внешне прошёл незамеченным. Только провожающие чувствовали значение отъезда Владимира Ильича на родину после почти 15 лет эмигрантской жизни (впервые он приехал за границу в 1900 году, совсем молодым).

Сейчас Владимир Ильич пытался скрыть овладевшее им внутреннее волнение под весёлой шуткой и непринуждённой беседой с провожающими. Но мысли его уже далеко от Цюриха. Частое поглядывание на часы говорит о том, с каким нетерпением ждёт он момента отъезда. Наконец раздался последний свисток паровоза и поезд медленно покинул вокзал под дружное «ура» провожающих.

Оставшиеся долго ещё вспоминали об уехавших. Невольно в голову приходила мысль: не подведут ли немцы, не нарушат ли заключённого договора, не примет ли Временное правительство решительных мер, чтобы помешать приезду Владимира Ильича в Россию?

Но вот пришла телеграмма: группа эмигрантов благополучно прибыла в Стокгольм. Прошло ещё несколько дней — и вот оно, долгожданное сообщение: Ленин прибыл в Петроград!

---

Во второй половине декабря, закончив работу по репатриации политических эмигрантов из Швейцарии, я с четвёртым эмигрантским поездом выехал в Петроград.

С волнением я шёл в Смольный к Владимиру Ильичу. Каков он теперь? Как он встретит меня?

В Смольном всё кипело. Сотни людей двигались во всех направлениях. С трудом нашёл я комнату, в которой обосновался Владимир Ильич, откуда руководил он государственной машиной молодой Советской республики.

Обстановка в комнате была такая же скромная, как на квартире Владимира Ильича в Кракове и в Швейцарии. Владимир Ильич радушно со мной поздоровался. Он был в том же пиджаке, что и в Швейцарии. Внешне он почти не изменился, только сильно похудел и, видимо, был переутомлён. С интересом расспрашивал о подробностях нашего путешествия, о Швейцарии, интересовался, в чём нуждаются приехавшие со мной эмигранты, как они устроились. Как всегда, Владимир Ильич уделял внимание каждой мелочи, касающейся товарищей, словно и не лежали у него теперь на плечах огромные, не терпящие отлагательства задачи всероссийского масштаба. Та же простота, та же сердечность.

Это был прежний Владимир Ильич, которого совершенно не изменили ни власть, ни торжество его долголетних мечтаний и труда.

Владимир Ильич перешёл к моим личным делам. Он спросил, какую работу я хотел бы взять. Я был в затруднении: всё вокруг было мне ново, я не успел ещё оглядеться. Владимир Ильич начал говорить о разрухе в области здравоохранения, вызванной бойкотом со стороны буржуазной медицинской интеллигенции. Ленин говорил, что нужно напрячь все силы, чтобы преодолеть этот бессмысленный бойкот, чреватый тяжкими последствиями для тысяч больных, нуждающихся в медицинской помощи.

— Хорошо бы вам поработать в недавно созданном центральном органе здравоохранения, который мы на днях собираемся оформить,— в Совете врачебных коллегий,— сказал Владимир Ильич.

Сказав это, Владимир Ильич вызвал по телефону товарища, ведавшего медицинской работой в Петрограде. Познакомив меня с ним, он дружески со мной распрощался.

В ближайшие дни я связался с Верой Михайловной Бонч-Бруевич и с другими членами Совета врачебных коллегий.

В начале 1918 года был опубликован подписанный Владимиром Ильичом декрет Совета Народных Комиссаров о создании Совета врачебных коллегий — высшего медицинского органа рабоче-крестьянского правительства. В марте Совет врачебных коллегий переехал в Москву и занялся организацией на местах медико-санитарных отделов Советов рабочих и крестьянских депутатов. После первого Всероссийского съезда медико-санитарных отделов в Совет Народных Комиссаров был внесён проект декрета о Наркомздраве. 11 июля Владимир Ильич подписал декрет об организации Народного комиссариата здравоохранения.

В этот период внимание Владимира Ильича привлекло чрезвычайно тяжёлое положение русских военнопленных в Германии и Австрии. Решено было сделать попытку организовать помощь русским военнопленным из нейтральных стран под флагом Красного Креста. Эта задача была поручена мне. В качестве уполномоченного советским Красным Крестом при Международном комитете Красного Креста я должен был ехать в Швейцарию.

Кроме организации помощи военнопленным, мне было поручено добиться официального признания советского Красного Креста.

Следует сказать, что Владимир Ильич ещё в 1915 году интересовался положением русских военнопленных в Германии. По его инициативе в Берне, где он тогда жил, большевистской группой была организована комиссия помощи пленным, а в 1917 году опубликовано написанное Владимиром Ильичом воззвание «Товарищам, томящимся в плену»².

Вопросом Женевских конвенций он также интересовался. Предвидя возможность вооружённой борьбы молодой Советской республики против внутренней контрреволюции и империалистической интервенции, он считал нужным гарантировать воинам Красной Армии права и преимущества, вытекающие из Женевских конвенций.

В декретах от 3 мая и 7 августа 1918 года Владимир Ильич подчеркнул, что реорганизованное общество российского Красного Креста действует на основании Женевских конвенций 1864 и 1907 годов и что эти конвенции признаются и будут соблюдаться Советским правительством.

Перед отъездом я пришёл к Владимиру Ильичу попрощаться и получить последние инструкции. Я увидел Ленина в Кремле, в помещении Совнаркома; условия работы были здесь спокойнее, чем в Смольном. Владимир Ильич был так же прост в обращении и вникал во все мелочи. Я мимоходом упомянул об одном обстоятельстве, которое меня смущало: Наркомфин намеревался выдать ассигнованную на закупку продовольствия для военнопленных сумму в «керенках», что затруднило бы обмен их на иностранную валюту.

— Подождите,— сказал Владимир Ильич,— сейчас выясню.

Он вызвал по телефону Наркомфин и изложил мои опасения, высказав одновременно предположение, что, может быть, было бы лучше снабдить Багоцкого царскими рублями, к которым за границей привыкли. Ленину, очевидно, возражали. В конце концов он повесил трубку и сказал мне:

— Наркомфин не может выпускать за границу значительных сумм в царских рублях, это может вызвать падение курса. Уверяют, что «керенки» вам без труда разменяют на иностранную валюту, хоть и по несколько более низкому курсу. А если у вас будут какие-либо затруднения, то наше посольство в Берне вам поможет. Я дам указания.

Пора было прощаться. Разговор перешёл на семейные темы. Владимир Ильич пожаловался на Надежду Константиновну: она работает без меры и, очевидно, скрывает упадок сил.

— Вижу, что нездорова, но моих советов не слушает и к врачам обращаться не хочет. Может быть, вы с нею поговорите? Хорошо было бы, если бы вы убедили её поехать вместе с вами на несколько месяцев в Швейцарию. Только не говорите ей, что я вас об этом просил,— закончил он со своей обычной тёплой улыбкой.

То были последние слова, которые я слышал от этого простого великого человека.

Примечания

1. Компартия Швейцарии основана в 1919 г. В 1940 г. запрещена, в 1944 г. воссоздана как Швейцарская партия труда. Наибольшего успеха добилась в 1947 г., получив 5 процентов голосов и семь мест в парламенте. В дальнейшем перешла на еврокоммунистические позиции. Старые левые отколы от неё оказались не успешны и сгинули, но в 2007 г. от неё откололась ещё италоязычная Коммунистическая партия. Кроме того, примерно с 2010 г. в стране действует также немецкоязычная Марксистско-ленинская группа Швейцарии. — Маоизм.ру.↩
2. См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 31, с. 60—66. Ред.↩