Я уже старый человек, много на моем веку было интересного, важного, но самым дорогим и светлым в памяти осталось воспоминание о встречах с Лениным¹.

Вот тогда я впервые увидел и услышал Ленина. Ленин говорил тогда об ультралевой опасности в коммунистических партиях, которая грозила изоляцией партий от масс. В нашей чехословацкой делегации тоже был ряд товарищей, грешивших «левизной», в том числе и я сам. Прежде всего поразило нас в Ленине удивительно естественное сочетание величия и мудрости с простотой и скромностью… Тем более это бросалось в глаза нам, молодым деятелям партии, привыкшим к барскому высокомерию и чванливости старых социал-демократических лидеров.

Мы слушали его как зачарованные. Мы знали многих знаменитых ораторов, но никого из них нельзя было сравнить с Лениным. Ленин — это было абсолютно новое, ни с чем не сравнимое явление. Его устами говорили с нами новая эпоха, новый мир, Страна Советов, большевики. Иногда казалось, будто хорошо разбираешься в том или ином вопросе. А послушаешь Ленина, почувствуешь — только теперь начал понимать, что к чему…

Однако, несмотря на всю простоту и скромность этого великого человека, я испытывал глубокое волнение и даже робость, когда меня пригласили на личную беседу с Владимиром Ильичом о чехословацких делах. Он встретил меня, держа в руках номер либерецкой газеты «Форвертс», в которой я опубликовал тогда доклад одного из основателей КПЧ Б. Шмераля на учредительном съезде нашей партии со своими критическими комментариями. Ленин спросил, мой ли это перевод доклада Шмераля и хорошо ли я знаю чешский язык. Я ответил утвердительно. А потом, наклонив слегка голову и прищурив глаз, он с типичной лукавой ленинской усмешкой деликатно спросил меня, а насколько точно перевёл я доклад Шмераля. И прежде чем я собрался ответить ему, он указал мне на то место моего комментария, где я высмеивал призыв Шмераля к осторожности в политике. Он говорил, что неправильно упрекать революционера, политического деятеля за проявление осторожности. Ленин сказал о своём намерении изучить чешский язык, чтобы иметь возможность самому непосредственно следить за делами чехословацких коммунистов. В этой связи он подчеркнул исключительно большую роль нашей коммунистической партии ввиду её положения в Центральной Европе и ввиду того, что она массовая партия.

Потом мы группой беседовали с Лениным. И всех нас изумило, что человек, руководивший огромной страной, где было столько сложнейших проблем, говорил с нами без спешки, спокойно, как если бы у него не было никаких других дел. Как он терпеливо, внимательно выслушивал нас, новичков в коммунизме, со всеми нашими наивностями и ошибками!

На всю жизнь запомнился мне случай в комиссии, которая должна была окончательно отредактировать тезисы о тактике. Ленин уже до этого убедительно показал несостоятельность наших поправок к тезисам, но мы, раззадоренные, всё ещё продолжали петушиться. И Ленин, отвечая нам, не произнёс ни одного слова, которое звучало бы как личный выпад. Отвечая мне, например, он немилосердно разбил все мои «аргументы», но таким образом, что даже легко уязвимый человек не почувствовал бы личной обиды. Ни в словах, ни в тоне Владимира Ильича не было намёка, что перед ним не совсем искушённые в жизни и политике новички.

А мы, «левые», несмотря на то что все наши «аргументы» были опровергнуты, закусив удила, продолжали настаивать на своём. Когда тезисы поставили на голосование, каждый член комиссии должен был голосовать устно, говоря «за» или «против». Один страстный защитник тезисов, голосуя, сказал: «Я — за Ленина». По комнате пробежало весёлое оживление, улыбнулся и Ленин. Затем должен был голосовать я. И у меня, опьянённого упрямством, под общий смех сорвалось с языка: «Я — против Ленина». Испуганно смотрю на Ленина, а он тоже улыбается. Мне стало стыдно.

В комиссии по тактическим вопросам обсуждался вопрос о нашей партии. Ленин принимал самое живое участие в дискуссии. сам вёл её. Мы со Шмералем выступали друг против друга. Ленин и здесь напомнил мне о моей критике осторожности Шмераля. Очень убедительно он рассказал о том, с какой осторожностью поступали большевики в период между Февральской и Октябрьской революциями. Обращаясь ко мне и Шмералю, он посоветовал: «Шмераль должен сделать дна шага влево, а Крейбих — один шаг вправо»². Ленин говорил о необходимости быстрейшего объединения чехословацкой коммунистической партии с немецкими коммунистами в Чехословакии. Это было условием её принятия в Коминтерн.

Много ценных советов дал нам на дорогу Ленин. Мы поняли, сколько ещё мы не знаем и как много нам нужно учиться. И потом запала в душу ещё одна ленинская заповедь: коль допустил ошибку, сделай из неё вывод, чтобы не повторять глупости.

И вспоминая всё это снова и снова, испытываешь гордость от того, что великий вождь трудящихся стоял непосредственно у колыбели нашей Коммунистической партии Чехословакии.

1. Встречи К. Крейбиха с В. И. Лениным происходили во время работы Ⅲ конгресса Коминтерна. Ред.↩
2. Во второй речи В. И. Ленина на совещании членов немецкой, польской, чехословацкой, венгерской и итальянской делегаций 11 июля 1921 г. об этом сказано так: «В комиссии я говорил, что для того, чтобы найти правильную линию, Шмераль должен сделать три шага налево, а Крейбих — шаг направо» (Полн. собр. соч., т. 44, с. 60). Ред.↩