Возвратившись в Петербург в январе 1914 года, я снова почувствовал себя очень плохо. Лечение во время работы результатов не давало. Узнав об этом, Владимир Ильич вызвал меня в Краков, и во второй половине января 1914 года я выехал туда через Варшаву.
Дом, в котором жил Владимир Ильич, находился на окраине, в восточной части города, на улице Любомирского1. Квартира Владимира Ильича состояла из двух небольших комнат; в ней находились две простенькие кровати, два простых деревянных стола и несколько деревянных стульев и табуреток.
Меня радушно встретила Надежда Константиновна Крупская. Она сообщила мне, что Владимир Ильич находится в отъезде и будет только через несколько дней.
Надежда Константиновна, конечно, очень интересовалась всем, что происходило тогда в России, но, слушая мою информацию об этом, часто меня прерывала словами: не спешите, вам много говорить нельзя, вы успеете ещё рассказать, будет ещё время.
Эту ночь я переночевал в квартире Владимира Ильича, а на следующий день меня перевели на квартиру Александра Антоновича Трояновского.
В ожидании Владимира Ильича я старался хорошо продумать мою информацию, которую я должен был ему сделать о том, что мне было известно о наших партийных делах в России, о работе думской фракции, о газете «Правда» и т. д.
Владимира Ильича до того времени я ещё никогда не видел, и предстоявшая первая встреча с вождём нашей партии вызывала у меня некоторую робость. Но когда Владимир Ильич приехал и я с ним встретился, то сразу увидел, что передо мной простой русский человек. Всё в нём было просто: и его наружность, и даже костюм, жесты при разговоре, и только глаза Владимира Ильича показались мне какими-то необыкновенными, в них горел какой-то особый огонёк, который порой, казалось, пронизывал меня насквозь.
После того как Владимир Ильич подробно осведомился о состоянии моего здоровья, я приступил было к рассказу о положении наших партийных дел в России, но он, как и Надежда Константиновна, очень скоро меня остановил словами: вам много говорить подряд вредно. Расскажете постепенно, не спеша.
Стремясь ободрить меня, Владимир Ильич говорил: мы постараемся вас вылечить во что бы то ни стало, только не падайте духом.
На другой день Владимир Ильич направил меня через находившегося тогда там товарища С. Ю. Багоцкого к известному в то время в Кракове врачу, доценту университета, доктору Ландау. Осмотрев меня, доктор дал совет поехать на лечение в Швейцарию.
После этого я ещё оставался некоторое время в Кракове и имел возможность ежедневно видеть Владимира Ильича и беседовать с ним по ряду интересовавших его и меня вопросов.
Владимир Ильич усиленно занимался партийными делами: много читал, писал и ежедневно вечерами, часов в 11, сам ездил на вокзал для отправки в Россию своей почты (статьи для нашей большевистской печати, речи для депутатов-большевиков, инструктивные указаний по партийной работе и другие материалы).
Вскоре я выехал в Швейцарию. Провожая меня на вокзал Владимир Ильич крепко наказывал, чтобы я писал ему о ходе моего лечения, а находившимся в городе Берне русским эмигрантам-большевикам Владимир Ильич написал, чтобы они как можно скорее и лучше устроили меня на лечение.
В Швейцарии я пробыл довольно долго и часто переписывался с Владимиром Ильичом. В своих письмах Владимир Ильич, справляясь о моём здоровье, советовал поменьше думать о делах и больше заниматься лечением, сообщал иногда о политических новостях. Писем этих у меня было порядочно, но все они погибли во время нашего ареста в Петрограде в ноябре 1914 года (были сожжены нами вместе со многими другими материалами).
К июлю я поправился, окреп2 и собирался уже возвращаться в Россию, но разразившаяся империалистическая война этому помешала.
Германская и австрийская границы были закрыты, и, прежде чем ехать, нужно было долго выяснять, какие имелись ещё пути в Россию. В это время я находился в дачном местечке Лайзиген.
Однажды от Владимира Ильича из Австрии была получена мною телеграмма с просьбой выслать некоторую сумму денег, если возможно. Перед этим я получил из Петербурга моё думское жалованье3 и послал Владимиру Ильичу телеграфом 500 франков. После этого совершенно неожиданно швейцарской полицией были арестованы некоторые имевшие со мной связь русские политэмигранты, а на другой день, когда я находился у одного из них и сидел на крылечке дачи, появились на велосипедах какие-то невиданные ещё мною типы. Время от времени они подъезжали совсем близко к крылечку и самым бесцеремонным, наглым образом рассматривали меня. Это было очень подозрительно, но я не мог остановиться на мысли, что это были шпики. Такое предположение как-то не вязалось с моим тогдашним представлением о Швейцарии как о самой «демократической» стране.
Неожиданным для меня был и немотивированный арест ряда политэмигрантов. Я не допускал тогда, что в Швейцарии были возможны насилия над личностью граждан и тем более аресты «без объяснения причин».
Но факты оставались фактами. Передо мной были «родные» российские картины произвола и насилия. И авторитет «свободнейшей в мире швейцарской демократии» с этого момента в моих глазах сильно упал.
На другой день арестованные были освобождены, и с этого момента исчезли и следившие за мной шпики. Потом выяснилось, что мы были заподозрены ни больше ни меньше как в шпионаже в пользу России и что поводом для этого послужила моя переписка с Владимиром Ильичом; освобождению арестованных содействовал тогдашний бернский полицмейстер социал-демократ Сграген, объяснивший швейцарской полиции всю нелепость подобного обвинения политэмигрантов.
Дальше выяснилось, что собирались арестовать и меня, но не решились ввиду моего депутатского звания, опасаясь каких-либо «дипломатических осложнений» (им было невдомёк, что партия, к которой я принадлежал, была заклятым врагом царизма и что поэтому из-за моего ареста никаких «дипломатических осложнений» получиться не могло).
Позднее стало известно, что Владимир Ильич посылки моей не получил. Ему только было сообщено, что «на его имя имеется почтовое отправление и что ему, как подданному воюющей с Австрией державы, оно выдано быть не может».
Между тем события развивались быстро. Когда вожди социалистических партий воюющих стран изменили социалистическому Интернационалу, среди российской социал-демократии в эмиграции в Швейцарии это вызвало большой переполох, и в её среде резко определились две диаметрально противоположные позиции. Плеханов, Алексинский и другие заняли оборонческую, шовинистическую позицию, а большевики во главе с Владимиром Ильичом твёрдо стали на позицию борьбы против войны и против царского правительства.
В это время я был снова в городе Берне, где тогда находился и Владимир Ильич. Он только что приехал сюда из Австрии после освобождения из-под ареста, которому он был подвергнут австрийскими властями, как подданный воюющей с Австрией державы. На следующий день по прибытии в Берн, 24 августа (ст. ст.), Владимир Ильич выступил на собрании местной группы большевиков с докладом об отношении к войне. Собрание происходило в лесу, за городом. Владимир Ильич говорил, что всякие разговоры о защите отечества есть шовинизм и всякая помощь царскому правительству в войне есть прямая измена рабочему классу, что поэтому нам необходимо использовать все военные затруднения царского правительства для самой решительной борьбы с ним; далее он говорил, что нужно во всём мире вести агитацию за превращение империалистической войны в войну гражданскую, что рабочим всех воюющих стран необходимо направить оружие против своей буржуазии и своих правительств.
Это было первое выступление Владимира Ильича на тему об отношении нашей партии к начавшейся тогда империалистической войне. Выступление это дало основную тактическую установку нашей партии в этом важном для того времени вопросе, которая легла в основу манифеста Центрального Комитета партии «Война и российская социал-демократия», опубликованного немного позднее в № 33 «Социал-демократа».
Примечания- Краков, ул. Любомирского, д. 47 (с 1913 г. получил номер 49). В дальнейшем — улица Анджея Фрича Моджевского, 49. Похоже, там всё перестроено и такого дома больше нет.— Маоизм.ру.↩
- Ф. Н. Самойлов прожил ещё долго и скончался в 1952 г. в возрасте 70 лет.— Маоизм.ру.↩
- Ф. Н. Самойлов был избран депутатом Госдумы по рабочей курии Владимирской губернии в 1912 г. В ноябре 1914 г. за выступления против войны был арестован (о чём упоминает выше) и сослан.— Маоизм.ру.↩