Мария Лорена Баррос, лидер и основатель организации МАКИБАКА, убита в бою с военными 24 марта 1976 года
За последние примерно три года феминистки различных убеждений проявили большой интерес к «Макибаке» (Malayang Kilusan ng Bagong Kababaihan1). Судя по их различным работам, «Макибака» стала трамплином для продвижения их идеологических и политических идей по женскому вопросу. Возможно, их вдохновило то, что женщины «Макибаки» взяли в руки дубинки и попытались продавить свою феминистскую линию, несмотря на все трудности на их пути. «Макибака» стала, так сказать, больше символом для всех женщин-активисток, который помог им сформулировать и озвучить свою жажду принятия и признания.
Кем бы ни был человек, придумавший сокращение «Макибака», он/она вряд ли могла и подумать, что такое дерзкое имя войдёт в историю как предтеча женского освободительного движения на Филиппинах. Теперь меня бросает в дрожь одна мысль о том, что такая относительно небольшая группа женщин смогла представить людям идею, намного превосходящую саму себя, смогла стать чем-то большим, чем она была на самом деле, хотя мы и пытались по-своему соответствовать образу имени.
Возможно, следует отдать должное драматизму, который ознаменовал её выход на национальную сцену. «Макибака» была создана во время конкурса красоты Мисс Филиппины 1970 года. В то время конкурсы красоты пользовались большой популярностью и даже считались престижными; к тому моменту прошёл лишь год, как Глория Диас увенчалась короной Мисс Вселенная. Наши филиппинские женщины отказались от идеального образа Марии Клары2, эталона сдержанной красоты и тихой покорности, они променяли свои кимоно и сая3 на хлипкие купальники, чтобы соревноваться красотой своих ног и лиц, пытаясь прославиться в мире, где доминируют мужчины. Конкурсы красоты должны были стать тем самым местом, где женщины могли бы утвердить свою красоту и женственность, добиться национальной славы и известности.
Вдохновившись бушующим движением за женское освобождение в Соединённых Штатах, мы пикетировали конкурс красоты, и за это мы попали на первые полосы национальных газет, но не потому, что пресса осознала серьёзность нашей цели, а потому, что мы были ещё одним развлечением для публики. Мы были кучкой девчонок, пытающихся выразить протест на национальном празднике, пробираясь через веселящуюся толпу. Некоторые представители прессы надоедали нам, говоря, что мы протестуем, потому что мы не соответствуем трём «м» (маганда — «красивая», матангкад — «высокая», маяман — «богатая»), в отличие от конкурсанток конкурса красоты. Тем не менее, мы перекричали их своими лозунгами «Долой коммерциализацию секса», «Перестаньте относиться к женщинам как к сексуальным объектам», «Долой деградацию женщин» и другими будоражащими высказываниями.
Пикет стал для некоторых из нас «захватывающим» опытом, своего рода «взрывом», в котором мы смогли выплеснуть весь тот ад, что бурлил в нас,— мы почувствовали преображение. Долгие годы мы жили под постоянным давлением со стороны всех источников власти, которые сделали всё, чтобы исказить восприятие нашего реального «я». «Макибака» дала свободу той сдерживаемой силе, что была заперта внутри нас. Это стало отправной точкой, позволившей оторваться от традиционной культурной идеи покорной, пассивной, страдающей филиппинки и от навязанных обществом костылей, таких как необходимость смотреть на мужчин снизу вверх или готовить себя главным образом к судьбе хранительницы очага и матери.
После первоначальной эйфории открытия новых себя мы приготовились к решению предстоящих грандиозных задач. Острые проблемы того времени подталкивали нас к яростному активизму, требовавшему солидной организаторской и пропагандистской работы. В каком-то смысле мы работали под слишком воинственным названием «Макибака», акронимом, синонимом борьбы. Большинство из нас едва ли были готовы к ней. Мы все были слишком молоды и немного глупы, некоторые из нас тогда только закончили среднюю школу, а многие происходили из среднего класса и привыкли к комфортной жизни, некоторые из нас даже не умели мыть посуду. Помимо того, что это стало значительно ускоренным периодом обучения, познания, чувствования и изучения необходимой теории, это было также напряжённым временем разрешения наших внутренних конфликтов, возникших как реакция на поиск ответов нашего растущего феминизма.
Одним из побочных следствий политической активности в 70‑е годы стало то, что мы практически жили и росли вместе в штабе. Наши совместные жизнь и взросление говорили о нас больше, чем все наши теории по женскому вопросу вместе взятые. Ведя совместную жизнь и занимаясь политической работой, мы открыли в себе те части самих себя, что раньше отрицали или о существовании которых даже не знали, потому что они не вписывались в обычный стереотипный образ женщины. Мы спали на тротуарах забастовочных зон, ходили в неслыханные места, чтобы строить сотрудничество с новыми людьми, храбро сражались с вооружёнными полицейскими на старых загрязнённых фабриках, уклонялись от ударов на митингах, омрачённых насилием; нас доставляли в полицейские участки посреди ночи за то, что мы рисовали лозунги на уличных стенах. Чем больше мы впрягались в борьбу, тем больше понимали, насколько ограниченной была наша жизнь. И подумать только, раньше нам запрещалось приходить домой в «нечестивые» часы! Многим девочкам приходилось вступать в стычки и эмоциональные выяснения отношений с расстроенными матерями, которые всегда были рядом, пытаясь вернуть домой своих сбившихся с пути дочерей. Это может показаться чем-то незначительным, но для некоторых из нас это был прорыв в провозглашении независимости.
Живя 24 часа под одной крышей, мы должны были поровну делить между собой домашние и служебные обязанности. Звучит классно, но это означало, что мы так или иначе будем действовать друг другу на нервы, ведь кушать хочется всем, а готовить порой бывает просто лень. Кто будет выбрасывать мусор или наводить порядок в ванной? Эти вопросы доводили нас до конфликтов, но этот опыт также дал нам понять, что никто не должен корячиться на кухне в одиночку каждый день, что никакие обязанности мы не можем делегировать кому-то одному. Жизнь научила нас, что мы равны во всем, от «тяжёлой работы» мытья посуды до «престижной» мимеографии.
«Макибака» росла на гребне студенческого активизма, основная политика которого состояла в разоблачении трёх зол, разрушающих страну: империализма, феодализма и бюрократического капитализма. Как и другие активистские группы, мы усердно трудились над разоблачением самих основ нашего национального угнетения и эксплуатации. Нас не щадили никакие марши и митинги по важным общественным вопросам. Наша организационная работа с женским населением была направлена на создание крепкой базы женщин, которые придерживались бы национально-демократических идей.
Однако внутренние противоречия преследовали «Макибаку» со дня её появления. Освобождение женщин считалось западной концепцией, которая принесла раскол в ряды активисток. «Макибака» осаждалась многими самозваными идеологами, которые открыто ставили под сомнение основы её существования. Они утверждали, что женские проблемы не являются «приоритетными», что они являются «отклоняющими» и «отвлекающими» и должны быть «подчинены», «сублимированы» или «вторичны» по отношению к «официальной линии». Эти идеи были широко распространены и вбрасывались в основном лидирующими товарищами-мужчинами, серьёзно обсуждавшими идею упразднения «Макибаки», даже не посоветовавшись с её членами.
В каком-то смысле все эти разговоры подталкивали нас к обороне и заставляли усердно учиться. Даже когда мы «нащупывали» достойные опровергающие идеи, мы не торопились бросать их им в лицо. Неофиты среди нас хватались за готовые ответы. Мы старались учиться быстро, пробираясь через широкий спектр материалов для чтения, поступавших из иностранных источников. Мы брали и озвучивали наши знания о женском вопросе прямо из книг, но пока ещё не могли связать их с нашей жизнью и опытом.
Циркулировавшие мимеографические материалы были в основном двух видов. Это был запутанный лабиринт феминистской литературы из Соединённых Штатов, с одной стороны, и революционные китайские и вьетнамские модели, с другой. Мы колебались между слишком феминистским или слишком революционным направлениями деятельности. Феминистские излияния наших западных коллег даже просочились в наш язык. Мы обвиняли наших товарищей-мужчин в «мужском шовинизме» при малейшей провокации, в то время как они упрекали нас за «антимужские» убеждения. Мы транслировали механически заученные лозунги для того, чтобы позволить зазвучать живому голосу из глубин нашего подлинного опыта. Кроме того, была некая подростковая радость в том, как мы бросались жаргонными словечками, понятными только нам, как мы болтались вокруг, одетые в стиле маса4. Маса — это выглядеть потрёпанно и неряшливо, надевать рубашки-поло больших размеров или пробивать дырки в джинсах маонг или резиновых ботинках.
Конечно же, обычным предметом обсуждения были «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельса и «Женский вопрос» В. И. Ленина 5. Эти два интересных труда дали нам много сил и прочную теоретическую базу для формулирования наших собственных идей, но они были слишком далеки от условий наших жизней, чтобы внести действительно глубокий вклад. Что касается китайских и вьетнамских женщин-бойцов, мы мечтали о их героизме, но не у всех из нас хватало мужества пойти в своём феминистском активизме до таких крайностей. Самая любимая и высокоуважаемая нами Лорена Баррос (и подобные ей деятельницы) до сих пор остаётся для нас ярким примером настоящей женщины. Её образ не покидает наши умы, продолжая впечатлять и переворачивать наше сознание.
Смотря на это с другой стороны, мы понимаем, что бренд нашего раннего феминизма слишком сильно опирался на предпосылку, что проведение дихотомии между женскими и национальными проблемами неверно, как будто это тот путь, по которому нужно идти, если он вообще есть. Как если бы это был выбор между двумя крайностями мышления, где важно решить, какая из них должна преобладать над другой. Люди часто говорят о «проблемах», когда говорят о феминизме, о таких как проституция, аборты, право голоса и тому подобное. Неудивительно, что дискуссии часто заходили в тупик или затухали, потому что это различие вообще не должно было проводиться.
Жизнь и работа в полностью женской группе, несомненно, были уникальным опытом, оставившим след сильнее, чем все слова теоретиков. Тот факт, что женщины могут принимать решения самостоятельно, решать, как действовать без вмешательства мужчин, даже не приходил нам в голову до тех пор. Здесь мы все были в центре больших проблем, и нам нужно было оттачивать наши инструменты политического анализа, чтобы быть эффективными. Не было места ни для тривиальных, светских разговоров, ни для обхода проблем мелкими дискуссиями по второстепенным вопросам, потому что ситуация того не требовала. Часто говорилось, что женщины слишком погружены в свои эмоции и у них недостаточно способностей к безжалостному, объективному и строгому анализу, которыми обладают мужчины в силу своей безусловной свободы, прививаемой им ранним обучением и воспитанием.
Сейчас вы можете не согласиться с этим, но присоединение к «Макибаке» пробудило в нас дремлющие силы. Мы наладили связь с аналитической, интеллектуальной и активной стороной нашей натуры, которая не смогла бы проявиться так резко, если бы за нас думали и принимали решения мужчины. Действительно, тогдашняя политика вырвала нас из раковин, но именно наше уникальное положение группы, состоящей из одних женщин, заставило нас глубоко осознать необходимость преодоления наших слабостей и ограничений, для того чтобы мы могли соответствовать требованиям политической борьбы.
То, что мы прошли этот путь вместе, сформировало связь гораздо глубже и сильнее, чем смог бы простой политический активизм. Мы всегда ощущали это внутреннее единство, в котором мы разделяли обиду за навязывание нам того, как мы по мнению других должны поступать со своим телом и душой, мы чувствовали общую боль взросления и неловкость подросткового периода, одну и ту же неопределённость по отношению к «эмоциям», «потребностям» и «отношениям». Женские чувства и диапазон переживаний сильно отличаются от мужских, и от них невозможно избавиться, прикрывшись политической целесообразностью. Они есть, они заложены в нас, независимо от того, хотим мы говорить о них или нет. От груза культурного порабощения тяжело избавиться, он требует постоянных усилий, постоянного, последовательного каждодневного самопознания и обновления, пока вы не сможете отколоть дюйм за дюймом, слой за слоем чувства неполноценности и недостаточности, вбиваемые в вас в течение всей жизни.
На самом деле, осознание того, что мы уже занимались реализацией женского вопроса, пришло к нам только много лет спустя после того, как мы покинули «Макибаку». В то время как из-за множества национальных проблем, которые преследовали нас и держали нас в напряжении каждую минуту дня, мы были лишены возможности по-настоящему решать проблемы нас как женщин. Или, может быть, мы намеренно держали их в секрете, «пряча под кроватями» штаб-квартиры, потому что мы считали, что такие вопросы не должны нас беспокоить.
Возможно, виноваты в том наша молодость и неопытность, но отношения или, говоря прямо, сердечные дела очень много раз сбивали нас с ног и потрясали наше политическое равновесие, которое мы так старались поддерживать. Эти проблемы захватывали самый центр нашего существа и рассеивали обильную энергию, которую мы так старались использовать для других. Мы были обременены ими, потому что мы всегда пытались сбалансировать отношения, пытались направить их в правильное русло. Эмоциям, однако, не было места в политической системе вещей, и мы не могли перестать думать о том, как много людей в Тондо или Сапанг Палае умирают от голода. Как смеем мы позволить себе так глубоко уходить в наши личные проблемы?
Одна ведущая феминистка однажды сказала, что если эмоциональная жизнь разделяется коллективом, то она становится культурным опытом. Если это так, то, возможно, женщинам следует не искать оправданий своим чувствам, а работать над ними, чтобы научиться ими совладать. Они являются барьерами на пути к нашему освобождению, и человек должен противостоять им, а не уклоняться от них. Нанести по ним решительный удар означало бы усилить оружие самопознания и понимания себя, необходимое нам для решения крупных политических проблем, которые должны быть нашей главной заботой.
С учётом этого опыт «Макибаки» может быть всё-таки оправдан.
Примечания- Независимое новое женское движение. «Макибака» также значит «борьба».↩
- Мария Клара — традиционная женская одежда высших слоёв общества на Филиппинах.↩
- Сая — традиционная женская одежда на Филиппинах.↩
- Маса — представитель масс, человек из народа.↩
- Возможно, речь идет о статье К. Цеткин «Ленин о женском вопросе».↩