Пер. с англ.— sov0k

У. Б. Бланд. Реставрация капитализма в Советском Союзе. Приложение 3. «Ленинградское дело» ← The Restoration of Capitalism in the Soviet Union by W. B. Bland

1980 г.

Реставрация капитализма в Советском Союзе

Кто опубликовал: | 29.07.2017
Комментариев нет

Билл Бланд (William (Bill) “Barbosa” Bland, 1916—2001) — британско-новозеландский коммунист, посетил СССР в 1937 г., с 1960-х гг.— сторонник антиревизионистской линии Энвера Ходжи. Книгу «Реставрация капитализма в Советском Союзе» написал в 1980 г. на основе материалов советских экономических журналов и т. п. Здесь пока перепечатывается перевод одного из приложений к книге.

Приложение 3. «Ленинградское дело»

При жизни Сталина, в 1948—49 гг., была предпринята серьёзная попытка инициировать точно такую же «экономическую реформу», которая привела бы, по существу, к восстановлению капиталистического общества в Советском Союзе — как это в конечном итоге и произошло при режиме Брежнева.

Экономические тезисы Вознесенского

Теоретическим вдохновителем и руководителем «экономической реформы» 1948—49 гг. был Николай Вознесенский — член ЦК ВКП(б) с 1939 г. и член Политбюро с 1947 г., который занимал посты председателя Госплана с 1937 г. и заместителя председателя Совета Народных Комиссаров с 1939 г.

В 1947 г. была опубликована книга Вознесенского под названием «Военная экономика СССР в период Отечественной войны», особенностью которой было утверждение автора о том, что распределение труда между различными отраслями народного хозяйства СССР «было» (подразумевалось — «должно быть») подчинено закону стоимости (т. е. рентабельности отдельных предприятий и отраслей промышленности). Вознесенский поэтому требовал, чтобы цены на товары соответствовали «рыночным ценам», производным от «цены производства» (последний термин определялся Марксом, в его анализе капиталистического хозяйства, как затраты производства плюс средняя прибыль). В этой связи он подчеркнул необходимость повышения роли хозрасчёта (т. е. учёта рентабельности отдельных предприятий и отраслей промышленности) в организации производства, а также экономических стимулов в виде премий сотрудникам предприятий:

«Наиболее элементарным законом издержек производства и распределения продуктов является преобразованный в советской экономике закон стоимости. В социалистической экономике закон стоимости означает необходимость вести денежный, а не только натуральный учёт и планирование издержек производства…

Государственный план в советской экономике использует закон стоимости для осуществления необходимых пропорций в производстве и распределении общественного труда и продукта…

Закон стоимости действует не только в производстве, но и в обмене продуктов. Как известно, обмен продуктов происходит с помощью цен, которые и в социалистической экономике являются не чем иным, как денежным выражением стоимости продукта или его издержек производства, а в конечном счёте — выражением затрат общественно-необходимого труда…

Закон стоимости действует не только в распределении продуктов, но также и в распределении самого труда между отраслями народного хозяйства СССР. Государственный план использует здесь закон стоимости для правильного распределения общественного труда между различными отраслями хозяйства в интересах социализма…

В планировании и организации производства на промышленных предприятиях в период военной экономики СССР необходимо отметить следующие особенности: …соблюдение хозяйственного расчёта, ведение счёта прибылей и убытков, уменьшение издержек производства. Всемерное развитие через систему премирования личных стимулов повышения выпуска продукции…

…Научный социализм не отрицает значения в социалистической экономике закона стоимости, рыночных цен, счёта прибылей и убытков…

Счёт прибылей и убытков в советской экономике не только не противоречит социалистической системе хозяйства, но является существенным стимулом развития социалистического производства, так как он способствует увеличению прибылей…»1.

Рой Медведев свидетельствует о популярности книги Вознесенского у части советских экономистов:

«Книга Вознесенского… вскоре стала популярной в среде экономистов. Некоторые из её положений стали цитироваться так же часто, как и высказывания Сталина»2.

Решительные возражения Сталина против экономических тезисов Вознесенского были обнародованы только спустя более чем четыре года, в 1952 г.— значение этой задержки будет обсуждено ниже — в его «Экономических проблемах социализма в СССР», значительная часть которых была посвящена опровержению этих тезисов (хотя и без упоминания Вознесенского в качестве их автора):

«Иногда спрашивают: существует ли и действует ли у нас, при нашем социалистическом строе, закон стоимости? Да, существует и действует. Там, где есть товары и товарное производство, не может не быть и закон стоимости…

Значит ли, однако, всё это, что действия закона стоимости… является у нас регулятором производства? Нет, не значит. На самом деле сфера действия закона стоимости при нашем экономическом строе строго ограничена и поставлена в рамки…

Совершенно неправильно также утверждение, что при нашем нынешнем экономическом строе… закон стоимости регулирует будто бы „пропорции“ распределения труда между различными отраслями производства.

Если бы это было верно, то непонятно, почему у нас не развивают вовсю лёгкую промышленность, как наиболее рентабельную, преимущественно перед тяжёлой промышленностью, являющейся часто менее рентабельной, а иногда и вовсе нерентабельной?

Если бы это было верно, то непонятно, почему не закрывают у нас ряд пока ещё нерентабельных предприятий тяжёлой промышленности, где труд рабочих не даёт „должного эффекта“, и не открывают новых предприятий безусловно рентабельной лёгкой промышленности, где труд рабочих мог бы дать „больший эффект“?

Если бы это было верно, то непонятно, почему не перебрасывают у нас рабочих из малорентабельных предприятий, хотя и очень нужных для народного хозяйства, в предприятия более рентабельные, согласно закона стоимости, якобы регулирующего „пропорции“ распределения труда между отраслями производства?..

…Закон стоимости может быть регулятором производства лишь при капитализме…

Если взять рентабельность не с точки зрения отдельных предприятий или отраслей производства и не в разрезе одного года, а с точки зрения всего народного хозяйства и в разрезе, скажем, 10—15 лет, что было бы единственно правильным подходом к вопросу, то временная и непрочная рентабельность отдельных предприятий или отраслей производства не может идти ни в какое сравнение с той высшей формой прочной и постоянной рентабельности, которую дают нам действия закона планомерного развития народного хозяйства и планирование народного хозяйства»3.

Оппозиционная группа, возглавляемая Вознесенским

Но недоразумения вокруг экономических тезисов Вознесенского были отнюдь не только академическими, так как, используя свои полномочия председателя Госплана, Вознесенский приступил к проведению «экономической реформы», призванной провести эти тезисы в жизнь.

Предпринимая этот шаг, Вознесенский имел не только публичную поддержку многих ведущих экономистов,— многие из тех, кто публично поддержал его экономические тезисы, например, Леонтьев и Гатовский, естественным образом, сыграли видную роль позже, поддержав тезисы Либермана, которые открыли путь для в точности похожей «экономической реформы», проведённой при режиме Брежнева. Он также уверенно располагал мощной поддержкой в высших эшелонах партии и государственного аппарата, особенно в Ленинграде. Среди тех, кто был открыто связан с «экономической реформой» Вознесенского 1948—49 гг. были:

  • Алексей Кузнецов, который был первым секретарём Ленинградского обкома и горкома с 1945 по 1946, после чего был назначен секретарём ЦК;

  • Георгий Попов, первый секретарь Московского обкома и горкома, а также секретарь ЦК;

  • Пётр Попков, который сменил Кузнецова на посту первого секретаря обкома и горкома Ленинграда в 1946 г., а также был членом Президиума Верховного Совета СССР;

  • Михаил Родионов, Председатель Совета министров РСФСР;

  • Александр Вознесенский (брат Николая), который был ректором Ленинградского университета в 1944—48 гг., затем назначен министром просвещения РСФСР;

  • Иван Голяков, Председатель Верховного суда СССР;

  • Генерал-полковник Иосиф Шикин, начальник Главного политического управления Советской Армии.

А. Косыгин на встрече с Президентом США Л. Джонсоном в Глассборо. Июнь 1967 года

Среди других видных деятелей, связанных с Вознесенским, которые поддерживали его экономические тезисы более осторожно, был и Алексей Косыгин, нынешний «премьер-министр» СССР, который до этого был директором прядильной фабрики «Октябрь» в Ленинграде в 1937—38 гг., «мэром» [председателем исполкома горсовета] Ленинграда в 1938—39 гг., «премьер-министром» РСФСР в 1943—46 гг., министром финансов СССР в 1948 г., министром лёгкой промышленности СССР с декабря 1948 г., членом Политбюро ЦК КПСС с 1948 г.

«Его [Вознесенского — Б. Б.] союзником по экономической реформе, по-видимому, был Алексей Косыгин, нынешний Председатель Совета Министров СССР»4.

«Русский перебежчик5, который бывал в Ленинграде в то время [1948—49 — Б. Б.], тесно контактировал с Косыгиным во время своих визитов в город, сообщает, что Косыгин однажды опьянел на затянувшемся допоздна праздновании дня рождения и назвал Сталина „рябым ублюдком“, добавив слова в том ключе, что Советский Союз мог бы стать великой страной… если бы только можно было устранить диктатора. Существует мало оснований сомневаться в этой истории»6.

К этому времени оппозиционные взгляды довольно открыто выражались в партийных и советских кругах в Ленинграде. Это было продемонстрировано во время визита в Советский Союз в январе 1948 г. югославской делегации, возглавляемой Милованом Джиласом7. Это было за два месяца до того, как советское правительство отозвало своих военных и гражданских специалистов из Югославии, и за четыре месяца до того, как Коммунистическая партия Югославии была исключён из Коминформа, среди прочего, за преследование политической линии, которая «…может привести только к вырождению Югославии в обычную буржуазную республику, к потере ей независимости и превращению её в колонию империалистических стран»8.

Естественно, приём югославской делегации в Москве было прохладным. Она, однако, была тепло принята партийными и советскими кругами в Ленинграде:

«Джилас, Koчa, Попович и Вукманович выразили пожелание посетить Ленинград. Их там тепло приветствовали, предоставили виллу и приняли у Попкова — секретаря областного комитета»9.

Джилас сам, описывая визит делегации в Ленинград, отдаёт должное «простой человечности» партийных и советских чиновников в этом городе, с которыми, как он почувствовал, он мог «очень быстро найти общий язык по политическим вопросам»:

«Поездка в Ленинград… освежила нас и принесла нам некоторое облегчение… Наша встреча с ленинградскими официальными лицами добавила человеческого тепла к нашему восхищению. Все до последнего они были простыми, образованными, трудолюбивыми людьми,.. но были одиноки по жизни… Мы сошлись с ними легко и быстро… Мы наблюдали, как эти люди подходили к жизни своего города и граждан… в более простой и человеческой манере, чем должностные лица в Москве…

Мне показалось, что я мог очень быстро найти с этими людьми общий язык по политическим вопросам… В самом деле, я не был удивлён, услышав два года спустя, что им тоже не удалось избежать жерновов тоталитаризма просто потому, что они осмелились быть людьми»10.

Сердечные отношения между делегацией Югославии и партийными и советскими чиновниками в Ленинграде не остались незамеченными в Москве:

«Во время своего последнего визита в СССР товарищ Джилас, пребывая в Москве, отлучился на пару дней в Ленинград, где он беседовал с советскими товарищами… Товарищ Джилас воздерживался от расспросов [высших — Б. Б.] должностных лиц СССР, но он прибегал к таким расспросам, общаясь с сотрудниками местных организаций Ленинграда.

Что товарищ Джилас там делал, какие данные он собирал?.. Мы предполагаем, что он не собирал данных для англо-американской или французской разведки…»11.

Последний абзац из процитированного письма приобретает новое значение, когда мы вспоминаем, что к 1949 г. лидеры Коммунистической партии Югославии обвинялись в том, что были не просто контрреволюционерами, нацелившимися на восстановление капитализма в Югославии, но и активными агентами западных держав, занимались шпионажем и заговорщической деятельностью в социалистических странах. Поэтому резолюция Коминформа по Югославии от ноября 1949 г. открыто указывала на «…преобразование клики Тито — Ранковича в прямую агентуру империализма»12.

Также важное политическое значение в связи с «ленинградским делом» имеет свидетельство Зульцбергера13 от 1956 г. о том, что «…партийные лидеры теперь неофициально признают, что… Вознесенский и Кузнецов… в 1949 г… пытались создать отдельную коммунистическую организацию РСФСР… с центром в Ленинграде, а не в Москве»14.

«Экономическая реформа» Вознесенского

Именно на этом политическом фоне, а также в сочетании с экономическими тезисами Вознесенского, следует рассматривать «экономическую реформу», проведённую возглавляемым Вознесенским Госпланом, которая вступила в силу с 1 января 1949 г. Она предусматривала такую меру, как «реорганизация» оптовых цен для приведения их в соответствие со стоимостями продукции, или их «производственными ценами» (себестоимость плюс средняя норма прибыли). В результате «цены на многие основные материалы и тарифы на перевозки увеличились в два раза или более»15.

Некоторые западные экономисты в то время так видели значение «экономической реформы»:

«Органы планирования в Советском Союзе совершенно ясно решили, что… функциональное использование ценового механизма является необходимым предварительным условием для надёжной и работающей без помех экономики»16.

Контрнаступление

Через несколько недель после введения «экономической реформы» Вознесенского, её противники нанесли ответный удар.

13 марта 1949 г. было объявлено, что Николай Вознесенский был освобождён от своей государственной должности председателя Госплана (на смену ему пришёл Максим Сабуров)17, и Михаил Родионов был освобождён от занимаемой государственной должности, предсовмина РСФСР (сменил его Б. Черноусов).

14 марта 1949 г. было объявлено, что Пётр Попков был освобождён от своей государственной должности члена Президиума Верховного Совета СССР (сменил его Василий Андрианов).

15 марта 1949 г. было объявлено, что Иван Голяков был освобождён от своей государственной должности Председатель Верховного суда (сменил его Анатолий Волин).

15 июля 1949 г. было объявлено что Александр Вознесенский был освобождён от своей государственной должности Министра просвещения РСФСР.

15 января 1950 г. указом Президиума Верховного Совета СССР была восстановлена упразднённая в мае 1947 г. смертная казнь — за государственную измену и некоторые другие преступления против государства.

И в два этапа, 1 января и 1 июля 1950 г., «экономическая реформа» Вознесенского 1949 г. была аннулирована.

По-видимому, это были все меры, относившиеся к контратаке на возглавляемую Вознесенским оппозиционную группу, которые были преданы огласке в Советском Союзе в то время.

Кроме этого, в феврале-марте 1949 г. Алексей Кузнецов был снят с поста секретаря ЦК партии, Николай Вознесенский был исключён из состава Политбюро ЦК, Пётр Попков был снят с поста первого секретаря Ленинградской партийной организации, Иосиф Шикин был отстранён от должности начальника Главного политического управления Советской Армии. А в декабре 1949 г., Георгий Попов был отстранён от должности первого секретаря Московской парторганизации и секретаря ЦК (на обеих должностях его сменил Никита Хрущёв).

В Ленинграде в большинстве руководящих партийных и советских органов были произведены кадровые перестановки. Фрол Козлов сообщил ⅩⅨ Съезду КПСС в октябре 1952 г., что в этом городе «в последнее время более 2000 человек… получили повышение на руководящие должности»18.

К июлю 1949 г. Вознесенский был исключён из партии, так как постановление ЦК (неопубликованное в то время), датированное 13 июля 1949 г., упоминает его без обращения «товарищ».

Некоторые члены оппозиционной группы были переведены на незначительные должности на какое-то время: Кузнецов стал секретарём Дальневосточного бюро ЦК, Попов на «ответственную работу в городском строительстве». Вознесенскому, однако, такой должности предоставлено не было, и оставался дома работать над новым изложением своих экономических взглядов, которые должны были быть озаглавлены «Политическая экономия коммунизма».

В ноябре-декабре 1949 г. Вознесенский, его брат, Кузнецов, Попков, Попов, Родионов, Голяков и Шикин были арестованы, и в 1950 г. предстали перед судом по обвинениям, которые в случае самого Вознесенского, включали передачу секретных документов Госплана иностранному государству19.

Некоторые из обвиняемых по «ленинградскому делу», в том числе Николай Вознесенский, Кузнецов, Попков и Родионов, были приговорены к смерти и казнены 30 сентября 1950 г. Другие выжили, были освобождены и «реабилитированы» постсталинским руководством. Попов был назначен послом в Польше в марте 1953 г., а Шикин был даже награждён медалью в декабре 1954 г.

Алексей Косыгин избежал судебного преследования «при вмешательстве Микояна и Маленкова, которые убедили Сталина, что он был полностью лоялен»20. Но после ⅩⅨ Съезда КПСС в октябре 1952 г., Косыгин был понижен с полноправного члена Политбюро до кандидата в члены Президиума ЦК, несмотря на увеличение числа членов этого органа с 12 до 25.21

Роль Сталина в контратаке

В свете того, что Сталин уверенно отвергал экономические тезисы, выдвинутые Вознесенским, нет никаких оснований сомневаться в истинности утверждения Хрущёва из его «секретного доклада» на ⅩⅩ Съезде КПСС в феврале 1956 г. — о том, что контратака на группу Вознесенского была инициирована Сталиным:

«„Ленинградское дело“ — это результат произвола, который допускал Сталин по отношению к кадрам партии…

Сталин сам давал направление „ленинградскому делу“…

Сталин… дал указание расследовать „дело“ Вознесенского и Кузнецова.»22

В связи с тем фактом, о котором говорится в предисловии,— что в это время Сталин и его политические союзники были в меньшинстве и в ЦК КПСС, и в Политбюро, также нет оснований сомневаться в заявлении Хрущёва, что контратака исходила извне этих органов:

«Если бы в Центральном Комитете партии, в Политбюро ЦК существовала нормальная обстановка, при которой подобные вопросы обсуждались бы, как это положено в партии, и взвешивались бы все факты…

Сталин сам давал направление „ленинградскому делу“ и большинство членов Политбюро того периода не знало всех обстоятельств дела и, конечно, не могло вмешаться…

Характерно отметить, что решение о выводе его [Вознесенского — Б. Б.] из состава Политбюро нигде не обсуждалось, а было проведено опросом. Также опросом были проведены решения об освобождении с занимаемых постов тт. Кузнецова и Родионова.»23

Хрущёв не приводит никаких подробностей относительно «обходного способа»24, которым Сталин и его коллеги добились устранения группы Вознесенского с их партийных и советских постов, без предварительного одобрения ЦК или Политбюро. Можно предположить, однако, что он был аналогичен процедуре, которая успешно применялась в сходных обстоятельствах в 1930-е гг.

Первым шагом в этом процессе было собственное расследование деятельности лиц, подозреваемых в измене, которое проводил личный секретариат Генсека во главе с Александром Поскрёбышевым, работавший в качестве службы разведки, находившейся вне контроля оппозиционного большинства. Если результаты этого исследования были положительными, данные затем передавались в официальные органы госбезопасности. Даже если эти органы возглавлялись скрытыми оппозиционерами (как в период Ягоды/Ежова в 1934—38 гг.), либо сочувствующими оппозиции (как при Абакумове в 1946—52 гг.— период, рассматриваемый здесь), руководители этих органов, вставали перед выбором: либо проводить собственные расследования и принимать меры по имеющимся уликам, либо рисковать разоблачить себя в качестве пособников предателей. Обычной политикой, с которой соглашались скрытые оппозиционные заговорщики в данных случаях, всегда без исключений был первый вариант. Опираясь на решение органов госбезопасности, о возбуждении дел в отношении соответствующих лиц, Сталин, как Генеральный секретарь КПСС, затем чувствовал себя достаточно сильным, чтобы принять чрезвычайные меры от имени Центрального Комитета — по освобождению их от любых ответственных постов в партии, которые они занимали, и рекомендации соответствующим советским органам об освобождении их от ответственных государственных должностей.

Вот на что, несомненно, и жаловался Хрущёв в своём «секретном докладе» ⅩⅩ Съезду КПСС, как на «произвол» Сталина, когда тот «допускал немало злоупотреблений, действуя от имени ЦК, не спрашивая мнения его членов, ни даже членов Политбюро ЦК»25.

Конечно, эти чрезвычайные меры со стороны Генерального секретаря требовали ратификации Политбюро и ЦК. Но это ставило оппозиционное большинство перед выбором либо одобрить меры, которые были уже предприняты, либо рисковать разоблачить себя как пособников предателей. По согласованной политике, оно неизменно выбрало первый курс действий. Как выражался Хрущёв:

«Такая обстановка ставила любого из членов Политбюро в крайне тяжёлое положение… Трудно было кому-либо из членов Политбюро высказаться против той или иной несправедливой или неправильной меры»26.

Заговор молчания

Остаётся ответить на вопрос, кто был ответственен за заговор молчания, который окружал освобождение Вознесенского и его коллег от их партийных должностей, их арест и судебное разбирательство?

Очевидно, что Сталину и его политическим союзникам, которые были категорически против экономических тезисов Вознесенского, в их атаке на эти тезисы могло только помочь предание огласке того факта, что их автор был признан виновным в измене и других преступлениях против советского государства.

У скрытых оппозиционеров, с другой стороны, был противоположный интерес, так как они благожелательно относились к экономическим тезисом Вознесенского, которые намеревались вернуть к жизни, как только обстоятельства будут этому способствовать. Имея большинство в и в ЦК КПСС, и в его Политбюро, они использовали это большинство, чтобы как можно больше ограничить ущерб для себя, связанный с их вынужденной ратификацией чистки, начатой Сталиным: они добились принятия резолюций, запрещавших публикации об освобождении Вознесенского и его группы от их партийных постов, аресте и суде, а также любых официальных опровержений экономических тезисов Вознесенского.

Так, 13 июля 1949 г. ЦК КПСС принял резолюцию, утверждающую увольнение главного редактора журнала «Большевик» и нескольких членов его редакции за публикацию «чрезмерных восхвалений» книги Вознесенского:

«Редакторы „Большевика“ допустили серьёзную ошибку, когда они допустили на его страницах льстивую похвалу брошюры Н. Вознесенского „Военная экономика СССР в период Отечественной войны“, объявив её „основательным научным исследованием“»27.

Эта резолюция, как и другие, принятые Центральным Комитетом в связи с «ленинградским делом» не была опубликована в то время. Только 24 декабря 1952 г.— более трёх лет спустя — часть её была приведена в статье в «Правде» Михаилом Сусловым.

Первая опубликованная критика экономических тезисов Вознесенского появилась также в 1952 г., когда Сталин воспользовался возможностью, которая ему представилась в связи с «безобидной» задачей написать критические замечания к проекту учебника по политической экономии, для того чтобы опровергнуть эти тезисы, но без упоминания Вознесенского как их автора.

Примерно в это же время — осенью 1952 г.— кремлёвский рентгенолог, доктор Лидия Тимащук, написала Сталину, обвиняя ряд кремлёвских врачей в причастности к заговору оппозиции, который привёл к убийству ряда советских лидеров, которые были тесно связаны со Сталиным, в том числе Андрея Жданова и Александра Щербакова, при помощи преступно неправильной методики «лечения».

Именно в атмосфере расследования этого делу, в связи с которым широко ходили слухи, что ряд видных партийных и государственных лидеров подозревались в причастности, и непосредственно после гласного суд в ноябре 1952 г. над чехословацкими партийными и государственными руководителями (во главе с Рудольфом Сланским и Владимиром Клементисом), на котором подсудимые сознались в измене и коллаборационизме с партийными и государственными лидерами Югославии, скрытое оппозиционное большинство в Политбюро и ЦК КПСС было вынуждено позволить меньшинству добиться упразднения «политики молчания» в отношении «ленинградского дела», которая действовала с 1949 г.

24 декабря 1952 г., как уже было сказано, статья Михаила Суслова была опубликована в официальном органе ЦК КПСС, газете «Правда», впервые цитировавшая одну из резолюций ЦК трёхлетней давности, связанной с «ленинградским делом» и, опять же впервые, называя вещи своими именами и осуждая экономические тезисы Вознесенского как ревизионистские:

«Эта брошюра Вознесенского [„Военная экономика СССР в период Отечественной войны“ — Б. Б.] запутывала решение проблем политической экономии социализма, представляла собой мешанину из волюнтаристских взглядов на роль, которую должно играть планирование и государство в советском обществе, и фетишизма в отношении закона стоимости, который, как в ней утверждалось, якобы управляет распределением труда между отраслями народного хозяйства СССР»28.

За этой статьёй последовала интенсивная идеологическая кампания против экономических тезисов Вознесенского.

На конференции 9—11 января 1953 г., в которой приняло участие около 1000 экономистов, сочла уместным осудить ошибку, допущенную теми из их числа, которые ранее поддерживали экономические тезисы Вознесенского.

12 января 1953 г., редакционная колонка в «Правде» сравнила борьбу против экономических тезисов Вознесенского с той, которая велась в своё время против «троцкистских авантюристов и правых капитулянтов»29.

28 января 1953 г. журнал «Коммунист» осудил поимённо ряд экономистов и философов за их поддержку экономических тезисов Вознесенского.

Однако кампания, направленная против экономических тезисов Вознесенского, резко оборвалась вслед за смертью Сталина 5 марта 1953 г.

«Реабилитация»

Через двадцать один месяц после смерти Сталина, в декабре 1954 г., до сих пор маскировавшиеся оппозиционеры в руководстве советской партии и государства почувствовали, что их позиции достаточно сильны, чтобы отомстить Виктору Абакумову, который был Министром Государственной Безопасности во время «ленинградского дела».

24 декабря 1954 г. было объявлено, что Абакумов, вместе с пятью другими ведущими руководителями органов безопасности в 1949—1950 гг., предстали перед закрытым заседанием Военной коллегией Верховного суда по обвинению в «измене и политических диверсиях». Все они были признаны виновными; четверо, в том числе Абакумов, были приговорены к смерти и казнены; двое были приговорены к длительным срокам лишения свободы. В официальном сообщении говорилось, что Абакумов «сфабриковал так называемое „ленинградское дело“»30.

Четырнадцать месяцев спустя лидеры оппозиции почувствовали себя достаточно уверенно, чтобы сбросить свои маски «верных сподвижников Сталина». На ⅩⅩ Съезде КПСС в феврале 1956 г. Первый секретарь Никита Хрущёв в своей «секретной речи», обвиняя Сталина в «убийстве» многих «хороших коммунистов», описал Вознесенского и Кузнецова как «видных и способных работников», которые «невинно погибли», потому что «так называемое „ленинградское дело“… было сфальсифицировано». Он добавил:

«Невинно пострадавшие люди теперь реабилитированы, восстановлена честь славной Ленинградской партийной организации. Фальсификаторы этого дела — Абакумов и другие — были преданы суду, их судили в Ленинграде, и они получили по заслугам»31.

Конечно, оставшийся в живых член оппозиционного заговора, избежавший обнаружения при жизни Сталина, Хрущёв не мог не представить ликвидации тех из заговорщиков, которые были обнаружены, как «несправедливости» и результата «злостной фальсификации и преступных нарушений революционной законности».

Таким образом, следует считать примечательным тот факт, что даже Хрущёв был вынужден отдать должное цельности мотивации Сталина и признать, что он действовал во всех этих случаях, исходя из высоких побуждений, из убеждённости — и, с точки зрения марксизма-ленинизма, абсолютно верной убеждённости — в том, что его действия были направлены к защите социализма:

«Всё то, о чем говорилось выше, было совершено при Сталине, под его руководством, с его согласия, причём он был убеждён, что это необходимо для защиты интересов трудящихся от происков врагов и нападок империалистического лагеря. Всё это рассматривалось им с позиций защиты интересов рабочего класса, интересов трудового народа, интересов победы социализма и коммунизма. ‹… › Он считал, что так нужно делать в интересах партии, трудящихся, в интересах защиты завоеваний революции»32.

Примечания
  1. Вознесенский Н. Военная экономика СССР в период Отечественной войны.— Москва, 1948.↩
  2. R. Medvedev: “Let History Judge”; London; 1972; p. 482.↩
  3. И. В. Сталин, «Экономические проблемы социализма в СССР», Москва, 1952.↩
  4. M. Kaser. “Comecon”, London, 1967; p. 23.↩
  5. Скорее всего, речь идёт об Анатолии Голицыне.↩
  6. M. Page: “The Day Khrushchev Fell”; New York; 1965; p. 186-7.↩
  7. Милован Джилас (1911—1995). Югославский либерал, антифашист, партизан, диссидент. С середины 1950-х гг. решил жить не по лжи и умудрился разругаться даже с Тито.↩
  8. Резолюция Коммунистического Информационного Бюро по Югославию, июнь 1948 г., цит. по: J. Klugmann, “From Trotsky to Tito”; London; 1951; p. 11.↩
  9. V. Dedijer: “Tito Speaks”; London; 1953; p. 321-2.↩
  10. M. Djilas: “Conversations with Stalin”; Harmondsworth, 1963; р. 130-1.↩
  11. ЦК КПСС, письмо в ЦК КПЮ, 4 мая 1948 г. в: «Переписка между ЦК КПЮ и ЦК ВКП(б)», Белград, 1948, с. 52.↩
  12. Коммунистическое Информационное бюро; резолюция по Югославии, ноябрь 1949 г.; цит. по J. Klugmann, ibid., p. 112.↩
  13. Cyrus Leo Sulzberger Ⅱ (1912—1993). Американский журналист, совладелец и корреспондент «Нью-Йорк таймс». Пользовался дружбой и доверием многих известных политических деятелей, иногда даже передавал конфиденциальные сообщения между ними, в т. ч. Хрущёву от Кеннеди в 1961 г.↩
  14. C. L. Sulzberger: “The Big Thaw”; New York; 1956; p. 47-8.↩
  15. R. Conquest: “Power and Policy in the USSR”; London; 1961; p. 105.↩
  16. M. C. Kaser: “Soviet Planning and the Price Mechanism”, in: “Economic Journal”, Volume 60; March 1950; p. 91.↩
  17. Само решение было принято несколько раньше — постановлением Политбюро о Госплане СССР от 5 марта 1949 г.↩
  18. Ф. Козлов: Выступление на ⅩⅨ Съезде КПСС, «Правда», 14 октября 1952 г.; цит. по R. Conquest, там же, стр. 100. Здесь и далее цитаты из «Правды» приведены во вторичном переводе с английского, как их воспроизводит Б. Бланд.↩
  19. Можно ознакомиться с содержанием документа под названием «Записка о пропаже секретных документов в Госплане СССР» от 22 августа 1949 г.↩
  20. M. Page: ibid.; p. 186.↩
  21. В английской статье про Косыгина на Википедии приводится душещипательная история о том, как он со своим зятем Михаилом Гвишиани (тоже, кстати, сам по себе интереснейший персонаж) топили в озере принадлежавшее им охотничье и коллекционное оружие, когда узнали, что обвиняемым по «ленинградскому делу» на суде задавались вопросы о целях хранения ими подобного оружия. Затем они стали искать у себя на квартирах подслушивающие устройства, и действительно обнаружили одно на квартире у Косыгина, но пришли к выводу, что оно, по-видимому, было установлено ещё когда на этой квартире проживал маршал Жуков. Также Косыгин каждый день с утра напоминал жене, что делать, если он не вернётся с работы. Сама жена Косыгина приходилась родственницей жене осуждённого по «ленинградскому делу» А. Кузнецова (а дочь Кузнецова была замужем за сыном Анастаса Микояна).↩
  22. Н. С. Хрущёв, «О культе личности и его последствиях. Доклад ⅩⅩ съезду КПСС». Надо сказать, Бланд здесь пропускает замечания Хрущёва по поводу того, что якобы Берия и Абакумов намеренно вводили Сталина в заблуждение, подбрасывая ему «фальшивки», дискредитировавшие Вознесенского и Кузнецова.↩
  23. Н. С. Хрущёв, «О культе личности и его последствиях. Доклад ⅩⅩ съезду КПСС».↩
  24. Бланд цитирует доклад Хрущёва по изданию “The Dethronement of Stalin: Full Text of the Khrushchev Speech”, Manchester, 1956, в котором английский издатель то ли не оборов трудностей перевода, то ли в целях сделать текст доклада ещё забористей заменил в этом месте слово «опрос» выражением devious fashion, т. е. «обходной (скрытный) способ».↩
  25. Н. С. Хрущёв, там же.↩
  26. Н. С. Хрущёв, там же.↩
  27. Постановление ЦК КПСС от 13 июля 1949 г., «Правда», 24 декабря 1952 г.; цит. по: R. Conquest: “Power and Policy in the USSR”; London; 1961; p. 104.↩
  28. М. Суслов, «Правда», 24 декабря 1952 г. цит. по: R. Conquest: “Power and Policy in the USSR”; London; 1961; p. 103–4.↩
  29. «Правда», 12 января 1953 г.; цит. по: H. E. Salisbury: “Moscow Journal”; Chicago; 1961; p. 312.↩
  30. “Keesing’s Contemporary Archives”, Volume 10; p. 13978.↩
  31. Н. С. Хрущёв. Там же.↩
  32. Н. С. Хрущёв. Там же.↩

Добавить комментарий