Беглый олигарх Березовский заметил как-то, что все, кто когда-нибудь занимался бизнесом, нарушал закон. То есть сложилась парадоксальная ситуация, когда предпринимательство — занятие преступное по определению. Причём не с точки зрения левых политических теорий, а с точки зрения правого, буржуазного законодательства.
Каинова печать криминальности лежит на нашей буржуазии с самого её появления. Первопроходцы капиталистического накопления — цеховики — ещё в недрах плановой экономики работали по-капиталистически, естественно, нарушая закон. Позже кооперативы и совместные предприятия, разрешённые Горбачёвым, вели полулегальную деятельность, часть которой находилась «над водой», а часть «под». Фильмы о честных кооператорах, работать которым не даёт нехорошая партноменклатура, уже в те годы смотрелись приторно — большинство населения по своему опыту знало, насколько тесно новоявленные предприниматели связаны и с преступным миром, и с бюрократией, также готовившейся к превращению в буржуазию.
Неудивительно, что отечественные капиталисты, имея такую родословную, после 1991 г. прохладно относились даже к своему собственному буржуазному государству и своим собственным законам.
Похоже, что это родимое пятно смоется у буржуазии только в результате смены поколений, когда подросшие выпускники элитных европейских вузов сменят отцов, проходивших другие «университеты». Пока ситуация стоит на месте — капиталисты по-прежнему наплевательски относятся к законам, выражающим их собственную волю как класса — не помогает ни снижение налоговой ставки и отмена прогрессивной шкалы, ни тотальная путинская пропаганда сильного государства. Воруют. Как Шура Балаганов, пытавшийся украсть кошелёк в трамвае, в то время как у него самого были полные карманы денег. Буржуазная наука называет это словом «менталитет»…
Но не стоит думать, что «плохой», «бандитский» капитализм со временем превратится в какой-то «цивилизованный». Да, капиталисты уже прекратили говорить «типа» и «в натуре», а разборки проводят большей частью через суд и при помощи судебных приставов и ОМОНа, а не «братвы», но механизмов капиталистической системы это не меняет. Упорядоченный грабёж — проще, надёжнее, дешевле. Зачем собственная братва, если государственные правоохранительные органы эффективно защитят собственность? Братве надо платить, а менты, ОМОН, прокуратура, судебные приставы живут за счёт налогов и бюджета.
В конечном итоге, беспредел невыгоден и самой остепенившейся, заинтересованной в постоянных, гарантированных прибылях буржуазии. Знаковая фигура перехода от беспредела к Порядку — Путин — до сих пор держит небывало высокий рейтинг. Массы, уставшие от беспорядка, были готовы электорально отдаться первому, кто пообещает хоть какую-то определённость, какой-то порядок. Путин здесь не был первым — до него был Примаков.
Но Примаков был поставлен ельцинской бандой как громоотвод, на волне политического кризиса и рельсовой войны. Он олицетворял собой не тот порядок, который хотела буржуазия — дряхлый бюрократ застойного типа — символ стабильности для офигевшего от капиталистической скачки маленького человека. Для капитала на роль твёрдой руки больше подходил силовик-гэбэшник, работавший за границей, выполнявший (по слухам) для Собчака всю грязную работу, выходец из оплота российских «демократов». Что надо — и сам замазанный, и надежды оправдал — сразу выписал буржуазии в лице Ельцина индульгенцию, заявил, что пересмотра результатов приватизации не будет.
Не все вписались в новую систему — наиболее одиозные фигуры ельцинского капитализма — Гусинский и Березовский. Они были вытеснены из рядов капиталистической элиты России… Теперь, возможно, за ними последует и Ходорковский, посмевший посягнуть на всевластие Администрации президента.
Согласно принципам уголовного права, тяжесть наказания должна соответствовать степени общественной опасности преступления. Как вы думаете, кто более опасен — чиновник, укравший миллионы рублей или гражданин, укравший какую-то мелочь на рынке? С точки зрения капиталистического общества более опасен второй. Он получит несколько лет тюрьмы, а чиновник отделается условным сроком и увольнением с должности. Если попадётся.
А тюрьмы буквально забиты молодёжью. Кто был в следственном изоляторе, не забудет это никогда. Спят в три-четыре смены, гниют тюремной гнилью. Болеют туберкулёзом. Многие, отсидев, возвращаются снова. Они уже вытолкнуты из числа нужных капиталистическому способу производства людей на его обочину. Бомжи и заключённые, опустившиеся наркоманы и алкоголики, беспризорники и постоянно безработные — обитатели дна общества — уже составляют, возможно, самую большую социальную группу. Эти люди вынуждены нарушать закон постоянно.
Один из самых популярных видов преступлений — кража проводов. Их срезают, обжигают на костре от изоляции и сдают в пункты приёма цветных металлов. Так выживают многие. Ущерб для экономики огромен. Но ничего поделать нельзя — работы для таких преступников — сильных и здоровых — нет.
В обществе, в котором все измеряется деньгами, человеческая жизнь теряет ценность. В 70‑е годы ⅩⅩ века убийство было настоящим ЧП. К его раскрытию подключались лучшие следователи. Сейчас каждый следователь ведёт сразу по несколько убийств, не считая других преступлений. Убивают из-за денег и просто так. От безысходности, вымещая пьяную злобу на первом встречном или старом знакомом.
На заре капитализации бывшие советские интеллигенты возмущались передаче «600 секунд»: «Чернуха!» Сегодня на всех каналах есть своя передача вроде «Криминал» или «Дорожный патруль». Чернуха стала нормой жизни, как и преступность.
Как уничтожить преступность? Ужесточение наказаний и усиление репрессивного аппарата, если преступность носит социальных характер, приводят только к росту произвола.
Вывод ясен сегодня практически всем, так или иначе, его нащупывают совершенно разные люди, но высказать решаются не многие: корни преступности — в преступном строе, породившем преступный класс, который навязал всему обществу преступный способ существования. Только решительно уничтожив систему наживы, ограбления большинства меньшинством, систему частной собственности можно рассчитывать на успех в борьбе с преступностью. Борьба с преступностью должна быть борьбой классовой.