С энтузиазмом и восторгом итальянский рабочий класс встретил сообщение о свержении царизма в России и о победе Октябрьской революции. И это понятно. Ведь итальянские трудящиеся выступали в знак солидарности с русским пролетариатом за много лет до 1917 года. В Италию приходили вести об ужасах, которые переживали узники Петропавловской крепости, о народных восстаниях против царского самодержавия, о ссылке на сибирскую каторгу лучших борцов-революционеров, и всё это оставляло в сознании авангарда итальянских трудящихся неизгладимый след. В поддержку русского пролетариата устраивались многочисленные, порой очень бурные митинги и демонстрации.

Потрясшая весь мир Великая Октябрьская социалистическая революция нашла в нас самых решительных сторонников. Стены домов в городах и отдалённых деревушках Италии были испещрены изображениями серпа и молота, всюду сверкали слова «Да здравствует Ленин!»

В 1921 году, как известно, состоялся Ⅲ конгресс Коминтерна. Товарищи Грамши¹ и Монтаньяна, составляя делегацию из сотрудников коммунистической газеты «Ордине нуово», сказали мне:

— Как жаль, что ты не можешь получить паспорт, а то поехал бы делегатом в Москву.

Я сперва растерялся, а потом воскликнул:

— Что за шутки! Да в Москву я и без паспорта доберусь, только пошлите!

Всё это я пишу для того, чтобы читатели лучше поняли охватившие меня чувства, когда я вступил на советскую землю.

…Естественно, что уже с первого заседания конгресса я взволнованно оглядывал зал, отыскивая глазами Ленина. Но первый день принёс разочарование: Владимир Ильич не пришёл. В ответ на настойчивые расспросы нам сказали, что он плохо себя чувствует, но обязательно выступит во время дискуссии о положении в Италии.

Так оно и было². Когда произносил речь Константино Лаццари, бывший в то время генеральным секретарём Итальянской социалистической партии, мы заметили человека, сидевшего на ступеньках, которые вели к столу президиума. Держа бумагу на коленях, он сосредоточенно и быстро писал. Но Владимир Ильич недолго оставался неузнанным. Участники конгресса заметили Ленина, вскочили с мест и устроили продолжительную овацию, вложив в неё все свои чувства. Стоявший на трибуне Лаццари (мы тогда были в оппозиции к нему) так разволновался, что с трудом закончил выступление.

Ленин не хотел беспокоить оратора и участников конгресса, поэтому пристроился на ступеньках в неудобной позе.

Всё в Ленине привлекало наше внимание, даже то, как он заводил свои карманные часы. На протяжении всех дней работы конгресса Ленин был в одном и том же простом костюме. Появляясь у входа в зал, он, как и все делегаты, предъявлял дежурному красноармейцу свой пропуск с фотокарточкой. На нас, молодых, всё это производило сильнейшее впечатление, всё для нас было исполнено смысла.

Конечно, наиболее глубоко мы смогли оценить исключительные свойства Ленина во время его выступлений. Необычайно ясно и чётко излагал он любые сложные вопросы, связанные с политической линией, тактикой или революционной стратегией. Его теоретические положения отличались точностью формулировок, оригинальностью аргументации.

Участвуя в работе расширенной политической комиссии³, я не раз видел и слышал Ленина. Его удивительно яркие выступления давали людям верную ориентировку, помогали занять правильные позиции. Оживлённый, полный полемического задора, он никогда не шёл на компромиссы в принципиальных вопросах. Ленин всегда подробно останавливался на требованиях трудящихся, и мы видели, как хорошо известна ему тяжёлая жизнь рабочих и крестьян-бедняков, как непреклонен он в стремлении изменить её.

Никогда не забуду, как я растерялся, когда однажды Ленин прямо ко мне обратился с вопросом. Дело было так. Мы дожидались открытия заседания политической комиссии. Владимир Ильич, придя, как всегда, вовремя, заметил нашу группу: ведь известно, где итальянцы, там и шум. Я оказался ближе других к нему, вот он и спросил меня:

— Рабочий?

Я покраснел, что-то пролепетал в ответ и кивнул головой.

— А из какого же города?

Тут я совсем растерялся, так как знал только пьемонтский диалект итальянского языка⁴. Мне на помощь пришёл один из швейцарских товарищей и стал переводить.

Узнав, что я туринский рабочий, связанный с группой «Ордине нуово», Ленин начал расспрашивать меня о том, как трудящиеся занимали предприятия, о связях партии с рабочими и народными массами, о влиянии на них социалистов и анархо-синдикалистов. Под конец он шутливо спросил:

— Как же это вы забыли занять банки?

— Мы, рабочие, знаем только свои заводы,— ответил я,— дорога к банкам нам, к сожалению, неизвестна!

Когда мой ответ перевели, Ленин и все присутствующие рассмеялись.

Вообще-то я был не из робких молодых людей, но разговор с Лениным, его вопросы меня очень смутили и разволновали. Ведь не кто-нибудь, а вождь великой пролетарской революции обращался ко мне, скромному рабочему парню, готовому скорее к схваткам с полицейскими и хозяевами, чем к такой неожиданной беседе.

Воспоминания о великом Ленине на всю жизнь остались в моей памяти. А его учение всегда было путеводной звездой на моём долгом пути партийного работника и революционера.

Примечания

1. Грамши Антонио (1891—1937) — основатель и руководитель Итальянской коммунистической партии, теоретик-марксист. Ред.↩
2. С речью по итальянскому вопросу В. И. Ленин выступил на заседании конгресса 28 июня 1921 г. (См.: Полн. собр. соч., т. 44, с. 16—22). Ред.↩
3. Такой комиссии на Ⅲ конгрессе Коминтерна не было. В. И. Ленин являлся членом комиссии по подготовке резолюций конгресса; кроме этого, во время работы конгресса он участвовал также в заседаниях Исполкома Коминтерна, обсуждавших проекты резолюций к конгрессу и положение дел в коммунистических партиях отдельных стран. (См.: В. И. Ленин. Биографическая хроника, т. 10, с. 580). Ред.↩
4. Фактически это отдельный галло-итальянский язык, являющийся итальянским не более, чем французским. Довольно крупный (до сих пор до двух миллионов носителей), но исчезающий.— Маоизм.ру.↩