Печатаются фрагменты статьи «Мои встречи с Лениным. Люксембург и Либкнехтом».
Ред.
Осенью 1920 года произошёл раскол Независимой социал-демократической партии Германии. Левое крыло, за которым шли широкие рабочие массы, перешло в коммунистическую партию, и в результате мы превратились в массовую партию1. Это обязывало нас выступать соответствующим образом. К тому же среди многих левых независимцев всё ещё господствовало мнение, что для настоящей революции вовсе не обязательно завоевание большинства решающих слоёв пролетариата, а достаточно решившегося на все меньшинства. Неудивительно поэтому, что и в Объединённой коммунистической партии широко распространён был взгляд, что пришло время отомстить буржуазии и социал-демократам за все удары прошлого.
Такое настроение учли и наши буржуазные противники и спровоцировали нас на прямое столкновение в Средней Германии, в Лейне и в Мансфельде. Как известно, мы потерпели жестокое поражение, которое немедленно привело к отколу значительного числа тех, кто только недавно вошёл в нашу партию.
Во главе отколовшихся стоял Пауль Леви, который уже после итальянского раскола отвернулся от КПГ2. Леви в своём органе «Unser Weg»3, в котором он яростно атаковал Объединённую коммунистическую партию, писал, что мы нашей авантюристской политикой в Лейне и в Мансфельде повели партию прямо к гибели. И тут же, стремясь дискредитировать нашу партию, он присовокуплял насмешливый стишок: «Fähnlein auf Fähnlein ging in den Tod, wie es die Zentrale gebot»4. Мы же совершенно недостаточно оценили всё значение этого провала и его последствий.
Наоборот, вначале мы думали, что поражение в Средней Германии играет второстепенную роль и в конечном счёте приведёт даже к усилению нашей партии. Этот свой взгляд мы обосновывали в сборнике под названием «Теория наступления»5: поскольку наша партия теперь является подлинно массовой партией германского пролетариата, мы, мол, обязаны сами «всюду находить врага и наносить ему удары».
Так как я снова очутился на нелегальном положении и полиция всюду разыскивала меня, партия отправила меня в Москву. По пути я встретился с венгерским товарищем Ракоши. Он обещал мне тотчас же после приезда познакомить меня с Лениным и поддержать мои взгляды. Я был как будто хорошо вооружён. С моей верой в нашу партию, в её правильную в основном тактику да к тому же с «теорией наступления» в запасе я был убеждён, что произведу хорошее впечатление на Ленина.
Хотя я ежедневно добивался свидания с Лениным, мне пришлось ждать восемь дней, пока он меня принял. Но наконец-то меня вызвали, и я отправился в Кремль всё в том же хорошем настроении.
Я поднялся на второй этаж в квартиру Ленина и как-то сразу очутился перед ним. Он сидел в своём кабинете в тростниковом кресле6. Обратившись ко мне на немецком языке, он пригласил меня сесть. Потом с лёгким оттенком иронии в голосе сказал:
— Ну-ка, товарищ Геккерт, расскажите о своих геройских подвигах в Средней Германии.
Я не заставил себя долго просить и выложил ему всё, что у меня накопилось. Тогда Ленин сказал:
— Но говорят, что вас побили.
Я стал возражать, пытаясь доказать, что это вовсе не так и что наша партия после среднегерманских событий продолжает расти и укрепляться.
— Вот как,— сказал Ленин,— интересно, как вы это сможете доказать.
Ракоши попытался было поддержать меня, но Ленин ему резко возразил. Потом он обратился ко мне:
— Вы попались на провокацию, вас хорошенько поколотили, и партия за это будет горько расплачиваться.
Совершенно уничтоженные, мы вышли из кабинета Ленина. Тут-то я понял: наша германская делегация со своей «теорией наступления» если и произведёт какое-нибудь впечатление, то плохое…
Вскоре из Германии приехали другие делегаты на Ⅲ конгресс Коминтерна. Снова мы все вместе отправились к Ленину. Он принял нас там же. Мы ещё раз привели ему все наши доводы, хотя уже без прежней уверенности. У некоторых из авторов «теории наступления» уже появились возражения против той или другой формулировки. И снова Ленин разнёс нас в пух и прах, на сей раз выражаясь ещё резче.
Когда Ленин спросил:
— Как же вы себе представляли, что подумают рабочие, если вы их поведёте на бой и они получат такие удары, как это было в Мансфельде?
Вильгельм Кёнен ответил:
— Рабочие учатся на ударах, которые они получают.
— Учатся даже теперь, когда они остались безработными? — спросил Ленин, а Кёнен в ответ:
— Тогда желудок электрифицирует их мозг революционной энергией.
За это словечко Ленин ухватился, чтобы высмеять всю нашу позицию в этих вопросах. Всякий раз, когда он доказывал нам в каком-либо вопросе всю беспочвенность, неверность и опасность наших установок, он неизменно прибавлял:
— Ну да, всё это у вас происходит от электрификации мозга желудком…
Позже, на одном заседании в Малом зале Кремля7, Ленин снова разъяснял всей германской делегации, в составе которой находились и товарищи, которые не были согласны с выступлением в Средней Германии, всю нелепость того, что мы натворили. Он разъяснял, как примазались к нам такие элементы, как шпик Ферри, пытавшийся взорвать обелиск Победы, и другие, бросавшие бомбы в уборную. Ленин говорил:
— Ведь провокация была ясна как на ладони. И вместо того чтобы в целях защиты мобилизовать рабочие массы для отпора атакам буржуазии и таким образом показать массам, что вы правы, вы выдумали бессмысленную «теорию наступления», которая всем полицейским, всем реакционным властям даёт возможность изображать вас как зачинщиков нападения, от которых-де надо защитить народ!
В результате такой головомойки мы немедленно прекратили пропаганду «теории наступления».
Но Ленин намылил нам голову не только за события в Средней Германии, а вообще за неповоротливость, негибкость, догматическую прямолинейность, которую мы проявляли в нашей политике. Он клеймил наше поведение на Гейдельбергском съезде8, которое оттолкнуло столько честных рабочих от Коминтерна. Он клеймил нашу пассивность, отказ от работы внутри реформистских профсоюзов.
Разумеется, при этом получили хорошую трёпку и делегаты коммунистической рабочей партии9, которая тогда примыкала Коминтерну на правах сочувствующей.
На заседаниях, которые в порядке подготовки конгресса происходили в зале гостиницы «Континенталь» на Театральной площади, Ленин опять разоблачал все наши слабости и ошибки. Это нас очень злило, потому что тут же присутствовали представители и других компартий.
— Уж если надо задать нам трёпку, то зачем же делать это в присутствии многочисленных иностранных товарищей? — так думали мы и далеко не ставили Ленину это в плюс.
Пауль Фрелих говорил:
— Не думал я, что Ленин — такой мелочный человек.
Фрелих явно был разочарован и недоволен таким способом большевистской самокритики. Это настроение укрепилось у него, когда Ленин снова разнёс нас перед пленумом конгресса.
И это недовольство совершенно ясно можно увидеть на лице Фрелиха в фильме, где заснято было выступление Ленина на Ⅲ конгрессе Коминтерна по поводу политики германской партии.
Не только немцам досталось на конгрессе от Ленина, досталось и представителям других партий, особенно некоторым итальянцам и даже французам.
Всё это побудило нас выдумать новую политическую глупость против Ленина, а именно: мы стали собирать подписи для некоторых формулировок, которые мы хотели противопоставить ленинским формулировкам и в которых надеялись отстоять некоторые элементы нашей «теории наступления». Мне тоже удалось собрать несколько голосов «недовольных». И за это нам всем сообща и каждой группе порознь влетело ещё раз как следует. И это побудило нас капитулировать перед Лениным.
Тут произошёл случай, весьма показательный для характеристики Ленина как человека. Клара Цеткин яростно нападала на нас и почти стала на позиции Ленина. Мы тоже в свою очередь резко атаковали Клару, особенно я в своей речи. Как раз на следующий день после этих нападок был день рождения Клары: ей исполнилось 60 лет10. Разумеется, надо было на конгрессе приветствовать нашу старую революционерку, шедшую в авангарде нашей борьбы. Раздобыли большой букет роз. Но тут встал вопрос: кому сказать приветственное слово? Выбрали меня. Я, конечно, хотел от этого как-нибудь увильнуть и приводил десятки всяческих отговорок. Тогда Ленин взял меня за руку и сказал:
— Товарищ Геккерт, вы вели в Германии неверную политику, на это можно злиться. Клара сказала вам, что ваша политика была плоха. Быть может, не каждое из её слов было уместно. Но и вы вчера очень резко и несправедливо выступали против Клары. Так загладьте же это сегодня букетом роз.
Я сделал всё, что мог. Клара тоже поблагодарила меня, принимая из моих рук букет, но при этом смотрела на меня так, как будто проглотить хотела. Когда я сошёл с трибуны, Ленин шутливо сказал:
— Ну вот, всё сошло хорошо…
В гостинице «Континенталь» была устроена маленькая выставка так называемых «революционных» художников. Там фигурировало на фоне пёстрой мазни всякое старое тряпье, черепки, кусок печной трубы и т. п., прибитые к полотнам,— и вся эта ерунда должна была представлять новое искусство. Я был просто возмущён. Когда я спорил с товарищем, пытавшимся доказать, что в этих «художествах» есть какой-то смысл (кажется, это был художник Уитц), то Ленин, стоя сзади меня и покачивая головой, сказал мне:
— Вот видите, товарищ Геккерт, и у нас такое бывает!
В 1921 году (кажется, это было за несколько недель до начала Ⅲ конгресса Коминтерна) несколько товарищей взяли меня с собой на доклад Ленина в Колонном зале Дома союзов.
Зал был битком набит. Все с нетерпением ожидали докладчика. Ленин говорил о необходимости новой экономической политики и вытекающих отсюда последствиях11. В этом вопросе мы, коммунисты Запада, тоже не сразу разобрались. В зале были товарищи, которые считали нэп чуждым для революции делом. Ленин говорил о том, что мы, коммунисты, должны теперь научиться торговать, что методами военного коммунизма дальше нельзя уже двигаться вперёд. Он сказал также, что большевики хотя и не умеют ещё сейчас торговать, но, безусловно, научатся этому.
Это очень оскорбило некоторых из слушателей. Они, видите ли, вовсе не хотят, чтобы их «унижали» до роли «торгашей». Один русский товарищ, с которым я познакомился, когда он занимался делами освобождения русских военнопленных в Германии, был ярым противником нэпа. Он специально приехал на это собрание из Свердловска, где работал в качестве руководителя оружейного завода. Он никак не мог стерпеть требования Ленина научиться торговать и тотчас же взял слово, чтобы чисто по-партизански обрушиться на «оппортунизм» Ленина. Ещё один такой же «герой» выступил против Ленина. Но как беспощадно и жестоко были они разбиты Лениным!
Спустя несколько дней после этого заседания я опять имел возможность лично беседовать с Лениным о вопросах германской партии.
После Ⅲ Всемирного конгресса, в особенности после нашего Иенского съезда12, вокруг Фрисланда, который первоначально в качестве левого вёл борьбу против Леви, собралась группа правых элементов, пытавшихся ревизовать решения нашей партии и Всемирного конгресса в духе Леви. Чтобы получить в Центральном Комитете большинство в пользу этого «государственного переворота», Вильгельма Пика и меня после Иенского съезда отослали в Москву. В начале ноября мы узнали о замыслах Фрисланда, который был тогда генеральным секретарём нашей партии. Поэтому мы с Пиком старались повидать Ленина, чтобы спросить у него, как нам быть.
10 ноября мы посетили Ленина в его кремлёвском кабинете и сообщили ему детали этого оппортунистического покушения на партию. Ленин очень внимательно выслушал нас и сказал, что нам надо немедленно вернуться в Германию, чтобы вырвать партию из рук Фрисланда и Ко. Он рассказал нам о таких же затруднительных ситуациях в РКП(б) и о том, как он с ними справлялся. Затем он сказал, что нашей партии придётся преодолевать ещё более сложные ситуации. Обнадёженные этими дружескими советами Ленина, мы в тот же вечер выехали в Берлин. К величайшему изумлению фрисландских заговорщиков, мы появились на заседании ЦК, и в результате были выброшены из партии не элементы, хранившие верность Коминтерну, а Фрисланд и его присные.
В последний раз я видел Ленина после первого его заболевания, на Ⅳ конгрессе Коминтерна, и тогда я почувствовал всю ту громадную любовь, которую не только большевики, но и иностранные товарищи питали к основателю Коминтерна.
Неоднократно по вечерам, когда Ленин уже не мог приезжать на конгресс, мы по окончании заседания шли к его квартире и там пели «Бандьера росса»13. В этих вечерних серенадах всегда участвовали итальянцы, и их мелодичные голоса покрывали все остальные. И когда за окном мелькала тень Ленина, мы бывали совершенно счастливы и никак не хотели понять, что этим шумом только нарушаем покой тяжело больного Ленина…
Как и все товарищи, я, конечно, надеялся, что Ленин скоро выздоровеет совсем и снова возьмётся за руководство нашей мировой коммунистической партией. Уже давно у меня не оставалось никакого сомнения, что он самый замечательный революционный вождь, которого я когда-либо встречал, и уже давно я знал, что во всех спорных вопросах прав был Ленин, а не Роза Люксембург. Но только после поражения германской партии в октябре 1923 года14 я понял окончательно, что во всех решительно вопросах прав Ленин, а не Люксембург и что надо изжить все её ошибочные установки, чтобы наша партия действительно в состоянии была выполнить свою великую революционную задачу.
Известие о смерти Ленина как громом поразило меня. И долго ещё я никак не мог примириться с тем, что Ленин действительно ушёл от нас. Сколько раз наши враги писали: «Ленин умер». Может быть, и на этот раз неправда. Но, увы, печальная весть не была опровергнута!
Когда я впервые после смерти Ленина снова смотрел с высоты его Мавзолея на первомайскую демонстрацию на Красной площади, то всеми фибрами своей души почувствовал:
Ленин не умер, он живёт и будет жить в нашей борьбе за победу коммунизма на всём земном шаре. Он живёт в грандиозной социалистической стройке Страны Советов, он живёт в революционной борьбе коммунистов всех стран…
Примечания- Автор имеет в виду Объединённую коммунистическую партию Германии, которая была образована на объединительном съезде Коммунистической партии Германии и левого крыла Независимой социал-демократической партии Германии, состоявшемся в Берлине 4—7 декабря 1920 г. В августе 1921 г. партия приняла своё старое название — Коммунистическая партия Германии. Ред.↩
- Имеется в виду раскол Итальянской социалистической партии, который произошёл на съезде в Ливорно (15—21 января 1921 г.), где левыми революционными группами ИСП была основана Итальянская коммунистическая партия (ИКП). П. Леви, присутствовавший на этом съезде в качестве представителя Объединённой коммунистической партии Германии, возвратившись в Германию, взял под защиту итальянских центристов во главе с Серрати. 24 февраля 1921 г., после того как ЦК ОКПГ принял резолюцию, направленную против Серрати и его сторонников и приветствовавшую образование Коммунистической партии Италии, П. Леви вместе с четырьмя другими членами ЦК ОКПГ вышел из ЦК. Ред.↩
- С 1919 г. до 1 июля 1921 г. в Берлине под редакцией П. Леви выходил ежемесячный журнал «Sowiet». После исключения П. Леви из ОКПГ журнал, изменив направление, стал выходить (с 1 июля 1921 г. по конец 1922 г.) под названием «Unser Weg» («Наш путь»). Ред.↩
- «Отряд за отрядом пошёл на смерть, как повелел центр». Ред.↩
- Имеется в виду брошюра ЦК ОКПГ: Taktik und Organisation der revolutionären Offensive. Die Lehren der März-Aktion. Leipzig; Berlin, 1921 (Тактика и организация революционного наступления. Уроки мартовского выступления). Ред.↩
- Квартира и рабочий кабинет В. И. Ленина находились на третьем этаже. Ред.↩
- Речь идёт о встрече делегации Объединённой коммунистической партии Германии с членами ЦК РКП(б), входившими в состав Исполкома Коминтерна, 15 июня 1921 г. (См.: В. И. Ленин. Биографическая хроника, т. 10, с. 555). Ред.↩
- Имеется в виду 2‑й съезд КПГ, состоявшийся 20—24 октября 1919 г. Ред.↩
- Коммунистическая рабочая партия Германии (КРПГ), образовалась в апреле 1920 г. из «левых» коммунистов, исключённых из КПГ на Гейдельбергском съезде (1919). Впоследствии КРПГ выродилась в сектантскую группу, враждебную рабочему классу Германии. Ред.↩
- На заседании конгресса 5 июля 1921 г. отмечалось 65‑летие Клары Цеткин (годом её рождения ошибочно считали 1856 г.). Ред.↩
- Ф. Геккерт, по-видимому, ошибается, говоря, что доклад, на котором он присутствовал, состоялся до Ⅲ конгресса Коминтерна. В. И. Ленин выступил с докладом о новой экономической политике и заключительным словом 29 октября 1921 г. на Ⅶ Московской губпартконференции. (См.: Полн. собр. соч., т. 44, с. 193—220). Как видно из последующего текста воспоминаний Ф. Геккерта, он в это время также находился в Москве. Ред.↩
- Иенский съезд Коммунистической партии Германии состоялся 22—26 августа 1921 г. Ред.↩
- «Красное знамя» — песня итальянских рабочих. Ред.↩
- Имеется в виду закончившаяся поражением революционная борьба рабочего класса Германии осенью 1923 г. Несмотря на укрепление позиций Коммунистической партии Германии в важнейших профсоюзах и фабзавкомах на крупнейших предприятиях, КПГ к этому времени ещё не осуществляла руководства большинством рабочего класса: основную массу германского пролетариата продолжала ещё удерживать под своим влиянием социал-демократия, опиравшаяся при этом на профсоюзы. Ред.↩