Пер. с англ.— Олег Мартов

Notes Towards a Critique of Euro-Marxism

18.10.2012

Заметки к критике евромарксизма

Кто опубликовал: | 22.06.2015

Статья представляет собой полемический ответ на «Заметки к критике маоизма» (Notes Towards a Critique of Maoism) одного из редакторов «Инсе́рджент ноутс» (Insurgent Notes) Лорена Голднера (Loren Goldner), опубликованные им 15 октября 2012 г. и навлекшие тогда на себя множественную критику.

«Подобная отправная точка предстаёт неприемлемым механицизмом. Чтобы марксизм появился на мировой арене, развитие рабочего класса должно достигнуть такого уровня, какого оно достигло в Европе к середине ⅩⅨ века, и на этой материальной основе Маркс и Энгельс создали марксизм, который с того момента энергично развивался и распространился на пяти континентах.

Революционеры неразвитых стран с огромными массами крестьянства и соразмерно ограниченным в численности промышленным рабочим классом, нашли в марксизме инструмент, направляющий их действия. Они соединяют его принципы с имеющимися специфическими условиями. В этом случае марксизм-ленинизм соединяется с конкретными условиями движений за национальное освобождение и демократические революции. Это было несомненно показано маодзедунъидеями, развившими марксизм»

(КПП, «Время переосмыслить Мариатеги и воссоздать его партию», 1975 г.).

«Маоизм представлял собой часть широкого движения имевшего место в ⅩⅩ веке, которое можно назвать „буржуазными революциями под красным флагом“, как то во Вьетнаме или в Северной Корее».

То что Голднер (следуя долгой левокоммунистической традиции) характеризует как «буржуазные революции под красным флагом», в действительности были сосредоточием реального глобального противостояния между империалистическим капиталом, с одной стороны, и пролетариатом и полупролетариатом периферии, с другой, имевшим место в ⅩⅩ веке.

В конкретных обстоятельствах глобальной империалистической общественной формации (не в абстрактной модели «чистого капитализма», так любимой левыми коммунистами и троцкистами) классы, зависящие от своего заработка в империалистических метрополиях, были интегрированы и кооптированы капиталом. Мировое же крестьянство в ходе своей пролетаризации посредством сверхэксплуатации доходившей до геноцида, стало авангардом борьбы против капитала. Был затронут узловой пункт отношений эксплуатации. Именно оно, мировое крестьянство, но никак не пролетариат метрополий, что обуржуазился из-за сверхприбылей, полученных путём грабительского накопления.

«…Важно отметить что маоизм был результатом поражения мировой революционной волны, затронувшей 30 стран (включая Китай) в течение нескольких лет после Первой мировой. Крупное поражение случилось в Германии (1918—1921), за которым последовало поражение революции в России(с 1921 г. и далее), последнее достигло апофеоза в сталинизме».

Нельзя не спросить, какова была причина поражения глобальной революционной волны, ориентированной вокруг промышленного рабочего класса метрополии, в эпоху после Первой мировой?

Произошло это в первую очередь из-за успешной стабилизации империализма в «центре» и относительно нереволюционной природы рабочей аристократии метрополий. Если промышленные рабочие в Германии даже при катастрофических последствиях поражения германского империализма не смогли поддержать революционную политику, в то время как полупролетарские массы в Китае, Индокитае и т. д. стали реальной опорой вооружённых революционных движений, в то время как рабочий класс «центра» был интегрирован фашизмом, консьюмеризмом и социал-демократией, не должны ли мы задаться вопросом — какой социальный слой был на практике, а не в теории, более революционным классом?

Маоистская оценка Азии, Африки и Латинской Америки как «центров бурь» мировой революции была подтверждена реальной историей классовой борьбы в ⅩⅩ веке.

«Политика Троцкого (несмотря на свои изъяны, которых было немало) выступала за мировую революцию, как единственное средство спасения СССР от изоляции. Сталин ответил на это лозунгом „социализма в одной стране“, доселе немыслимым в интернационалистской марксистской традиции».

Классическое троцкистское запутывание вопроса. Сталин выступал за построение СССР в качестве опорной базы мировой революции в ситуации отступления мировой послевоенной революционной волны в метрополии. Это вполне доказано частной перепиской Сталина того времени, ставшей сегодня доступной.

«Третий период, длившейся с 1928 по 1934, был периодом „ультралевого“ авантюризма во всем мире. В Китае, как и в других колониальных и полуколониальных странах, Третий период сопровождался лозунгами „советы повсюду“».

Так значит Сталин, достигнув непоколебимой власти, раскрыл свою правооппортунистическую сущность, навязав ИККИ «ультралевую» политику? Логично, ничего не скажешь.

«…Во время восстановления от этих поражений Мао стал верховным вождём КПК и начал „Великий поход“ в Яньань (отдалённый регион на северо-востоке Китая), ставший центральным мифом маоизма, переориентировал КПК на китайское крестьянство, гораздо более многочисленный общественный класс, но нереволюционный в понятиях марксизма (однако способный быть союзником рабочего класса в революции, как в России во время гражданской войны 1917—1921 гг.)».

Голднер в данном случае, как ни парадоксально, пытается обругать маоизм путём восхваления слабостей большевизма. КПК ориентировалась на крестьянство (а именно на его беднейшие слои) по причине того, что эта социальная страта находилась в процессе пролетаризации, подвергалась сверхэксплуатации и грабежу со стороны империализма, а также составляла большинство в численном отношении.

Большевики, с другой стороны, несмотря на теоретизирование о «демократической диктатуре рабочих и крестьян» в буржуазной-демократической революции, не смогли выработать действительно прочный союз между городскими рабочими и бедными крестьянами в условиях страны, где полупролетарская крестьянская беднота составляла большинство.

Поэтому они стали де факто враждебной силой в деревне, что посодействовало деформации пролетарской диктатуры.

Между прочим, тогда немецкие и российские левые коммунисты (включая тех, кто был известен своей «демократией») находились на передовой защитников крупномасштабных репрессий против крестьян, что помимо других своих ошибок, было просто неприменимо как практическая линия и являлось отражением их механицистской и идеалистической интерпретации марксизма.

Именно Мао блестяще применил марксизм ко всей запутанности реальной классовой структуры (не бинарной, срисованной со схемы воспроизводства капитала) соединив научную политическую линию, выведенную из классового опыта пролетариата, с революционной энергией крестьян и деклассированных масс, подвергающихся пролетаризации на фоне загнивания мирового рынка.

Подобного приложения марксизма к реальности педанты наподобие Голднера старательно избегают.

«Япония вторглась в Маньчжурию (северо-восточный Китай) в 1931 г. и КПК с того момента вплоть до поражения Японии во Второй мировой была втянута в трёхстороннюю борьбу с Гоминьданом и японцами».

Здесь Голднер признаёт, что КПК во время каждого периода единого фронта вела в то же время борьбу также и против Гоминьдана. Позже он противоречит самому себе для того чтобы протолкнуть обычный троцкистский комментарий о «классовом сотрудничестве», игнорируя то, что КПК сохраняла собственные вооружённые силы, свои государственные структуры и освобождённые зоны на всем протяжении «трусливой капитуляции».

Было бы не лишним подчеркнуть, что троцкисты и левые коммунисты редко, если когда-либо вообще были способны создать независимые пролетарские вооружённые силы. Гораздо более искусны они в строгой критике тактических компромиссов «сталинистов», которым это время от времени удавалось.

«После политики Третьего периода, приведшей к триумфу Гитлера в Германии (когда Компартия видела „социал-фашистов“ социал-демократов, а не нацистов своим главным врагом, и даже совместно работала с нацистами против социал-демократов в забастовках».

Стало быть это ориентация Третьего периода на последовательную тактику «класс против класса» привела нацистов к победе, а не интеграция немецкого рабочего класса с германским империализмом посредством контрреволюционной машины социал-демократии, рабочего класса, в котором преобладал реакционный шовинизм? Здесь перед нами обнаруживается «левый коммунист», стоящий в одном ряду с проимпериалистической социал-демократией против принципиальной коммунистической линии. Довольно поучительно.

Несмотря на осуждение Третьего периода, Голднер переходит к метанию грома и молний в Народный фронт с ещё большей горячностью, ни малейшей степени не согласуясь с историческим контекстом. Попытка ИККИ осуществить принципиальную политику революционного наступления «класс против класса» не удалась. Реакция восторжествовала во всех империалистических центрах и СССР столкнулся с возможностью возникновения глобального антисоветского фронта и войны на два фронта в любой момент.

Подобные конкретные стратегические вопросы определенно безразличны для «настоящих марксистов», которые скорее допустят контрреволюцию, чем какую бы то ни было реальную революцию, неспособную удовлетворить их догматичным стандартам чистоты.

«Первая фаза правления Мао длилась с 1949 по 1957. Он не скрывал того, что режим основан на „блоке четырех классов“ и осуществляет национальную буржуазную революцию».

Нет, в этот период совершалась новодемократическая революция как часть мировой пролетарской революции. И данное отличие не просто риторическое. Все марксисты (начиная с Маркса 1848 г. и далее) осознавали важность пролетарского руководства в демократической революции — продвижения вперёд практических мер буржуазной революции, но не обособленно, а как необходимый первоначальный этап процесса социалистической революции, там, где главенствует полуфеодализм. Общепринятая маоистская формулировка заключается в том, что этап новой демократии в целом завершается с захватом власти по всей стране.

«Но важно помнить, что „земля крестьянам“ и экспроприация докапиталистических землевладельцев относится к буржуазной революции, как то было с Великой Французской революции 1789 г.»

Это в высшей степени очевидно. Было это очевидно и для Сталина и Мао, равно как и для нашего высокоценного книгочея.

«Мировой сталинизм был сотрясён в 1956 г. серией событий: Венгерской революцией, в ходе которой рабочий класс установил рабочие советы, уничтоженные позднее интервенцией России…»

Также мы бы добавили, что «рабочий класс» из венгерских студентов занимался охотой на евреев.

«Этим восстаниям предшествовала речь Хрущёва на ⅩⅩ съезде мировых коммунистических партий, в котором он разоблачил множество сталинских преступлений, в том числе убийства от пяти до десяти миллионов крестьян в период коллективизации начала 1930-х».

Стало быть, допущение развития мелкого товарного производства до частного капитализма в сельском хозяйстве — это «буржуазно»​, но подавление такого производства за отсутствием эффективного рабоче-крестьянского союза (формирование которого, конечно, будет «извращением» марксизма) является «преступлением».

«Само понятие „ревизионизм“ представляет собой идеологическое сумасшествие, по причине того, что „ревизован“ был в основном сталинистский террор, под которым маоистские и марксистско-ленинские партии подразумевают „диктатуру пролетариата“».

С этим можно согласиться только если рассматривать увеличение свободы, обеспеченное оперированием законом стоимости и получаемыми в результате изменениями в отношениях производства, как не имеющими никакого значения и сфокусироваться на политической надстройке, обращаясь к сомнительной антикоммунистической статистике, с тем чтобы подвести базу под свою топорную писанину. В действительности террор, применяемый против технической интеллигенции и бюрократической мелкой буржуазии, есть применение пролетарской диктатуры (пусть даже и ограниченной и несовершенной), ведущей к повышению низовой демократии и смене в балансе сил в пользу производительных рабочих в определённые периоды.

«По этой причине режим начал новую фазу, названную курсом „Пусть расцветают сто цветов“, при котором „буржуазных интеллектуалов“, сосредоточенных вокруг режима и отступивших от жестокостей Гоминьдана, призвали открыто высказать свою критику».

Так значит интеллектуалы с привилегированным бекграундом, критиковавшие руководство КПК, не были в действительности «буржуазными», а были «пролетарскими»? Тогда возможно Голднеру стоит взглянуть на статистику по участию студентов в тот период или может либеральная критика «сталинистской» партии действительно революционна? Может, «Инсерджент ноутс» стоит опубликовать что-то подобное от Вацлава Гавела?

«В Китае режиму понадобилось сменить тактику после провала периода „Ста цветов“. На высшем уровне КПК наблюдалось возрастающее напряжение между Мао и в большей степени ориентированными на модель СССР технократическими бюрократами, сосредоточенными на построении тяжёлой промышленности».

Так Голднер признаёт существование идеологически мотивированной борьбы между «двумя штабами» внутри КПК. Если фракция, сплочённая вокруг Мао, несмотря на свой «сталинизм», не была в действительности «технократическими бюрократами», кем они тогда были и какой класс представляли? Может они были народниками? Мы можем только смиренно ждать от Голднера разрешения этого запутанного вопроса.

«По этой причине Мао инициировал в 1958 году так называемый „Большой скачок“, при котором тяжёлая промышленность советского образца должна была быть заменена привлечением крестьян повсеместно к работе на небольших „дворовых“ промышленных предприятиях. Крестьян принуждали вступать в „народные коммуны“; они брались за работу, надеясь достичь экономического уровня капиталистического Запада за 10—15 лет».

Попытки упразднить систему наёмного труда и буржуазного права в целом, а также устранить разделение между производительным трудом и трудом по воспроизводству здесь совершенно игнорируются. Реакционная неолиберальная линия, защищаемая сторонниками свободного рынка, современной КПК и правыми китайскими диссидентами воспроизводится в точности. Объективные условия, поспособствовавшие голоду, остаются без внимания, в то время как преувеличение его размеров антикоммунистическими источниками принимается без критики.

«„Культурная революция“ была надеждой Мао на возвращение. Она представляла собой фракционную борьбу на высшем уровне КПК, в рамках которой были „ревизионизм“ и возврат Мао к реальной власти. Но эта фракционная борьба, и предыдущая маргинализация Мао, что за ней скрывалась, едва ли представлялась как реальная причина этого процесса, в ходе которого десятки тысяч людей были убиты, миллионы жизней были искалечены».

Каждое утверждение в отрывке выше фактически неверно, начиная с того, что только студенты, но не широкие массы были мобилизованы, и заканчивая тем, что от китайского народа скрывался факт того, что ВПКР отражала борьбу внутри КПК между Мао и его оппонентами.

«Миллионы образованных людей, заподозренных в „ревизионизме“ (или попросту жертвы чей-то личной вражды), включая техников и учёных, были отосланы в сельскую местность (для „исправления“) чтобы „учиться у крестьян“, что действительности означало для них сокрушающий принудительный труд, в котором многие из них нашли свою смерть».

Здесь Голднер демонстрирует доказательства своей «революционности» выступая против задействования мелкобуржуазных бюрократических элементов (тех, против кого он разражался тирадами, называя рассадником «сталинизма») в ручном труде! Реакционное изложение идеи о наиболее отдалённой борьбе за устранение капиталистического разделения на умственный и физический труд воспроизводится здесь в полной мере. Для Голднера, как и для архиреакционных китайских либералов заставлять «одарённую десятую часть»1 жить на равных с массами есть само по себе ужасное преступление.

«„Политика была поставлена на командное место“ в лице партийных идеологов, ответственных за оказание медицинской помощи в госпиталях Китая. Не хирургов. Последствия были предсказуемы».

Голднер изображает демократизацию медицинского знания и распространение медпомощи в сельских районах как нечто иррациональное, подобно любым другим буржуазным писакам (и что ещё более забавно, подобно сталинистским догмато-ревизионистам).

«…Молодёжь университетов и старших классов проносится по всей стране, унижая и иногда убивая людей, обозначенных маоистской кликой как „ревизионисты“ и „идущие по капиталистическому пути сторонники Лю Шаоци“ (сам Лю Шаоци умер от болезни в тюрьме). Экономика была разрушена».

Очевидно, молодёжь, осуществляющая физическое перевоспитание буржуазных бюрократов,— это трагедия, достойная слёз каждого настоящего революционера! А разрушенная ими «экономика»! То, что экономика, как утверждают дэнисты, была разрушена именно из-за власти рабочих на производстве, не имеет значения для этого довольно противоречивого рабочиста. Не имеют значения для него и миллионы промышленных рабочих Китая, дающих сегодня положительную оценку эпохе Мао. Словно со страниц «Уолл стрит джорнал» сходят эти написанные «коммунистом» слова.

В самом деле, можно было бы выпустить сборник нелепых фактических ошибок и откровенно реакционных утверждений и цитат, встречающихся в этом тексте. Однако презрение Голднера к действиям масс против буржуазной прослойки во время ВПКР — это презрение, которое вполне исчерпывающе отражает его действительную классовую линию и тенденции, свойственные высокомерной буржуазии и их жалким сочинениям.

Примечания
  1. Talented tenth — выражение Уильяма Дюбуа.

Добавить комментарий