Товарищи! Я не намерен говорить много, остановлюсь лишь на некоторых моментах.
Вопрос о критике. Это вопрос о критике старых кадровых работников, который только что поднимали одни, и вопрос о том, можно ли критиковать марксизм-ленинизм, который выдвигали (во время работы комиссий) другие. Возьмём марксизм-ленинизм. Можно ли не определять марксизм-ленинизм как руководящую идеологию или же всё-таки следует его называть ведущей идеологией? Поскольку марксизм-ленинизм определён как идеология ведущая, то кое-кто стал испытывать определённый страх. Касаясь этого вопроса, следует отметить, что в нашей стране сейчас происходит поистине огромный политический переворот. Я имею в виду переход от прошлого, гоминьдановского, руководства, которое имело место в старом обществе, то есть переход от прежнего вида руководства, к диктатуре народной демократии, руководимой рабочим классом и основанной на союзе рабочих и крестьян, к нашему государственному строю.
Руководство сейчас осуществляет рабочий класс, у него есть партия, ибо в настоящее время ещё продолжается эпоха существования партий и группировок. Этой партии, этому классу присуща определённая идеология — марксизм-ленинизм, то есть коммунистическая идеология. Значит, вопрос заключается в том, как эта идеология осуществляет своё руководство. Вопрос «Как эта идеология осуществляет своё руководство?» вовсе не означает, что все должны вступать в коммунистическую партию, что все должны поверить в принципы коммунистической партии и исповедовать диалектический материализм. Эти вещи, если говорить о мировоззрении, могут быть усвоены лишь постепенно, сначала их понимает немного людей, потом больше, потом ещё больше. Нельзя требовать, чтобы в них поверило большое число людей. Заставить людей поверить в них нельзя, вообще заставить людей поверить во что-то нельзя. Позавчера я уже касался этого момента. В категории духовного порядка нельзя ни заставить поверить, ни заставить не поверить. Нельзя, например, заставить человека порвать с религией, вместе с тем нельзя заставить его начать верить в одну религию и отказаться от веры в другую.
Можно ли заставить кого-нибудь поверить в марксистское мировоззрение? В марксизм? Тоже нельзя. Но марксистское мировоззрение развивается с каждым днём, и с каждым днём появляется больше людей, верящих в него. Тем не менее я убеждён, что даже через несколько десятилетий останется немало людей, которые не будут верить в это мировоззрение. Марксизм является атеистическим мировоззрением, и в него сторонники религии верить не станут. Как быть, если и через десятки лет, через много лет всё-таки останутся люди, которые не будут верить в марксизм? Оказывается, надо, чтобы само марксистско-ленинское руководство осознало, что некоторые люди верить в марксизм не будут. Фактически так оно и есть, только так и может быть.
Можно ли критиковать? Марксизм критики не страшится. Если бы критикой можно было ниспровергнуть марксизм, он был бы бесполезен; если доказуемо, что марксизм — это неправда, то он никуда не годится; если марксизм боится критики, то он ни к чему непригоден. Поэтому не должно возникать вопроса, можно критиковать марксизм или нет. Ведь в действительности марксизм критикуют идеалисты, критикуют марксизм также и религиозные круги, а некоторые просто молчат, только и всего. Марксизм и религию кое-кто соединяет в одно целое, то есть соединяет его со своей религией. Если старого кадрового работника можно свалить критикой, то его следует критиковать. Если тебя начали критиковать, а ты уже свалился — значит склеен ты из бумаги и набит ватой; в таком случае упадёшь и от дуновения ветерка, раз ты состоишь из бумаги и ваты.
Критики бояться не надо. Поэтому когда говорят, что критики следует опасаться, то, значит, имеются слабости — и всё. Есть ли такие слабости? На мой взгляд, слабости есть и у старых кадровых работников, и у новых, поэтому все слабые стороны следует раскритиковать. Нужно подвергать критике слабости и ошибки как у любого руководящего работника, так и у правительства, причём это должно войти в привычку, ибо от критики ничего не случится. Если критика правильна, то это, конечно, хорошо, если же она неправильна, то тоже ничего особенного, ибо, как говорится, «вещающий преступления не совершает». Народ имеет право критиковать всё, что входит в его компетенцию, лишь бы мы не передавали это право контрреволюции. Конституцию нужно проводить в жизнь: должна быть свобода слова, собраний и союзов, свобода слова и печати.
Некоторые утверждают, что в своём выступлении позавчера я говорил недостаточно о длительном сосуществовании и взаимном контроле. Такие высказывания — тоже своего рода критика. Позавчера я не говорил много по этому вопросу, но зато сегодня его поднимали друзья. Что подразумевается под «длительным периодом»? Я думаю, что на этот вопрос ответить довольно легко. «Длительный период» означает: как долго будете существовать вы, коммунисты, так же долго должны существовать и они — только так; какой будет продолжительность жизни коммунистической партии, такой же будет продолжительность жизни демократических партий и группировок. Сегодня Го [Можо] говорил, что все мы должны равняться на него. Конечно, жизнь без партий будет самой долгой, ибо наступит день, когда коммунистическая партия отомрёт, но мы надеемся, что этот день наступит не рано и не поздно, видимо, нельзя, чтобы он наступил слишком рано, но нет и необходимости, чтобы он запоздал. Каждое возникающее явление (а в мире всё рождается) имеет свою определённую продолжительность жизни; а коммунистическая партия — одно из них, одно из этих явлений.
Как осуществлять контроль? Контролировать следует с помощью такого метода, как критика и внесение предложений. Для этого у нас есть всякие возможности. Например, такая возможность представилась сегодня, различные возможности для критики появятся и в будущем. Главным методом является критика. Критикуя недостатки, следует исходить из стремления добиться единства и благодаря критике добиваться единства и улучшать работу.
Говорят: «Ты утверждал, что применение большой демократии сейчас нецелесообразно, так как большая демократия направлена против классовых врагов, но в то же время ты говорил, что и рабочие и учащиеся могут бастовать. Не противоречишь ли ты сам себе?» Вопрос стоял так. Так называемая большая демократия — это массовое движение, к ней мы прибегали в прошлом, в неё входят и некоторые методы, которые мы использовали в ходе борьбы против контрреволюции. Сейчас кое-кто предлагает отказаться от большой демократии, ибо теперь методы у нас изменились, а некоторые дошедшие до настоящего времени проблемы устарели. В ходе преобразования промышленности и торговли мы не прибегали к большой демократии, не прибегали мы к большой демократии и в ходе идеологического перевоспитания интеллигенции: и там и тут мы использовали малую демократию. Иногда для характеристики демократии одного слова «малая» явно недостаточно, и следовало бы добавить ещё слово «мизерно», назвав демократию «мизерно малой демократией», больше всего напоминающей «лёгкий ветерок и мелкий дождь». Речь идёт о тех местах, заводах, кооперативах, учебных заведениях, магазинах и учреждениях, где даже малая демократия не осуществляется, где вообще нет никакой демократии. Как быть с такими учреждениями?
В них нет никакой демократии: ни большой, ни малой, ни мизерно малой демократии — прямо-таки один бюрократизм; в них и за 10 тысяч лет не решить проблемы, да и вопросы не находят в них своего решения. И вот тут-то непроизвольно появляется большая демократия, и вот тут-то начинаются забастовки рабочих и учащихся, направленные против этого бюрократизма. И, по-моему, будет неправильным не разрешать их, следует их допускать, хотя в конституции и нет статьи о забастовках. Это не означает, что мы выступаем в масштабах всей страны за забастовки рабочих и учащихся, мы вовсе не ратуем за это, мы выступаем против бюрократизма, выступаем за то, чтобы решать всё входящее в компетенцию народа посредством критики. Можно ли считать забастовку своего рода борьбой? Да, это тоже своего рода борьба. Этот метод следует разрешить применять против опасных, твердолобых бюрократов, когда очевидно, что с помощью критики ничего не добьёшься.
Как быть, если учителя не справляются с учащимися? На заводах, в учебных заведениях, в кооперативах, в магазинах — всюду необходимо идейно-политическое воспитание. Мы, китайцы, народ дисциплинированный, дисциплину соблюдаем строго, но весь вопрос в том, что мы должным об разом не ведём работу, идейно-политическое воспитание ведётся крайне слабо, причём слабо оно ведётся во многих сферах. Бюрократизм стал настолько распространённым явлением, что в довольно-таки многих учебных заведениях его ликвидировать невозможно, ибо там отсутствует воспитательная работа. Дисциплинированность тоже надо воспитывать, нужно, чтобы учителя слились воедино с учащимися, чтобы директора заводов слились воедино с рабочими и заботились о них. И разве тогда будут какие-нибудь забастовки? Если так поступать всегда, то забастовок не будет. Таким образом, этот пункт направлен против бюрократизма. Он является вторым из нижеследующих трёх пунктов.
Если в каких-либо отдельных районах, в отдельных уездах, на отдельных предприятиях, в отдельных кооперативах, в отдельных учебных заведениях бюрократизм стал крайне опасным, то тогда, независимо от того, происходит ли на самом деле забастовка рабочих или нет, происходит ли забастовка учащихся или нет, в такой обстановке она должна быть разрешена именно из-за отсутствия даже малой демократии. Товарищам с мест по возвращении домой не следует говорить, что вот в Пекине состоялось совещание и теперь-де можно по всей стране устраивать крупные забастовки рабочих (Смех.), можно по всей стране устраивать крупные забастовки учащихся, да при этом ещё и добавить, что это-де сказал я. Это не так.
Возьмём, к примеру, армию. В своё время в войсках мы развернули острейшую критику: бойцы критиковали офицеров так, что тем было не по себе, бойцы критиковали командиров рот, а на собраниях кадровых работников подвергались критике командиры корпусов и командиры дивизий. После широкой критики работа командиров дивизий, командиров корпусов, командиров рот значительно улучшилась. И хотя у бойцов было оружие, они прибегали именно к таким методам критики и самокритики. А потом ты должен был ещё выступить с покаянием, даже будучи командиром роты, ты всё равно должен был выступить с покаянием — ведь ты допустил ошибки. И рукоприкладства не допускалось, офицеры не избивали солдат. После принятия таких мер в армии демократия в нашей Народно-освободительной армии стала весьма широкой.
Почему наши учебные заведения не могут поступить таким же образом? Наши заводы? Наши кооперативы? Сейчас во многих местах в наших кооперативах наблюдаются очень серьёзные факты администрирования. Почему же наши учреждения не могут поступить так, как поступили в армии? Не потому ли, что как только они это сделают, по всей Поднебесной поднимутся бунты, по всей Поднебесной возникнет смута? Но почему же не было смуты в армии, которая к тому же победоносно сражалась? Чем же были обусловлены эти победы? Атомных бомб не было — это раз, не было ни одной водородной бомбы и межконтинентальных ракет — это два, самолётов тоже не было, да и оружие было гораздо хуже, чем у противника. Как же мы добились единства? Лишь благодаря тому, что мы слились воедино с массами, придерживались линии масс.
Что касается подчинения руководству, то на заводах [рабочие] должны подчиняться указаниям директора, учащиеся должны подчиняться указаниям учителей и соблюдать учебную дисциплину. Учителя же должны слиться воедино с учащимися, заботиться об учащихся и разрешать проблемы учащихся. В учебных заведениях сейчас имеется множество вопросов, которые ещё не решены, например, уроков очень много, у учащихся слишком большая нагрузка. По-моему, у нас, у китайцев, всегда происходит так: либо ты не знаешь ни одного иероглифа и тебя называют неграмотным, либо ты познаёшь грамоту и тебя ежедневно нагружают до предела. Поэтому, говоря о забастовках рабочих и учащихся, о демонстрациях и петициях, следует помнить, что мы рассматриваем их в качестве одного из методов нормализации общественного порядка, своего рода дополнительного метода. Постоянными же методами должны быть преодоление бюрократизма и его критика. Однако если таким путём сделать ничего нельзя, то можно и позволительно прибегнуть к этому методу как к дополнительному, с тем чтобы нормализовать порядок в нашем обществе. Это своего рода дополнительный метод преодоления противоречий внутри народа и нормализации общественного порядка.
Надо знать положение в мире, надо разбираться в международной обстановке, надо знать обстановку у противника. Мы собираемся широко распространять «Цанькао сяоси», который присутствующие здесь, наверное, читали. Сколько экземпляров «Цанькао сяоси» издавалось в прошлом? 2 тысячи экземпляров. Теперь мы намерены увеличить его тираж до 300 тысяч экземпляров, то есть до масштабов центральных газет; к примеру, тираж газеты «Дагун бао» равен 280 тысячам экземпляров, а «Цанькао сяоси» по тиражу будет превосходить её, тираж этого издания достигнет 300 тысяч экземпляров. Увеличивая тираж с 2 тысяч до 300 тысяч экземпляров, мы намерены доводить его до уездов, для его приобретения будет необходимо лишь заплатить деньги. Каждый, кто пожелает купить это издание, будь то член партии или нет, сможет его приобрести.
Кое-кто может оказать, что мы издаём газету, тратя деньги на писанину империалистов, что коммунистическая партия и народное правительство издают такую газету, дублируя империалистов. Ну что ж, так говорить тоже можно, но дело тут заключается в следующем. В этой газете, которая явится изданием для внутреннего пользования, следует публиковать ругань империалистов в наш адрес, то, как они нас ругают, какие беспорядки там у них происходят. Это издание могут прочесть 300 тысяч человек, причём каждый экземпляр прочтёт не один человек, одним человеком дело не ограничится. К чему на нём стоит гриф «не терять»? А если его кто-нибудь потеряет, тогда как быть? Да и важно ли? (Смех.)
Чжоу Эньлай: Теперь этого грифа нет.
Мао Цзэдун: Сняли. Необходимости в таком запретительном грифе нет. Нужно, чтобы люди знали о положении в мире, разбирались в зарубежных делах. Что же касается того, подвергнется кто-нибудь воздействию их пропаганды или нет, подвергнется влиянию империалистов и станет их человеком или нет, то, по-моему, таких людей может оказаться один-два; их людьми могут стать один-два человека, нас же, китайцев, много. Ма Иньчу тоже только что говорил, что нас 600 миллионов; разве произойдёт что-либо серьёзное, если на сторону империалистов перейдёт несколько человек!
Что касается вопроса о председателе Правительственного совета Чан Кайши, то он сделал много докладов, у него много работ и речей, и, говорят, весьма пространных, и я за то, чтобы издать полное их собрание. Правда, кое-кто возражает против их публикации. Конечно, их не следует распространять открыто. Можно ли их распространять открыто? В настоящее время не стоит распространять их открыто, но их могут приобрести библиотеки, где можно будет их читать. Если тебе потребовалось исследовать кое-что в истории, то Чан Кайши — историческое лицо, он — отражение общественного бытия, формы определённого сознания; собрание сочинений Чан Кайши есть отражение общественного бытия. Мы должны критиковать всё это, но его статей мы не читали, как же можно его критиковать? Разве, прочитав его статьи, все бросятся на Тайвань, чтобы вступить в его партию? Разве существует такая опасность? По-моему, такой опасности нет. Если же найдутся несколько человек, которые захотят вступить в его партию, ну и пусть!
Таким образом, следует узнавать мир, «знакомиться с грозами»; не надо прятаться в теплицах: всё выросшее в тепличных условиях непрочно. Только так можно ещё лучше понять, что такое «пусть соперничают сто школ, пусть расцветают сто цветов»! Почему необходимо, чтобы «соперничали сто школ, расцветали сто цветов»? Ведь непременно при этом будет причинён вред! Ведь вылезет наружу и кое-что плохое. Позавчера я уже говорил о том, как следует относиться к этому плохому. Плохое, кроме всего прочего, выполняет и другую функцию: с одной стороны, оно плохое, с другой — хорошее. Ядовитая трава обладает и достоинствами, она не только ядовита. Я приводил пример с прививкой оспы: микробы и вирусы — это плохое, но некоторые из них играют положительную роль, вырабатывая у людей иммунитет.
Что сказать ещё?
Венгрия. Некоторые критиковали меня за то, что я сказал по этому поводу недостаточно, не разъяснил причин ошибок, допущенных в Венгрии. Каких ошибок? Об этом в тот день всё-таки кое-что сказал; не было времени распространяться о них подробно, да и нам самим не очень всё ясно. Не очень ясно, что натворил в прошлом этот товарищ Ракоши. Многие вещи в Советском Союзе нам также не очень ясны, хотя положение в Советском Союзе лучше. Ракоши в то время допускал безобразные вещи, которые, по-видимому, заключаются не в чём ином, как в бюрократизме и догматизме, в отрыве от масс и в ошибках курса на развитие промышленности. Разве я об этом не говорил? Для осуществления курса на развитие промышленности там не было сырья, не было рынков сбыта, строились большие предприятия, а зарплата рабочих упала на 20 процентов, капиталистов же просто свергли. Взять, к примеру, нашего господина Жун Ижэня. Если бы мы его свергли, он подался бы к рабочим на 9-ю фабрику «Цзясинь», но, случись у нас «венгерские события», он вылез бы и стал бы организовывать рабочие комитеты. Какие комитеты он стал бы организовывать? Рабочие комитеты. Вы думаете, он так прост, прост и ясен? (Смех.) В Венгрии интеллигенция не перевоспитывалась, там даже не заходила речь о перевоспитании интеллигенции, что и привело к выступлениям клуба Пётефи, общества журналистов и студенческой федерации. Более того, контрреволюционные элементы подавлены не были, отсутствовала борьба масс против контрреволюции, борьбу вела лишь горстка людей, и бо́льшая часть настоящих контрреволюционеров не понесла никакого урона.
В Венгрии наступила большая демократия! Эта большая демократия существовала недолго, но сколько потребуется времени, чтобы всё восстановить? Говорят, три года. Они сами это говорят, их люди в беседах с нами говорили, что только через три года возможно восстановить положение, существовавшее до 23 октября. Один-два месяца большой демократии — большая демократия хороша-то хороша! — но нужно три года, чтобы восстановить прежнее положение. Большая демократия в Польше сократила производство наполовину; как там сейчас, какая доля производства восстановлена, не известно. Поэтому лучше осуществлять малую демократию. Если развернуть большую демократию, то мы, сидящие здесь, довольно-таки большая часть из сидящих здесь, не выдержим её, не так ли?
Сохранять население в 600 миллионов и ни одним человеком больше? (Смех.) Это — предположение, ведь такое может быть, скажем, в какой-то определённый период, когда, к примеру, не будет соответствующих условий: продовольствия, одежды, жилья, условий для образования и т. д. У нас же сейчас население увеличивается на 10 с лишним миллионов в год. Добиться, чтобы оно не увеличивалось, трудно, так как пока в этом деле у нас процветает анархия! А ведь царство необходимости ещё не заменено царством свободы! В этой области человечество абсолютно несознательно и ничего ещё не придумало. Мы можем и должны изучить этот вопрос. Для этого правительство должно создать орган, в прошлый раз я говорил, что правительство должно создать такой орган либо комитет. Массовые организации могли бы на широкой основе изучить этот вопрос, могли бы придумать что-либо. Короче говоря, необходимо, чтобы человечество само себя контролировало, чтобы иногда оно несколько возрастало, а в другое время приостанавливало бы свой рост. Можно ли в этом деле наладить плановое производство? (Смех.) Это в порядке предположения.
Очень хорошо в связи с этим говорил Ма Иньчу1, сегодня он выступил очень хорошо! Мы с ним товарищи. Прежде он говорил о том, что в ходе движения «пусть расцветают сто цветов» цветы долго не расцветали, а когда они собирались вот-вот расцвести, кто-то выступал против этого, но ему не давали говорить. Можно считать, что сегодня он высказал всё, что хотел! Однако эта проблема всё-таки заслуживает того, чтобы её изучили, правительство должно создать для этого орган и наметить другие пути. Есть ли такая потребность в народе или это наше субъективное мнение? Народ этого хочет. Если не каждый, то большинство хочет этого. Этого хотят крестьяне, в ограничении рождаемости заинтересованы многодетные семьи. Подобное требование предъявляют и города, и деревни, и говорить, что такого требования нет, неправильно. Эге, уважаемый Шао [Лицзы]2, вы уже сидите рядом! (Смех.)
Не следует выливать ушаты холодной воды на головы учёных. Правильно ли это положение? По-моему, правильно. Нельзя их обдавать ушатами холодной воды, разве можно выливать ушаты холодной воды на головы учёных? Конечно, нехорошо выливать ушаты холодной воды на головы учёных. Также нельзя выливать ушаты холодной воды на всех специалистов: политических деятелей, деятелей искусства, деятелей литературы. Нельзя выливать ушаты холодной воды на головы учёных. Ведь от активиста требуется, чтобы он был лишь активен, и, когда у него не ладится с работой, мы тоже не должны на его голову выливать ушаты холодной воды, нужно помочь ему исправить ошибку. Только к отдельным, крайне закоснелым, неисправимым элементам должны применяться другие меры, на головы же учёных не надо лить ушаты холодной воды. Сегодня во время посещения Академии наук Го [Можо] предостерёг меня, и тут, пожалуй, ничего не поделаешь, лучше от него получить предостережение, чем ярлык «бюрократ». (Смех.)
Вопрос о начинающемся увлечении голым техницизмом. Товарищи уже говорили по этому вопросу, и говорили хорошо. Необходимо воспитывать наших кадровых работников, учёных, технический персонал, технических работников, учащихся в духе неприязни к голому техницизму. Просто техницизм — вещь хорошая, следует обладать техницизмом; если нет техницизма, то как же заниматься техникой, если нет знаний, откуда может появиться мастерство? Значит, надо развивать науку и технику, следует иметь научно-технические знания, надо развивать дело так, чтобы пробудить всеобщий энтузиазм. Но голый техницизм не годится, ибо его можно поставить на службу как социализму, так и капитализму.
Хотя сейчас мы хотим, чтобы товарищи проявляли интерес к новой политике, проявляли интерес к новой обстановке, нам необходимо наладить свою работу. В этом [в голом техницизме] нельзя целиком обвинять их [учёных], [голый техницизм] появляется потому, что не налажена наша работа; кое-что учёные не могут воспринять, ибо наша так называемая идеологическая, политическая, воспитательная работа ведётся так, что они не воспринимают её. У них не пробуждается никакого интереса к тому, чтобы воспринять эти наши вещи, а это означает лишь одно: наша работа ведётся догматически, она не обладает силой убеждения, не вызывает интереса среди учёных. Поэтому нашу политическую работу необходимо улучшить. В учебных заведениях, в научно-исследовательских организациях, на заводах — всюду, где существует научно-технический персонал, учащиеся, следует усилить и вместе с тем улучшить нашу идейно-политическую работу.
Относительно того, как быть с выражением «братство владеет истинным путём»? Это та же проблема, которая заключена в словах: «Какой позор, что есть бедность и унижение!». В действительности же это не какой-то частный вопрос, это вопрос о так называемом устройстве на работу. В нем две стороны: первая — некоторые люди не устроены, вторая — если люди и устроены, то нецелесообразно. Лица, которые устроены нецелесообразно, либо имеют должность, но лишены необходимых прав и им нечего делать, либо место, куда они устроены, не соответствует их знаниям и способностям. Люди признают, что «братство владеет истинным путём», и это хорошо. Под словом «братство» из выражения «братство владеет истинным путём» они подразумевают Китайскую Народную Республику, а что они подразумевают под словами «истинный путь»? Не что иное, как социализм! Диалектика! (Смех.)
«Бедность и унижение». «Бедность» — это очень низкая зарплата, «унижение» — это отсутствие работы. Видимо, такой человек не хочет, чтобы о нём сказали, что он не уделяет внимания своему труду, что у него нет работы или он устроен нецелесообразно. Он использует Конфуция, чтобы критиковать нас. (Смех.) Значит, иногда и от Конфуция есть польза. (Смех.) Это вопрос о недостатках в работе Единого фронта. Таких недостатков множество, и Центральный Комитет КПК собирается провести в текущем году совещание, то есть пленум Центрального Комитета, чтобы специально обсудить вопросы Единого фронта. Надеюсь, что члены партий и группировок, беспартийные товарищи подготовятся к нему, выскажут нам свои замечания, скажут всё, что они считают нужным сказать. А те люди, кто они? Надо собрать данные, сколько таких бедных и униженных, как их звать-величать, откуда они родом.
Недостатков у нас масса, продвигаясь вперёд, мы встречаемся со множеством трудностей, но не следует забывать, что и за рубежом тоже есть трудности. Возьмём, к примеру, США. Там свои трудности. Как говорила Ван Сифэн — известный персонаж из романа «Сон в Красном тереме»: «У большого человека и трудности большие
». Когда к ней приходили, чтобы занять деньги, она говорила: «У большого человека и трудности большие
». Бабушка Лю, пришедшая к Ван Сифэн, чтобы занять деньги, даже похолодела, когда услышала от неё такие слова! Действительно, у большого человека и трудности большие.
В США дела идут неважно, по-моему, там наступает экономический кризис. Велики внутренние противоречия в Англии, Франции, Западной Европе; в свободном мире, в западном мире, в западных странах неизбежно наступает экономический кризис. Не так уж хороша американская луна, что и требуется доказать. На каком-то отрезке времени у них есть несколько атомных бомб, стали у них тоже на какое-то количество цзиней больше — они сейчас сильнее. Надо ли это признать? Да, надо. Но люди не понимают нас, когда мы, ругая США, называем их бумажным тигром. Почему же мы называем бумажными тиграми тех, у кого полным-полно всякой всячины? А потому, что стоят они на не очень прочной основе. Чья основа прочнее? Всё-таки прочнее наша основа — социалистическая основа. Социалистический лагерь не очень крепок, у нас есть и недостатки и изъяны. Наш народ во многом недоволен нами, наша экономика всё ещё отстаёт, куль тура всё ещё отстаёт, наш социализм отстаёт от них в целом. Но они зиждутся на основе, которой присущи более многочисленные и более крупные противоречия, и этого момента забывать нельзя.
И последнее. Сейчас я кое в чём дополнил и поправил своё позавчерашнее выступление, по которому было сделано много замечаний выступавшими сегодня товарищами. Мы не собираемся публиковать это выступление открыто и полностью, потому что, как только некоторые вопросы, к примеру вопрос о забастовках рабочих и учащихся, попадут в открытую печать, вся страна, будьте уверены, забастует (Смех.), а наши кадровые работники, наши товарищи к этому не готовы. Поэтому я прошу товарищей с мест после окончания данного совещания, по возвращении домой сделать так, чтобы они подготовились. Сейчас-то нам хорошо обсуждать все эти дела, нам, сидящим здесь, говорить легко, а ведь удар будут принимать они, и нужно сделать так, чтобы они подготовились, чтобы подготовились и по тем частным и отдельным вопросам, которые не решены уже долгое время из-за крайнего бюрократизма.
Наконец, если подредактировать и подправить моё выступление, чтобы разослать его до уровня уездов, то его могут прочесть как партийные, так и беспартийные товарищи. Через несколько дней мы намерены созвать совещание по пропаганде, воспитанию и по работе газет, на котором собираемся ещё раз поговорить с его участниками. Я закончил.
Примечания