Как оценивать относительно низкий уровень жизни в маоистскую эпоху?

С точки зрения социально-экономического развития, для большинства бедного населения Китая маоистская эра была чем угодно, но не устроенной коммунистами катастрофой. Наоборот, это был бесспорный успех социализма. Тем не менее, также бесспорно, что уровень жизни оставался достаточно низким в большинстве регионов Китая на протяжении почти всего правления Мао. Противоречат ли эти два факта? Почему в маоистскую эпоху был низкий уровень жизни, если мы утверждаем, как я сейчас это делаю, что маоистская эра принесла великие достижения не только в отношении национальной независимости, но и в экономической и социальных сферах? 

Начнем с доказательств prima facie ³. В своем эмпирическом исследовании деревни (Гао, 1999), в которой я родился и вырос, я продемонстрировал, что с 1990-х в деревне в разы улучшилось материальное благосостояние. Крестьяне не голодают, они хорошо одеты и имеют жилье. К началу XXI в. часы, телевизоры, телефоны, холодильники являются привычными товарами в деревне. Почти все жители построили новые дома, некоторые из которых достаточно вычурные, современные и просторные. Они носят солнцезащитные очки, западные костюмы и кожаные ботинки, а некоторые из них даже имеют машины. Во времена Мао большинство жителей деревни Гао не могли позволить себе даже велосипед.

В своем исследовании я писал, что когда я был маленьким мальчиком, три вещи, которые я хотел больше всего, были парой резиновых ботинок (чтобы ходить по грязным дорогам), факел (так как в то время в деревне не было электричества) и небольшой складной нож. Моя семья не могла позволить себе этих вещей. Но как только я покинул деревню, чтобы учиться в университете, я мог получить все эти вещи, но я в них больше не нуждался. Я также писал, что я не знал о том, что недоедал всю жизнь до того момента, как я начал учиться в Великобритании, где я мог использовать масло как воду и где я набирал вес буквально за недели.

Существует два стандартных общепринятых и «само собой разумеющихся» объяснения контраста между бедностью маоистского Китая и материальным благосостоянием в постмаоистском Китае. Одно из них состоит в том, что Мао не знал экономику и все, о чем он беспокоился — личная власть и политические интриги. Исходя из этой версии, заместители Мао всегда знали лучше, но они постоянно становились жертвами властомании Мао. Другое популярное объяснение состоит в том, что коллективная система во времена Мао не давала мотивации работать. Исходя из этой версии, постмаоистские реформы «освободили»китайцев от коммунизма, и приватизация обеспечила последующий экономический рост. 

Я разберусь с первым объяснением позже, когда буду говорить о культурной революции. Пока разрешите мне рассказать, почему я не согласен со вторым, которое, по существу, является нарративом экономической рациональности. В исследовании моей деревни я продемонстрировал, что местные жители на самом деле работали очень много. Причин было две. Хоть земля и все средства производства принадлежали коллективу, каждый житель воспринимал эту коллективную собственность как и свою тоже, поэтому каждое решение и результат, связанные с землей и средствами производства, были понятны и ощутимы каждому жителю деревни. Маоистская кооперативная система, основанная на естественных деревнях (обычно состоявших из членов одного клана) подразумевает, что собственность — это нечто в разы более сложное, чем это предполагается нарративом экономической рациональности.

Вторая основная причина того, что жители работали так много, заключалась в том, что кооперативная система имела механизмы, которые позволяли реализовывать два социалистических принципа: «от каждого по способностям и каждому по труду», и принцип заботы о слабых и бедных. Существовал демократический процесс, который позволял определить и зафиксировать вклад каждого человека в кооперативную работу за каждый день и в целом. Продукты распределялись согласно вкладу каждого человека, за исключением риса, основного продукта в деревенском рационе. Другими словами, каждый житель деревни получил равное число риса, с различием в том, был ли он/a взрослым или ребенком.

Таким образом, социалистический принцип заботы о бедных и слабых обеспечивал всех равным количеством риса для жизни. В то же время, социалистический принцип «от каждого по способности и каждому по труду» способствовал тому, что те, кто вкладывал больше своего труда, больше награждались другими продуктами, такими как арахис, ткань или рыба из кооперативного пруда. Те, кто вкладывал больше труда, могли брать деньги в долг у деревни, тогда как те, кто работал меньше, не могли и т.д.

Если не было проблем с мотивацией работать, тогда почему производство было слабее во времена Мао? Это очевидный факт, что была нехватка еды во времена Мао и такой же очевидный факт, что почти все было нормировано, тогда как в постмаоистском Китае сейчас ничего не нормировано и все кажется в достатке на рынке. Как объяснить это, если вы не принимаете простой черно-белый нарратив экономической рациональности? 

Мое объяснение включает четыре важных обстоятельства: экологическое давление, стратегия развития, международная среда и технологии. Позвольте начать с экологического давления, опять используя пример деревни Гао. Деревня имела два основных ресурса, с которыми можно было работать: земля и вода. Земля для того, чтобы выращивать продукты, и вода тоже, но она также может использоваться как источник рыбы. Тем не менее, землю нельзя было увеличить, а вода как ресурс постепенно сокращалась, так как было все меньше и меньше рыбы в озерах и реках в результате загрязнения природы. В то же время, население деревни Гао выросло вдвое во времена Мао, а популяция городского населения Китая также выросла как минимум вдвое за тот же период.

Другими словами, жители деревни Гао должны были производить в разы больше количества еды, чем раньше, чтобы сохранить тот же уровень жизни. Поэтому, дело не в том, что жители работали недостаточно усердно, чтобы производить больше еды, но в том, что они не могли производить достаточно, чтобы справиться со стремительным ростом населения, который сам по себе был результатом большей продолжительности жизни и меньшей детской смертности (в результате социалистической политики). Такое несовпадение между развитием сельского хозяйства и ростом населения также рационализирует жестокую политику семейного планирования в постмаоистском Китае. Тем не менее, социалистический Китай предпочитал другой подход к этому вопросу, собственно, улучшение продуктивности сельского хозяйства (подробнее об этом ниже).

Я упомяну о международной обстановке перед тем, как я буду говорить о стратегии развития Китая, так как второе связано с первым. Спустя всего один год после провозглашения КНР, началась корейская война. Эта война не только оказала огромное давление на китайские ресурсы в ущерб экономическому восстановлению Китая, но и сделала китайскую оборону менее ненадежной. Китай столкнулся с очень враждебной международной средой и все развитые страны использовали капитал, торговлю и технологические санкции против Китая. Китай сначало был вынужден опираться на Советский Союз ради технологической помощи. Но с конца 1950-х гг., Китай и Советский Союз стали враждебны друг другу.

В таких условиях, самая рациональная стратегия развития включала два пункта. Первый состоял в стремительном развитии индустрии, особенно тяжелой, и а также технологий для национальной обороны, так как Китай должен был быть готов столкнуться с неотложными угрозами своей безопасности. Второй пункт состоял в самообеспечении, так как не было никаких внешних источников ни капитала, ни технологий.

Все это связано с третьей проблемой, проблемой стратегии развития Китая. Мы должны помнить, что Китай прошел через восьмилетний период борьбы с жестокой японской агрессией и вторжением, в ходе которых погибли миллионы людей и Китай очень сильно пострадал. Вскоре после японской капитуляции в 1945-м году, Китай должен был пережить еще три года гражданской войны между коммунистами и националистами, в которой сражались миллионы солдат. К тому времени, когда Коммунистическая партия Китая (КПК) пришла к власти в 1949-м году, Китай был в сущности в руинах. Китай не мог производить даже такие простые товары как, например, спички. Можно представить, с какими трудностями пришлось столкнуться, чтобы построить сильную страну в короткий промежуток времени в такой ситуации.

Стратегия развития означала то, что капитал будет накоплен с помощью единственно возможного ресурса, сельскохозяйственного сектора. Для того, чтобы поддерживать низкие зарплаты городским рабочим (опять же, для аккумуляции капитала), китайское правительство предоставило целый ряд социальных гарантий и программ социального обеспечения для городских жителей, такие как бесплатное жилье, бесплатное образование, бесплатное здравоохранение, полная занятость, пенсии по возрасту, и обеспечила снабжение городов едой, одеждой по стабильной и низкой цене. С другой стороны, жители деревень, которые производили еду, могли иметь только нормированное количество еды, и все остальное должно было отдаваться правительству по правительственным ценам. Для того, чтобы вся система работала, была введена система регистрации домашних хозяйств (хукоу), которая контролировала миграцию. 

К тому времени, когда президент США Никсон посетил Китай в 1972 международная обстановка очень сильно изменилась в пользу Китая. Никсон, заклятый враг коммунизма, ехал в Китай, чтобы встретиться с Мао, не для того, чтобы спасти Китай, но для того, чтобы спасти себя и США. Он и госсекретарь Киссинджер хотели лучших отношений с Китаем по двум причинам. Одна состоит в том, что они хотели избежать того затруднительного положения, в котором оказались с вьетнамской войной, и они нуждались в помощи Китая для этого. Они также рассматривали СССР как основную угрозу их интересам, и они хотели сыграть китайской картой против советов.  Неудивительно, что во время этого периода (в октябре 1971 г.) ООН исключил Тайвань и принял КНР как представителя Китая, а ряд стран, которые были враждебны к Китаю во времена холодной войны, такие как Япония и Австралия, установили с ним дипломатические отношения. 

Именно в этой более благоприятной международной обстановке, два фактора повлияли на бум потребительских товаров в Китае. Первый фактор: Китай чувствовал себя в менее опасном положении, и поэтому мог прекратить направлять больший процент капитала в тяжелую индустрию вместо легкой. Именно в такой обстановке множество фабрик, которые были заняты военным производством, стали использовать свои ресурсы и технологии для производства гражданских товаров, таких как мотоциклы и даже электрические вентиляторы. Это дало возможность отказаться от нормирования большинства предметов повседневного использования.

Второй фактор заключался в том, что капиталистам – сначала из Гонконга, Тайваня и Японии, и потом из остальных частей мира, было разрешено инвестировать в Китай. Второй фактор вел к занятости миллионов рабочих-мигрантов из сельскохозяйственных регионов Китая, которые, хоть и были вынуждены работать в рабских условиях, могли зарабатывать достаточно денег чтобы отправлять что-то домой и субсидировать нужды жителей деревни, чтобы они могли купить одежду, предметы повседневного быта и даже позволить себе строительстве домов. 

Финальный фрагмент пазла в моем объяснении — это технологии. Этот пункт опять же связан с проделанной работой во времена Мао. В первую очередь, такая инфраструктура, как резервуары, плотины, дамбы и ирригационные системы требовали многих лет и коллективных усилий для их создания. Во времена Мао такая работа была возможна и была проделана. Постмаоистская эпоха началась как раз вовремя, чтобы использовать плоды этой ранее выполненной работы.

Во-вторых, современные технологии, такие как гибридный рис и химические удобрения и инсектициды, не были широко доступны во времена Мао, потому что технология удобрения все еще разрабатывалась в 1970-е гг. Опять же, постмаоисткий период начался как раз вовремя, чтобы использовать плоды и этой работы в том числе. В моем исследовании деревни Гао я писал, как химикаты были нормированы во времена Мао и как злоупотребляют ими сейчас для того, чтобы поднять производство. Мы знаем, что гибридный рис, разработанный Юанем Лунпином, значительно увеличил производство риса. Но мало кто вспоминает о том, что разработка гибридного риса заняла многие годы, прежде чем дать свои плоды, и такие ученые, как Юань Лунпин, начали работу над этим проектом во времена Мао, коллективными усилиями, а результаты были масштабно применены только после конца маоистской эры. 

Спор о большом скачке

Предоставив доказательства социалистических достижений в эпоху Мао и предложив свое объяснение prima facie бедности по сравнению с кажущимся изобилием постмаоистского Китая, я займусь проблемой, которая возможно является самым разрушительным наследием Мао — голодом, которым был вызван большим скачком. В моем исследовании деревни Гао я четко дал понять, что, хотя ни один человек не умер от голода в деревне, существовал очевидный голод и очевидная нехватка еды. Нет никаких сомнений, что существовал голод в 1959 и 1960 гг., но существуют споры о происхождении, причинах и влиянии на него политики большого скачка.

Обычно предполагается, что многие люди жили бы дольше без голода и было бы много новорожденных в этот период, которым не суждено было родиться из-за голода. Однако, каким образом и до какой степени на популяцию Китая оказала воздействие политика большого скачка, остается темой острых дебатов даже сейчас. Китайская официальная статистика, опубликованная в начале 1980-х, показывает, что существовало сокращение численности населения вместо роста на основе нормального уровня смертности и рождаемости, и что оно было в пределах от нескольких до десятков миллионов человек.

Но официальная китайская статистика основана на информации, собранной с зарегистрированных хозяйств. У подобной регистрации в то время могли быть ошибки и целенаправленное искажение из-за двух важных причин. Во-первых, статистика не может быть полной и может быть ошибочной, потому что система регистрации хозяйств (хукоу) находилась только в процессе закрепления и понадобились годы, чтобы она начала работать как положено. Во-вторых, политики большого скачка включала в себя большую внутреннюю миграцию, сначала из сельских регионов в городские, с набором темпа индустриализации, а потом из городских в сельские, когда индустриализация столкнулась с недостатком зерна и провалом некоторых ошибочных решений, таких, как выплавка стали на заднем дворе.

В эти времена семьи было сложно зарегистрировать, когда они возвращались назад в сельские регионы (Сун, 2014). Население Китая настолько огромное, что даже небольшой процент незарегистрированных означает большие абсолютные цифры. Конкретное количество смертей во времена Большого Скачка не может быть установлено потому, что в то время не было достоверных записей. Все предлагаемые цифры — догадки, основанные на предположениях и разных методах (Ян, 2013). Тем не менее, очевидно, что чем более человек настроен против Мао, против социалистического Китая и против коммунизма, тем вероятнее, что он будет предлагать или принимать большие цифры. 

Стоит также вспомнить, что в последние века в Китае голод был часто. Как отмечали иностранцы, миссионеры и путешественники, которые бывали в Китае до создания КНР, Китай постоянно страдал от различных природных катастроф и от голода в больших масштабах, от которых гибли миллионы людей. Большой голод, который был в 1959 и 1960 гг., был первым, последним и единственным голодом за всю историю КНР. Это не может быть просто удачей или случайность. Это результат десятилетий тяжелой работы по созданию ирригационных систем, управления реками и озерами, с задействованием больших резервов рабочих, мобилизованных маоистскими кампаниями, а также технологических прорывов, которые упоминались выше в тексте. 

Культурная революция

Наконец мы добрались до проблемы, которую я упомянул выше, когда Мао обвиняли в борьбе за власть за счет благополучия жителей Китая. Исходя из современной официальной историографии, которая очень поддерживается господствующим слоем китайской интеллигенции, Мао нужно привлечь к ответственности за все, что было не так или плохо в истории КНР. С другой стороны, если что-либо считается полезным и хорошим, это, наверно, было сделано теми, кто не следовал идеям Мао или боролся против него. Можно ли перевернуть этот нарратив, и представить, что Мао был тем человеком, который пытался быть умеренным, но те, кто его окружал, часто шли дальше, чем ему хотелось бы? 

Существуют безусловные доказательства того, что Мао хотел, чтобы КПК была подвергнута критике в 1957 г. и поэтому он запустил кампанию, которая получила название «двух сотен» («пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ»). Товарищи по партии сначала сопротивлялись идеям Мао, и хотели провести жестокое подавление критики как можно скорее, как только они почувствовали угрозу самому существованию партии. Есть также доказательства, что Мао был не единственным, кто продвигал радикализм во время большого скачка. Например, Бо Ибо представил доклад для Мао, в котором говорилось, что Китай сможет догнать Великобританию в производстве стали за два года. Лю Шаоци предлагал коммунальные столовые, утверждая, что это освободит женщин от кухонь и окажет помощь в устранении гендерного неравенства. Чжоу Эньлай придумал сам термин «большой скачок». Чен И и Тао Чжу продвигали нереалистичную статистику сельскохозяйственного производства. 

Если почитать обширные речи Мао на конференциях в Ухане и в Нанкине в 1958 г. и в Шанхае в 1959 г., можно заметить, что Мао хотел замедлить темпы большого скачка и уменьшить шумиху вокруг него. Мы также должны понять, что выбор например речей Мао и Дэн Сяопина в их избранных произведениях политически обоснован. В избранные произведения Дэна и Лю их речи во времена большого скачка не были включены. Политика здесь очевидна: чтобы оправдать резкое изменение их взглядов и их приход к власти, постмаоистские политики и интеллектуальная элита должны были создать нарратив, что они были всегда правы, и винить за все прошлые провалы Мао. Западной аудитории тоже очень приятно пригвоздить злодея, Мао, монстра злого коммунизма. 

Несмотря на тот факт, что Мао и его сторонники сражались вместе как убежденные коммунисты, существовало множество идеологических и политических различий между ними. Поэтому, тот факт, что некоторые товарищи Мао были вытеснены из политики в одно время, должен рассматриваться как нормальный политический процесс, а не как чисто личная борьба за власть. Если кто-то занимается политикой, он/она должен(на) иметь мнение и представление о том, куда должен направляться Китай. 

Существует множество доказательств того, что Мао не был согласен с Лю Шаоци и Дэн Сяопином. Например, Мао не был доволен образовательной системой, предложенной и реализованной ими (Ли И, 2005). Согласно Ли, в том виде, в каком эта система была реализована, она предоставляла преимущества образованным семьям и ущемляла бедные семьи. К примеру, в 1957 г., 80% принятых в университет студентов были из семей крупных землевладельцев, богатых крестьян и капиталистов. Мао, конечно, был недоволен этим, и он не имел возможности решить эту проблему вплоть до культурной революции, где одним из важных изменений в образовании был набор студентов среди рабочих, крестьян и солдат напрямую с помощью массовых рекомендаций. 

Мао хорошо понимал, что Китай может легко склониться на сторону господствующей в мире капиталистической системы, и культурная революция была последней смелой и отчаянной попыткой предотвратить поворот Китая на траекторию капитализма.

Мао перед своей смертью пытался убедить Дэн Сяопина заявить в письменном виде или при других товарищах, что он поддерживает культурную революцию, хоть и не всю, но хотя бы ее 70%. Дэн очень сопротивлялся этому, хоть письменно и пообещал Мао, что он никогда не пересмотрит политику культурной революции. Но история показала, что Дэн пересмотрел ее, как Мао говорил с долей отчаяния, ссылаясь на него: «каппутисты все еще идут по капиталистическому пути. [Он] сказал, что никогда не изменит политику! Не верю».  Дэн восстановил капитализм в Китае и «социализм с китайской спецификой», политика Дэна была более явно капиталистическая, чем политика многих развитых стран. Неудивительно, что некоторые полушутя говорят, что только Китай может спасти капитализм. 

Культурная революция была рутинно осуждена как борьба за власть Мао против его наследника Лю Шаоци, хоть все документальные доказательства свидетельствуют об обратном. Авторитет Мао в КПК и КНР был высок настолько, что он не мог оспариваться никем. Мао знал это и все вокруг знали это тоже. Мао мог с легкостью избавиться от Лю Шаоци, не мобилизуя массовое движение, такое, как культурная революция, которая должна была длиться десять лет, с 1966 по 1976 гг. На деле, еще в августе 1966 г., когда культурная революция только началась, во время одиннадцатого заседания восьмого съезда партии в Пекине, Лю был понижен со второго места в партии до восьмого.

Все, что Мао должен был сделать, чтобы достигнуть этого, было написать пару линий на куске бумаги, называемом «дацзыбао». Много лет спустя вдова Лю, очень интеллигентная Ван Гуанмей, которая также лично пострадала во времена культурной революции, признала, что Мао и Лю имели политические различия, и что изначально Мао не хотел удалять Лю из политической сферы. (политическая и личная судьба Лю пошла под откос только после того, как Мао представили «солидные доказательства» того, что Лю однажды был предателем в те времена, когда он был подпольным коммунистическим активистом).

Почему тогда Мао начал культурную революцию? Для Мао это означало решить будущий путь для Китая: будет ли Китай двигаться по пути к социализму, или он соскользнет на капиталистический путь? В 1965 г., чуть меньше чем за год до начала культурной революции, Мао совершил поездку в Цзинганшань, где он впервые создал базу для партизанской борьбы. Символический визит Мао в Цзинганшань по всей видимости был нужен для того, чтобы обдумать следующую стартовую точку для Китая. В некоторых редких случаях во время визита в Цзинганшань Мао общался с теми, кто был вокруг него, на тему того, почему коллективизация была необходима для китайского социализма (Ма, 2005).

Это тот момент, в котором Мао не соглашался с Лю Шаоци. Стоит отметить, что уничтожение коллективной системы в сельском Китае было начальной точкой, с которой постмаоистское правительство начало свои так называемые реформы от социализма к капитализму. 

Мао знал, что задача революции против капитализма в Китае в то время была сложной, потому что она требовала переделки мировоззрения. Поэтому цель культурной революции в первую очередь была в том, чтобы провести ее для политической и интеллектуальной элиты. В мае 1966 г., когда запуск культурной революции шло полным ходом, Мао созвал внутренний круг идеологических лидеров партии, таких как Чэнь Бода, Ци Бэнюя и выбранного Линь Бяо генерала Ян Чэну в Шанхай, чтобы они выслушали то, что Мао считал конкретным путем изменить мировоззрения и образ жизни людей. Позднее это стало называться директивой 7-го мая, потому что она была написана Мао 7 мая 1966 г. в восхваление рапорта НОАК, в котором говорилось о том, как солдаты и офицеры должны вместе участвовать не только в военных тренировках, но и в культурных классах и сельскохозяйственном производстве.

Директива, по существу, говорит о том, что человек должен работать не для того, чтобы заработать себе деньги на жизнь, а чтобы стать революционным субъектом. Хоть разделение труда не может быть преодолено, рабочий должен делать немного работы крестьянина, а крестьянин немного работы рабочего, солдат должен участвовать в производстве также, как и в военных тренировках, студент должен делать самые различные виды физической работы вместе с социальными активностями. Представители партии должны иногда жить с теми, кого они ведут за собой и иногда должны вместе с ними включаться в производительный труд и так далее (Ци, 2013).

Идея культурной революции Мао была изложена в документе под названием «шестнадцать пунктов». Этот документ, который официально запустил культурную революцию, определяет три стадии движения: первая стадия состоит в том, чтобы включаться в борьбу против авторитетов, вторая в том, чтобы критиковать капиталистические идеи и третья и последняя — реформировать общество (до пи гай). Все китайцы должны включаться в борьбу с укоренившимися идеями и привычками, и особенно те, которые находятся на руководящих или авторитетных позициях, должны пройти через «сеансы борьбы». После этого китайцы должны участвовать в критике и самокритике. Наконец, все институты должны быть реформировано согласно новым идеям и сплочение должно быть достигнуто после стадий борьбы и критики. На практике, культурная революция развивалась не так, как хотел этого Мао.

Это в каком-то смысле понятно. Теория Мао о классовой борьбе умело использовалась партийным лидерством разного уровня против старых классовых врагов, таких как помещики. Тем не менее, когда ту же теория применили к ним, рассматривая их как новых классовых врагов, она вызвала огромный испуг, страх и сопротивление. Даже пусть никто в армии и партии не осмеливался напрямую и лично бросать вызов Мао, вместо этого они пытались всеми способами съехать с рельс культурной Революции.

Те, кто пытались следовать Мао, либо не понимали его, либо вели себя в совсем не так, как нужно было для культурной революции. Вполне возможно, что Мао не имел хорошо продуманного плана с самого начала, и, в большинстве случаев, Мао импровизировал, чтобы совладать с неожиданным развитием ситуации. Наконец, было недостаточно ни времени, ни усилий для того, чтобы некоторые инновационные эксперименты и реформы дали свои плоды. Как результат всех этих комплексных факторов, которые требуют более глубокого и полного исследования, культурная революция не только провалилась в целом, но и спровоцировала большую негативную реакцию тех людей, которые потом помогли Дэну отменить ее итоги.

Выводы

Кажется парадоксальным то, что политическая элита и приближенная к ней интеллигенция, которая участвовала в формировании политики и ее реализации во времена Мао, оценивает социалистический Китай более критически, чем те, кто сильнее всего чувствовал последствия политики социалистического Китая, как, например, жители деревень и городские рабочие, которые намного более положительно относятся к эпохе Мао и его наследию. Согласно недавнему опросу, проведенному в декабре 2013 г., 1045 людей старше 18 лет из Пекина, Шанхая, Гуанчжоу, Чэнду, Сианя, Чанши и Шэньяна спросили, согласятся ли они с тем, что Мао был более положительной личностью, чем негативной. 78% ответили, что они согласятся с тем, что Мао имел больше положительного, чем негативного и 6,8% полностью согласны.

Некоторые могут ставить под сомнение достоверность таких опросов, так как он проводился официальным китайским СМИ Global Times. Мои личные исследования (Gao, 2008) убедили меня что эти проценты действительно отражают реальность в сегодняшнем Китае. Другой, довольно очевидный ответ на подобный результат опроса, состоит в том, что китайцам промыли мозги, и они говорили неправду. Такой покровительственный ответ не только воспроизводит ментальность холодной войны с абсолютно никаким пониманием Китая как такового, он еще и поразительно высокомерный, как будто никто другой не владеет ключом к правде, будто широкие массы китайского народа это просто миллионы недочеловеческих созданий, которыми может легко манипулировать богоподобная рука.

Для современного автора самое убедительное объяснение такого парадокса состоит в том, что политика социалистического периода помогала большинству бедных людей, хотя успехи социализма были достигнуты с помощью их тяжелой работы и жертв, особенно тяжелой работы и жертв сельского населения. Это одна сторона медали. Другая сторона состоит в том, что политическая элита чувствовала себя в опасности, в позиции жертвы не только потому, что они не имели права наслаждаться привилегиями, которые, как они считали, они заслуживают иметь (и они наслаждались ими в начале существования КНР) но и потому, что они были вынуждены меняться и ассоциировать себя с «массами». Посмотрите теперь на безумное и чудовищное накапление привилегий и богатства политической элитой и приближенной к ней интеллигенцией в постмаоистком Китае.