Конец 80-х годов был эпохой широкомасштабного партийного и движенческого строительства. Это строительство осуществлялось не только в буржуазно-номенклатурной части политического спектра, но и в пролетарской. Справедливости ради надо заметить, что собственно пролетарское движение на том этапе было развито слабо, существуя в превращённой форме рабочих и интеллигентских кружков (ленинградское Общество научного коммунизма и московская Ассоциация научного коммунизма, инициативно-творческое объединение «Диалектика», клуб «Коммунисты за перестройку», независимый клуб марксистских исследований и др.). Создание в 1989 г. Объединённого Фронта трудящихся России, формирование на базе ОФТ России, Интерфронтов Прибалтики и интердвижения Приднестровья ОФТ СССР стало прорывом от местной кружковой работы отдельных марксистских групп к формированию единой всероссийской (и всесоюзной) организации. Вслед за этим последовали учредительные съезды Инициативного съезда коммунистов России, Марксистской, а затем и Большевистской платформы в КПСС. Стоит, однако, подчеркнуть, что на том этапе работа левой оппозиции шла преимущественно внутри КПСС. Преобладали иллюзии о возможности очистить КПСС изнутри и основным для, например, общества «Единство за ленинизм и коммунистические идеалы» (Н. Андреева) тогда был не лозунг «подъём самостоятельного движения масс против теневиков и номенклатуры, за власть самого пролетариата», а лозунг «сделать КПСС коммунистической партией».

Однако именно в 80-е годы было положено начало подлинно марксистскому, интернациональному и свободному от рыночного фетишизма движению в России. Без борьбы 1988—91 гг. не было бы и современного коммунистического движения. Практика стран Восточной Европы или Белоруссии, где и по сегодняшний день отсутствует сколь-либо сплочённое и сильное, имеющее влияние в трудовых коллективах комдвижение, самым наглядным образом подтверждает это утверждение.

Но основная борьба (к слову, как тогда, так и сейчас) в стране шла не между революционным пролетарским движением и буржуазией, а между двумя враждующими буржуазными партиями: торгово-сырьевой и номенклатурно-промышленной. Первая партия опиралась на непосредственную поддержку западных партнёров, поскольку напрямую ориентировалась в вывозе капиталов за рубеж и снижение мировых цен на сырье. Вторая партия, напротив, объективно не была заинтересована в проникновении на рынок дешёвой западной продукции, а также выступала против освобождения цен на энергоносители и транспортные перевозки. Обе буржуазные партии выступали за рынок и приватизацию, но вступали в трения по вопросам о сроках и методах достижения конечных целей.

В этой борьбе вторая, якобы «национальная», партия, спекулируя призывами к сохранению единой страны и обращениями к «советскому патриотизму», не без успеха пыталась привлечь в качестве союзника зарождавшееся левое движение и использовать его в роли младшего партнера. Внутри только что образовавшихся ОФТ, Движения коммунистической инициативы (в которое преобразовались Инициативные съезды коммунистов России), «Единства», Марксистской платформы развернулась серьёзная борьба между собственно левым крылом и «коммуно-государственниками», не завершившаяся, кстати, до настоящего времени.

И хотя в 1991 г. «государственнические» настроения оказались сильнее, что выразилось в поддержке кандидата в президенты А. Макашова, телеграмме председателя «Единства» Н. Андреевой в поддержку ГКЧП, отказе от создания Коммунистической фракции в КПСС на апрельском съезде ДКИ, в целом отступления в сторону рыночной идеологии и отказа от стратегической задачи установления диктатуры пролетариата левыми допущено не было. Отдельные шатания «верхов» движения после августа 1991 г. были преодолены, притом часть шатавшихся лидеров была отстранена ещё до августа.

Какую же роль в тот период играли нынешние лидеры КПРФ? И что за партией была КП РСФСР, которую в качестве своей основы называли в феврале 1993 г. организаторы учредительного съезда КПРФ, и называли настолько последовательно, что поименовали свой форум 2-м съездом КП РСФСР?

Известно, что КП РСФСР была создана как составная часть КПСС по инициативе ДКИ, перехваченной частью партийного аппарата. О каком-то влиянии левой оппозиции в КП РСФСР говорить не приходится: в раздутом до 270 человек ЦК не набиралось и полудюжины представителей Марксистской платформы и ДКИ (А. Золотов, Т. Авалиани, В. Тюлькин, Ю. Слободкин, А. Крючков).

Так называемая полозковская оппозиция не выходила за пределы бюрократического сопротивления демократическим атакам на аппарат. По всем остальным вопросам КП РСФСР нашла трогательное понимание с ЦК КПСС М. Горбачёва, а сам И. Полозков после Учредительного съезда решительно заявил, что «будет настаивать, чтобы Горбачёв оставался в роли Президента и в роли генерального секретаря», а заодно заметил, что «к товарищу Яковлеву я отношусь с уважением как к человеку с опытом, как к человеку очень глубокому и компетентному»². Более того, именно Иван Кузьмич во время выборов Председателя Верховного Совета РСФСР призвал депутатов-членов КПСС проголосовать за Ельцина. То есть Полозков открыто сотрудничал и с Ельциным, и с Яковлевым, тем самым показывая, что речь идёт не о принципиальных разногласиях, а о разных подходах товарищей по КПСС к достижению одинаковых целей.

Так, на мартовском 1991 г. Пленуме ЦК КП РСФСР И. Полозков выступил за приватизацию предприятий трудовыми коллективами, а заодно призвал коммунистов не «стыдиться слова консерваторы» и признать себя таковыми.³ Ещё бы, ведь «мы партия государственности и порядка»⁴, а «рынок, это суровая необходимость, и альтернативы ему нет»,— повторял вслед за Горбачёвым на сентябрьском 1990 г. Пленуме ЦК КП РСФСР Юрий Белов⁵.

Высший руководящий орган партии — Учредительный съезд КП РСФСР — в Обращении к коммунистам подтвердил позицию своих вождей и заявил, что партия «поддерживает общую направленность осуществляемой экономической реформы, главным содержанием которой становится переход к регулируемой рыночной экономике и считает, что такой поворот должен происходить в рамках общественного согласия»⁶.

С нарастанием внутрипартийного кризиса, всплеск которого пришёлся на апрельский 1991 г. пленум ЦК КПСС, когда член ЦК, член ОФТ России А. Сергеев внёс на голосование вопрос о недоверии Генеральному секретарю, ⁷ М. Горбачев предпринял меры по укреплению своего положения в партии. Ради этой цели в июне Полозков был принесён в жертву (путем самоотставки) и заменён Валентином Купцовым.

Теймураз Авалиани в одном из интервью объяснил, кто именно и как выдвинул Купцова на руководящую должность:

«Выступая на Пленуме он (Купцов) обмолвился: дескать, официального решения по поводу его кандидатуры на пост „первого“ в РКП Политбюро ЦК КПСС не принимало, но разговор об этом был. Я попросил Валентина Александровича уточнить: кто именно вёл с ним разговор? Он ответил: „Горбачёв“»⁸.

Характерной была на назначение Купцова и реакция западной прессы. «Правда» тогда приводила такие перепечатки из японских газет «Иомури» и «Асахи»: «нынешняя отставка призвана усилить контроль со стороны Горбачёва за Российской компартией», «замена консерватора на реформиста на посту лидера КП РСФСР резко усиливает позиции склоняющегося к социал-демократизму руководства КПСС и, видимо, поможет М. Горбачёву утвердить новую программу партии»⁹.

16 августа 1991 г. в «Правде» под заголовком «О чём договорились президент и секретарь» был опубликован пресс-релиз ТАСС о встрече между В. Купцовым и Б. Ельциным. Приведём его с несущественными сокращениями:

«Первое. Отношение КП РСФСР к конституционно избранным органам государственной власти РФ. Б. Н. Ельцин высказал мнение, что прежнее руководство партии российских коммунистов, постоянно заявляя о стремлении к диалогу и согласию, на деле ставило во главу угла политической деятельности оппозицию государственной власти республики. В. А. Купцов, признав ненормальность подобного положения (по Купцову, оппозиция коммунистов Ельцину летом 1991 г. представляла собой ненормальное явление), заверил (верноподданно заверил) президента в том, что он как лидер партии предпримет меры для его исправления (то есть заставит замолчать недовольных).

Второе. Деятельность депутатского блока „Коммунисты России“. Президент высказал мнение о его неконструктивности по ряду вопросов, имеющих принципиально важное значение для возрождения России и обратился к новому секретарю ЦК КП РСФСР с просьбой обратить внимание на деятельность блока „Коммунисты России“ и (разумеется) получил заверения.

Третье — Указ Президента РСФСР о департизации. Первый секретарь попросил (как это в духе КПРФ — соглашаться с режимом по принципиальным вопросам жизни страны и униженно выпрашивать для себя мелочные подачки, никак не расширяющие права и свободы народа) президента не устанавливать жёсткий срок окончательного исполнения указа. Президент подтвердил свою позицию: конкретный срок исполнения указа не установлен, однако до конца года он должен быть планомерно реализован в полном объёме. Б. Н. Ельцин обратил внимание В. А. Купцова на необходимость взаимодействия в трудоустройстве лиц, высвобождающихся в результате выполнения указа, и заверил, что со своей стороны примет все меры».

Итак, 13 августа 1991 г. первый секретарь ЦК КП РСФСР В. Купцов, ставший затем председателем оргкомитета по восстановлению этой партии и ныне являющийся первым заместителем Г. Зюганова, отказался от всякой оппозиции к Ельцину, пообещал нажать на недовольных Ельциным в партии и заставить их замолчать, получив в обмен обещание трудоустроить на тёплые местечки секретарей парткомов. Судьба страны (которая, впрочем, от Купцова и всей КП РСФСР вместе взятой тогда не зависела), партийная позиция были проданы за оклады нескольких тысяч чиновников.

К слову, оба джентльмена свои обещания сдержали.¹⁰ После роспуска российской организации КПСС 87 % партийных работников трудоустроились в правительство, федеральные и местные органы власти, а также коммерческие структуры.¹¹ В свою очередь, КП РСФСР безропотно восприняла унизительный роспуск, а её единственный уцелевший осколок — парламентская фракция — поддержал ликвидацию Советского Союза.

Лидеры КПРФ неоднократно подчёркивали свою солидарность с членами Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению, оказавшимися после 21 августа 1991 г. в Матросской Тишине. К стыду левых из «Трудовой Москвы», они также позволили тогдашнему Координационному Совету «ТР» по инициативе В. Анпилова сводить их 9 мая 1992 г. на марш протеста с требованием освободить Павлова, Язова и кампанию.

Но если для членов Роскомсоюза ГКЧП так и не стал символом борьбы против «разрушителей Отечества», то идеологи КПРФ, напротив, и по сегодняшний день рассматривают образование ГКЧП как шанс для коммунистов (под коими они имеют в виду самих себя) одержать победу и т. д.: по их мнению, «создание ГКЧП явилось последней отчаянной попыткой предотвратить катастрофу»¹³.

В чём же заключалось политическое, классовое содержание ГКЧП? — Установив в «отдельных регионах» сроком на полгода чрезвычайное положение, запретив забастовки, митинги и демонстрации и угрожая в «необходимых случаях ввести комендантский час», «Комитет» в «Обращении к советскому народу» заверил, что «развивая многоукладный характер народного хозяйства, ГКЧП будет поддерживать частное предпринимательство».¹⁴ А военный комендант Ленинграда генерал-полковник В. М. Самсонов не только ввёл запрет на забастовки, но и запретил рабочим и служащим увольняться по собственному желанию.¹⁵

Иначе говоря, в стране была предпринята попытка установить ту самую диктатуру «правды и порядка», о которой так беспокоится ныне отставной генерал А. Лебедь.

В ГКЧП не было и грана социализма. Верные Горбачёву Янаев и Бакланов, осуществивший первое грабительское «освобождение цен» в апреле 1991 г. премьер Павлов, проводивший одностороннее разоружение перед НАТО министр обороны Язов, возглавивший после освобождения из тюрьмы Ассоциацию предпринимателей и промышленников России миллиардер Тизяков¹⁶ — у кого повернется язык назвать их коммунистами? Этим господам, помогавшим М. Горбачёву в проведении рыночной реформы, место в тюрьме и только волей истории они попали в заключение с помощью не коммунистов, а либеральных буржуа.

Кстати, абсолютно бесчестным человеком показал себя в те дни и Анатолий Лукьянов, ныне являющийся видным функционером КПРФ и одним из ближайших сподвижников Зюганова. 28 августа 1991 г., ещё будучи на свободе, в беседе с известным тележурналистом Андреем Карауловым он, охарактеризовав ГКЧП как «хунту» и «ублюдочный заговор», объяснял:

«Что же касается президента Горбачёва, то с этим человеком меня связывают самые тесные отношения, я его люблю, я не могу ему изменить. В конце концов, Михаил Сергеевич поймёт, кто привёл самолет в Форос. Кто включил связь. Кто на тысячах поворотов, которые были после 85-го года, в самых тупиковых ситуациях на съездах, на пленумах ЦК всегда был на его стороне»¹⁷.

Но это был ещё не предел. Без решения Съезда народных депутатов СССР Лукьянов, будучи Председателем Президиума Верховного Совета, 22 августа 1991 г. личным распоряжением лишает депутатских полномочий О. Бакланова, В. Стародубцева, В. Варенникова, В. Болдина и О. Шенина и санкционирует тем самым их арест. Совершенно справедливой расплатой за лукьяновскую подлость стало его собственное размещение в тюрьме спустя пару дней, свершившееся в ажиотаже всеобщего возбуждения в рамках аппаратных интриг и подсиживаний.

Распад КПСС в 1991 г., положивший начало самостоятельному, свободному от моральных обязательств перед законопослушной 20-миллионной массой «членов партии» движению, повлёк за собой формирование сильной леворадикальной оппозиции режиму. Эта оппозиция не просто вышла из-под контроля правящего класса, но и аккумулировала в себе нарастающий заряд возмущения и гнева опрокинутых за грань бедности миллионов людей. Буржуазии требовалось найти громоотвод, по которому нараставшая энергия социальной активности масс была бы растрачена впустую. Такой громоотвод вскоре нашелся. Объясняя свою выгодность для российских капиталистов, Г. Зюганов цинично заметил:

«Если их не устраивает центристское, здоровое, умеренное крыло, которое стоит во главе оппозиции сегодня, не устраивают силы, выступающие за примирение, они обязательно получат в случае массовых беспорядков фюрера или вождя либо с крайне левого, либо с крайне правового фланга»¹⁸.

Осенью 1991 г. на обломках КПСС в России начали возникать многочисленные партии с социалистическими и коммунистическими названиями. И как это часто бывает, форма далеко не всегда соответствовала содержанию.

26 октября в Москве состоялся учредительный съезд «Социалистической партии трудящихся», в руководство которой вошли Р. Медведев, А. Денисов, Л. Вартазарова и И. Рыбкин. О политической ориентации созданной партии хорошо свидетельствовали как предшествующая политическая деятельность её организаторов (Р. Медведев, например, известен как автор гротескно завышенных данных о числе жертв политических репрессий, немало способствовавших раскручиванию антикоммунистической истерии), так и заявленная на съезде ориентация.

Профессор Денисов, выступая с докладом о платформе СПТ, заявил, что «экстремистское, большевистское течение в социалистическом движении потерпело поражение», а поэтому «партия должна отрешиться от ряда утопических марксистских и большевистских доктрин и стать партией здравого смысла»¹⁹. Более того, поскольку «единственный путь к социализму» пролегает «через капитализм», то нужна «приоритетная поддержка предпринимателей, льготная политика, освобождение предпринимателей, вкладывающих средства в производство, от налогов. Я два часа беседовал с Горбачёвым,— поделился радостным событием Денисов,— он разделяет позиции создаваемой партии, так как она базируется на программном заявлении, а он был председателем программной комиссии»²⁰. Рой Медведев добавил, что «СПТ готова поддерживать экономические реформы Российского правительства» с ничтожной оговоркой — «при условии, что они не должны ущемлять интересы людей труда»²¹, будто не слыша, что правительство Силаева и сменяющего его Гайдара открыто объявило целью перераспределение собственности и формирование построенного на примате частной собственности капитализма со всеми его чертами — рынком рабочей силы, безработицей, свободными (т. е. перманентно растущими) ценами и проч. «От коммунистической идеи партия» взяла только одно положение, а именно — «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех»²², смело и решительно отвернувшись от таких мелочей как разделение труда и классовая эксплуатация, мало сочетающихся с данным принципом. Вскоре после образования партии Денисов высказался «против приватизации, за разгосударствление. Взять и передать государственные предприятия в аренду. На первых порах, скажем, директорам»²³.

Под программу подбирались и союзники. Официальный орган СПТ «Левая газета» призвал к объединению с Демократической партией России, республиканской партией, социал-демократами, Партией экономической свободы г-на Борового, союзом «Обновления», Движением демреформ А. Яковлева и «др.» К «др.» были отнесены «те члены Демократической России, неокоммунистических и патриотических организаций, которые не разделяют тоталитарно-диктаторских устремлений своих экстремистских лидеров и которые готовы вместе с другими строить политическую систему современной демократии — систему национального согласия и политического консенсуса»²⁴.

Между тем на правом фланге шли бесчисленные съезды, конференции и форумы. Создаются «Совет народно-патриотических сил» (председатель Г. Зюганов), «Русский Национальный Собор» (председатель генерал КГБ А. Стерлигов, защищавший Белый Дом в августе 1991 г., его заместителем становится всё тот же везде поспевающий Зюганов), Российский Общенародный Союз Бабурина — Павлова. Организационно оформляется Русская партия. В парламенте лидирующие позиции занимает депутатская группа «Российское единство». Все эти группы отличаются:

• открытой неприязнью к марксизму и коммунизму вообще;

не меньшей неприязнью к «чуждой для матушки-России» западной демократии;

• намерением проводить капиталистическую реформу экономики меньшими темпами, — для большей устойчивости такой реформы;
• бо́льшим или меньшим национализмом, степень которого могла доходить до расизма;
• выдвижением на передний план лозунга «наведения порядка!»

В октябре 1992 г. «левая и правая оппозиция» наконец-то решили объединиться. 38 общественных деятелей, включая Зюганова («Совет народно-патриотических сил России», «РНС»), Стерлигова (РНС), Астафьева (РНС), экс-депутатов Алксниса и Умалатову, писателей Белова и Распутина, членов РКРП Косолапова и Титова, фашиста Лысенко, Тулеева, Лапшина, Проханова, Константинова и ряд других достаточно известных личностей подписали «Обращение к гражданам России», в котором призвали создать Правительство Национального спасения, пресечь спекуляцию и «обвальную» приватизацию, установить контроль за ценами и создать «благоприятные условия для развития производства на предприятиях всех форм собственности»²⁵.

Манифест созданного вскоре «Фронта национального спасения» (ФНС) небезынтересен. Начинался он многочисленными жалобами на разрушителей государства. Зато дальше следовала не свойственная для рыночной оппозиции программа государственного капитализма, круто перемешанная с противоречивыми обещаниями обеспечить интересы отечественных «товаропроизводителей» и развивать все формы собственности. В подписанной всеми будущими участниками ФНС (включая, само собой, Зюганова) незадолго до его учредительного съезда «Декларации левой и правой оппозиции» предлагалось заменить «обвальную» приватизацию «комплексом мер по демонополизации и разгосударствлению секторов народного хозяйства»²⁶, в общем, той же приватизацией, только не «обвальной».

Сопредседателями ФНС были избраны Астафьев, Константинов, Саенко, Исаков, Бабурин, Иванов, Зюганов, Макашов и Павлов. Фактическим руководителем «Фронта» стал депутат Илья Константинов, утверждённый ответственным за оргработу, и характеризовавший себя так: «Был и остаюсь антикоммунистом. Это относится не к членам КПСС, а к идеологии»²⁷.

Фронт, однако, долго не протянул, поскольку ничем не проявил себя, кроме архи-решительных манифестов. Говоря словами журналистов «Радио Свобода», ФНС стал «чисто интеллигентской организацией, которая, не успев родиться, уже вступила в стадию сумятиц и разногласий»²⁸. Вскоре Русская Национальная Республиканская партия и правая часть Российского общественного союза вышли из ФНС, а почвенник Василий Белов публично обвинил ФНС в бездеятельности.

В марте 1992 г. определила свою экономическую платформу фракция Верховного Совета РФ «Коммунисты России». Очевидно, что именно экономическая программа характеризует политический характер партии, движения или организации. И была платформа фракции такова: «К рынку — но другим путём». Охарактеризовав «дикий капитализм» и «административную систему» как тупиковые пути, парламентские «коммунисты» высказались за «эволюционный переход к рынку», подразумевая под ним:

• приватизацию земли после 10-летнего переходного периода;
• увеличение зоны свободных цен по мере расширения рыночного сектора;
• преобразование колхозов и совхозов в коммерческие предприятия;
• переход предприятий в собственность коллективов в течение 3—4 лет;
• демонополизацию и создание условий для конкуренции;
• разукрупнение производства.²⁹

В качестве положительного примера выполнения подобной «коммунистической» программы реформ почему-то упоминалась Югославия, разваливавшаяся в начале 1992 г. на глазах и уже принимавшая на свою территорию иностранные «миротворческие» войска.

Экономическая программа «коммунистов» в 1992 г., как видно, по конечным целям ничем не отличалась от программы Ельцина — Гайдара. Зато политическая программа отличилась, притом в худшую сторону.

«История радикальных экономических реформ в ⅩⅩ веке (НЭП, ФРГ, Япония после войны, Тайвань, Южная Корея, Чили, Китай и др.) говорит о том, что для их проведения необходима твёрдая власть и особые чрезвычайные законы»,— заявляли «коммунистические» парламентарии, лидеры которых спустя год возглавят КПРФ.

Исключая НЭП, во всех перечисленных случаях приведены примеры фашистских и правоконсервативных режимов, будь то Чили Пиночета, Корея Чон Ду Хвана или Германия времён антикоммунистического запрета на профессии. Полностью соглашаясь с мыслью, что безжалостные рыночные реформы требуют установления террористических форм правления для подавления народного недовольства, марксист должен заявить: как видите, либерально-рыночные эксперименты имеют логичным итогом диктатуру — вот почему надо активнее бороться против капиталистических реформ!

Однако депутаты фракции «Коммунисты России» пришли к совершенно иному выводу:

«Нынешнее правительство России твёрдой властью не является и не может ею быть — оно скомпрометировало себя беззаконием, коррупцией и нарушением принятых на себя обязательств. Ситуация осложняется отсутствием авторитетного общенационального лидера. Единственный возможный выход в этих условиях — создание коллективного лидера, высокопрофессионального и компетентного правительства народного доверия, опирающегося на блок политических сил, поддерживающих созидательные реформы. Политическое и национальное примирение — необходимое условие спасения страны и народа»³⁰.

Итак, поскольку авторитетного диктатора на манер Пиночета, который мог бы стать гарантом проведения капиталистических реформ, не оказалось (Ельцин, по мнению Купцова и Зоркальцева, на такую роль не годился), парламентские «коммунисты» открытым текстом предложили обществу в качестве коллективного Пиночета себя.

Такое заявление отнюдь не было оговоркой.

В марте 1993 г. на публичных теледебатах лидер ФНС И. Константинов, первым заместителем которого был ставший уже председателем ЦИК КПРФ Г. Зюганов, прямо заявил, что стране нужна военная диктатура. Полковник Алкснис требовал приостановления деятельности всех партий и установления твёрдой государственной власти, которая бы позволила беспрепятственно (без забастовок и пр.) проводить рыночные реформы. Генерал А. Макашов в качестве своего примера для подражания неоднократно упоминал генерала А. Пиночета³¹.

После того, как весеннее 92-го года митинговое наступление «Трудовой России» захлебнулось, вначале в интеллигентской, а затем и в номенклатурной среде развернулась конкуренция за «восстановление партии» с тайной надеждой «восстановить» и партийную собственность.

Уже 6 марта был учрежден Комитет содействия созыву ⅩⅩⅨ съезда КПСС, в который вошли представители Союза коммунистов, МГК ВЛКСМ, Большевистской платформы и Интердвижения СССР.

13 июня 1992 г. по инициативе Комитета в Москве прошел «Пленум ЦК КПСС», на который собрался 61 член бывшего ЦК, насчитывавшего ещё год назад 412 человек. В основном речь шла о Конституционном суде и необходимости «воссоздания партии», ибо, по выражению президиумного рабочего К. Николаева, «партия просто рассосется, если продолжать тянуть с возобновлением деятельности уставных структур КПСС»³². Пленум сформировал Оргкомитет КПСС по созыву партконференции и очередного съезда, возглавленный К. Николаевым.

4 июля инициативной группой Сергея Скворцова было организовано собрание 85-ти делегатов из семи бывших союзных республик, поименованное ⅩⅩⅨ съездом КПСС.

Одновременно за «восстановление партии» взялись Большевистская платформа (Т. Хабарова) и «Союз коммунистов» (А. Пригарин), а в Конституционном суде Зоркальцев, Осадчий и Купцов начали оспаривать указ Ельцина о роспуске КПСС и КП РСФСР, чего им почти полностью удалось достигнуть после полугодового процесса, завершившегося 30 ноября 1992 г. Совершенно очевидно, что без одобрения Ельцина Конституционный суд не пошёл бы на легализацию «коммунистической» партии. Ельцину КПРФ была нужна как противовес набиравшим обороты левым, как ложная мишень,— «сачок для честных», смущённых чрезмерным оптимизмом Анпилова, но желавших противостоять капиталистическим реформам.

10 октября 1992 г. состоялась ⅩⅩX конференция КПСС, принявшая заявление программного характера, в котором возможности государственной собственности были оценены как исчерпавшие себя и предлагалось передать большую часть госпредприятий в собственность коллективам «с прямым воздействием рынка на производство и ответственностью коллективов за результаты своей деятельности»³³, то есть с безработицей и банкротством. Предлагался также уже совершённый правительством Гайдара переход к свободным ценам «на отдельные виды продукции».

Во второй половине 1992 г. основанный преимущественно на ностальгии о прежнем формальном единстве процесс «объединения коммунистов» развернулся вовсю. 14 ноября различные малые «комдвижения», в основном принадлежавшие к течениям бывшей Марксистской платформы (РПК, Союз коммунистов, а также СПТ) при поддержке правой части РКРП сформировали оргкомитет по подготовке съезда, избрав его председателем Валентина Купцова, до этого не участвовавшего в организации сопротивления ельцинским реформам никоим образом и бывшего, как мы помним, ставленником Горбачёва в КП РСФСР. Кооптировав в состав оргкомитета значительное число «внепартийных» аппаратчиков и членов СПТ, Купцов вскоре поставил оргкомитет под номенклатурный контроль. На предпоследнем его заседании из 30 присутствовавших лишь семь представляли инициативные движения (3 РПК, 2 Союз коммунистов, 1 Марксистскую платформу и 1 — Ленинградское объединение коммунистов).³⁴ А на последнем заседании оргкомитета восстановительно-учредительного съезда КПРФ его члены даже не были ознакомлены с окончательными текстами устава, политического заявления и проектами резолюций.³⁵ «Левым» членам комиссий оргкомитета по подготовке Устава вообще не удавалось побывать на заседаниях — их то «забывали» предупреждать, то «забывали» выписать пропуск в здание Верховного Совета, где проходили совещания.³⁶

РКРП — тогда крупнейшей партии в России, проводившей по стране сотни митингов, собравшей полтора миллиона подписей за Советский вариант Конституции, вступавшей в открытые столкновения на московских улицах с ОМОНом,— было предоставлено всего семь мандатов. Зато 50 мест получили участники Конституционного суда — попытка РКРП провести в делегаты 50 участников демонстраций и пикетов в Останкино была Оргкомитетом съезда отвергнута.³⁷

Наконец, 13 февраля 1993 г. собрался учредительный, а вернее, восстановительный съезд КПРФ (он же Второй съезд — первый датировался 1990-м годом). Даже по мнению недоброжелательно относящегося к номенклатуре члена Оргкомитета Р. Медведева не менее 50 % делегатов до 1991 г. работали в парткомах КПСС.³⁸

В число приглашённых вошли отнюдь не руководители Советов рабочих и стачкомов, а представители хасбулатовского руководства парламента, черномырдинского правительства, жёлтых профсоюзов ФНПР, аграрно-промышленного союза, бывшие руководители КП РСФСР, а также вице-президент А. Руцкой, которого ещё полтора года назад исключали из партии в качестве «ренегата».

В на редкость сером вступительном докладе В. Купцов нехорошо отозвался о бюрократии, заметил, что рынок социализму не помеха и сказал, что «ключевым вопросом является восстановление и укрепление российской государственности». Остальная часть доклада представляла собой классический набор жалоб на власть, плохо прикрытую критику в адрес «левых коммунистов» и комментарии к Уставу и Программному заявлению.

Участники съезда даже не знали, за какой Устав они голосуют — этот документ был опубликован одновременно в «Правде» и «Левой газете» с разночтениями по тексту, а зарегистрировали в Минюсте затем вообще третий вариант.

Руководящие должности в КПРФ были заняты бывшими работниками аппарата КПСС и правыми.³⁹ Многие из них сохраняли двойную, а то и тройную партийность (В. Зоркальцев, И. Рыбкин — в СПТ и КПРФ, М. Лапшин — в СПТ, КПРФ и Аграрной партии России,— а ведь они были избраны заместителями председателя партии). Из Союза коммунистов в ЦИК КПРФ вошли только В. Перов и С. Терехов.⁴⁰

Потерпевшие вполне естественную неудачу лидеры РКРП провели отдельный съезд «КП РСФСР», преобразовав формальным актом эту партию в РКРП («сохранив наследие») и исключив из её рядов Зюганова, Купцова, Антоновича, Ильина и Столярова.⁴¹

Таким образом, КПРФ образовалась посредством слияния нескольких близких, но отнюдь не однородных политических течений:

• правых консерваторов из ФНС;
• правых социал-демократов из фракции «Коммунисты России» и СПТ;
• ренегатов из партий Роскомсоюза.

О том, кто вступал в партию, хорошо сказал ставший членом ЦК КПРФ И. Полозков:

«Масса людей не знает и не хочет знать никаких иных партий, не были сторонниками никаких платформ и не хотят их признавать. Сейчас существование различных платформ и партий нельзя расценить иначе как растаскивание коммунистических сил ради мелких и даже мелочных соображений, хотя и прикрываемых какими-то лозунгами… Надо воссоздавать Компартию РСФСР, политическая линия которой была провозглашена ноябрьским 1990 г. Пленумом ЦК»⁴².

То есть КПРФ достигла полумиллионной численности за счёт людей, которые гордились своим политическим невежеством.

Вместо В. Купцова по предложению А. Макашова Председателем ЦИК КПРФ был избран Г. Зюганов. Зюганов, год проработавший учителем математики в школе, а затем прошедший длительную номенклатурную карьеру, получил известность будучи заместителем заведующего идеологическим отделом ЦК КПСС, когда в мае 1991 г. опубликовал в «Советской России» статью «Архитектор у развалин», посвятив её уже покинувшему Политбюро А. Яковлеву. Статья носила типичный консервативно-охранительный характер с жалобами на «подливание масла в огонь» и призывами к опоре на «здравый смысл и народные традиции». Смысл сводился к предостережениям такого характера: «Сложные общественные системы можно модернизировать только по частям, никак не чохом»⁴³. В общем, пугливый Зюганов увещевал решительных «демократов» не торопиться с внедрением капитализма, а внедрять его постепеннее.

В середине сентября 1991 г. Анатолий Крючков предложил Зюганову возглавить вновь образуемую компартию⁴⁴, однако тогда Геннадий Андреевич предпочёл уйти в антикоммунистическое движение русских националистов. А вот теперь, после разрешения Конституционного суда («милостиво повелеть соизволил»), он стал первым секретарём ЦИК КПРФ.

Через пару дней после съезда Борис Николаевич Ельцин в своей неподражаемой манере одобрил создание новой партии, заявив, что «сейчас коммунисты раскололись на две части. Одна всё-таки ортодоксально жмёт своё, а вторая более трезвая, я бы сказал, со здравым смыслом»⁴⁵ Так была продолжена прерванная в 1991 г. цепь горбачёвского разложения коммунистического движения изнутри.

Те, в сущности, отнюдь не коммунистические, а просто радикально-оппозиционно настроенные политики, которые в период становления партии оказались в её руководстве, к настоящему времени в массе своей из этого руководства выведены.

Изначально в КПРФ существовало некое «левое» течение, представленное преимущественно перебежчиками из РКРП в лице «Ленинской позиции». Эта «Ленинская позиция», образовавшись вначале внутри рабочей компартии и состоявшая по большей части из представителей гуманитарной интеллигенции, проповедовавшей идею сотрудничества с «национальным» капиталом (бывший помощник Брежнева Р. Косолапов, исключённый из ОФТ В. Якушев и др.), в январе 1993 г. была выведена из РКРП и вскоре нашла пристанище в партии Зюганова. Отягощённые традиционной лексикой кафедр научного социализма, эти люди не воспринимали романтических речей Зюганова о русской душе предпринимателей, и вознамерились заявить некую фронду. Вскоре «ленинцы» были приняты в Роскомсоюз, рассчитывавший добиться хоть какой-нибудь подвижки части КПРФ в социалистическую сторону.

Однако позиции «Ленинской позиции в КПРФ» с самого начала были крайне слабыми. Никакой организационной структуры она не приобрела. Московский горком — пожалуй, единственный, имевший смелость критично оценивать деятельность ЦК и даже бойкотировавший декабрьские выборы 1993 г.— при личном участии Зюганова и Шабанова к началу 1994 г. был разгромлен. А в 1995 г. Ⅲ съезд КПРФ положил конец надеждам «Ленинской позиции» и в целом противников Зюганова в партии.

Во-первых, полностью провалились попытки внести несогласованные с Президиумом поправки в Программу КПРФ. Член редакционной комиссии Корнилов, когда-то бывший членом ОФТ и РКРП (Ярославль), предложил:

• убрать упоминание о «глубоко социалистической русской идее» (за — 37 человек из 345 делегатов);
• в девизе КПРФ заменить слово «Россия» словом «Отчизна» (за — 34);
• в перечислении причин экономического кризиса упомянуть приватизацию (за — всего 11).

Делегат Машковцев высказался:

• против причисления к союзникам КПРФ «партий последовательно демократического спектра и предпринимателей» (за — 12);
• за упоминание того факта, что отход от принципа диктатуры пролетариата способствовал победе контрреволюции (за — 4!).

Предложение о восстановлении лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» вообще не было поставлено на голосование.⁴⁶

Во-вторых, вопреки слухам и кабинетным схемам, «социал-демократы» Купцов и Белов не выступили против «почвенника» Зюганова. Напротив, наряду с «первым» заместителем партийного лидера В. Купцовым был избран ещё и «второй» зам — лично преданный Зюганову националист А. Шабанов — тем самым влияние и возможности Купцова были изрядно ограничены. Кроме того, наряду с Президиумом партии (собравшим в себя ряд несимпатичных, но известных фигур — Лукьянов, Зоркальцов, Белов и пр.) был создан Секретариат из пяти малознакомых общественности профессиональных аппаратчиков. Именно они-то и сосредоточили контроль над финансовыми потоками, контактами с местными организациями, работой с депутатским корпусом.

Убедившись в полной организационной недееспособности в КПРФ, «Ленинская позиция» попыталась агитировать в свой состав членов партий Роскомсоюза и сменила своё название на «Ленинскую позицию в комдвижении». После чего 5 октября 1995 г. Тюлькин, Пригарин, Крючков и Андреева «с сожалением констатировали, что в КПРФ больше ленинской позиции нет» и вывели представителей ЛП из Роскомсоюза.

Наконец, в 1997 г. после Ⅳ съезда в ЦК не были избраны ни руководитель РУСО И. Осадчий, ни генерал А. Макашов, ни философ Р. Косолапов. Социал-демократы (и правые, и левые) всё более вытесняются правыми национал-патриотами. Косолапову не помогла даже прямая измена, когда он, подписав вместе с Т. Авалиани резкое письмо с требованием отставки Зюганова, при голосовании на пленуме этого предложения оставил Авалиани в одиночестве. Секретариат КПРФ разросся до девяти человек и включил в свой состав Биндюкова (идеология), Пешкова (избирательные кампании и работа с депутатами), Потапова (оргработа), Кашина (аграрные вопросы), Кравца (агитация и пропаганда), Решульского (работа с депутатами), Суркова (оборона), Тихонова (рабочее движение, забавно, что сам Тихонов является директором АО «Шуйские ситцы») и Петра Романова (промышленность). Не правда ли, за вычетом последнего — неизвестные люди и для страны, и для рядовых членов КПРФ? А ведь именно они-то и руководят партией.

Наконец, в мае 1998 г. члены ЦК КПРФ Л. Петровский, А. Козлов и А. Макашов, а также Т. Авалиани, Р. Косолапов и ещё пять менее известных членов партии объявили о намерении сформировать «Ленинско-Сталинскую платформу в КПРФ». В предложенном «сталинцами» («ленинцами» их назвать просто невероятно) проекте резолюции Ⅵ-го пленума ЦК выражается обеспокоенность ростом «левацкой» критики КПРФ, поддерживается курс на размежевание с левыми «экстремистами», выражается обида ввиду привлечения в руководство партии рыночников А. Подберёзкина. Н. Рыжкова, Т. Карягиной, Л. Абалкина, Ю. Маслюкова, «оставивших за бортом экономистов-коммунистов, хозяйственников и учёных, располагающих оригинальными разработками» (читай: Р. Косолапова сотоварищи). «Сталинцы» старательно подчеркивают, что всецело стоят на платформе Программы КПРФ, не собираются её менять и призывают коммунистов «сплачиваться на базе национальной гордости великороссов».⁴⁷ Таким образом, перед нами лишь намерение имитировать коммунистическую форму, помноженная на личную обиду людей, отстранённых от партийного руководства. Принципиального различия между «левыми» и руководством ЦК нет, оно сводится к обёртке одного и того же содержания.

Видимо, на предстоящих в 1999 г. выборах в Государственную Думу «левые» окажутся в хвосте списка кандидатов в депутаты, если вообще в него войдут. В этой связи не исключено, что они предпримут попытку выйти на выборы самостоятельно, в том числе путем организации «раскола» и формирования самостоятельной партии. Мы закавычиваем слово «раскол», поскольку организационное влияние «левых» ничтожно и вряд ли стоит ожидать, что они сумеют значительно расширить его. «Левые» незаметны ни во время забастовок, ни при перекрытии рабочими магистралей, они способны только теоретизировать и произносить решительные речи в Думе, причём их идеологические воззрения мало чем отличаются от воззрений Зюганова. Так, даже наиболее радикальный и прогрессивный из них Т. Авалиани выступает против союза государств трудящихся, за «сильное централизованное» (то есть унитарное) государство⁴⁸, намерен «заставить людей трудиться за минимальное вознаграждение»⁴⁹ и повторяет зюгановские рассказы о СССР как геополитическом преемнике Российской империи⁵⁰. Отличие состоит в том, что «левые» радикально настроены против персонально Ельцина, много говорят о революции и диктатуре пролетариата. Содержание у них в целом то же, что и у основной части КПРФ, недаром вот уже пять лет они живут в этой партии, а вот обёртка другая. Ничего не давая пролетариату для его самоорганизации и освобождения, они являют собой такую же паразитическую надстройку, как и лигачевы, зюгановы, селезневы. Конечно, «левым» нельзя отказать в некоторой честности и мы надеемся, что какая-то часть из них с течением времени вольётся в будущую пролетарскую партию России. Фокус состоит в том, что влиться они сегодня хотят на правах генералов, хотя не работают и на уровне сержантов. Так, Р. Косолапов, чьи теоретические воззрения весьма далеки от коммунистических, готов вернуться в РКРП лишь в том случае, если рабочая компартия раскается перед ним за «незаконное» исключение из своих рядов.

Остаётся заметить, что «коммунистическая» деятельность «ленинской позиции» лишь поспособствовала укреплению позиций зюгановщины. Косолапов со своими сторонниками, требуя не столько реального разворота КПРФ к марксизму, сколько замены словечек «госпатриотизм» на более «социалистические» — дело совершенно безобидное для буржуазии — помог Зюганову закамуфлироваться под коммуниста. Начиная с 1994 г. КПРФ всё более и более левеет на словах, договорившись в 1997 г. даже до ранее немыслимых призывов к политической стачке, всё более и более правеет на деле. Левая фраза прикрывает правый политический курс.

Виднейшие теоретики научного социализма не дали строгого определения социализму как обществу. Это вполне естественно, если учесть, что будучи учёными, они не намеревались быть пророками и выдавать предсказания.⁵²

Вместе с тем, и К. Маркс, и Ф. Энгельс, и, особенно, В. И. Ленин неоднократно обращались к проблеме пост-капиталистического общества. Все они рассматривали социализм как первую стадию коммунизма. Все они писали о том, что социалистическое общество не является ни многоукладным, ни товарным.

Энгельс в «Анти-Дюринге» отмечал, что «в форме стоимости продуктов содержится в зародыше вся капиталистическая форма производства, противоположность между капиталистами и наёмными рабочими, промышленная резервная армия, кризисы». «Раз общество возьмёт во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с ним и господство продукта над производителями. Анархия внутри общественного производства заменяется планомерной, сознательной организацией».⁵³

В. И. Ленин в работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» развил эту мысль следующим образом: «Социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа, и постольку переставшая быть капиталистической монополией».⁵⁴

В этой ленинской формулировке содержится целая цепь детально продуманных последовательностей:

• государственно-капиталистическая монополия (ГКМ) есть высшая стадия развития капитализма, то есть стадия его естественного развития, наступающая тогда, когда и «обычная» капиталистическая фирма, и «обычная» монополия становятся экономически неэффективными;
• следовательно, нельзя путать ГКМ с обычным огосударствлением, имеющим место, например, в обществах с больши́ми феодальными пережитками;
• государственно-капиталистическая монополия в качестве монополии отрицает рынок и конкуренцию не только вовне, но и внутри себя, то есть упраздняет и хозрасчёт, и конкуренцию;
• ГКМ «обращена на пользу всему народу», то есть перестаёт обслуживать интересы буржуазного государства или правящего класса, а становится «общенародной»;
• ещё в «Критике Готской программы» была разработана аргументация против «общенародного» государства, сам В. И. Ленин с последовательно марксистских позиций развил эту аргументацию в «Государстве и революции»;
• поэтому, строго говоря, социализм есть такая государственно-капиталистическая монополия, которая, будучи обращена на пользу всему народу, относится к пост-государственному периоду развития человечества, то есть не является монополией не только капиталистической, но и государственной.

Существуют и другие ленинские оценки социализма. Например: «Социализм есть живое творчество масс». В отличиё от формулировки, высказанной в «Грозящей катастрофе», где рассматривались отношения в основном базиса, здесь речь идёт о надстройке. Живое творчество масс означает не что иное, как власть самого́ пролетариата, а не власть «для» пролетариата. Не сверху хорошая бюрократия вводит бесплатное образование, доступное здравоохранение, снижает цены,— в этом нет социализма. Всё это, включая даже понижение цен, есть обычная политика долгосрочных капиталовложений с целью оживления спроса и повышения квалифицированности и выносливости рабочей силы, всё это присуще и передовым капиталистическим странам. Наоборот, при социализме «снизу» постоянно, каждый месяц, неделю, день, час победивший пролетариат сам управляет страной, сам принимает решения. При этом, конечно, нет какой-то касты управленцев, монополизирующей информацию и скрывающей её под предлогами коммерческих или государственных тайн. Наоборот, ещё до социализма, на стадии диктатуры пролетариата, существует возможность (а не просто «право») отозвать любого представителя власти, будь то депутат или судья, свободно обсудить любые проблемы, получить любую информацию (за тем редким исключением, когда её широкое разглашение ослабит пролетарское государство в соперничестве с капиталистическими соседями). Вот именно это и есть «живое творчество масс», реализовывашееся через Советы, а отнюдь не та забота о рабочей скотинке, которую проявляли к пролетариату госкапиталисты в СССР.

Предельно чёткую, хотя и достигнутую от противного, характеристику социалистического общества дала Первая Советская Конституция:

«Основная задача рассчитанной на настоящий переходный момент Конституции РСФСР заключается в установлении диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства в виде мощной Всероссийской Советской власти в целях полного подавления буржуазии, уничтожения эксплуатации человека человеком и водворения социализма, при котором не будет ни деления на классы, ни государственной власти»⁵⁵.

Об этом же говорил и В. И. Ленин: «Будет диктатура пролетариата. Потом будет бесклассовое общество»⁵⁶

Итак, Ленин и большевики считали, что социализм означает общество, в котором не будет:

1. классов;
2. государства;
3. товарных отношений.

КПРФ такой социализм не нужен. Но и свой, «народно-патриотический», обозначить она пока не решается, опасаясь всякой определённости, которая может оттолкнуть от неё часть сторонников. На самом деле руководители КПРФ ни о каком «социализме» и не думают. Сам Зюганов ещё в 1994 г. в беседе с профессором Сапрыкиным, как рассказал на конференции РУСО этот уважаемый ученый, спросил: «Неужели Вы не понимаете, что социализм себя изжил?»⁵⁷ Да и позже, в конце 1996 г. на семинаре журналистов НПСР на прямой вопрос, «вы за социализм или капитализм», «лидер коммунистов» ответил: «Я не за капитализм и не за социализм!»⁵⁸ Идеолог КПРФ Юрий Белов уже не говорит, а пишет прямым текстом:

«На бросок к социализму и коммунизму русский человек уже не пойдёт… Путь к социализму и коммунизму лежит через государственный капитализм с социальной гарантией человека труда»⁵⁹.

Двойной статус — «народных защитников» на публике и охотно находящих общий язык с предпринимателями и банкирами политиканов — вынуждает лидеров КПРФ воздерживаться от определённости, обволакивать свои программные позиции туманным флёром недосказанностей и двусмысленностей, думать одно, говорить другое, а делать третье. Вот почему у КПРФ вообще нет Программы-максимум. В программных задачах «коммунистической» партии коммунизм не значится. Коммунизм ей не нужен. Ей нужен доступ к капиталистической кормушке.

Коммунизм расценивается в Программе КПРФ как «историческое будущее человечества», при этом какие же характерные черты у этого будущего окажутся, программа умалчивает. Умалчивает вполне не случайно, поскольку в противном случае ей пришлось бы опровергать самое себя — ведь коммунизм отрицает и государственность, и частную собственность, и многоукладность экономики, и национальную автаркию и все прочие постулаты веры КПРФ, которые в зюгановских трудах и партийных документах представляются извечными ценностями, имманентно присущими цивилизации.

Поэтому в программе речь идет только об «обществе социалистического развития». Оно представляется как ресурсосберегающее, основанное на творческих стимулах к труду и преимущественно интеллектуальном характере последнего. «Общество гарантирует каждому своему члену стабильный уровень индивидуального потребления, позволяющий вести здоровый образ жизни» (не что иное как уровень физиологического выживания — недаром во всех работах Зюганова и иных теоретиков КПРФ трудящимся проповедуется аскетизм⁶⁰) и расширение системы общественного потребления. Отдана дань сохранению природной среды и в осторожной форме заявлено о «постепенном изживании классового деления общества».

В середину Программы незаметно закралось также явно не-зюгановское (но и не ленинское) определение «социализма как свободного от эксплуатации человека человеком бесклассового общества, распределяющего жизненные блага по количеству, качеству и результатам труда», «общество высокой производительности труда и эффективности производства, достигаемой на основе научного планирования и управления, применения трудо-ресурсосберегающих постиндустриальных технологий», «подлинной демократии и развитой духовной культуры, стимулирующего творческую активность личности и самоуправление трудящихся»⁶¹.

Итак, с одной стороны, социализм вроде бы общество бесклассовое. С другой стороны, жизненные блага в нём распределяются не только по труду, выраженному в количественном (время) и качественном (уровень квалификации) отношении, но и по «результатам». Человечество знает только одну форму выражения «результатов» — стоимостную. Если есть спрос на товар, то можно говорить о «результативности» — а нет, так труд «нерезультативен». Это, казалось бы, разумное предложение «распределения по результатам» являет собой не что иное как скрытую апологетику товарных отношений, рынка, при которой сама рабочая сила становится меновой стоимостью, а цена её определяется колебаниями спроса и предложения. Притом очевидно, что «результаты» труда двух рабочих равной квалификации, один и которых стоит за устаревшим станком, а другой за современным, будут разными. Более того, у коллективов двух идентичных предприятий также будут разные «результаты» труда в зависимости от близости или отдалённости от источников комплектующих. Если коммунисты придерживаются принципа «равная оплата за равный труд», то зюгановцы под видом социализма протаскивают всё тот же старый капитализм.

Рассуждения о «высокой производительности труда», «научном планировании и управлении», «применении трудо-ресурсосберегающих постиндустриальных технологий» с точки зрения качественных отличий социализма от государственно-монополистического капитализма не дают ничего. Зато весьма характерна фраза об «обществе, стимулирующем самоуправление трудящихся». Ибо если социализм есть общество без классов, то есть общество самих трудящихся, то зачем «стимулировать» уже достигнутое собственное самоуправление? Сам глагол «стимулировать» подразумевает внешнее воздействие. Можно говорить о саморазвитии, но не о самостимулировании. Выходит, что при социализме трудящиеся ещё не достигли подлинного самоуправления, его нет. Выходит, что в зюгановском «социализме» есть трудящиеся и нетрудящиеся, притом последние помогают первым обрести самоуправление. При всём туманном флёре об освобождении от эксплуатации человека человеком «социализм» представляется КПРФ как система, в которой есть управляющие и управляемые. То есть фактически сохраняется государство.

Недорогого стоит и фраза о «подлинной демократии». Демократия — власть народа — невозможна в классовом обществе, когда народ разделён на имущих и неимущих. Диктатура пролетариата как переходный период к коммунизму также не является «демократией», поскольку сама по себе вызвана исключительно задачей противостоять реставрации прежних порядков, то есть обращена против осколков старых классов, против той части народа, которая привыкла жить за чужой счёт и не хочет расставаться с прежними привилегиями. При коммунизме в его обоих стадиях, наконец, теряет смысл термин «власть», поскольку исчезает разделение субъекта и объекта, управляющих и управляемых, они сливаются. Власть можно осуществлять над чем-то, но говорить о власти над собой нелепо. Коммунизм — не «демократическое», а самоуправляющееся общество.

Приведённые выше цитаты из Программы КПРФ показывают, что, во-первых, у идеологов этой партии в голове каша, а, во-вторых, эта партия в направлении своих «размышлений» о социализме мало отличается от современных западных социал-демократий. Если отвлечься от теперешнего кризиса и вспомнить те недавние времена, когда уровень безработицы в Европе не превышал 2—3 %, то европейское общество того периода представляет собой реализацию зюгановской концепции социализма — жизненные блага распределяются по «результатам» труда, производство весьма эффективно и опирается на фундаментальные научные разработки и корпоративное планирование, всё шире применяются ресурсосберегающие технологии. При известном абстрагировании можно говорить о «стимулировании творческой активности личности и самоуправления трудящихся», благо развитие информационных технологий, кооперативного движения, включение представителей профсоюзов в Советы директоров и многое иное не противоречит размазанной формуле «стимулирования». Нельзя, конечно, говорить о «бесклассовости», но ведь теоретики КПСС в 60-е годы умудрились объединить в единый класс «колхозного крестьянства» председателей колхозов (то есть бюрократов, управленцев, менеджеров) и комбайнёров, так что при известном желании ради укрепления духа «соборности» и сейчас КПРФ запросто может объявить о снятии межклассовых противоречий, благо фальсифицировать социологию её идеологическим кадрам не впервой.

Чтобы сравнить представления о социализме КПРФ и западных социал-демократий, приведём программную установку шведских эсдеков: «Сделать права граждан первичными по отношению к правам владения: право труда первичным по отношению к капиталу, право потребителей первичным по отношению к производству», чтобы «каждый человек имел право как гражданин, трудящийся и потребитель влиять на производственный процесс и распределение, формирование руководящего производственного аппарата и условий труда»⁶². В Португалии, например, после «революции гвоздик» в Конституции вообще было провозглашено, что «обобществление основных средств производства, планирование экономического развития, демократизация институтов являются гарантией и условием эффективного осуществления прав и обязанностей граждан»⁶³, и «целью демократического государства Португальская республика является обеспечение перехода к социализму путём создания условий для осуществления власти трудящихся»⁶⁴.

О системе власти и управления, вопросах собственности — в общем, о главных формационных критериях, позволяющих вывести качественные отличия нового, социалистического общества от прежнего, капиталистического, ни в программах западных социал-демократий, ни в Программе КПРФ не сказано ни слова.

В «Манифесте коммунистической партии» говорится:

«Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности»⁶⁵.

Партия КПРФ, напротив, старательно уходит от вопросов об её отношении к этому краеугольному тезису коммунистического учения. Так, когда корреспондент газеты «Россия» спросил председателя ЦИК КПРФ Г. Зюганова, является ли он противником частной собственности, тот ответил дословно следующее:

«Я сторонник государственной, общественной формы собственности. Её приоритетность вытекает из природы национального характера россиян, а не из коммунистической ортодоксии»⁶⁶.

Разберись, кто сможет. О своём отношении к частной собственности Г. Зюганов не сказал ни слова, переведя разговор в иное русло. И русло причём маловразумительное.

Во-первых, что же это за «нация» такая — «россияне»? Уж не жители ли огрызка Советского Союза, именуемого Российской Федерацией? В таком случае у Зюганова получается, что РФ являет собой устойчивое государственное образование, опирающееся на национальную основу, а не плод «искусственного разделения единого Советского Союза», как обычно говорят и пишут идеологи КПРФ и сам Геннадий Андреевич. С другой стороны, если наш теоретик имеет в виду не РФ, а былую Российскую империю, «преемником которой стал Советский Союз», то спросил ли он киргизов и грузин, считают ли они себя частью «нации россиян»?

Во-вторых — и это основное! — по-Зюганову выходит, что общественная собственность является не закономерным этапом развития человечества, а следствием «природы национального характера россиян», то есть коммунизм является исключительно российским (даже русским, но не мировым) путем развития. «Русская идея есть идея глубоко социалистическая» — подчёркивается полужирным шрифтом в Программе КПРФ⁶⁷.

Вот каким образом понимает «русскую идею» Председатель ЦК КПРФ Г. Зюганов: «В основе русской идеи лежат две основные ценности — российская духовность, которая немыслима без православного мироощущения, осознания своего истинного назначения на земле, и российская державность, государственность»⁶⁸. То есть, «глубоко социалистической», по мнению лидера КПРФ, является идея, в которой краеугольными камнями закладываются могучее государство в сочетании с «православным мироощущением», то есть социалистическими ценностями провозглашается именно то самое, что было в нашей стране в ⅩⅨ веке, при царском режиме.

И что характерно, тезис о «русской идее» не ставит целью убедить русских националистов в коммунистических ценностях. Наоборот. Целью ставится убедить людей, считающих себя коммунистами, что русский национализм и великодержавный шовинизм не являются помехой для «коммунизма». Секретарь ЦК КПРФ Н. Биндюков на 2-м пленуме ЦК так и заявил: «КПРФ сможет повлиять на массовое сознание, если будет доказывать, что в своей сущности „русская идея“ есть глубоко социалистическая»⁶⁹. Вообще тов. Биндюков в своей непорочной простоте нередко проговаривался о том, о чём партийные лидеры КПРФ предпочитали молчать, и подчас высвечивал позицию КПРФ в самом неожиданном свете. Однажды на митинге он под аплодисменты публики назвал Энгельса учеником Маркса, лишний раз продемонстрировав девственность идеологов «компартии» в знании истории коммунистического движения.

Так вот, возвращаясь к интервью Зюганова,— если председатель КПРФ, говоря о природном коллективизме российской нации, имеет в виду крестьянскую общину, то она столь же «вытекает из природы национального характера россиян», как марка вытекает из природы немцев, кибуц — израильтян, коммуна — итальянцев и т. п. К «государственной собственности», к слову, эта «общинность» никакого отношения не имеет, будучи в лучшем случае кооперативной. Не говоря о том, что государственная собственность вообще не может вытекать из «национальной природы» какого-либо народа, ибо отражает коллективные интересы правящего класса — феодалов в средневековом Китае, капиталистов в современной Европе, бюрократии в доперестроечном СССР.

Общественных и одновременно государственных интересов, собственностей и пр., кстати, вообще не может быть, т. к. пока существует государство (машина подавления), внутри общества существует и борьба противоположных сил, а когда борьба, ввиду отмирания коренных противоречий, прекращается, прекращает свою деятельность, отмирает, усыпает и уже не нужное государство (ненужное, поскольку подавлять некого). Общество становится самоуправляющимся, оно не делится на начальников и подчиненных, и сторонники государства становятся столь же экзотическим предметом, как и сторонники крепостничества.

Фактически «коммунист» Зюганов отрицает коммунизм, поскольку увязывает «общественную собственность» с «национальной природой», которая у разных наций различна. А поскольку коммунизм, нетоварное, безгосударственное общество, возможен только в планетарных рамках, то исходя из логики лидера КПРФ, его и быть не может.

Мы сталкиваемся с «цивилизационной методой» Зюганова, отрицающего единый магистральный путь развития человечества, разбивающего историю Земли на разрозненные фрагменты, где один народ «общинен», другой являет собой скопище индивидуалистов и пр. Так «коммунист» Зюганов подходит к идее «плохих» и «хороших» народов (хороший, естественно, наш), заменяющей концепцию марксистов о борьбе пролетариата и буржуазии. И если сам он её пока не высказывает, то это давно уже делают вторые и третьи лица в КПРФ и НПСР.

Охотно именуемый в буржуазной прессе «первым коммунистом России» Геннадий Зюганов безнадёжно запутался в вопросе о собственности, пытаясь от него уйти. Может только удручать судьба остальных «коммунистов», продирающихся сквозь чащобу полунамёков и недосказанностей за своим Сусаниным.

Впрочем, Зюганов — только председатель ЦИК. Что же говорят документы заседаний самого ЦИК, съездов и предвыборные программы партии?

В программе КПРФ вопросы собственности полностью обойдены. Идёт речь о «прекращении разграбления госсобственности», «национализации имущества, присвоенного вопреки закону и правам трудящихся», «государственном контроле за деятельностью коммерческих банков», «госрегулировании всех операций по заказам военной продукции» и… всё!⁷⁰

А ведь это означает, что заводы, присвоенные не вопреки, а в соответствии с ельцинско-чубайсовским законом и определёнными законом «правами трудящихся», останутся в собственности капиталистов. Что, кроме военной промышленности, где Г. Зюганов сотоварищи намереваются «ввести» и так существующий госзаказ на продукцию, во всей остальной экономике будут сохранены непорочные рыночные отношения. Что коммерческие банки продолжат, под каким-то неясным контролем госчиновников, свою деятельность по выкачиванию средств из рабочего класса (причём «государственный контроль за деятельностью коммерческих банков» установлен уже сейчас — банки проверяются налоговой полицией, ревизионными управлениями, счётными палатами, сдают отчёты в статистические ведомства и т. д. и т. п.).⁷¹

«России нужен не новый виток гнилого либерализма, а здоровый прагматизм. Она готова принять подлинный рынок, а не рыночные миражи»⁷² — объяснил Зюганов, расписав за весь народ, что тот «готов принять подлинный рынок», подлинный капитализм с конкуренцией, кризисами, безработицей, а экономическая практика Ельцина — Гайдара суть «рыночный мираж», не-подлинный капитализм, а потому и неприемлемый.

Лишний раз доказывая, что КПРФ — это не партия одного Зюганова, а союз единомышленников, депутаты от КПРФ Н. Безбородов и В. Уткин на пресс-конференции в Думе 18 декабря 1996 г. заявили, что «прогрессивные реформаторы считают, что Россия должна вступать в рыночные отношения, но цивилизованным путём, не добивая окончательно российскую экономику, не отбрасывая на столетие Россию. В своё время многим из них по ряду причин была дана оценка красных, коммунистических. И эта оценка по инерции продолжает доноситься из центра. А эти люди отличаются тем здравомыслием, той мудростью, которая не позволяла в 1991—93 гг., очертя голову, броситься в омут, не просчитав вперёд»⁷³.

Данные высказывания ничуть не противоречат Программе КПРФ. Делегаты принявшего программу съезда КПРФ не сочли нужным прояснить, что же они имеют в виду под «общенародной либо коллективной собственностью», которую КПРФ собралась «восстанавливать» в тех случаях, когда «имущество, присвоенное вопреки Закону, интересам страны и правам трудящихся» (характерное построение ценностей по КПРФ — права трудящихся ушли на третье место после «интересов страны», но и последние уступают приоритет всемогущему Закону) будет ими «национализировано». И зачем разъяснять, когда ответ на этот вопрос был дан ещё 2-м съездом КПРФ в феврале 1993 г.: «Ведущей формой реализации общенародной собственности должны стать самоуправляемые народные предприятия с безвозмездной передачей средств производства в полномочное хозяйственное ведение трудовых коллективов»⁷⁴. Т. е. коллективы всех предприятий станут самостоятельными хозяевами, будут друг с другом торговать и разорять друг друга в порядке общенародной конкуренции… Это и называют вожаки КПРФ социализмом!

В ходе избирательной кампании 1996 г. кандидат в президенты Г. Зюганов выразился ещё яснее:

«Основными собственниками предприятий должны быть те, кто на них трудится (или трудился). Все остальные граждане могут беспрепятственно вкладывать в них свои средства, т. е. становиться совладельцами»⁷⁵.

Сдаётся нам, что именно такой строй мы сейчас и имеем. Ельцин, уже «поставивший под государственный контроль частные банки», уже установивший «госзаказ на военную продукцию», выполнил и эту программную задачу КПРФ. Разве в 1992—94 гг. 51 % акций предприятий не были переданы по 2-му варианту акционирования трудовым коллективам? И разве Ельцин виноват, что разорившие друг друга в общенародной конкуренции рабочие добровольно продали эти акции директорату и банкирам? Директорам, которые, кстати, тоже «трудятся» на приватизированных предприятиях, и банкирам, которые относятся ко «всем остальным гражданам» и «могут беспрепятственно вкладывать свои средства в предприятия».

Мы не преувеличиваем. В выступлении, посвященном анализу президентских выборов 1996 г., Зюганов приравнял общественную собственность к государственной, а коллективную к акционерной. Так и сказал: «Общественный (государственный) сектор разрушен и разграблен. Придушена налогами коллективная (акционерная) собственность»⁷⁶. Вот так оригинально трактует в докладе пленуму ЦК лидер КПРФ отношения собственности. По Зюганову, социализм в России уже сейчас есть, поскольку практически все предприятия в стране принадлежат либо государству, либо акционерным обществам. Только этот социализм «разграблен» и «придушен налогами». Снизить налоги, пресечь разрушение — и больше ничего менять не надо.

Ельцин выполнил и перевыполнил задачи КПРФ и в области ценовой политики. Распространенный в 1993 г. среди партактива КПРФ «Справочный материал к выступлению кандидата в депутаты» рекомендовал агитировать за «регулирование цен государством в переходный период», вслед за чем, «рпо мере расширения рыночных отношений, сфера свободных цен будет расширяться, а ограничения на доходы будут сниматься». Переходный период завершен, рыночные отношения расширились, и сфера свободных цен тоже расширилась, охватив даже коммунальные услуги. Чем это не реализация предвыборных целей КПРФ 1993 г.?

Отдельно стоит остановиться на Программе экономических реформ, выдвинутой КПРФ во время президентских выборов 1996 г. Поскольку в апреле—мае 1996 г. между Зюгановым и Ельциным существовало определённое равновесие, и первый имел реальные шансы стать следующим президентом России, этот документ — в отличие от партийной программы, на которой сказались задачи сохранения идеологического облика «коммунистов» — явился именно той программой, которую КПРФ была намерена выполнить в случае прихода к власти.

К началу выборов экономическая концепция КПРФ являла собой весьма разноцветное одеяло противоречивых воззрений государственного капитализма, анархо-синдикализма и монетаризма, которые нужно было упорядочить и ввести в единую систему. Программу было поручено подготовить бывшему директору СЭВ Юрию Маслюкову, после 1991 г. ушедшему в коммерческие структуры и в 1995 г. неожиданно всплывшему в головной части списка КПРФ. Маслюков первым делом решительно атаковал авторов законопроекта «О мерах выхода из кризиса», написанного группой парламентариев от КПРФ в 1995 г. Этот выдержанный в умеренно-социалистических тонах документ Маслюков назвал манифестом «левого крыла, крайне левого крыла» и подверг жёсткой критике.⁷⁷ «Если в 1995 г. данный законопроект был поддержан фракцией КПРФ, но отвергнут Думой,— отмечала газета РКРП „Вечерний Ленинград“,— то на сей раз от него отступилась сама фракция, ушедшая далеко вправо»⁷⁸. В действительности шкатулка зюгановских сальто-мортале открывается попроще: в 1995 г. фракция КПРФ в Думе была слабосильной и могла безнаказанно размахивать карточками голосования, зная, что результатов это махание никаких иметь не будет. А в 1996 г. фракция КПРФ вкупе с группами Рыжкова и Лапшина контролировала в Думе ситуацию и могла провести любой законопроект — было бы желание. Но желания ссориться с Властью и принимать законы в интересах пролетариата у КПРФ не было от роду.

Кого же пригласил Маслюков для разработки экономической программы кандидата от «народных патриотов»? — академика Абалкина, заместителя академика Шаталина Ассекритова и проповедницу цивильного капитализма Татьяну Карягину. В общем, программу Зюганову писали именно те экономисты, которые в конце 80-х годов были ближайшими референтами М. Горбачёва и довели СССР до стремительного экономического краха.

Что же советовали они теперь? Что же официально обещал сделать кандидат в президенты Зюганов? — Причиной кризиса объявлялся низкий объём денежной эмиссии и, как следствие, низкая покупательная способность на рынке («Падение производства вызвано сокращением платежёспособного спроса и нерациональным использованием финансово-кредитных ресурсов»⁷⁹). То есть приватизация, повлекшая за собой разрушение единой технологической производственной цепочки, сокращение НИОКР, отставание России от ведущих стран по передовым разработкам, к причинам коллапса отечественной экономики отнесена не была. Более того, отрицался сам факт принципиальной реакционности свободно-рыночных экспериментов в современном хозяйстве, Ельцин, Гайдар и Чубайс обвинялись лишь в погрешностях, допущенных в ходе реализации реформ: «ошибки, допущенные при либерализации цен», «не подготовленное к приватизации и плохо информированное население было лишено возможности принимать эффективные решения», «произошло резкое снижение реальных доходов населения в результате грубых ошибок в макроэкономической политике» и т. п.⁸⁰

Объяснение экономической катастрофы, а значит, и пакет лекарств для страны, носило, таким образом, чисто монетаристский характер с тем различием, что Гайдар предлагал печатать денег поменьше, а Маслюков, проявляя забавную обратную зависимость от ельцинского премьера, с точностью до наоборот — побольше.

Ещё бы, ведь задачей «государства станет взаимодействие с корпорациями и их альянсами (финансово-промышленными группами, консорциумами)». Крупная буржуазия не просто должна была сохранить свою собственность, но и приобрести государственную поддержку. Зюганов пообещал взаимно действовать с корпорациями и консорциумами (к таковым относятся, например, «Онэксим», «Империал», «Мост» и др. финансово-промышленные империи). Провозглашалось также «активное развитие Транснациональных корпораций с участием российского капитала, и, в первую очередь, капитала стран СНГ», то есть Зюганов не намеревался притеснять и иностранный капитал, «закабаливший», пользуясь народно-патриотическим сленгом, «матушку-Россию». Свою долю от пирога национальной экономики должна была получить и буржуазия помельче: «Финпромгруппы станут каркасом для развития малого и среднего бизнеса, которому потребуется государственная помощь для создания собственных сетевых структур, позволяющих выступать на равных во взаимоотношениях с крупным бизнесом». Конечно, ни один экономист, кроме Маслюкова с Абалкиным, не ответит, как могут выступать «на равных» крупный бизнес типа IBM или LG-Electronic и какая-нибудь мастерская малого бизнесмена.⁸¹ Политическое торгашество заменило научную честность.

В 1996 г. партия провозгласила: никакой национализации! Зюганов тогда прямо говорил, без обиняков: «Мы в прошлый раз проголосовали: давайте подведём итоги первого этапа приватизации и посмотрим, к чему это приводит. Наша точка зрения: то, что приватизировано и работает хорошо,— поддерживать».⁸² И далее — «если миллионы россиян стали владельцами частной собственности, почему мы должны их экспроприировать? Новое правительство сохранит честно заработанное, приобретённое, накопленное»⁸³. И ещё: «Основной причиной, по которой рухнули и КПСС, и Советский Союз, была монополия. Монополия на собственность, на власть и на истину»⁸⁴.

Таким образом, по Зюганову выходит, что основной причиной, по которой произошёл распад Советского Союза, было отсутствие в стране негосударственной, частной собственности, с присущей ей конкуренцией, безработицей, обогащением одних за счёт других. Между тем на самом деле всё выглядит наоборот: СССР рухнул потому, что в нём был избыток частной собственности, исподволь, через теневой оборот, хозрасчёт, ориентацию на прибыль взрывавший единое народное хозяйство. И в результате взорвавший его. Что до КПСС, то эта партия вообще не развалилась, а просто сбросила с себя коммунистические одежки. Конечно, захват госсобственности в частные руки отдельных представителей КПСС разрушил былые корпоративные связи, капиталистическая конкуренция породила многопартийную систему. Единой формальной партии больше нет, она проявляет себя как единое во многом. Поскольку в главном, в борьбе против пролетариата все осколки ЦК КПСС от Зюганова до Ельцина находят завидное единство.

Более того, фальсифицируя программу собственной партии, Зюганов пишет следующее: «В программе КПРФ прямо записано, что нельзя какую-либо форму собственности отвергать декретом, пока она не выработала полностью свой ресурс»⁸⁵. Такая формулировка наглядно показывает, что лидер КПРФ так боится обвинений в экспроприации частной собственности, что считает возможным и возрождение в России докапиталистических порядков. Ведь ни одна форма собственности, включая собственность на людей (рабство, крепостничество) никогда не вырабатывает свой ресурс полностью. Предшествующие производственные отношения становятся неэффективными лишь в конкуренции с более передовыми отношениями, позволяющими добиться более высокой производительности труда. Поэтому говорить о «полной» выработке ресурса означает либо не понимать сути процессов, либо всячески отстаивать наиболее реакционные, устаревшие, сковывающие развитие общества отношения. Позиция председателя КПРФ в вопросе о национализации есть позиция крайне правая, не имеющая ничего общего с интересами пролетариата.

Никоим образом не стоял и вопрос о национализации банков. Напротив, Г. Зюганов говорил о том, что в России существует «ряд устойчивых банков, соответствующих мировым требованиям, которые пытаются работать на национальную экономику и в которых выросло немало высококвалифицированных, по-настоящему талантливых банкиров и финансистов»⁸⁶. Этим патриотическим банкирам противопоставлялись банкиры, создавшие свои структуры «поспешно и даже стихийно», «обслуживающие персональные и групповые интересы», используемые «криминальными структурами для перекачки за границу больших денег»⁸⁷. «Талантливые и честные банкиры столь же необходимы России, как и умные, волевые военачальники»⁸⁸. Таким образом, в нарушение (точнее — в развитие) собственной партийной программы Г. Зюганов шёл к власти не для национализации коммерческих банков, а для вытеснения одних финансовых империй (Гусинского, Березовского) другими (Рыжкова, Семаго), о чём говорил открытым текстом. Ни о какой ликвидации финансовых империй КПРФ вопроса не ставит, они, по её мнению, нужны, ведь недаром лидер этой партии предлагает пересмотреть теорию прибавочной стоимости. Приди он к власти, сохранится и собственность директоров в АО, и контроль председателей колхозов в сельском хозяйстве, и финансовая олигархия. Просто изменятся фамилии. Зато от имени «народных патриотов» начнется травля социальных движений, выступающих против эксплуатации человека человеком.

«Различие в положении дворника и бизнесмена,— пишет Зюганов,— может быть следствием их вклада в общественное благосостояние, а — не результатом грабительского перераспределения материальных благ в пользу самых наглых»⁸⁹.

Фактически Зюганов обвинил Ельцина в том, что тот недостаточно исполняет волю и чаяния российской буржуазии:

«Дамоклов меч навис над всем национальным капиталом. Двадцать тысяч фермеров уже разорены. Кооператоры тоже разорены высокими налогами, отечественных товаропроизводителей банки задушили высокими процентными ставками. Если сейчас будет подписан указ о том, чтобы беспрепятственно пустить на рынок западные капиталы, они поглотят все наши „менатепы“ за две недели»⁹⁰.

Вслед за Зюгановым уверенным строем следует и вся партия. Так, популярная среди «народных патриотов» Светлана Горячева объясняет:

«Мы должны сказать нашим отечественным предпринимателям: не надо бояться коммунистов, мы не начнем тотальную национализацию. Ведь предприниматели, которые имеют деньги, сегодня тоже частенько оказываются заложниками режима, они хотят вложить деньги в отечественную промышленность, но налоговая система такова, что она просто не позволяет. Но ведь мы-то русские люди, мы с ними договоримся»⁹¹

Более того, предвыборная Программа КПРФ 1995 года провозгласила, что партия готова использовать «разгосударствление и национализацию средств производства, как два важнейших экономических рычага», то есть и дальше отдавать в частную собственность государственные предприятия.

Что же до антизападнических заявлений Г. Зюганова, то они предназначены исключительно для внутреннего потребления. На экспорт предназначены совершенно иные высказывания. «Прежде всего мы постараемся создать благоприятные условия для инвестиций. Банкиры, инвесторы не будут здесь работать, если положение не будет стабильным»,— подчеркнул Г. Зюганов во время встречи с лидерами корпорации «Флеминг Раша фонд» с Уолл-стрит. «Мы выступаем за эффективную защиту реально существующей в России экономики, в которой будет место и мощному государственному сектору, и коллективной (которую Г. А., как мы помним, приравнивает к акционерной), и частной собственности, в том числе принадлежащей на законных основаниях иностранным инвесторам»⁹² — объяснил кандидат в президенты от «коммунистов», прекрасно зная, что в целом частная собственность иностранных корпораций абсолютно «законна», ибо законы в России написаны капиталистами и для капиталистов. «Бывшие государственные предприятия не будут вновь национализированы. Вместо этого коммунисты собираются понизить налог на корпорации»⁹³ — вот заявления председателя ЦИК КПРФ, предназначенные не для отечественного обывателя, которого можно кормить ложью и двусмысленностями, видимо, до бесконечности, а для деловых западных партнеров. «Правительство должно выработать определённый защитный механизм для западных партнёров… Они должны быть уверены, что их деньги не пропадут» — объяснял читателям «Правды» Николай Рыжков⁹⁴.

Нет, не случайно лидеры КПРФ обвинили Ельцина в перехвате своих лозунгов в период президентской избирательной кампании. Перехватить лозунги национализации банков или выборности судей народом правящий режим не мог, так как эти коммунистические требования разрушают капиталистическую систему. «Перехватить» туманные обещания зажиточной жизни и державную риторику Зюганова — Подберёзкина для Ельцина и Чубайса не представляло труда. Эти обещания и эта риторика вполне согласуются с современными задачами российского капитала, будь то капитал компрадорский или национальный. Государственники из КПРФ не хотят понять, что нынешний режим кровно заинтересован не в ослаблении, а в усилении российского государства. Отрицание этого факта равносильно утверждению, что правящий класс хочет ослабить собственную власть.

И не надо смешивать этот вопрос с вопросом о влиянии России в международных отношениях. Имея слабоконкурентоспособное хозяйство, находясь в экономической зависимости от более развитых стран, Россия не может быть ничем иным, кроме младшего партнёра стран НАТО. Сильная армия может быть только у экономически сильного государства. И неважно, будет у власти Ельцин, Жириновский или Зюганов, но пока не изменится положение в промышленности, Россия будет занимать подчинённое положение в дипломатической иерархии. Тем очевиднее, что на деле лозунг «сильного государства» обращён сейчас вовнутрь страны, т. е. против тех, кто хочет взорвать и это государство, и его основу — частную собственность на средства производства. Против подлинных социалистов и коммунистов.

Сейчас не 1990 г., когда с большой степенью условности ещё можно было говорить о «советской государственности», на которую покушались коварные «демократы». Ситуация изменилась. Если говорить в самых общих чертах, то тогда перед теневым капиталом и номенклатурой КПСС стояла задача легализоваться и взять под контроль государственную собственность. Эта задача не могла быть достигнута без ослабления государства, то есть Советского Союза. Самостоятельно добиться такой цели буржуазия не могла и заключила фактический союз с наёмными работниками государства, решившими сбросить с себя бюрократическое ярмо, но не способными сделать это в национальном масштабе.

Для понимания сути процессов следует учесть, что внутри самих наёмных работников существовали две крупные группы с несовпадающими интересами: работники высокой квалификации, передовых отраслей, преимущественно промышленности группы «А»; — и работники менее высокой квалификации, сельского хозяйства, промышленности группы «Б». Сталинская двухэшелонная экономическая модель, как известно, заключалась в перераспределении национального дохода в пользу первых. Последующая практика «уравниловки», при которой труд специалиста был приравнен к труду чернорабочего, не только не сняла имевшихся проблем, но и значительно обострила их. Замедление темпов роста промышленного производства, товарный дефицит и технологическое отставание, имевшие в основе хозрасчётную реформу 1965 года, подводили к выбору:

• откатиться назад путём разрушения единой корпоративной экономики, её растаскивания, приватизации или хозрасчетной югославизации;
• стать современной корпорацией, концентрирующей силы и средства на перспективных направлениях индустриальных и информационных технологий, проводящей широкомасштабные НИОКР и формирующей НТП Земли.

Первый вариант осуществлялся более успешно, чем второй, потому что опирался на более широкую социальную базу — работников простого труда, которые желали избавиться от необходимости отдавать часть созданной ими стоимости на развитие научных технологий, проведение дорогостоящих исследований и ассигнование всегда первоначально убыточного стратегического эшелона экономики. В первом варианте, то есть ликвидации единого производства, без чего невозможна стала бы приватизация и переход собственности в частные руки, напрямую была заинтересована и бюрократия, выступавшая движущей силой рыночных реформ. Что же до квалифицированных работников как единственного социального слоя, который мог бы противостоять приватизационным программам, то они полагали, что в условиях свободной конкуренции либо их технически хорошо вооружённые предприятия (монополии), либо во всяком случае они сами как специалисты найдут себе рынки сбыта и значительно улучшат своё положение. Как это ни парадоксально, но реформа, неизбежным следствием которой стал распад СССР, отвечала текущим интересам подавляющего большинства населения страны. Эти процессы созревали десятилетиями. Ни о каком «обмане» не стоит и говорить. Уже при обсуждении реформы Косыгина — Либермана в 1962—65 гг. в подавляющем большинстве читательских писем в газету «Правда» была высказана поддержка товарникам.

Не имея сил, организованности и классового самосознания, то есть будучи не классом для других, а внутренне не спаянным социальным слоем, наёмные работники решали свои проблемы не на классовом, общенациональном уровне, а на уровне индивидуальном. Отсюда и задачей большинство людей наёмного труда ставили не антибюрократическую революцию, а личное благоустройство, превращение в хозяйчика, мелкого буржуа, акционера. Отсюда и несамостоятельность шахтёрских рабочих комитетов, и неудачи групп энтузиастов в формировании массовых левых организаций (ОФТ, МРП, ПДП, коммунистические платформы в КПСС), и прохождение основной политической борьбы преимущественно между отдельными буржуазно-бюрократическими кланами.

В 1992 г. развернулось акционирование. Это было время выпуска миллионов ваучеров и перехода контрольного пакета акций предприятий в руки трудовых коллективов, время нерегулируемой уличной торговли и формирования 60-миллионного слоя мелких буржуа. Хотя теневой капитал в союзе со вторым эшелоном бюрократии получил политическую власть, этот тандем ещё не притёрся, и частые трения способствовали продолжению начатой ещё во времена СССР критики в адрес государственных институтов — армии, спецслужб, чиновничьего корпуса.

С 1993 г. начался процесс концентрации капитала. Рабочие продают акции директорам и брокерским фирмам. Крупные торговые фирмы вытесняют уличных торговцев, побуждая государство к введению бесчисленных лицензий, патентов и правил, разоряющих мелких буржуа. Формируются финансово-промышленные группы. Банковские суперимперии создают холдинговые кампании, устанавливая свой контроль над промышленностью, транспортом и информационными каналами. Армия и спецслужбы из объекта насмешек и порицания превращаются в почитаемые опоры буржуазного государственного устройства и активно используются для подавления внесистемного октябрьского восстания 1993 г.

«Крупные предприятия, холдинги и объединения не только объективно способны инвестировать в отечественную науку и производство, но и объективно заинтересованы в упрочении Государства. Их руководство в основном уже начинает сознавать, что без государственной поддержки в стране и за рубежом они не будут жизнеспособны, будут быстро выброшены не только с внешнего, но и с внутреннего рынка»⁹⁵ — справедливо отмечает сопредседатель «Народно-патриотического союза России» Подберёзкин.

Деление российской буржуазии на национально ориентированную и ориентированную прозападно верно лишь отчасти. Прибыль для Гусинского, Березовского, Ходоровского и других капитанов большого бизнеса выше всяких идеологических симпатий. Если выгоднее размещать капитал в России, они будут размещать его в России и выступать за защиту российского рынка от иностранной конкуренции. В нарисованной «народными патриотами» схеме торгово-финансовый капитал выглядит едва ли не марионеткой западных монополий, не в пример «красным директорам» промышленности, отстаивающим национальные интересы. В действительности «красные» директора не прочь получить иностранные инвестиции в свои предприятия, а «компрадорские банкиры» уже в 1993 г. потребовали от правительства и добились президентского указа об ограничении доступа иностранных банков в Россию. Более того, когда в 1995 г. западными фирмами была предпринята попытка внедриться в топливно-энергетический комплекс России и приобрести акции крупной нефтяной кампании «Юкос», председатели «Менатеп», «Столичного» и других ведущих банков выступили со следующим заявлением: «Стратегические интересы России требуют обеспечения национального контроля над ключевыми позициями в ТЭК, поэтому мы обязались не продавать, не закладывать и не передавать в управление иностранным кампаниям контрольного пакета акций нефтяной кампании „Юкос“»⁹⁶. Полным фиаско закончилась отчаянная попытка либерала Немцова разгосударствить «Газпром» — против потенциальной угрозы проникновения западного капитала в этот сектор, означавшего потерю части своих доходов, выступил крупный российский бизнес. И выступил не по причине осознания каких-нибудь «национально-государственных интересов», а потому, что его собственные интересы сейчас и являются интересами российского государства.

Вместе с изменением отношений между бизнесом и государством с подчинением последнего первому, изменилось и отношение бизнеса к «правам человека». Крупному капиталу уже не нужны ни свобода слова, ни свобода стачек. Теперь они представляют угрозу не бюрократии КПСС, а его собственному существованию. Уже в 1995 г. «красный директор» ВАЗа В. Каданников направил меморандум Б. Ельцину с требованием ограничить права профсоюзов.⁹⁷ Беспорядочный грабеж постепенно сменяется грабительским порядком. На посту премьер-министра идеолога мелких буржуа Е. Гайдара сменяет ставленник монополий В. Черномырдин. Е. Гайдар и Г. Явлинский уходят в оппозицию, а ближайшими союзниками нового председателя правительства оказываются вчерашние оппозиционеры типа В. Жириновского, А. Тулеева, В. Ковалева, И. Рыбкина, а также самого Г. Зюганова.

Эти изменения ощутимы и в смене официальных государственных ориентиров. Откровенные западники Чубайс и Козырев публично высказываются против расширения НАТО, что вызвано не только идеологическим камуфляжем, но и сменой задач российского капитала. Ельцин и весь государственный аппарат перестают обращаться к демократическим ценностям и вовсю используют ценности государственного патриотизма. На смену «свободе, демократии, борьбе с привилегиями, правам человека и равновесию властей» приходят «целостность России, порядок, законность, стабильность, сильная власть».

1996 г. показал, кто готовится правящим классом в преемники Ельцина. Это не Явлинский и уж тем более не Гайдар. Их время безвозвратно ушло. На смену Ельцину идут Черномырдин, Лебедь и Лужков. Ельцин не перехватывал в ходе выборов лозунги Зюганова (если только не брать в расчёт обещания социальных благ и выхода из кризиса, раздаваемые политиками всех мастей). Просто лозунги и задачи правящего режима Ельцина и «народных патриотов» Зюганова — Рыжкова совпали. И тем, и другим нужно сильное государство. Без национализации частной собственности. А у кого собственность, у того, как известно, и власть. Собственность обе команды оставляют буржуазии. То есть и Ельцину, и Зюганову нужно сильное буржуазное государство. Способное держать трудящихся в узде.

Второй раздел программы КПРФ именуется не без претензии: «Уроки российской истории и пути выхода из кризиса». Из самого названия его следует, таким образом, что авторы Программы изучили этапы развития российского общества, провели определённый научный анализ и на основании этого научного анализа предлагают теперь продуманную программу действий.

Раздел начинается с нескольких слов об особенностях исторического развития каждой страны, а также комплиментов в адрес революционного движения народа. Характерно, однако, что вспомнив крестьянские войны Разина и Пугачева, дворянское восстание 1825 г. и деятельность Герцена и Чернышевского, авторы программы умудрились ни слова не сказать ни о рабочем движении, ни о партии большевиков, ни об установленной в 1917 г. диктатуре пролетариата. Аллергия КПРФ к пролетариям не случайна — мы видим, что и Зюганов, и его «народно-патриотические» единомышленники берут свои истоки более от славянофилов и народников, от выхолощенного Бакунина и примитивизированного Плеханова, но никак не от марксистского направления революционной мысли России. Собственно, и В. И. Ленин упоминается во всей Программе только единожды, не считая дежурного обещания «добиваться прекращения очернения учения В. И. Ленина» — и даже не как теоретик коммунистического движения и практик революционной борьбы (что сейчас, в условиях оппозиционного этапа развития, для коммунистов, по идее, наиболее актуально), а как противник неких зловещих «псевдореволюционеров», «рассматривавших страну и государственную собственность как „добычу“, подлежащую разделу»¹²². Ленин-революционер, Ленин-марксист, Ленин-борец с оппортунизмом Зюганову неинтересен.

Идеалисты из Роскомсоюза осенью 1994 г. обвинили Зюганова в «юридическом признании законности антинародной конституции» только за то, что в «Обращении Президиума ЦК КПРФ» от 15 ноября 1994 г. была поставлена задача «посредством установленных законом процедур принять меры к восстановлению народовластия в России»¹⁹². В феврале 1997 г. на Координационном Совете НПСР Г. Зюганов первой задачей назвал «возвращение власти в конституционное русло»¹⁹³.

Вот как теоретически выглядит путь КПРФ… Нет, не к социализму. К выходу из кризиса посредством «правильного (а не абы какого — правильного!) осознания трудящимися, всем народом своих коренных национально-государственных интересов»:

Первое, это — «отстранение законными методами от власти антинародных мафиозно-компрадорских кругов — партии национальной измены, установление власти трудящихся, патриотических сил».

Непонятно, как же законными методами можно отстранить от власти «мафию», которая сама пишет законы? Все речи о законности имеют единственной целью убедить трудящихся, что улучшить жизнь можно, бросив бюллетень в урну («правильно осознав» свои государственные интересы — как будто у лишённого собственности и власти пролетариата в буржуазном обществе могут быть какие-то государственные интересы!).

Законность! Когда-то забастовки вообще были незаконными. Законными они стали не благодаря жалобам, прошениям и выборам в Думу «народных патриотов» (всегда — от Пуришкевича до Подберёзкина — выступавших против стачек), а благодаря массовой волне неразрешённых стачек, захлестнувшей власть имущих и вынудившей правящие классы пойти на уступки. Когда-то (чего, видно, не знают мудрецы из Программной комиссии КПРФ) незаконно было даже говорить об освобождении крестьян от помещиков и Радищев был именно преступником, переступившим дозволенные монархией цензурные границы. Да и сама Россия образовалась незаконным путём — путем «сепаратистского» отделения от Золотой Орды и возмутительного отказа платить дань.

Кто принимает законы? — президент и парламент. Кто они по своей классовой принадлежности? — представители буржуазии, а не пролетариата. В нынешней оппозиционной на словах и капиталистической на деле Государственной Думе из 450 депутатов всего лишь семь рабочих, а врачей и учителей вообще нет. Поэтому законы принимаются и работают в интересах капитала. И если в классовом противостоянии, которого не отрицают даже Зюганов с Подберёзкиным (просто считая его вторичным по сравнению со своей заботой о сохранении буржуазного государства), одна из сторон, имущий класс, устанавливает правила борьбы (законы) и притом всегда готова их нарушить, применяя ложь и прямое насилие, а другая сторона, пролетариат, подчиняется этим правилам, кто победит?

Сила трудящихся классов — не в законности. Сила — в организованности и решительности. Объединённый, нераздробленный пролетариат способен добиться любой политической цели. И даже — какой «незаконный» путь! — может осуществить в стране революцию.

В приведённом «первом шаге», кстати, речь идёт не о власти рабочих, а о власти трудящихся в форме власти «патриотических сил». Запятая в выражении «власть трудящихся, патриотических сил», в данном случае означает не разделение двух понятий, ибо при разделении в таких случаях пишется союз «и», а их слияние, объединение, уравнивание. То есть «власть трудящихся» для идеологов КПРФ — это не власть рабочих комитетов на предприятиях, не сменяемость любого чиновника в любое время народом, не свободное творчество масс, которое в итоге может отстранить от власти и саму КПРФ. «Власть трудящихся» для КПРФ — это власть «патриотических сил», то есть власть партии и её партийных союзников, власть бюрократии, которая снова любой свой шаг будет обосновывать «интересами трудящихся».

Второе, хотя логичнее было бы поставить первым, — «сохранение государственной целостности России, воссоздание обновлённого союза советских народов, обеспечение национального единства русского народа».

Национальное единство русского народа в условиях рынка и частной собственности — это единство русского буржуа, чиновника, директора, банкира и русского батрака, фабричного рабочего, учителя, врача. Очевидно, что первые кровно заинтересованы получать большую прибыль, что возможно только за счёт присвоения труда вторых. Но они — «едины», поскольку «русский всё равно останется русским, даже если он и купил дом в Лондоне»,— как пишет автор Программы НПСР А. Подберёзкин¹⁹⁴. «Совесть не позволит русскому человеку жить за счёт других, истощать и осквернять природу, эксплуатировать слабых»¹⁹⁵ — дополняет Зюганов. Позволяет, Геннадий Андреевич, позволяет — разве большинство директоров в России, ради собственных капиталов беззастенчиво убивающих рабочих — не русские? (невыплата зарплаты есть именно убийство, недаром среди рабочих так много случаев самоубийств, вызванных обнищанием и безвыходностью).

Достичь чудесного взаимопонимания между угнетателями и угнетёнными возможно либо через ограбление третьего мира, а на это слабенькая империалистическая Россия не способна, да такие рецепты сейчас не помогают даже правительствам Западной Европы, либо путём создания некоего пугала (ислам, внешний агрессор, зловещие сепаратисты), которое позволит консолидировать раздираемое внутренними противоречиями капитализма общество в интересах… Чьих? Рабочих, учителей, рядовых ИТР? — Да нет же, в интересах правящих классов.

Одно пугало, кстати, уже найдено — это противники «государственной целостности России» из числа, например, чеченцев. Затем появится и другое. Ведь для более основательного обеспечения «национального единства» КПРФ придется утихомирить вечно недовольных смутьянов из числа «бастующих саботажников и леворадикальных провокаторов», то есть душить и разгонять забастовки, запрещать оппозиционные левые газеты и партии. Разве социалисты Керенский и Церетели в июле 1917 г. не отдавали приказов об арестах большевиков и разгромах большевистских типографий? Разве западная социал-демократия не прибегает к помощи судов, полиции и спецслужб для борьбы против мешающих ей радикальных коммунистов? Разве Зюганов уже не предал народное восстание в октябре 1993 г.?

Более того, уже сейчас лидеры КПРФ и НПСР выступают против классовой борьбы пролетариата за свои интересы. Теоретически этот крестовый поход против коммунистического движения обосновал А. Подберёзкин, заявивший, что общегосударственные интересы имеют приоритет над интересами классов (то есть интересами рабочего класса и трудящихся в целом), а теория всемирной победы пролетариата является несуразицей, от которой страдают конкретные люди и «лишается перспективы всё народно-патриотическое движение»¹⁹⁶.

Именно отсюда появляется и третий шаг — «гражданский мир в обществе, разрешение разногласий и противоречий законным путём, на основе диалога».

Так законным путём или на основе диалога? Зюганов хочет диктовать рабочему классу условия борьбы путем мелочного бюрократического регламентирования. Может быть, на каком-то этапе у него это получится. Может быть, он так и не придёт к власти. Не исключено, что придя к власти, даже он будет бессилен накинуть узду на рабочее движение. В любом случае наши симпатии не на стороне Зюганова, и мы находимся с ним по разные стороны баррикад. Зато по одну сторону баррикад с Зюгановым оказываются Лебедь с Ельциным и Лужковым, это агрессивное трио «правды и порядка».

Остальные «шаги» Программы КПРФ не выходят за пределы этатистских мер, под которыми подпишется любая политическая партия России — «укрепление политической независимости Союза», «решительная война преступности» и «срочные меры выхода из экономического кризиса посредством государственного регулирования хозяйственной жизни». Мы ничего против этих мер не имеем и готовы под ними подписаться. Они настолько туманны и неопределённы, что под ними без отхода от своей программы реформ могут подписаться и Чубайс с Немцовым. И это называется Программой партии!

«Программа наших действий,— пишет Зюганов.— Что в неё вообще входит? Прежде всего — думская работа… Второе направление связано с работой в массах»¹⁹⁷.

Яснее не скажешь. Работа в массах для КПРФ вторична по сравнению с парламентскими заигрываниями с правящим классом. Работа в массах подчинена парламентской деятельности.

Теперь мы, наконец-то, подошли к плану взятия власти. Взятие власти КПРФ намерена осуществить в три этапа, подробно расписанных в основном партийном документе:

1. На первом этапе образуется правительство национального спасения. Оно национализирует («призвано возвратить народу и взять под контроль государства») «имущество, присвоенное вопреки народным интересам»¹⁹⁸. Трактовать эти интересы будет, очевидно, государство. Многоукладность экономики, разумеется, сохраняется. Зато вытесняется иностранный капитал. «Товаропроизводителям создаются условия, позволяющие эффективно работать в рамках» Его Величества Закона. «Налаживается самоуправление» (хорошо, правда? — самоуправление налаживается!) и контроль трудовых коллективов над производством и распределением национального богатства.

2. На втором этапе трудящиеся смогут «всё активнее и шире участвовать в управлении делами государства через Советы, профсоюзы, рабочее самоуправление и др. органы прямого народовластия». В экономике «отчётливо проявится» ведущая роль социалистических форм хозяйствования.

3. Наконец, на третьем этапе «будут доминировать общественные формы собственности на средства производства».

О политической системе третьего этапа Программа хранит молчание, хотя очевидно, что «всё более активное и широкое участие» трудящихся в управлении делами государства весьма отличается от управления государством самими трудящимися через выборных и отзываемых в любое время представителей. Ещё бы. Ведь, как пишет сам Зюганов, «народ очень доверчив»¹⁹⁹, а сама Программа КПРФ недвусмысленно, как мы видели раньше, поясняет, что в «социалистическом» обществе будут трудящиеся и нетрудящиеся, притом именно последние будут «стимулировать» самоуправление первых, т. е. контролировать степень их свободы и инициативы. Зюганов пишет дословно следующее (это очень важно для понимания сути и целей КПРФ и её лидеров): «После прихода к власти народно патриотические силы положат конец всем формам духовно-нравственного растления народа»²⁰⁰, то есть КПРФ и НПСР будут решать, что разрешено читать, а что запрещено, что разрешено говорить, а что запрещено. Учитывая стойкую аллергию вожаков этой партии к научному атеизму, марксизму, пролетарскому интернационализму, однозначно будет запрещена коммунистическая пропаганда как «растлевающая» народ. Фактически речь идет о диктатуре с опорой на прямое насилие. Готовность к такому насилию прибегнуть не скрывается.

Не рассматривается и ведущая для понимания причин кризиса СССР проблема рыночных отношений. Ведь «доминирование общественных форм собственности на средства производства» не отрицает ни хозрасчёта, ни товарно-денежных отношений, то есть не отрицает ежедневного и ежечасного воссоздания в производственном процессе капиталистических отношений.

Перед нами — три этапа программы весьма ограниченного государственного капитализма, в которой, однако, оговариваются определённые права трудовых коллективов. Программа КПРФ даже на третьем этапе — Программа европейского Государства Благоденствия. Государства Благоденствия, переживающего сейчас трудные времена и испытывающего потрясения мирового рынка. Иллюзии, которые становятся вчерашним днём для западного пролетариата, Программа КПРФ представляет как вершину стремлений пролетариата российского.

Лидеры КПРФ — хорошие буржуазные политики, и хотя Г. Зюганов имеет привычку пенять на «гнусный прагматизм» и рассказывать о преимуществах идеализма, на практике всё выглядит по-иному. Рыцари КПСС в начале 1993 г. были неприятно удивлены, когда КПРФ отказалась обсуждать воссоздание этой организации: вопрос о создании союза компартий бывшего СССР по требованию И. Осадчего, Г. Скляра и В. Зоркальцева был даже снят с повестки дня Оргкомитета восстановительно-учредительного съезда КПРФ 11 февраля 1993 г.²⁰¹

Собственно, и к восстановлению СССР у руководства КПРФ с самого начала было довольно скептическое отношение. Если Крючков и Умалатова считали, что сама аббревиатура «СССР» является чем-то вроде путеводной звезды всего комдвижения, а Хабарова называет Ельцина «нелегитимным президентом» на том основании, что до сих пор население России пользуется паспортами Советского Союза, то ставленники Зюганова в СКП-КПСС Лигачев и Мельников на Конгрессе народов СССР в 1994 г. провели резолюции о создании Союза равноправных государств, мало отличающегося от Союза независимых государств, созданного в 1991 г. и «благополучно» существующего доныне.²⁰²

Что же понимают идеологи «народных патриотов» под восстановлением Союза? Во-первых, ни слова не говорится о праве наций на самоопределение вплоть до отделения. Зюганов ставит вопрос иначе — «законодательное признание верховной властью России права наций на воссоединение. Это создаст необходимую правовую базу для воссоздания соборного единства русского народа»²⁰³. Таким образом, «право наций» оборачивается правом на аннексию целины, Крыма, Кохтла-Ярве без права казахских и украинских районов России на воссоединение с Казахстаном и Украиной. Сама по себе вполне правильная идея защиты прав русскоязычного населения от дискриминации со стороны националистических правительств заменяется разжиганием национальных конфликтов. Если «право на воссоединение» (как форма права на самоопределение) провозглашается исключительно для одного народа, и полностью отрицается для других, то мы имеем откровенное провоцирование национального разграничения и розни (которое в первую очередь сторицей выйдет для русской диаспоры в ближнем зарубежье).

Во-вторых, конечно, отрицается право на отделение от России. Зюганов уже сейчас требует изъять из Конституции Тувы право на выход из РФ, а в будущем обещает «твёрдо и решительно оградить нашу национальную безопасность от любых внешних или внутренних посягательств»²⁰⁴. «Внутренние посягательства» есть нё что иное как движение за выход из состава России. Мы не поддерживаем такой выход, поскольку он на деле означает разделение трудящихся различных национальностей, усиление местных националистических бюрократий и шовинистическую реакцию в Москве. Но мы признаём право на отделение и ни в коем случае не поддерживаем полицейские и военные репрессии против национальных движений. Разумеется, победивший пролетариат России окажется на стороне пролетариата национальных республик и вместе с ним будет сопротивляться сепаратизму, который после революции будет направлен против единства нашего класса. Такое сопротивление ничуть не будет означать ликвидации права на отделение, равно как стремление сохранить семью не означает агитации за запрет разводов. Но сегодня выступать вместе с правящим классом России (то есть с буржуазией) против национальных движений — означает укреплять откровенно антирабочий режим, подавлять вместе с ним трудящихся, желающих избавиться от такого ярма.

В-третьих, «союз нерушимый» в изложении Зюганова выглядит концентрационным лагерем, где править будут не избранные населением Советы, а наместники Кремля. Геннадий Андреевич проигрывает сценарий «введения в неблагополучном регионе прямого президентского правления, в результате которого глава государства может назначить туда своего полномочного представителя, делегировав ему необходимый объём прав. К сожалению,— уточняет Зюганов,— Кремль не обладает ни политической волей, ни нужной степенью административной компетенции, чтобы реализовать этот вариант на практике»²⁰⁵ Вместо России как страны, где трудящиеся различных национальностей самостоятельно управляют своей судьбой, мы получаем концентрационный лагерь с диктатурой кремлёвского президента, который вправе ликвидировать избранные трудящимися органы власти и назначать наместников.

А теперь о главном, о содержании «народно-патриотического» «объединения республик». «Главной общенациональной задачей,— пишет разработчик программы НПСР А. Подберёзкин,— в ближайшие годы станет мирное восстановление великого русского государства в его естественных границах, существовавших до 1991 г.»²⁰⁶. Русского государства, а не союзного. Украинцам, казахам, грузинам, туркменам — в общем, всем нерусским народам, численность которых в совокупности больше русского, отводится роль подчинённого элемента.

Лидеры НПСР далеки от мысли, что такое колониальное устройство вряд ли окажется устойчивым, и им придётся иметь дело не с 700 000 чеченцев, а со 150 000 000 людей, не привыкших к национальному неравенству и не приемлющих его.

Особое внимание Г. Зюганов уделяет международным отношениям. Геополитика для него имеет первостепенное знание. Она является ключом к пониманию им как выразителем коллективных чаяний КПРФ и НПСР задач думской оппозиции. Как мы видели выше, классовая борьба отходит на второй план и заменяется противостоянием атлантической и евразийской цивилизаций. Поэтому восстановление контроля России над Евразией объявляется бесспорным первичным условием для решения внутренних проблем: «Без должного выхода в Мировой океан (в предыдущем предложении Зюганов писал о „прорыве к тёплым морям, к Балтике и Чёрному морю“) ни один руководитель, с каким бы партийным билетом он ни пришел завтра к власти, не решит ни одной крупной проблемы»²⁰⁷ В случае победы на выборах лидер КПРФ, таким образом, объяснит избирателям, что экономический спад, задержка зарплаты, безработица и обнищание будут преодолены лишь после присоединения Крыма, Прибалтики и иных стратегических территорий.

«Россия вновь стоит перед необходимостью решения тех же трёх громадных геополитических задач, что и четыреста лет назад: выход к Балтике, Чёрному морю, собирание русских земель и оформление чётких границ на юге и юго-востоке. Только теперь у нас нет в запасе трёхсот лет для их решения»²⁰⁸.

Зюганов (как «геополитик») рассматривает три варианта развития человечества и места России в мировом сообществе:

• глобальная смута;
• «планетарная диктатура»;
• баланс интересов.

«Планетарная диктатура» подразумевает, само собой, диктатуру США, НАТО и «мировой закулисы». Избежать её, очевидно, можно только поставив железный занавес. Глобальная «смута» есть не что иное как крушение капиталистической «стабильности» и массовые народные выступления на Западе и в «третьем мире», от которых Зюганов убеждает спасаться путём укрепления собственной государственности и самодостаточности (автаркии) — то есть опять-таки железного занавеса, который будет призван не допустить проникновения революционной смуты в нашу страну.

Наконец, «баланс интересов» есть не что иное, как постепенное угасание Запада, в результате которого «в мире может установиться новая глобальная политическая инфраструктура», «гарантом такого сбалансированного мира и смогла бы стать Россия»²⁰⁹ То есть «народно-патриотическая» Россия призвана заменить США в качестве мирового жандарма, диктующего волю народам мира.

Каким образом планируется это сделать? — Геннадий Андреевич со свойственной ему как математику педантичностью в одной из последних своих книжек «География победы» выделяет три этапа замены гегемонии США гегемонией России.

На первом достигается внутренняя консолидация политической элиты и народа на базе платформы НПСР, т. е. при сохранении частной собственности, установлении прямого президентского правления в неподчиняющихся регионах, усилении роли православной церкви. На втором происходит объединение с Белоруссией и Украиной, притом особые надежды возлагаются на украинский офицерский корпус.

«После того, как будут решены задачи первых двух этапов, России станет по силам достичь главной геополитической цели — восстановить контроль над «хартлендом». Только достижение этой цели сможет обеспечить нашему государству подлинную национальную безопасность»²¹⁰

«Хартлендом» — сердцем мира — в геополитике называется внутренняя часть Евразии, притом некоторые «учёные» относят к нему Восточную и Центральную Европу, Сахару, Арктику и субарктические территории Северной Америки, а также Индию и Китай.

Зюганов прекрасно понимает, что установление господства России над Евразией — задача весьма непростая, и перечисляет «возможные и доступные формы контроля». В первую очередь он называет военный контроль, уточняя, что «речь идёт не об агрессии и подрывных действиях, а о создании совместных военных сил и размещении на территории соседних дружественных государств российских военных баз», подготовке офицерского состава для вооружённых сил этих государств и их технологическую привязку через поставку оружия российского производства. Чтобы государства были «дружественными», включатся в работу дипломаты, перед которыми ставится задача «поддержки пророссийски ориентированных частей национальных элит». А в качестве инструмента давления на правительства этих государств Зюганов называет «использование технологической и энергетической зависимости сопредельных территорий», политическую активность русской диаспоры, пропаганду. И что важно — Зюганов постоянно подчёркивает цель поставить другие государства в зависимость от России, установить контроль над другими странами, навязать волю Кремля народам. И речи нет об интернационализме, сотрудничестве и дружбе народов, помощи рабочему и коммунистическому движению.

В своей основе геополитика Зюганова представляет собой зеркальный слепок геополитики США: расширение сети военных баз, вмешательство в дела иностранных государств, полное пренебрежение интересами народов этих государств. «Можно согласиться с теми, кто считает биполярную модель мироустройства оптимальной для сохранения стабильности современного мира»²¹¹ — пишет Зюганов. Иначе говоря, признаётся прогрессивным присутствие двух мировых жандармов, каждый из которых контролирует свою часть планеты и сдерживает другого, то есть положительной является и роль США как противовеса России. Впрочем, Геннадий Александрович не может сдержать желания обойтись и без Соединённых Штатов: «Россия должна быть именно державой, т. е. страной, удерживающей (совместно с другими или в одиночку) мир от сползания в пучину хаоса и катастроф»²¹². То есть России предлагается сменить США на посту мирового жандарма.

В письме ЦИК КПРФ к членам партии «О месте КПРФ в политической жизни современной России» было сказано следующее:

«Прежде всего мы — партия, объединяющая коммунистов-государственников, считающих своей исторической задачей сохранение целостности Российской Федерации, постепенное воссоздание союзного государства…

Мы опираемся на марксистско-ленинское учение о государстве, беря из него критику государства как формы господства меньшинства над большинством, идею приобщения к управлению страной всех полноправных граждан. Диктатура любого класса в современной России привела бы её в конечном итоге к исторической катастрофе».²¹³

«Попытки реставрировать идею диктатуры пролетариата — это уже не детская болезнь левизны. Это провоцирование гражданской войны»— встаёт в позу мещанина-обличителя Юрий Белов²¹⁴. А вот голос геополитика Зюганова: «Конечно, классовые интересы не могут совпадать везде и во всём. Но эти различия были должны (не оправдали, видать, классовые различия его доверия) вновь стать источником конструктивного общественного диалога, двигателем рациональных государственных реформ, а не смут, мятежей и войн. Мятежи и бунты происходили как раз тогда, когда пытались установить „классовую диктатуру“, безразлично какую — боярскую, дворянскую или пролетарскую»²¹⁵. Разве не называет в открытую здесь «коммунист № 1» революцию 1917 года «мятежом и бунтом»? Разве не говорит он открытым текстом, что вместо революции нужно было «двигать рациональные государственные реформы», то есть не ломать систему царской России, а улучшать её?

Что же такое пролетариат с точки зрения марксистско-ленинского учения, на которое не прочь сослаться, когда им это выгодно, идеологи КПРФ? — методологически на этот вопрос ответил Ф. Энгельс в фундаментальной работе «Принципы коммунизма»:

«Пролетариатом называется тот общественный класс, который добывает средства к жизни исключительно путём продажи своего труда, а не живёт за счёт прибыли с какого-нибудь капитала»²¹⁶.

Итак, по Энгельсу, пролетарий — это не только промышленный рабочий, но и любой наёмный работник, не имеющий иных средств к существованию, кроме продажи своего труда. В ⅩⅨ и начале ⅩⅩ века, когда население и Западной Европы, и России в значительной части состояло из мелкой буржуазии (крестьян и ремесленников), а сфера услуг практически не была развита, в реальной жизни пролетарий был синонимом промышленного рабочего (хотя не только промышленного — уже существовала сеть железных дорог, не говоря уже о сельхозрабочих). Инженер, врач, учитель по своему социальному статусу стояли ближе к буржуа,— равно как современный наёмный директор, менеджер, управляющий относятся к классу буржуазии, а не пролетариата, поскольку его доход в форме зарплаты намного превышает его реальный вклад в производство. Кроме того, сама прослойка наёмных работников умственного труда была тогда весьма ничтожной — в царской России, например, на 175 млн населения приходилось всего 20 тысяч врачей.

ⅩⅩ век принёс — не мог не принести — сдвиги в социальную систему России, как и всего мира. Произошла пролетаризация не только раскрестьяненного сельского населения, но и интеллигенции, причём доля последней в обществе многократно возросла. Поэтому, когда мы сегодня говорим о власти (или диктатуре) пролетариата, мы говорим о власти наёмных работников.

КПРФ же, отказываясь от принципа пролетарской диктатуры, фактически предлагает в качестве цели некое фантастическое государство, в котором власть бы принадлежала одновременно и буржуазии, и наёмным работникам, причём последние приносили бы за счёт своего труда этой буржуазии прибыль и добровольно (будучи тоже у власти) отказались от повышения своего жизненного уровня ради классового мира и сверхпотребления банкиров, чиновников, директоров и крупных акционеров.

В 1852 г. К. Маркс отмечал в письме к члену Союза коммунистов Вейдемейеру:

«Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собой. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты — экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего:

1. что существование классов связано лишь с определёнными историческими фазами развития производства;
2. что классовая борьба неизбежно ведёт к диктатуре пролетариата;
3. что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов».²¹⁷

Итак, диктатура пролетариата — главное в марксизме. Ленин в «Государстве и революции» писал:

«Ограничивать марксизм учением о борьбе классов — значит урезывать марксизм, искажать его, сводить его к тому, что приемлемо для буржуазии. Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжинного мелкого (да и крупного) буржуа. На этом оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма».²¹⁸

Между тем Зюганов объявляет, что в «целях восстановления соборного единства общества коммунисты отвергли экстремистские тезисы о классовой борьбе, грозившие народу расколами и внутренними конфликтами»²¹⁹, на паях с Кара-Мурзой «сделав решающий шаг на пути идеологического оздоровления»²²⁰ и отвергая тем самым даже само наличие в России классового общества. «Только бескомпромиссный возврат к практике классовой борьбы и пролетарского интернационализма может спасти страну — твердят те, кто даже из распада СССР и гибели КПСС не сделал никаких выводов» — обвиняет коммунистов в буржуазной «Независимой газете» Зюганов²²¹, даже не понимая того, что «практика классовой борьбы» рождается не чьими-то программными заявлениями, а объективным противоречием между трудом и капиталом.

В уже упомянутом письме к Вейдемейеру Маркс так отзывался о подобных людях:

«Невежественные олухи, вроде Гейнцена, отрицающие не только борьбу, но и самое существование классов, доказывают этим только то, что они, несмотря на свой мнимочеловеколюбивый вой, считают общественные условия, на которых покоится господство буржуазии, последним продуктом, крайним пределом истории, доказывают только то, что они — лишь слуги буржуазии».²²²

Но Зюганов, как и подобает последовательному мракобесу, не остановился на отрицании классов. Стоит привести ещё одно его социо-философское открытие:

«В сравнении с лишь вырисовывающимся на горизонте технологическим способом производства нынешний способ индустриального производства превращается в реакционную силу, и вместе с ним и его основные агенты — предприниматель и наёмный работник — превращаются объективно из некогда прогрессивных в отсталые, реакционные классы. В отличие от них крестьянин, производственная деятельность которого более органично вписывается в природу и её естественный временной, энергетический и вещественный круговорот, объективно ближе к новым потребностям человечества».²²³.

Разберись, кто сможет:

• индустриальное производство не является технологическим (а каким же оно, милейший, является?);
• при технологическом производстве по неведомой причине предприниматель и наёмный работник становятся реакционными классами;
• а вот крестьянин, давно уже исчезнувший в развитых странах, включая нашу собственную, и смененный сельскими предпринимателями и сельхозрабочими, «объективно ближе к новым потребностям человечества».

Право же, чудны дела твои, господи!

Провозглашенная в Программе КПРФ доктрина «устойчивого развития» отрицает не только марксистские представления о развитии общества, но и диалектический метод вообще. В самом деле, как связать эту теорию с законом отрицания отрицания или перехода количественных изменений в качественные? Разработанное Гегелем и углубленное Марксом диалектическое учение теоретически обосновало революционный характер общественного развития и тем обрекло себя на яростные проклятия схоластиков и догматиков консервативного склада.

Вопреки партийным инструкциям аппарата ЦК КПРФ, человечество не развивается по линейной восходящей схеме. Есть периоды упадка и процветания, прогресса и регресса, омертвления ещё недавно авангардных форм общественного устройства и второго прихода прежних, казалось бы изжитых, порядков.

Более того, если вспомнить, что социум проявляет себя в различных, хотя и тесно соприкасающихся, cферах — экономике, политике, культуре и пр.— говорить о каком-то общем устойчивом развитии явно не приходится. Революционный рывок 1917 г., освободивший народы России от векового угнетения, сопровождался быстрым упадком экономики и массовой эмиграцией деятелей культуры. Напротив, в 1930-е гг. в Германии быстрый рост промышленного производства шёл параллельно с формированием исключительно реакционной политической модели государственного устройства. Рост социальных благ в 1960-е годы в Европе, с одной стороны, способствовал улучшению благосостояния трудящихся, а с другой стороны, ослаблял революционное крыло рабочего, профсоюзного движения. Развитие передовых производств происходит в условиях оттока капиталов из других отраслей. Идея устойчивого развития в экономике — не что иное как нелепый замысел равномерного прироста по всем направлениям, замысел консервации существующего положения до бесконечности.

Сложно сказать, родилась первой неприязнь КПРФ к революции, для обоснования которой и было вызвано к жизни «устойчивое развитие», или, наоборот, «устойчивое развитие» как догматическая доктрина породило отрицание революционных рывков.

Зато, как следствие заботы о народной общности, сохранении государственности и устойчивом развитии, КПРФ и в реальной политике (а не только в теории) взывает к «обеспечению гражданского мира в обществе, разрешению разногласий и противоречий законным путём, на основе диалога»²²⁴.

«Очень малопродуктивным может оказаться радикальный протест,— пишет, игнорируя всю мировую историю, д. и. н. Подберёзкин,— потому что история неоднократно показала, как власть может обходиться с таким протестом»²²⁵. Показала. В 1789 г. во Франции, в 1905 и 1917 гг. в России, в 1959 г. на Кубе, в 1969 г. в Ливии… Да и без учёта революций — разве 8-часовой рабочий день, избирательные права женщин, прекращение вьетнамской войны, прогрессивное налогообложение были достигнуты не методом радикального протеста? Ведь не будет же даже Подберёзкин отрицать, что радикальные действия включают в себя массовые забастовки, захват предприятий рабочими, блокады транспортных магистралей, пикеты против штрейкбрехеров, сожжение (о, ужас!) национальных флагов в знак протеста против империалистической зарубежной политики национальных правительств?

Отрицать Подберёзкин не будет. Он при любом раскладе будет выступать против (исключая, конечно, тот случай, когда массовые волнения приведут к власти его самого — как шахтёрские забастовки помогли когда-то «Демроссии»). Поскольку «даже в случае победы стихийного радикального протеста борьба продолжится, она будет превалировать над решением конкретных задач нации, а значит, в конечном счёте непродуктивна, неконструктивна для государства»²²⁶. Показательны даже названия зюгановских пресс-конференций в Думе: «Возможно ли остановить социальный взрыв?», т. е. возможно ли остановить революцию?²²⁷

КПРФ «не тянет» даже на умеренную социал-демократическую партию. Вся её деятельность в рабочем движении свелась к периодическим декларациям Купцова о необходимости такой деятельности, аппаратному завоеванию отдельных созданных РКРП верхушечных Советов рабочих (Самара, Волгоград) и такому же аппаратному перетаскиванию отдельных рабочих лидеров в ряды парламентской фракции (последний трюк удался с брянским рабочим Шандыбиным).

Преследуя задачу создания вокруг партии электронного облака из подконтрольных организаций, ЦК КПРФ в пику РКРП организовал осенью 1994 г. «Всероссийский съезд рабочих», речи ораторов на котором были посвящены не организации забастовок и обмену профсоюзным опытом, а взаимным жалобам на плохую власть. Одним из четырёх сопредседателей «Съезда» стал даже не рабочий, а генерал (Варенников). В резолюции этого мероприятия (осень 1994 года — заметьте!), самодовольно названной «Манифестом рабочего класса России» рабочий класс призвали «настойчиво бороться за передачу государственных предприятий в полное хозяйственное ведение трудовых коллективов», т. е. директоров.²²⁸ В дальнейшем «Всероссийский съезд рабочих» ещё пару раз, когда требовалось показать «рабочую опору партии», собирался, вместо генерала Варенникова его участником стал генерал А. Стерлигов, однако к осени 1996 г. это мероприятие настолько потеряло всякое значение, что ни одного из его участников даже не включили в раздутое до ста человек руководство «Народно-патриотического союза».

По сути, эти «съезды» и «союзы рабочих» представляли не столько сочувствующие Зюганову и КПРФ рабочие круги, сколько ширму для реализации интересов директоров. Так, в Мордовии на 2-м съезде «Рабочего Союза» из 60 делегатов к титульному классу принадлежало только 16, а председатель «Союза» депутат Госдумы мастер Газеев рассказал о способах созыва съезда следующее: «Мы попросим директоров, и они пришлют нам особенно хороших рабочих»²²⁹. Какие рабочие особенно хороши для саранских директоров — объяснений не требует. Разумеется, на местных выборах «Рабочий Союз» агитировал за директоров. Например, за возглавляющего Приборостроительный завод г-на Чубукова, который в выступлении по республиканскому телевидению заявил, что никаких сокращений на заводе не допустит, а уже на следующий день вывесил на доске объявлений сообщение об увольнении 220 рабочих. Задержка зарплаты, выдача её не деньгами, а товаром по завышенным на 20—25 % ценам — обычная практика на Приборостроительном заводе. Можно только представить отношение рабочих предприятия к «Рабочему Союзу».

В Подмосковье в созданном КПРФ «Совете трудящихся Подмосковья» из 21 члена только двое рабочих.²³⁰

В Читинской области, в конкуренцию местной организации ОФТ, КПРФ создала своё, «народно-патриотическое» движение «Трудовое Забайкалье». Сопредседателями стали войсковой атаман Г. Панкратов, основатель Читинской ЛДПР Г. Кочергин и член ревизионной комиссии обкома КПРФ В. Балян, придерживающийся националистических воззрений. Такие вот «трудящиеся»…

Зюганов по-прежнему пытается делать ставку на надежных бюрократов из ФНПР. Весной 1994 г. и 1995 г. он в противовес коммунистам из РКРП, ОФТ, РПК и других левых организаций проводит первомайские манифестации под голубыми знамёнами рядом с председателем ФНПР Шмаковым. Затем, регулярно рассылая письма по обкомам старых профсоюзов, Зюганов делает попытку заручиться их поддержкой на парламентских выборах (полтора процента голосов, полученных в декабре 1995 г. ФНПР, засвидетельствовали политическую несостоятельность этих профсоюзов, набивавших цену своей многочисленностью и требовавших от КПРФ равноправного — 1:1 — соотношения в блоке), а в 1997 г.— их руками провести «Всеобщую политическую стачку» для выторговывания уступок НПСР от «партии власти».

Нельзя, конечно, исключать, что КПРФ со временем предпримет попытки внедриться в реально действующие стачкомы и независимые профсоюзы, а то и создать свой, в основном для борьбы против «Защиты», бледно-розовый профсоюз. Во всяком случае, инициатива Анпилова на организацию профсоюза «Трудовая Россия» была поддержана рядом членов КПРФ, включая думского рабочего И. Шандыбина,— и только полная организационная несостоятельность анпиловцев не привела к развитию этой инициативы.

Зачем же нужно КПРФ рабочее движение? — Ответ на этот вопрос очевиден: всеобщая политическая стачка «обязательно должна быть стачкой общенациональной, где сольются социально-классовые требования и требования народно патриотические» — заявил Юрий Белов на Ⅳ съезде партии²³¹. Проще говоря, рабочим предлагается вытащить из огня для русской национальной буржуазии каштан власти.

В июне 1998 г. на пленуме ЦК КПРФ Г. Зюганов высказался ещё более ясно: «партия будет бороться за отстранение нынешнего правящего режима всеми законными методами», но, поскольку «без массового напора, без стачки, никакие конституционные нормы импичмента не заработают», нужна «всеобщая политическая забастовка с требованиями перехода всей полноты власти к оппозиции»²³².

Итак, ОФТ России, марксисты выступают за такую политическую стачку, которая бы в конечном результате устранила не только Ельцина, но и всю политическую систему буржуазного государства. За такую стачку, когда реальная власть переходила бы на местах к рабочим и забастовочным комитетам, а по мере налаживания горизонтальных связей они бы взяли в свои руки и центральную власть, когда трудящиеся бы учились управлять государством, осознали себя как «государственных» людей, за которыми — последнее слово при принятии решений. КПРФ выступает, напротив, за такую политическую стачку, которая бы лишь заменила Ельцина на Зюганова, сохранив всю систему принятия решений сверху. За такую стачку, когда трудящиеся используются в качестве тарана, подспорья в клановой борьбе двух групп буржуазии. Этот ход умело проделал девять лет назад сам Ельцин, «подогнав» забастовочное движение шахтеров под требования сменить власть КПСС властью «демократической оппозиции».

С самого начала своего существования КПРФ объяснила, что российский крупный бизнес является для неё священной коровой, не подлежащей жертвоприношению. Уже 6 апреля 1993 г. в «Советской России» Г. Зюганов поставил целью «добиться объединения не только коммунистов и патриотов, но и профсоюзов, промышленников и предпринимателей, чтобы они превратились в основу широкой левоцентристской коалиции, которая только может служить опорой нашей государственности». 3 сентября 1993 г. Президиум ЦИК КПРФ выступил с официальным разъяснением следующего характера: «Многоукладная экономика содержит реальную основу гражданского согласия, т. к. она требует сочетания интересов различных социальных групп от рабочих до отечественных предпринимателей». Известно высказывание влиятельного в кругах КПРФ и «народных патриотов» А. Тулеева, что национализация предприятий допустима лишь с согласия акционеров, т. е. самих частных собственников (и в первую очередь директората). Конечно, в условиях межгрупповых противоречий российского капитализма такая партия не могла не быть востребованной Большим Бизнесом.²⁴⁰

Идеи «социализма» — в том понимании, что элита должна заботиться о своей рабочей скотинке и периодически подкармливать её во избежание бунтов, сдобренная державными мечтами покорения мира отечественным товаропроизводителем, нашла отражение не только в программах потерявших работу функционеров КПСС, но и в умах значительной части крупной буржуазии. Достаточно вспомнить социалистическую риторику кандидатов в президенты РФ М. Шаккума и В. Брынцалова, участие президента «Империал-банка» С. Родионова в выборах в Госдуму в 1995 г. по списку «левого» блока Ивана Рыбкина (кстати, Брынцалов тоже был в этом списке и только после поражения на парламентских выборах создал свою «Русскую социалистическую партию»), самоидентификацию в качестве социал-демократа главы Технобанка Г. Тосуняна, создание мультимиллионером Святославом Федоровым «Партии самоуправления трудящихся», участие Союза нефтепромышленников в 1993 г. на выборах в общем блоке с «Социалистической партией трудящихся» Л. Вартазаровой.

В умах русского «социал-патриотического» буржуа причудливым образом переплелись идеи бюрократического «социализма», социал-демократических реформ и националистического представления о мессианской роли России в мире. Впрочем, если вспомнить мировую историю, то социал-демократы с их заявлениями о приоритете демократии и свободы в решающие дни борьбы за эту свободу почти всегда оказывались в одном лагере с самой махровой реакцией, будь то российские меньшевики в 1918 г. или германские эсдеки в 1919 г.

Одну из ведущих ролей в финансировании КПРФ играет союз «патриотически» настроенных предпринимателей — Фонд «Духовное наследие», руководитель которого А. И. Подберёзкин входит также в руководство «Российско-Американского Университета». Характерно, что Г. Зюганов в 1996 г. был выдвинут как кандидат именно «Духовным наследием», а КПРФ всего лишь поддержала это выдвижение.²⁴¹ С американской стороны этот Университет представлен Фондом Сороса.²⁴² Издаваемые «Духовным наследием» брошюры выходят с двойным грифом, вторую часть которого представляет аббревиатура РАУ. Можно уверенно сказать, что поездки Зюганова в США прошли при непосредственном участии «Духовного наследия» и, таким образом, опосредованном участии Фонда Сороса.

Во время президентских выборов на 15 мая 1996 г. КПРФ получила помощь от «юридических лиц» в сумме более 7,2 млрд руб. (только официально). Ещё 1,05 млрд руб. Зюганову дали 649 «физических лиц» (по 1,6 млн руб. каждый). Ельцину, для сравнения, по данным Центризбиркома буржуазия пожертвовала 13,4 млрд и 0,78 млрд соответственно. Это, конечно, лишь верхушка айсберга — только газета «Не дай бог!» стоила её спонсорам 160 млрд руб. Да и расходы КПРФ явно преуменьшены. Так, на парламентских выборах 1995 г. партия потратила на кампанию якобы менее миллиарда рублей, в то время как только кандидат по Астраханскому и. о. № 61 от КПРФ В. Зволинский затратил более 150 млн руб. Затем на выборах губернатора области В. Зволинский собрал фонд примерно в 1 млрд руб.

Номенклатурный капитал не только оказывает крупную помощь КПРФ на выборах, но и завоёвывает в ней руководящие позиции. Достаточно отметить, что в головную часть списка партии на выборах в Государственную Думу вошли уже упомянутый А. Подберёзкин, консультант одной из крупнейших в России Финансово-промышленных групп Ю. Маслюков (бывший представитель СССР в СЭВ) и генеральный директор — руководитель Агентства экономической безопасности «ВЗОР» В. Воротников (бывший руководитель Верховного Совета РСФСР). На президентских выборах А. Тулеев откровенно говорил о том, что его ближайшими друзьями являются банкиры, что наглядно подтверждалось использованием им во время поездок по стране частного самолета. Нарицательным персонажем стал владелец 13 ночных московских казино, президент Росбанка В. Семаго, входящий в руководство Круглого стола Бизнеса России — неформального клуба крупнейших капиталистов страны. Свой первоначальный капитал он приобрёл ещё в 1980-е годы при непосредственной поддержке тогдашнего премьера Н. Рыжкова и в настоящее время достиг значительного влияния в элите российского бизнеса — В. Семаго является также совладельцем коммерческого клуба «Московигл».

Среди руководителей региональных организаций КПРФ назовем президента Торгово-промышленной палаты Г. Ходырева (Нижегородская область), исполнительного директора акционерного коммерческого банка Н. Н. Данилюка (Нижнеамурск), руководителя Бизнесцентра А. Швецова (Чита), президента АО «Североалмаз» Ю. Гуськова (Архангельск), министра экономики Якутии А. Алексеева (он же 1-й секретарь рескома КПРФ) представителя фирмы «Хопер-Атис» В. Михайлова (Балашово), директора филиала известной нефтяной компании «Сиданко» В. Чертищева (Тюмень), члена правления чекового инвест-фонда «Возрождение» М. Тумгаева (Северный Кавказ). Именно они уже не опосредованно, а напрямую формируют облик и политику партии, составляя известную конкуренцию директорам-аутсайдерам. Последние, впрочем, по-прежнему преобладают в руководстве КПРФ. Мы не обладаем данными по составу ЦК и ЦКК КПРФ, но на парламентских выборах 1995 г. КПРФ выдвинула в Думу 64 руководителей, 76 депутатов (как правило, тоже руководителей), 37 научных работников и 27 промышленных рабочих. До этого, на выборах 1993 г., от КПРФ в Госдуму выдвигались по списку 11 директоров, 35 специалистов и служащих (как правило, руководителей второго звена), 38 научных работников, 15 журналистов, 10 юристов и 19 рабочих.²⁴³

Из приведённых цифр следует, что за 1993—1995 гг. социальный состав верхушки КПРФ приобрел более директорский, номенклатурный облик. Если в 1993 г. учёных и преподавателей выдвигалось больше, чем директоров, то в 1995 г.— в два раза меньше, а врачи и учителя вообще исчезли из парламентских списков КПРФ.

Партия Зюганова не просто сотрудничает с капиталом, но и открыто заявляет о своем намерении помочь ему в увеличении прибыли. 15 ноября 1995 г., в разгар думских выборов, сообщив о проведении «научно-практической конференции „Предпринимательство и будущее России“», редактируемая членом ЦК КПРФ Чикиным газета «Советская Россия» отмечала: «Коммунисты и банкиры сели сегодня за один стол, чтобы сообща обсудить, как развивать предпринимательство в России»²⁴⁴.

Посредством размещения рекламы в прозюгановской «Советской России» и менее известных изданиях КПРФ ощутимую помощь партии оказали нефтяной концерн «Гермес», «Ялосбанк», консорциум «Славянский посад» (В. Тарасов), «Империал-банк», «Тверьуниверсалбанк». В числе спонсоров КПРФ в 1992—1993 гг. аналитики упоминали «Кредо-банк», в 1993—1994 гг.— Мосбизнесбанк (им тогда управлял Семаго), а в 1996 г.— Инкомбанк²⁴⁵.

Председатель «Тверьуниверсалбанка» Н. Рыжков отнюдь не случайно вновь вышел на политическую авансцену осенью 1995 г. и, несмотря на неудачу созданного им блока «Власть — народу!», летом 1996 г. возглавил оргкомитет по формированию народно-патриотического союза России. Ещёе в феврале 1995 г. в интервью «Правде» Н. Рыжков заявил, что «нашим союзником на выборах может стать здоровая часть предпринимательства»²⁴⁶. Эта «здоровая часть» концентрируется в возглавляемом Рыжковым Московском интеллектуально-деловом клубе. Кроме известных нам Семаго и Неверова («Гермес»), в клуб входят президент Внешнеполитической Ассоциации А. Бессмертных (при М. Горбачёве курировал внешнюю политику в СССР), президент Промстройбанка Я. Дубенецкий, президент АО «Горьковский Автозавод» Толкачёв, председатель Госкомитета РФ по промышленной политике Шурчков, журналист И. Фесуненко, печально известный академик Л. Абалкин, не менее известная Т. Карягина и многие другие. «Когда в клуб приходит новый человек,— объяснил Рыжков журналисту „Делового мира“,— мы даже не спрашиваем его, в какой партии он состоит. Главное — его мировоззрение, а кто он — социалист, коммунист или кадет — это его дело»²⁴⁷. Очень откровенное и саморазоблачительное высказывание. Что же за «коммунисты» собрались в КПРФ и «народно-патриотическом союзе», мировоззрение (т. е. идеология) которых не отличается от мировоззрения кадетов, партии, возглавлявшей после Октября 1917 г. контрреволюцию и развязавшую гражданскую войну, стоявшую во главе белогвардейских правительств Колчака и Врангеля? И что принесут такие «коммунисты» рабочим и всем трудящимся России?

Лидеры КПРФ неоднократно подчеркивали, что они придерживаются преимущественно парламентских методов борьбы. Как мы уже отмечали, Зюганов сам называет приоритетным направлением своей партии работу в парламенте, а «работа с массами» (его выражение, не наше) отнесена ко вторичным задачам. Вся история практической жизни партии, в сущности, представляет собой историю поддержки её парламентской фракции и бесконечного проведения бесчисленных предвыборных кампаний. Февраль — сентябрь 1993 г.— поддержка Верховного Совета, решающими этапами которой стали проигранный апрельский референдум, размахивание кулаками в сентябре и полная капитуляция, фактическое предательство защитников Дома Советов 2 октября. Затем — выборы в ГосДуму, после которых последовали — весенне — осенние выборы 1994 г. в местные органы власти и сбор двух миллионов подписей о недоверии Ельцину, осуществлённый КПРФ по предложению Мавроди. Лето, осень и начало зимы 1995 г. пришлись на вторые парламентские выборы, а вся первая половина 1996 г. была посвящена президентским. После чего начался марафон губернаторских избирательных кампаний, сменившийся в 1997 г. новыми выборами местного самоуправления и представительных органов власти краев и областей и новым сбором подписей с грозным обещанием призвать к всеобщей стачке, если правительство не перестанет быть антинародным.

В этой не имеющей никакого конца, не дающей и нескольких месяцев передышки избирательной гонке КПРФ, пользуясь мажоритарной системой и высоким 5 %-ным барьером, автоматически увеличивающим её парламентскую фракцию вдвое, сумела добиться бесспорных результатов. Результатов в том смысле слова, что её представители заняли более 150 мест в нижней палате парламента (вместе с союзниками — более 210)²⁴⁸, а также возглавили местные органы власти примерно в половине субъектов Российской Федерации.

Нам осталось разобраться в главном: что эти представители все эти годы делали?

Выше мы говорили о том, что КПРФ является вполне законным и последовательным преемником КП РСФСР. Поэтому, прежде чем говорить о парламентской деятельности депутатов фракции КПРФ, следует остановиться на деятельности фракции «Коммунисты России», тем более что в период августа 1991 г.— февраля 1993 г. это была единственная продолжавшая существование часть партии.

Самым главным голосованием в том, 1991 году, было голосование по одобрению Беловежского соглашения Ельцина, Кравчука, Шушкевича. В выступлении в Новосибирске М. Горбачёв позже рассказал, что придерживается о Зюганове «не худшего мнения» и, «знакомясь с выступлениями, понял, что Зюганов движется к социал-демократии». Пожелав Геннадию Андреевичу «не сдавать позиций, хотя понимаю, как это трудно», М. Горбачёв сказал дословно следующее: «Это всё я говорю, понимая его роль, которую он играет в партии. Но то, что было в декабре (1991 г.— авт.), не исправить. В Российском Верховном Совете тогда шесть человек голосуют против Беловежского соглашения. Все остальные голосуют „за“. И большинство коммунистов! По просьбе Хасбулатова Зюганов беседовал со многими из них (они мне сами об этом говорили), уговаривая поддержать соглашение»²⁴⁹.

До настоящего времени это интервью не опровергнуто. Более того, известная всей России журналистка Надежда Гарифуллина, которая привела горбачёвское заявление в своей книге «О тех, кто не предал» и тем самым сделала его достоянием широкой общественности, была самым бесстыдным образом уволена из «Советской России» под надуманным предлогом «сокращения штатов».

И ведь, действительно,— опровергать-то нечего. Из 201 депутата Верховного Совета против голосовали только шестеро, ещё семь воздержались. Остальные, включая № 2 в списке КПРФ на парламентских выборах 1993 г. Виталия Севастьянова, высказались за упразднение Советского Союза.²⁵⁰ «Позорным венцом (антинародных) деяний стал беловежский сговор пришедших к власти откровенных предателей своего Отечества»,— повествует о собственной парламентской фракции и нынешних вождях Программа КПРФ.²⁵¹

Непосредственной юридической предпосылкой Беловежского договора было голосование 12 июня 1990 г. за «государственный суверенитет РСФСР», который по сути предопределил верховенство российских законов над союзными. Хотя спустя пять лет Г. Зюганов, придумывая себе героическую биографию, и рассказывал в интервью «Советской России» о том, как «российские коммунисты предупреждали» депутатов, известно, что из 929 делегатов Съезда народных депутатов РСФСР 907 «Декларацию о суверенитете» поддержали, в том числе все будущие основатели КП РСФСР — КПРФ (И. Полозков, И. Рыбкин, В. Зоркальцев и др.). Против голосовали 13, воздержались девять.

На выборах 1993 г. Зюганов обещал «поставить в числе первых вопрос об отказе от „шоковой терапии“», «сменить курс реформ», подать иск в Конституционный суд и взять Думе полномочия сверх конституционных.²⁵² Естественно, ничего этого сделано не было.

Зато в 1994 г. в России был принят Закон «О праве граждан на объединение», разработанный членом ЦИК КПРФ А. Зоркальцевым. Всякого марксиста такой закон интересует с единственной точки зрения: будет ли он мешать ему в антикапиталистической работе. Ответ дан в ст. 16: «Не допускается создание объединений граждан, имеющих целью или методами действия разжигание социальной ненависти и вражды». И далее, ст. 44: «В случае приостановления деятельности объединений граждан им запрещается организовывать собрания, митинги, демонстрации и другие публичные мероприятия, принимать участие в выборах». То есть думская фракция КПРФ, не просто голосовавшая за этот закон, но и фактически разработавшая его, запрещает в России деятельность партий, ставящих целью «разжигание» социальной «ненависти и вражды», как будто бы научный социализм не доказал, что социальное неравенство изначально присуще рыночной экономике и отстоять свои интересы пролетариат может только путём борьбы против владельцев капиталистической собственности. Думская фракция КПРФ, совпадающая с её ЦК, высказалась за запрет в России марксистской пропаганды.

Казалось бы, дальше такого предательства Зюганову идти было уже некуда. Но как бы не так! Продажность и подлость рядящейся в красную обёртку номенклатуры не знают предела, и в 1996 г. парламентская фракция КПРФ (то есть её ЦК) уже голосует за новый Уголовный Кодекс, согласно которому за «разжигание социальной розни», блокаду автомагистралей и забастовки в энергетике предусматривается тюремное заключение.

Так, «терроризм», трактуемый как «совершение действий, создающих опасность наступления общественно опасных последствий в целях… оказания воздействия на принятие решений органами власти» карается тюремным заключением на срок от пяти до 10 лет. А если эти «создающие опасность наступления опасных последствий» действия совершаются «группой лиц», то каждому из них грозит от 8-ми лет до 15-ти (ст. 205 УК РФ). «Массовые беспорядки», «сопровождающиеся насилием» (вспомним октябрьское восстание 1993 г. или столкновения москвичей с омоновцами в мае того же года) наказываются лишением свободы на срок от трёх до 10-ти лет (ст. 212 УК РФ). «Создание общественного объединения, деятельность которого сопряжена с побуждением граждан к отказу от исполнения гражданских обязанностей» (например, к бойкоту новых коммунальных тарифов или срыву воинского призыва) — до трёх лет (ст. 239 УК). «Надругательство» над трёхцветным флагом или двуглавым орлом может привести к лишению свободы на срок до одного года (ст. 329 УК). И проч. и проч.

Зато ст. 137 и 138 предыдущего УК, по которым можно было привлечь к уголовной ответственности собственника за нарушение трудовых прав работника, в новом Кодексе были отменены. Объявивший о фиктивном банкротстве предприниматель рискует лишь 800 минимальными размерами оплаты труда, а то и ниже того. Разбой карается сроком от трёх лет, кража — до 3-х, а грабеж — до 4-х.

Таков вот «неклассовый» Уголовный кодекс, подводящий под тюрьму всякий радикальный антикапиталистический протест, и снижающий карательные санкции для уголовников, не говоря уже о дорогих «народно-патриотическому» сердцу предпринимателях.

В 1996 г. КПРФ (Н. Савельев) и НДР (В. Кузнецов) предложили совместный проект Закона «О приватизации», фактически лишающий трудовые коллективы возможности заблокировать переход в частные руки своих предприятий. Тогда же фракция КПРФ активно поддержала Постановление «О стабильности правовой системы России» (денонсировавшее Постановление Думы по беловежским соглашениям — оно было лишено юридических последствий и объявлено всего лишь безобидным мнением депутатов), поддержала продление полномочий назначенных Ельциным губернаторов (оттянув срок их переизбрания на год) и провалила предложение «Яблока» о недоверии правительству.

В 1997 г. КПРФ провела через Государственную Думу «Земельный Кодекс». Вопреки общепринятому мнению данный Кодекс узаканивает продажу земли в частную собственность. Если либералы из «Яблока» и «Демократического выбора» выступают вообще за продажу земли, то КПРФ — за продажу в два этапа, первый из которых ограничивается внутри коллективных хозяйств на селе, второй разворачивается за их пределами. По проекту «Яблока» земля окажется в руках у банков, которые смогут заплатить большую цену, по проекту КПРФ — у председателей колхозов, которые сумеют скупить угодия по дешёвке, пользуясь своим монопольным правом. После того, как землю скупит сельская буржуазия (а именно такой и являются председатели), ей предоставляется право пустить приобретённую собственность на свободный рынок по более высокой цене. То есть вариант КПРФ для трудящихся деревни ещё хуже, чем проект «либералов», поскольку экономически он им невыгоднее, львиную долю от продаж получит посредник в лице сельского бюрократа. Настаивая на принятии Земельного Кодекса, КПРФ, таким образом, не блокирует приватизацию земли, а требует скорейшего её осуществления.

В 1997 г. фракция КПРФ провела через Госдуму законопроект о назначении судей в регионах России исключительно из Москвы. Само собой, снять с должности или проконтролировать такого направленного из Москвы чиновника практически невозможно. Г. Зюганов немало рассердился на Совет Федерации, который торпедировал этот закон, лишавший местные органы власти возможностей утверждать судей, и написал в одной из своих бесчисленных публикаций, что «глубоко проникла в наши государственные структуры бацилла сепаратизма»²⁵³. Вероятно, идея выборов судей народом, с правом народа этих судей в любое время отозвать, Зюганову вообще видится немыслимым потрясением государственных устоев и каким-нибудь бунтовщичеством.

Зюганов является первым союзником Ельцина в деле проведения капиталистических реформ в России. Он обвиняет республики (в частности, Татарстан и Туву) в нарушении Конституции РФ и крушении «единого правового пространства».²⁵⁴ Хотя если бы все руководители республик и областей последовали примеру Шаймиева и проигнорировали указы, постановления и чубайсовские инструкции о приватизации, страна не была бы повернута в нынешний экономический спад. Недаром в большинстве национальных республик доля госсобственности намного выше, чем в благонамеренных русских областях, а в Татарстане достигает 60 %. Вот против этого-то, получается, и выступает Зюганов вместе со всей своей партией. Зюганов навязывает антирабочую, принятую благодаря фальсификациям, Конституцию регионам России. За отступление от этой Конституции и этих законов он требует «распускать ответственные за такие действия местные органы власти и отстранять от должности соответствующих руководителей».²⁵⁵ Зюганов не разграничивает плюсы и минусы: мы единая страна, есть плохая Конституция, выражающая интересы буржуазии и «мондиалистов», и все обязаны её выполнять. Вот такова логика лидера КПРФ, ничего общего не имеющая с интересами трудящихся страны.

«В Государственной Думе ведется тяжёлая и нелёгкая классовая борьба» — заявляет Ю. Белов в «Советской России»²⁵⁶. Юрий Петрович полностью прав. Перечислять все законодательные инициативы КПРФ нет возможности. Достаточно сказать с определённостью: всё современное буржуазное законодательство, все антирабочие законы были приняты исключительно благодаря КПРФ. Имея после 1995 г. крупнейшую фракцию в Госдуме и контролируя вместе с союзниками по «Народовластию» и Аграрной партии 210 мест из 450, партия Зюганова несёт всю ответственность за формирование в стране буржуазного права, ставящего рабочих в бесправное положение.

Август 1996 г. во многом открыл глаза рядовым сторонникам КПРФ на истинное положение вещей: фракция проголосовала за утверждение премьер-министром Виктора Черномырдина. К сожалению, голосование было тайным, но его результаты известны: 314 за Черномырдина, 85 против, трое воздержались. Среди голосовавших «против» были 18 членов (половина) группы «Народовластие, часть «яблочников» и «аграриев». Иначе говоря, из 150 депутатов от «компартии» против переизбрания на второй срок «правительства национальной измены» проголосовали от силы треть. Собственно, руководство КПРФ давно уже пыталось разыграть комбинацию очередной «широкой народно-парламентской» коалиции с участием ближайшего сотрудника Ельцина. Ещё в январе, сразу после утверждения на должность председателя Государственной Думы заместитель Зюганова Геннадий Селезнёв заявил открытым текстом: «Мы увидели, что президент и правительство стали реализовывать наши цели, цели оппозиции. Вы знаете, самым одиозным был Чубайс — его не стало, освобождаются и другие министры, которые, на наш взгляд, работали слабо (то есть вина министров, по мнению руководства „оппозиции“, состояла не в антирабочей, капиталистической политике кабинета, а в том, что эту работу они проводили „слабо“!). Услышали мы, что президент настаивает, а премьер поддерживает принятие отдельной программы социальной защиты населения — это тоже наши требования»²⁵⁷. Вот так, не успели ещё посчитать бюллетени на избирательных участках, как лидер фракции победившей оппозиции заявил, что «президент и правительство стали реализовывать наши цели», то есть что цели КПРФ и Ельцина с Черномырдиным трогательным образом совпали.

В июне 1996 г. сторонники Зюганова получили немалый сюрприз, когда их кандидат в президенты предложил членам «правительства национальной измены» 44 % мест в будущем «правительстве народного доверия».

Поэтому и голосование фракции КПРФ за Черномырдина, и ничтожные попытки Зюганова противопоставить Черномырдина и Чубайса, как будто между ними есть хоть какая-то принципиальная разница, вступление в антинародное правительство сопредседателя НПСР А. Тулеева и его заявления, что на 90 % его позиция и позиция буржуазных министров совпадает,— все эти и многие другие факты закулисного сговора парламентской фракции (то есть ЦК) КПРФ с Черномырдиным стали не неожиданным фактом предательства, а очередным закономерным этапом эволюции КПРФ. Ещё в 1995 г. фракция КПРФ высказалась против отставки палачей октября 1993 г. и Чечни министра обороны Грачёва, министра внутренних дел Ерина и начальника спецслужб Степашина.²⁵⁸ Фактически Зюганов вступил в открытый сговор с «Нашим домом — Россия», направленный, с одной стороны, против рабочего и коммунистического движения, а с другой — против монетаристов типа Немцова и Явлинского. «К власти тогда (в августе 1996г.) пришли люди — хозяйственники, которые меньше занимались политиканством, а больше думали о развитии своих отраслей и всей экономики в целом» — делился спустя год своими впечатлениями от правительства Черномырдина Г. Зюганов, прямо утверждая, что проголосовал за Черномырдина не как за противовес «более реакционному» Чубайсу, а как за «думающего об экономике хозяйственника».²⁵⁹ А 14 февраля 1997 г. на заседании руководства НПСР Г. Зюганов предложил «народно-патриотическому» Союзу побороться за назначение Виктора Черномырдина президентом России.²⁶⁰

В апреле 1997 г. на 4-м съезде КПРФ из резолюции по Политическому отчёту была изъята нехорошая «экстремистская» формулировка, по которой фракции поручалось «поставить в Думе вопрос о недоверии правительству».

Наконец, когда летом 1997 г. Ельцин с Черномырдиным в буквальном смысле слова вытерли о Думу ноги, унизив парламентариев Указом о жилищно-коммунальной реформе, назначением вице-премьером Чубайса, секвестром бюджета и приватизацией остававшихся в госсобственности крупнейших компаний, впервые за полтора года существования этого состава парламента фракция КПРФ поставила вопрос о недоверии правительству. Этому предшествовали бесчисленные решительные речи. Рядовые активисты КПРФ собрали за отставку Черномырдина и его министров 10 млн подписей. Однако уже в первый день думских дебатов — 8 октября 1997 г.— Зюганов вопреки всякой логике завершил выступление с требованием выразить недоверие правительству предложением… сформировать трёхстороннюю комиссию. На следующем заседании за недоверие высказались аграрии, «Народовластие» и «Яблоко», против — ЛДПР и НДР. После чего Селезнёв объявил, что ему звонил Ельцин, а Зюганов попросил отложить обсуждение им же внесённого предложения о недоверии Черномырдину.²⁶¹ После того, как Ельцин встретился с Зюгановым и пообещал тому создание на телевидении «Парламентского часа», 22 октября Зюганов снял вопрос об отставке правительства, пояснив, что стремится к «лучшему взаимопониманию и оперативному взаимодействию исполнительной и законодательной властей».²⁶² Требование 10 млн человек отстранить Черномырдина, Чубайса, Немцова и К^о было обменено фракцией КПРФ на обещание чаще показывать Зюганова по телевидению. Чтобы тот рассказал россиянам о плохой жизни, нехороших реформаторах и необходимости воздержаться от экстремистских действий, но поддержать «российских коммунистов».

Зимой последовал еще один бюджетный спектакль, когда из 252-х проголосовавших за правительственный проект бюджета депутатов 52 оказались представителями фракции КПРФ, 16 группы «Народовласти» и 28 «аграриями» — всего 96.

Неожиданно весной 1998 г. президент Ельцин взял задачу выполнения предвыборных обещаний Зюганова и Рыжкова на себя, отправив в отставку «антинародное правительство Черномырдина» и предложив Думе в качестве премьера кандидатуру Сергея Кириенко. Дело, было, конечно, не в фамилии нового председателя правительства, а в том, что С. Кириенко официально взял курс на продолжение и ускорение капиталистических реформ, и вопрос об утверждении его в должности был вопросом согласия или несогласия с [этим].

Как и в августе 1996 г., голосование было тайным. Алексей Пригарин, анализируя его результаты, пришёл к следующему выводу:

«Всего в Думе 445 депутатов (5 мест вакантны), в том числе 165 членов КПРФ, считая входящих в другие фракции и беcбеспартийных во фракции КПРФ. В день голосования в Думе присутствовало 415 депутатов. Можно предположить, что среди 30-ти отсутствующих была примерно треть, т. е. 10 человек, членов КПРФ. Значит, в зале 155 коммунистов. После голосования в урне оказалось 276 бюллетеней. Не приняли участие в голосовании 139 депутатов. Среди них 44 депутата от „Яблока“. Значит, даже если все остальные 95 (139 − 44) проголосовавших „ногами“, коммунисты, то и в этом случае 60 депутатов-членов КПРФ приняли участие в голосовании. Сколько же из них проголосовали за Кириенко? — из 25 голосов „против“ около 15-ти из группы Бабурина. Следовательно, из 60 членов КПРФ, принявших участие в голосовании, 10 проголосовали „против“ и 50 „за“»²⁶³.

С учётом позиции «Народовластия» и «аграриев» (без бабуринцев ещё 35 человек), «народные патриоты» дали в поддержку С. Кириенко около 80 голосов. В Аналитической справке, разосланной депутатом Т. Авалиани, указывается, что от фракции КПРФ Кириенко получил 37 голосов, от «Народовластия» — 17, и от «аграриев» 23 — итого 77. Даже «Советская Россия» признала, что не менее 40 депутатов-членов КПРФ проголосовало за нового ельцинского премьера.²⁶⁴ Открыто за Кириенко высказались Г. Селезнёв, Ю. Маслюков, А. Лукьянов, Н. Харитонов, В. Семаго.

В следующий раз предложение о недоверии правительству всплывет, видимо, накануне парламентских выборов, чтобы набить цену КПРФ и подновить изрядно дискредитированный облик «оппозиционной партии».

И что характерно — даже с точки зрения «политических технологий», то есть достижения тактического результата путём принесения в жертву стратегических целей, эффективность зюгановских парламентских интриг ничтожна. С 1993 г., то есть с момента образования КПРФ, лидеры партии и армия её платных и добровольных агитаторов неустанно объясняет, что нельзя ждать, пока созреют массы, что Россия гибнет, что «откладывать дело до переизбрания президента слишком долго»²⁶⁵ (даже в партийную Программу умудрились записать как программную цель досрочные выборы президента). Между тем, едва только дело доходит до решающей схватки, будь то даже схватка, обычная для буржуазно-парламентских европейских стран, как КПРФ трубит отбой и отступает по всем позициям, спесиво объясняя своё бегство с невинного поля боя загадочными «стратегическими соображениями». Вот и, оправдывая блудливые перебежки своей фракции в Госдуме, на партийном съезде Г. Зюганов объяснил: отставка правительства ничего не изменит, надо вносить изменения в Конституцию и в рамках существующей системы, когда все поправки утверждает президент (Б. Ельцин — да неважно кто) таким образом подвести дело к принятию Советской Конституции. И всё это — под рассуждения о «недопустимости промедления», о том, что «откладывать дело» до отставки Ельцина «слишком долго» и прочее.

Следующим показателем партийности думских фракций явилось голосование по бюджету. ЛДПР и НДР поддержали бюджет единогласно. «Яблоко» в полном составе проголосовало против. А из фракции КПРФ после решительной, суровой и пустой речи Зюганова, призвавшего торпедировать происки утверждённого им же премьера, 66 депутатов бюджет поддержали. 49 высказались против, пять воздержались. Остальные, с позволения сказать, «коммунисты» в голосовании участия не принимали.

Дрейф КПРФ вправо, торговля с правительством за голоса депутатов и общая фракционная психология продажности не могли не привести к серьёзным внутрифракционным трениям. Часть депутатов, равно как до этого В. Ковалёв и И. Рыбкин, решили получить свой куш от пирога власти, для чего пошли в установлении контактов с правительством ещё дальше Зюганова. Член ЦКРК КПРФ, председатель дагестанского «Народно-патриотического движения „Сталин“» О. Бегов заявил о поддержке движения В. Шумейко «Реформы — новый курс»²⁶⁶. В конце января — начале февраля 1997 г. члены фракции «Народовластие» И. Аничкин и В. Зволинский (член ЦК КПРФ) и член фракции КПРФ Л. Канаев при поддержке вице-спикера от «Яблока» М. Юрьева выступили с инициативой о создании депутатской группы «Российский промышленный союз», которая должна была бы стать парламентским «центром» и «конструктивно сотрудничать с Администрацией президента и правительством», поскольку «Дума, построенная по сугубо политическим интересам, не отражает потребностей всего общества». Тогда же В. Зволинский пояснил, что «мы не хотели бы ни во что окрашиваться — ни в голубой, ни в красный, ни в зелёный, ни в жёлтый» цвета, и призвал к выборам исключительно по мажоритарному принципу²⁶⁷. Разумеется, Зволинский и Канаев, равно как до этого Рыбкин и Ковалёв, были исключены из КПРФ — ведь разрушая контроль НПСР над Государственной Думой, они разрушали и благоприятные, монопольные возможности Зюганова — Рыжкова для торга с правительством и президентом.

22 января 1997 г. в Думе рассматривалось Постановление о досрочном прекращении полномочий Ельцина. Несколько недель подряд с экранов телевизоров не сходил В. Илюхин, от имени «коммунистической фракции» угрожавший отстранением Ельцина от власти ввиду полной физической немощи. Хотя сама постановка вопроса была достаточно непринципиальной (ибо дело не в здоровье главы государства, а в его реальной политике), у Думы появилась хорошая возможность после серии отступлений и предательств показать хоть какое-то сопротивление столь порицаемому её депутатами (в ничего не значащих речах) Ельцину.

Однако ещё до голосования против инициативы В. Илюхина высказались не только «НДР» и «Яблоко», но и председатель НПСР Н. Рыжков, в интервью тележурналистам без обиняков назвавший предложение выразить недоверие Ельцину «антиконституционным».

Далее события развивались еще занятнее. При голосовании проекта Илюхина «за основу» «за» высказались 229 депутатов, что на три голоса превысило необходимое для принятия решения число. Из 145 депутатов КПРФ «за» проголосовали 127, из 36 «аграриев» — 29 и даже в возглавляемом Рыжковым «Народовластии» из 34 депутатов решение поддержали 18. Ещё 48 голосов дала ЛДПР (из 51-го), четыре голоса — «Российские регионы» (из 42-х) и один — внефракционный депутат (из 24-х).

Но тут поступило предложение проголосовать илюхинский проект недоверия Ельцину, проект, о котором КПРФ так давно говорила своим обманутым избирателям, «в целом». После чего выяснилось, что большинство «оппозиционных» депутатов верно служат не только российскому капитализму, но и лично Ельцину. Лишь 39 человек, не считая 48 либерал-демократов, выступили за отстранение от власти Ельцина. Из 145 «депутатов-коммунистов» в последовательной оппозиции к Ельцину оказался лишь 21 человек. Причём Зюганова в этом числе не было. Восемь голосов дала группа «Народовластие», шесть — Аграрная группа и три — «Российские регионы».

То есть КПРФ не поддержала предложение о недоверии Ельцину. Как и в случае с Черномырдиным, это — не тактический манёвр, а политическая позиция. В отношении президентского поста, а, соответственно, и Ельцина, пока Ельцин этот пост занимает, у КПРФ имеется строго определённый подход, вполне согласующийся с её Программой. Дело в том, что в Программе КПРФ нет ни слова об упразднении президентского поста — ни в обозримую перспективу, ни в отдалённом будущем. Более того, не говорится и о полновластии Советов, которые упоминаются только однажды — как один (!) из органов народовластия, который нужно восстановить. Учитывая эволюцию Советов от органов диктатуры пролетариата в 1917 г. до парадной пустышки времён всевластия партийной бюрократии и органов частно-капиталистической контрреволюции конца 1980-х гг., остается только гадать, какие же именно из этих разных Советов собирается восстанавливать КПРФ. Жонглируя словечками и пытаясь поставить знак равенства между Советом и парламентом, Ю. Белов объявляет «чисто советской функцией» контроль над правительством²⁶⁸, превращая Францию, Италию, Японию и Германию, в которых парламенты контролируют правительства, в советские государства.

Но не это в связи с вопросом о президентстве самое интересное. Интересно то, что КПРФ намеревается «образовать правительство народного доверия, подотчётное высшим представительным органам власти страны»²⁶⁹. Не подконтрольное, а просто подотчётное, обязанное время от времени делать сообщения и доклады в Думе. Конечно, роль «высших представительных органов власти» в России от этого увеличится по сравнению с их нынешними ничтожными полномочиями, но цель «подотчётности» при этом ставится иная, чем наивно думают рядовые члены КПРФ: «Если мы хотим, чтобы действовала президентская вертикаль,— говорит член Президиума ЦК КПРФ Анатолий Лукьянов,— чтобы функционировала Федерация, необходим прежде всего контроль снизу — встречный контроль, необходим контроль сбоку со стороны представительных органов, тогда может по-нормальному работать государство, государственный аппарат и все лица»²⁷⁰. «Парламенту нет необходимости стремиться к ослаблению президентской власти» — добавляет Г. Селезнев²⁷¹.

То есть усиление парламента по Лукьянову — Зюганову — Селезнёву нужно для укрепления государственного аппарата и увеличения эффективности «действий президентской вертикали». В конце концов и Локк с Монтескьё предлагали в ⅩⅧ веке концепцию разделения властей не ради перехода власти к народу, а ради укрепления государства имущих классов путём увеличения его устойчивости.

Вот почему в ответственный момент Зюганов поддержал Ельцина. Ему нужен пост президента не как рычаг для разворота экономической политики в пользу трудящихся классов, а как механизм государственной власти. Поэтому и убрать Ельцина Зюганов хочет только путём выборов президента. Желание защитить буржуазное Государство настолько велико, что даже в феврале 1997 г. полевевший на словах Г. Зюганов, который уже не прочь порассуждать о всеобщей политической стачке, призвал «политические партии и движения к мораторию на любые действия, ослабляющие государственную власть как в центре, так и на местах»²⁷².

Чуть раньше, во время болезни Ельцина, на пресс-конференции в Страсбурге Зюганов заявил: «Наша фракция, партия и крупный народно-патриотический союз сейчас принимает энергичные меры для того, чтобы эта обстановка не вышла из-под контроля, и все политические силы действовали в рамках нынешней российской Конституции». И далее — «Я вообще придерживаюсь христианской заповеди, ибо православные законы предписывают — пока живет человёк — и находится при должности, не заниматься гаданием. Я в нынешней обстановке хотел бы пожелать господину Ельцину, чтобы прошла успешно операция, ибо без неё положение будет ещё хуже»²⁷³ Иной путь — революции или импичмента — расшатывает не только власть Ельцина, а самою систему президентства и поэтому для Зюганова не пригоден.

И дело не только в том, что Зюганов не прочь сам стать президентом России, а в том, что все его мировоззрение основывается на сильном государстве с сильной централизованной властью, которое невозможно без «царя», «патриарха», «каудильо», который, конечно, не прочь по-соборному посоветоваться с народом, пока этот совет не вступит в противоречие с его собственными планами.

Что у лидеров на уме, у рядовых на языке. «Мы имеем массу возможностей для взятия власти, но мы должны строить эту власть, а не брать её» — заявил на пресс-конференции в Думе 16 апреля 1997 г. секретарь Омского обкома КПРФ Кравец, выступавший совместно с Зюгановым и Купцовым²⁷⁴. Опровержения со стороны Зюганова и Купцова не последовало. Итак, КПРФ открыто стремится «строить эту власть», а отнюдь не бороться с ней.

Как мы видели, КПРФ уже сейчас является фактически правящей (а не оппозиционной) партией российской буржуазии. Парламентские голосования наглядно демонстрируют уровень оппозиционности не выше уровня оппозиционности «Яблока» или «НДР». По сути, логика партии Зюганова, как мы видели выше, состоит не в смене системы и даже не в серьёзном реформировании образовавшейся сейчас модели российского капитализма, а в замене плохих, «непатриотических» управленцев на управленцев хороших, «патриотических». Социальный состав этих «хороших» управленцев, выдвигаемых в Думу, весьма показателен — из списка в 300 кандидатов в депутаты от КПРФ в 1995 г. было только 27 рабочих и ни одного врача или учителя. Недаром Зюганов писал в одной из своих книг, что «резкое ограничение полномочий парламента сопровождалось практически полным исчезновением из его состава представителей основной части населения — рабочих и крестьян. Парламент и местные представительные органы заполняются чиновниками»²⁷⁵.

Но Дума — это говорильня, мало что решающая сейчас и уж тем более мало что способная решить при приходе к власти «коммунистического» президента Г. Зюганова.

Кого же выдвигает КПРФ в исполнительную власть? Ответ на этот вопрос ясно прозвучал во время президентских выборов 1996 г.

22 июня 1996 г. Г. Зюганов выступил с инициативой «Об образовании коалиционного правительства народного доверия»²⁷⁶. В первую очередь он размежевался со своей собственной партией и её программой, чётко заявив, что «все участники правительства должны руководствоваться не партийными, а общегосударственными интересами». Яснее написать нельзя. «Коммунист № 1» чётко разъяснил, что в случае победы мнение членов его партии лично его и его министров интересовать не будет.

«Думаю,— писал дальше Г. Зюганов,— что количественно правительство народного доверия могло бы создаваться на следующих условиях:

• треть от народно-патриотического блока;
• треть от политических партий и движений, представленных фракциями в Государственной Думе и не входящих в народно-патриотический блок;
• треть за счёт членов действующего правительства».

Итак, в «правительстве народного доверия» Зюганова 11 % мест отводится «Яблоку», 11 % — ЛДПР, а 44 % (от фракции и от ельцинского кабинета министров) — «Нашему дому — Россия». То есть из числа «народно-патриотических» министров две трети приходится на выдвиженцев Явлинского, Жириновского и Черномырдина. Дальше, анализируя парламентскую деятельность КПРФ, мы ещё остановимся на трогательном союзе фракции зюгановских «коммунистов» с мультимиллионером Черномырдиным. Своим товарищам по НПСР Геннадий Андреевич отвел только 33 % мест. Таким образом, Зюганов шёл на выборы даже не для отстранения «антинародного правительства», а всего-навсего для влезания в его состав, притом на правах младшего партнёра. Об этом было заявлено открыто, с предельной откровенностью и то обстоятельство, что миллионы сторонников КПРФ и НПСР предпочитают не обращать внимания на эти факты, не позволяет всерьёз относиться к этим миллионам как к самостоятельным, думающим людям.

Теперь нужно выяснить, что же являла собой «народно-патриотическая» треть «правительства народного доверия». Зюгановым было названо 14 конкретных фамилий, самым «левым» из которых тогда казался А. Тулеев, через полтора месяца перебежавший в кабинет Черномырдина. Среди остальных стоит упомянуть националистических политиков Бабурина и Говорухина, миллиардеров Петра Романова, Юрия Маслюкова и Виктора Ведьмакова (корпорация «Росагропромстрой»), губернатора Новосибирской области Виталия Муху, председателя Демократической партии Сергея Глазьева. Несколько мест отводилось радикальным антиельцинистам — в числе министров-патриотов были названы Виктор Илюхин (предлагающий выселить всех чеченцев из России), Светлана Горячева, Василий Стародубцев и Светлана Савицкая.

Кроме того, в этом же заявлении Зюганов подчеркнул, что «готов предложить войти в состав правительства целому ряду руководителей регионов России, в том числе мэру Москвы Ю. М. Лужкову и президенту Башкортостана М. Г. Рахимову».

Остаётся заметить, что пост министра труда Г. Зюганов отводил миллиардеру А. Ионову. Да, да, тому самому Ионову, что основал столыпинское движение «Русский хозяин» и выступает за установление в стране твёрдой власти в интересах собственников. Нужно ли напоминать, что кумир потенциального зюгановского министра заслужил прозвище «вешателя» за казни тысяч революционеров, карательные экспедиции против восставших рабочих и последовательный монархизм?

Многие представители НПСР и КПРФ в результате местных выборов уже сейчас оказались у власти.

КПРФ уже сейчас находится у власти. Не имеет своих представителей-оппозиционеров в органах представительной власти, а именно находится у власти. Известная Алевтина Апарина, первый секретарь Волгоградского обкома КПРФ, заявляет, что КПРФ «уже вошла во власть», и задача партии «удержать не только власть, но и доверие народа» — прямо скажем, непростая задача.²⁷⁷ По мнению Г. Зюганова, к середине 1997 г. «на губернаторских выборах из 52 регионов в 37-ми пришли наши люди»²⁷⁸. К их числу, вероятно, относятся мэр Москвы Ю. Лужков и мэр Санкт-Петербурга В. Яковлев, которых в период выборов активно пропагандировали газеты «Правда» и «Советская Россия». В Ленинграде значительная часть актива КПРФ (Ольховский, Красницкий) прямо поддержала не своего собственного кандидата Ю. Севенарда, а заместителя мэра В. Яковлева.²⁷⁹ И явно не случайно ленинградская организация КПРФ Ю. Белова отказалась участвовать в организованном РКРП сборе подписей за отставку Яковлева, повысившего вдвое коммунальные платежи с трудящихся. Что же до Лужкова, то достаточно заметить, что его первым заместителем является один из руководителей МГК КПРФ Шанцев, занявший эту должность с личного согласия Купцова и Шабанова в марте 1994 г.²⁸⁰, а на выборах 1996 г. две трети московских сторонников Зюганова проголосовали за Ю. Лужкова, а не «единого кандидата коммунистов» члена РКРП О. Сергееву.

В Кировской области избранный благодаря КПРФ — НПСР губернатором В. Сергеенков, обещавший в ходе избирательной кампании чуть ли не восстановить в регионе социализм, сформировал свою команду преимущественно из представителей ДПР, Демвыбора и членов штаба по выборам Ельцина.²⁸¹

В Пскове вопреки рассказам Зюганова о том, что правобуржуазные партии «ни при каких условиях» не могут быть союзниками КПРФ, именно КПРФ помогла стать губернатором местному представителю ЛДПР Михайлову. В Брянске губернатором от НПСР при финансовой помощи Брынцалова был избран Юрий Лодкин, в 1991 г. голосовавший в Верховном Совете за Беловежские соглашения, восстановившийся в партии только в 1993 г. и едва не исключённый из КПРФ за соглашательство с Ельциным — зато из партии был исключён активно выступивший против Лодкина руководитель брянской КПРФ Олег Шенкарев, который до 1991 г. принимал участие в работе съездов ДКИ и Марксистской платформы, а в 1991 г. вошёл в СПТ и впоследствии помогал Купцову справиться в КПРФ с «левой» группой Косолапова.²⁸²

В Якутии на пост губернатора от КПРФ выдвигался министр экономики этой республики А. Алексеев, с которым конкурировал другой член КПРФ, директор каскада Вилюйских ГЭС П. Осипов, поддержанный ЛДПР.²⁸³ Ставший губернатором Ставрополья лидер тамошней КПРФ А. Черногоров к немалому негодованию «агрария» М. Лапшина заявил, что видит выход из кризиса только в «добропорядочном частном предпринимательстве», а крестьяне (вернее, сельские рабочие) способны только воровать и пить водку.²⁸⁴

Ни о каком контроле рядовых сторонников КПРФ/НПСР над избранными при их поддержке губернаторами не может быть и речи. Любой губернатор, конечно же, абсолютно неподконтролен никому вплоть до следующих выборов. Но дело даже не в этом очевидном обстоятельстве, а в том, что руководство «народных патриотов» считает подобное положение дел естественным и правильным. Выступая 15 февраля в Челябинске на конференции областной организации КПРФ, В. Купцов высказался за безоговорочную поддержку избранного при поддержке НПСР и Лебедя главы администрации области Сумина по всем вопросам без предъявления каких-либо требований.²⁸⁵

«Патриотический пояс может и должен стать колыбелью новой российской государственности» — подчеркнул он.²⁸⁶ Итак, не губернаторы для коммунистической партии, а «коммунистическая» партия для сохранения и поддержки губернаторов.

Что такое «новая государственность» показал А. Руцкой, сопредседатель НПСР, ставший при непосредственной поддержке КПРФ губернатором Курской области. Не останавливаясь на его предшествующей биографии, напомним первые шаги «народно-патриотического» генерала на посту Главы Администрации области:

• запрет профсоюзной манифестации 5 ноября 1996 г.;
• союз с Чубайсом ²⁸⁷;
• защита Ельцина от критики слева²⁸⁸;
• призыв избрать в местную областную Думу как можно больше бизнесменов²⁸⁹.

Интервью другого сопредседателя НПСР А. Подберёзкина о том, как он написал программу для «Нашего дома — России» следует привести целиком:

«Поскольку мы в РАУ-корпорации заняты разработкой каких-то концептуальных вещей, а до учредительного съезда „Нашего дома — России“ (НДР) оставалось несколько дней, они обратились ко мне как к руководителю исследовательской организации с просьбой за сутки сделать им программу. И действительно, ровно через 24 часа мы сделали 120 красиво отмакетированных страниц текста.

В „Нашем доме — Россия“ лично мне многие люди симпатичны. Чего греха таить, даже один из организаторов „Духовного наследия“ Роман Попкович оказался в числе лидеров думской фракции „Нашего дома — Россия“. Порядочные люди есть и в правительстве, и в движении „НДР“. „Наш дом — Россия“ — движение разнородное, многие люди оказались в нём совершенно случайно, но эволюционировать они всё же будут к В. Черномырдину»²⁹⁰.

Заодно А. Подберёзкин высказал мнение о кульбитах своего товарища А. Руцкого: «Я не убеждён, что Руцкой перешёл на сторону нынешней власти. Он же сказал, что „я ни от своих друзей, ни от своих убеждений не отказываюсь“. Во-вторых, я не считаю, что это плохо»²⁹¹.

Националистические высказывания деятелей КПРФ в наиболее яркой форме проявились в реальной политике в период войны в Чечне 1994—1996 гг.

Позиция КПРФ по этой проблеме в изложении ее собственных вождей выглядит откровенно империалистической. Помимо обычной и довольно примитивной «патриотической» демагогии («сосед-агрессор», «набеги и террор», «смерть и кровь последних лет окажутся цветочками по сравнению с тем, что будет»²⁹³) и прикрываемого «государственными интересами» фактического отказа народу Чечни в праве самостоятельно решать свою судьбу (Зюганов: «Проблема статуса Чечни не может быть решена путём волеизъявления её нынешнего населения без мнения всех остальных граждан России» — т. е., как это уже было при КПСС, судьбу одних людей будут решать другие, разумеется, по «просьбе трудящихся») речь идёт о кампании шантажа и расистского террора против целого народа. «Внутри страны существует незаконное государственное образование, созданное путём открытого вооружённого мятежа против законной власти» (браво! Зюганов проговаривается и называет «законной» ту власть, которую на публике он обычно именует «преступной»), а «безусловное соблюдение территориальной целостности России является предварительным условием урегулирования конфликта, не подлежащим обсуждению»²⁹⁴, то есть и народу России на референдуме «лидер коммунистов» не даёт права предоставить Ичкерии независимость. Вот вам и «Россия, труд, народовластие…».

Стоит, право, привести характерную цитату из «Советской России», под занавес империалистической бойни призвавшей «формировать дивизии мстителей.., назвать улицы, политые кровью героев, их именами, призвать инженеров срочно, по-фронтовому, создать новую непобедимую технику, а рабочих делать всё для фронта, всё для победы, локализовать всю чеченскую диаспору, как локализовали на время войны с Японией всех своих граждан японского происхождения цивилизованные американцы»²⁹⁵. Такая милитаристская проповедь, вкупе с намерением принудить народ работать от рассвета до заката для продолжения империалистической агрессии, даёт фору Барри Голдуотеру с его призывами «навести порядок» во Вьетнаме. Во время чеченской бойни стало очевидно, что по крайней мере в национальном вопросе КПРФ — не социал-демократическая партия, что здесь она принадлежит к правому, агрессивно-реакционному крылу политического спектра, что свободу и права целых народов она готова растоптать армейским сапогом ради геополитических интересов правящего класса.

Если французские, американские, английские коммунисты во время войн в Алжире, Вьетнаме и Корее призывали к выводу войск, к бойкоту призывных участков, отказу от службы в армии, то Зюганов во время чеченского конфликта призывал, напротив, к цензуре в печати, а президента Чувашии Н. Фёдорова, разрешившего призывникам отказываться от участия в карательном походе, обвинил в «государственном преступлении», заявив, что в «нормальной» стране Фёдоров пошёл бы под суд.²⁹⁶ КПРФ оказались глубоко безразличны и жизни сынов рабочих своей собственной страны, брошенных умирать ради чьих-то нефтяных интересов. Политическая линия по отношению к Чечне КПРФ полностью совпала с политической линией фашистских партий типа РНЕ.

В газете «Правда России» член ЦК КПРФ известный адвокат Ю. Иванов изложил целую концепцию государственного подавления чеченцев в случае их неповиновения:

«Если референдум закончится победой сепаратистов, оппозиции целесообразно выступить за установление в отношении граждан Ичкерии специального правового режима… Ичкерийцам въезд и пребывание на территории России будут разрешаться только по получении специального вида на жительство. А выдаваться он должен только в исключительных случаях. Ичкерия считает всех чеченцев, в том числе и проживающих за её пределами своими гражданами — по так называемому праву крови. Ну что ж, России надо это признать. Будет разумно, чтобы все эти граждане покинули Россию. Допустим, будут какие-то исключения, например, в отношении смешанных семей, но, конечно же, лишь после проведения необходимой проверки с целью недопущения обмана [в одной европейской культурной стране уже проверяли „чистоту крови“ со штангенциркулем в руках]. …Придётся прекратить обучение в российских учебных заведениях студентов-чеченцев. Должны быть также ликвидированы все юридические лица, принадлежащие гражданам Ичкерии — от банков до торговых палаток на территории России».²⁹⁷

Иванова не смущает тот факт, что в России учатся студенты из «отделившихся» от «единого союзного государства» Украины, Латвии, Туркменистана и даже из Кении или Марокко. Он терпеливо сносит существование на территории России юридических лиц, принадлежащих гражданам США, Германии или Китая — наоборот, Зюганов и Рыжков при всяком удобном случае заявляют о гарантиях иностранным инвесторам. Ему не приходит в голову в связи с реальной антирусской политикой националистических режимов в Казахстане и Эстонии требовать выселения из России всех казахов или эстонцев, пусть даже и «за исключением смешанных семей». Ни о какой человеческой логике здесь нет и речи. Она, как и элементарная порядочность, членам ЦК КПРФ не требуется. В лице адвоката Иванова персонализировалась логика эволюции КПРФ от правой социал-демократической партии к партии правой русской буржуазии, готовой самыми беспардонными средствами расчищать экономическое пространство от конкурентов, в данном случае — от чеченских торговых кругов. А поскольку силенок у этой русской буржуазии и КПРФ вместе с ней маловато, ей приходится ограничиваться ролью младшего партнёра США, ролью империалистического шакала, услужливо пресмыкающегося в Давосе перед более сильными державами и готового прибегать едва ли не к расовой сегрегации ради подавления более слабых наций. Показательно, что статья Иванова не вызвала ни слова протеста в кругах наших озюганенных «коммунистов».

Что же до «неотъемлемых прав», то история не знает слова «нет» в отношении государственных границ (не говоря уже о том, что и само государство как институт классового подавления обречено на отмирание по мере развития коммунистических тенденций). Ирландия когда-то входила в состав Великобритании, Португалия — Испании, Исландия — Дании, Болгария — Турции, Монголия — Китая. Решать судьбу своей страны может только сам её народ. В данном случае — чеченский. Тем более, что бабурины, зюгановы и жириновские выступают за свободу отделения Южной Осетии от Грузии, Приднестровья от Молдовы. Почему же Чечня не может отделиться от России? — Впрочем, правый курс неизбежно ведёт КПРФ в лагерь наиболее реакционных, удушающих национальные окраины режимов, и вот уже во время визита в Тбилиси г-н Селезнёв высказывается за присоединение к Грузии Абхазии. Той самой Абхазии, что отстояла свою свободу с оружием в руках в 1992 г. и ещё недавно пользовалась моральной поддержкой российских «патриотов»…

В отношении методов решения проблемы Чечни Зюганов уже сегодня, не находясь у власти, без тени стыда говорит о намерении вновь развязать вооружённый конфликт и убить в нём ещё тысячи людей: «Приступить к кропотливой ежедневной работе, в которой инструментами давления на сепаратистов станут в равной степени политические, экономические и силовые рычаги»²⁹⁸. Что скрывается за дипломатичным выраженьицем «силовые рычаги» — хорошо известно: диверсии, операции спецслужб, ввод войск, авиационные удары.

Сразу же оговоримся, что под «левыми» в этом разделе мы имеем ввиду основные партии Роскомсоюза — РКРП, РПК и РКП-КПСС, которые, несмотря на публичную критику КПРФ, по сути постоянно в той или иной степени пытаются сотрудничать с этой партией. ОФТ России и ряд других организаций левой ориентации, напротив, ведут последовательную борьбу по разоблачению КПРФ как антикоммунистической партии, поэтому говорить о каких-то «отношениях» зюгановцев с этой частью левого политического спектра нельзя.

Учредительный съезд КПРФ, ставшей уже 5-й российской партией со словом «коммунистическая» в названии, не мог отмолчаться по проблеме единства коммунистов. Сам Зюганов был вынужден признать, что «4-летний опыт коммунистической многопартийности доказывает, что она не случайность и не плод личных амбиций. Между нами действительно существуют важные различия по теоретическим, стратегическим и тактическим вопросам»²⁹⁹.

По этому вопросу было принято целых три резолюции. Первая из них, «За единство действий», призвала всех коммунистов к вступлению в КПРФ, то есть объединению под эгидой Программного заявления Зюганова — Купцова. Во второй ЦИК было поручено делегировать представителей КПРФ на съезд СКП (добавка «КПСС», столь постулируемая Шениным, Пригариным, Хабаровой, Скворцовым, Николаевым и К^о, была пренебрежительно проигнорирована). Наконец, в третьей резолюции, не обращая внимания на претензии Роскомсоюза, съезд объявил об исключительных правах КПРФ на имущество КПСС. Хотя предмет спора, в общем-то, был пустым, а наследство КПСС в 1991 г. оставила такое, что настоящий коммунист должен отмежевываться от него, а не претендовать на свою «долю», факт сам по себе характерный. К тому же председателя Оргкомитета ЦК КПСС по созыву ⅩⅩⅨ съезда К. Николаева, вознамерившегося осчастливить съезд КПРФ своим появлением, вообще не пустили в зал. Только после препирательств с охраной и небольшого скандала ему удалось побывать на мероприятии.

КПРФ объявила настоящую идеологическую войну левым партиям. Для начала Юрий Белов, чего и следовало ожидать, объявил все коммунистические организации России «неотроцкистскими»³⁰⁰. Г. Селезнёв заявил, что «радикальная оппозиция несёт свою долю вины за нестабильность в российском обществе»³⁰¹, то есть нестабильность, по его мнению, вызвана теми партиями, которые наиболее последовательно борются против капиталистических реформ, приватизации и обогащения буржуазии за счёт пролетариата. Наконец, сам Г. Зюганов отметил, что к «положительным итогам событий» (октября 1993 г.) можно отнести тот факт, что «вместе с партией Верховного Совета оказались сметёнными с политической сцены и некоторые экстремистские организации, примкнувшие к ней в ходе силового противостояния и сыгравшие заведомо провокационную роль в развязывании „мятежа“», при этом поясняя, о ком идёт речь: «Крайне левые мешали объединению здоровых сил».³⁰²

Итак, факты убийств, расстрелов, избиений дубинками активистов ОФТ, РКРП, РПК, «Трудовой России», которые, бесспорно, ослабили эти организации, председатель «коммунистической» КПРФ относит к положительным итогам событий. Сказанное, учитывая хождения Зюганова по баррикадам до (конечно же, до!) штурма, и нынешние публичные соболезнования семьям погибших, есть не что иное как образец политического двуличия и бесчестности. Зюганов не только предал движение 2 октября, призвав уйти с баррикад (ради чего ему тогда дали выступить по телевидению — других москвичей, хотевших воспользоваться такой возможностью, расстреляли). Зюганов ещё и поддержал сам факт правительственных репрессий против революционных организаций. И после этого ещё находятся люди, говорящие о союзе с КПРФ и желающие вести с Зюгановым какие-то переговоры, именующие его не то социал-демократом, не то коммунистом…

Не только лично Зюганов, и все руководство КПРФ в отношениях с леворадикалами и раньше, и сейчас использует классический буржуазный арсенал лжи, недомолвок и фальсификаций. Вся политическая история России последних пяти лет изобилует соответствующими примерами.

В 1993 г., как известно, РКРП вела сбор подписей под требованием включения в конституционный референдум, наряду с президентским и парламентским проектами Конституции, «Советского варианта», разработанного группой юристов во главе с Юрием Слободкиным. Его изюминкой стала разработка системы выборов по производственно-территориальному принципу, позволяющей контролировать депутатов и в любое время отстранять их при нарушении предвыборных обещаний. Проект был обнародован в малой коммунистической печати ещё в начале 1992 г. и впоследствии одобрен на региональных и всероссийских съездах рабочих и специалистов, а также многочисленных митингах. «Правда», регулярно публикуя информацию о числе собранных подписей, обещала в ближайшее время напечатать этот документ и 5 июня 1993 г. действительно напечатала «Проект Советской Конституции России». Но… не тот. Вместо проекта Слободкина под тем же названием была напечатана некая бумага, рождённая в недрах фракции «Коммунисты России» и закреплявшая частную собственность на предприятия, платное здравоохранение и образование, консервативно-буржуазные выборы по мажоритарным территориальным округам.³⁰³

Выборы 1993 г. Роскомсоюз, а также ОФТ, МРП и ряд других левых организаций бойкотировали. Руководству КПРФ не удалось внести серьёзного раскола в левый лагерь, хотя тогдашние руководители профсоюза «Защита» Ю. Леонов и М. Коновалов, лидер Московского Совета Рабочих В. Шишкарёв, журналист Н. Гарифуллина оказались в списках кандидатов в депутаты от КПРФ.

Но выборы 1993 г., названные левыми «выборами на крови», знаменательны не мелкими зюгановскими интригами на левом фланге, а их масштабной фальсификацией. Дело в том, что эти выборы совпали с референдумом по Конституции. Если для думских голосований было достаточно 25 %-ной явки, то референдум считался проведённым лишь при активности не менее половины избирателей.³⁰⁴ Если учесть, что к 18:00 на участки пришли 43 % избирателей, а к 22:00 уже 55 % (любой наблюдатель знает, что вечером к урнам почти никто не приходит, а уж в холодную декабрьскую ночь тем более), подтасовка становится очевидной. Почему же о ней промолчал Зюганов?

Ответ на этот вопрос дан в вышедшей под редакцией «Проектной группы по правам человека» работе «Демократия, попранная фальсификацией (выборы и реформы в России в 1991—93 гг.)». Авторы, либеральные буржуа, на основании логарифмических исчислений и многочисленных источников информации пришли к выводу: «Всего в голосовании 12 декабря 1993 года реально приняли участие 49 млн избирателей из 106,2 млн официально зарегистрированных, или 46,1 % — вместо 58,2 млн избирателей или 54,8 % по официальным данным»³⁰⁵. Участковые комиссии приписали 3,5 млн проголосовавших, окружные 5,7 млн. А поскольку процент голосующих за Конституцию не мог быть фантастически высоким и должен был соотноситься с данными апрельского референдума 1993 г. (60 % за Ельцина, 40 % против) мёртвые души приписали «оппозиционным партиям»: 6 млн ЛДПР, 1,5 млн КПРФ, 1 млн «Женщинам России» и полмиллиона Шахраю.

Вот почему, и другого объяснения нет, ни Зюганов, ни Жириновский (впрочем, о нём-то и говорить нечего) не выступили с разоблачением подтасованного референдума — общие интересы дела были отброшены ради мелкого интереса залезть в Думу и от имени оппозиционно настроенной части народа торговаться с правительством.

Незадолго до референдума член Исполкома ОФТ России В. Страдымов в телефонном разговоре с Г. Зюгановым лично в течение часа пытался убедить последнего в необходимости поддержки КПРФ бойкота выборов с целью, прежде всего, срыва референдума и принятия буржуазной конституции. Такая возможность была, более того, её удалось, как мы видели выше, реализовать. Однако Зюганов отказался присоединиться к бойкоту, мотивируя это тем, что-де, по мнению «аналитиков» из КПРФ, вполне возможно отрицательное голосование избирателей по Конституции «при условии эффективной агитационно-пропагандистской и разъяснительной работы с населением» со стороны её противников, что, конечно, было чистейшим блефом с его стороны, призванным лишь обелить своё участие в «выборах на крови» с целью получения тёплого думского местечка. Более того, таким образом, именно КПРФ несёт ответственность за принятие ельцинского варианта Конституции России. Без участия КПРФ в выборах, при активной борьбе за разоблачение подтасовки результатов референдума, обрести политическую устойчивость Ельцину было бы намного труднее. Таким образом, ещё зимой 1993 г. КПРФ как партия (а не один только Зюганов) вступила в сговор с режимом, который для публики партийные лидеры именуют исключительно «антинародным».

Боясь правдивой информации, зюгановские вожди препятствуют распространению коммунистической печати. Так, в Тамбове горком КПРФ даже выпустил постановление о запрете реализовывать на собраниях и митингах газеты ВКПБ и 22 апреля 1996 г. прибег к помощи милиции для удаления с митинга активистов этой партии.³⁰⁶ О том, что не дают слова на совместных (!) митингах 1 мая и 7 ноября членам левых организаций, не стоит и упоминать — факты общеизвестны.³⁰⁷

Между тем партии Роскомсоюза, напротив, явно стремятся к сотрудничеству с КПРФ и регулярно поддерживают её (что лишний раз свидетельствует о недостаточной самостоятельности и склонности к соглашательству этих «непримиримых» партий). В ноябре 1994 г. А. Пригарин высказался за формирование левого блока с участием КПРФ вплоть до границ СПТ ³⁰⁸, да и потом РКП-КПСС сочла своим «политическим долгом» поддержать на президентских выборах Г. Зюганова.³⁰⁹

Парламентские выборы 1995 г. наиболее показательны с точки рассмотрения взаимоотношений между КПРФ и левыми по двум причинам:

• впервые оба течения одновременно участвовали во всероссийских выборах;
• вопрос единства действий формально ставился обеими сторонами.

В октябре 1994 г., декабре 1994 г. и марте 1995 г. ЦК РКРП официально предлагает ЦК КПРФ создать «единый избирательный блок коммунистов России». 8 июня В. Тюлькин со страниц «Правды» вновь предлагает руководству КПРФ единый блок. 16 июня Пленум ЦК РКРП утверждает, а 21 июня 1995 г. 1-й секретарь ЦК РКРП В. Тюлькин направляет аналогичное письмо в адрес Пленума ЦК КПРФ, уточняя, что «через РКРП могли бы быть представлены организации Роскомсоюза», а именно — РПК, ВКПБ, Союз коммунистов и Союз народного сопротивления.³¹⁰ Это письмо также остаётся без ответа.

Уже 1 июля 1995 г. на ⅩⅩⅩ съезде СКП-КПСС заместитель председателя ЦИК РПК О. Широков предлагает провести переговоры о формировании единого парламентского блока КПРФ и Роскомсоюза, однако Г. Зюганов заявил, что время якобы упущено. Между тем оставалось ещё полтора месяца, на протяжении которых блок можно было бы сформировать. Крючков затем подробно рассказывал в интервью, как Зюганов уклонился от многосторонних переговоров и провёл отдельную встречу с Тюлькиным, поручив своим заместителям встретиться с Пригариным и Крючковым. На этой долгожданной встрече Крючков и Пригарин предложили создать блок и назвать его «Объединённые коммунисты России», поставив вопрос о выделении примерно 20 % мест в списках кандидатам Роскомсоюза. На что незамедлительно получили ответ такого содержания: члены ЦК КПРФ на пленуме решили идти самостоятельным избирательным объединением под названием «КПРФ».³¹¹

Когда А. Крючков решил пожаловаться на неуступчивость КПРФ делегатам съезда СКП-КПСС, председательствующий Чехоев просто согнал его с трибуны, а Шенин, в отношении которого иные лидеры Роскомсоюза питали столько надежд, что даже подумывали пригласить его в головную часть списка «Коммунисты — Трудовая Россия», поддержал линию руководства КПРФ на сепаратные переговоры.³¹²

Тогда Пригарин и Крючков обратились с открытым письмом к Зюганову и Тюлькину. 20 июля Зоркальцев, Никитин и Апарина заявили им, что ответ-де дан 18 июля в «Советской России», где было опубликовано заявление ЦК КПРФ о намерении идти отдельным списком со своей программой. Устно делегация КПРФ объяснила, что блок возможен, если:

1. Его название будет «КПРФ»;
2. Его программой будет документ, принятый ЦК КПРФ;
3. Партии Тюлькина, Крючкова и Пригарина не будут претендовать ни на одно из мест в головной части списка, а удовольствуются «несколькими местами» в региональных;
4. Руководство КПРФ само определит, кого от РКРП, РПК и РКП-КПСС допускать в списки кандидатов, а кого — нет. ³¹³

Тем временем 5 июля В. Тюлькин пишет очередное письмо В. Купцову с предложением сформировать блок «Коммунисты России» и предлагает пять пунктов предвыборной программы. Соотношение кандидатов предлагается два к одному. 26 июля В. Тюлькин пишет уже Зюганову и отправляет копию Шенину, соглашаясь на пропорцию один к трём в головной части списка и столичных округах и 1 к 10 в остальных регионах.

Наконец, 27 июля руководители РКРП получили письмо за подписью Купцова, где им объяснили, как надо объединяться:

• выбирайте название «КПРФ — Коммунисты России» или «КПРФ (Коммунисты России)»;
• довольствуйтесь 10 % мест в списке;
• один левый может оказаться даже в головной части списка, но им может быть только «юрист или экономист».

Для большего унижения левых Купцов выдвинул условием «публично, через печать снять выдвигаемые ими в последнее время субъективные обвинения в адрес нашей партии в целом и её руководителей».

Вообще КПРФ шла отдельным списком отнюдь не случайно. Зюгановская команда срывала переговоры не только с леворадикалами, но и с традиционными правыми союзниками. Когда РОС Бабурина после долгих переговоров попытался сформировать что-то вроде «патриотического» центра оппозиционных сил, и Бабурин предложил подписать письменное соглашение Зюганову и Лапшину, последние поставили изначально неприемлемое условие аннулировать все ранее поставленные подписи, новое соглашение подписать вначале КПРФ и АПР, а уже затем — всем прочим.³¹⁴ Разумеется, ничего подписано не было.

После старта избирательной кампании проповедник «единства» Зюганов повёл психологическую войну против отвергнутых им союзников. «Советская Россия» обещала 36-му блоку «Коммунисты — Трудовая Россия — за Советский Союз» не более 1,5 % голосов. Лигачев сетовал о расколе и публично упрекал в нем левых. Наконец, 3 октября 1995 г. «Правда» опубликовала информационное сообщение о том, что Политисполком СКП-КПСС принял решение поддержать в избирательной кампании КПРФ. На самом деле Политисполком СКП-КПСС такого решения не принимал ни 30 сентября, ни в любой другой день. В ход была пущена фальшивка.

Высшая партийная линия борьбы с коммунистической крамолой безукоризненно исполнялась на местах. По 110-му и. о. КПРФ не смогла зарегистрировать своего кандидата, но вместо поддержки представителя РКП-КПСС генерала В. Лысова предпочла помочь «независимому» претенденту.³¹⁵ По и. о. № 108 КПРФ выставила в противовес кандидату РКРП Ю. Слободкину депутата предыдущего созыва А. Зайцева. В результате Слободкин собрал 50 тысяч голосов, Зайцев — 21 тысячу, а победителем стал представитель «Выбора России» С. Юшенков с 59 тысячами бюллетеней. Очевидно, что отобранных Зайцевым у Слободкина голосов с лихвой хватило бы для победы над кандидатом «демократов». В 175-м Новомосковском и. о. вместо рабочего от РКРП В. Регузова зюгановцы проголосовали за сторонницу правительства из объединения «Женщины России». В 200-м Тушинском и. о., пообещав снять своего кандидата в пользу одного из лидеров «Трудовой России» В. Гусева, КПРФ, разумеется, обещание не выполнила, вследствие чего от округа в Думу прошёл всем известный кичливый буржуа Боровой.³¹⁶ В Туле обком КПРФ, не выставив на выборах своего кандидата, отказал в поддержке местному лидеру РКРП А. Шикалову, зато рекомендовал своим сторонникам голосовать за… А. Лебедя! В другом тульском округе секретарь обкома КПРФ А. Лунев и аграрий В. Стародубцев подписали воззвание с призывом поддержать сторонника «Нашего дома — Россия» генерала МВД Папарина, выступавшего соперником не только члена РКРП Серёгина, но и официального выдвиженца КПРФ Семаго.³¹⁷ После того как А. Лебедь покинул Думу и в округе были назначены выборы нового депутата, секретарь тульского обкома КПРФ И. Худяков от имени коммунистов заявил о поддержке бывшего шефа службы безопасности Ельцина, лично участвовавшего в подавлении восстания 1993 г., Александра Коржакова.³¹⁸

Президентские выборы 1996 г. ещё раз продемонстрировали стиль взаимоотношений между левыми и «народными патриотами». Зюганов и Тулеев, добившись поддержки от РКРП, проигнорировали все данные левым обещания. Более того, Тулеев, во многом обязанный сбором подписей именно РКРП, не только ни разу не упомянул рабочую компартию в своих телевыступлениях, но и выступил с более правых позиций, нежели Зюганов. Зюганов, во всяком случае публично, вплоть до начала июля не заявлял о своем «уважении» к Лужкову, и не называл «умнейшим человеком» Явлинского, как это сделал Тулеев уже в марте 1996 г.³¹⁹

Местные выборы протекали примерно так же, как и общероссийские. Левые последовательно поддерживали кандидатов в губернаторы от КПРФ. В Волгоградской, Саратовской, Самарской, Курганской областях, на Кубани и в ряде других регионов РКРП, а также существовавшие кое-где организации других партий Роскомсоюза (кроме «твердокаменной» ВКПБ) помогали выдвиженцам НПСР. Лишь в Ленинграде РКРП выставила Ю. Терентьева, собрав примерно 4 % голосов. Логика была старой: кто сильнее (КПРФ), тот и должен быть ведущим, остальным отводится роль пристяжных (Роскомсоюз).

Особый случай представляла Тюмень. Здесь традиционно сильнее РКРП, на парламентских выборах обошедшая местных сторонников Зюганова. РКРП выставила в губернаторы депутата А. Черепанова, КПРФ — бизнесмена В. Чертищева. Оба возглавляют местные организации двух партий. РКРП еженедельно выпускает газету тиражом 20 тысяч экземпляров, у КПРФ газеты вообще не было. Черепанов в сжатые сроки собрал 18 тысяч подписей, Чертищев в последний день сдал 10 тысяч. Черепанов получил 8,5 % голосов, Чертищев — 7,6 %.³²⁰ Тюлькин и Терентьев вели переговоры с Зюгановым и Купцовым, взывая к совести последних и напоминая, как рабочая компартия везде и всюду помогала «народным патриотам». Пообещав дать ответ спустя неделю, руководители КПРФ об обещании, само собой, позабыли.

Но этим дело не закончилось. 25 января на заседании Политисполкома СКП-КПСС депутат от Тюменской области Анатолий Чехоев заявил, что представитель КПРФ В. Чертищев набрал 8,5 % голосов, а кандидат от РКРП А. Черепанов 7,8 %, после чего обвинил рабочую компартию в срыве единых действий!³²¹ То есть и здесь КПРФ не побрезговала прямым подлогом фактов.

Аналогичным образом обстоит дело с выборами депутатов местных органов власти — в Московской, Смоленской, Астраханской областях, Приморском крае и иных регионах³²² организации КПРФ, предварительно пообещав пойти на «раздел» округов с левыми организациями, на деле эти договоренности полностью нарушали, выдвигая против рабочих активистов директоров и предпринимателей, даже и не состоящих в КПРФ.

Вначале деятельности КПРФ Зюганов не только последовательно игнорировал совместные уличные манифестации левых, но и с больши́м удовольствием объяснял журналистам, почему трудящимся не надо ходить на митинги, а следует сидеть дома. Известно, как именно Зюганов по просьбе властей уговаривал расходиться по домам участников созванных отнюдь не КПРФ митингов 20 августа 1993 г. у Дома Советов, 7 ноября 1993 г. и 17 марта 1994 г.³²³ Так, 16 марта 1994 г. Зюганов в интервью ЦТ заявил, что «мы никакого отношения к этому митингу не имеем, мы туда не пойдём. Для нас нет этого митинга»³²⁴. Первомай 1994 г. он предпочёл встретить вместе с ФНПР, призывая сторонников партии не участвовать в красной манифестации по Ленинскому проспекту Москвы, куда сам вынужден был прийти после того, как жёлто-голубые профбоссы издевательски не дали ему выступить.³²⁵ Левые выступить дали. Откровенное предательство было совершено Зюгановым в ночь со 2 на 3 октября 1993 г. На Смоленской площади ещё не была разобрана баррикада, ФНС призывал к массовым манифестациям, левые силы организовывали кампанию против полицейской диктатуры Ельцина,— а Зюганов, допущенный с явного согласия Ельцина на телевидение, призвал россиян «сохранять спокойствие и сдержанность, не поддаваться на провокации, в митингах и забастовках не участвовать».³²⁶

Не намерена была КПРФ участвовать и в других совместных акциях с левыми. Знаменитый сбор 246 тысяч подписей ленинградцев против повысившего вдвое коммунальные платежи губернатора Яковлева проходил без всякого участия КПРФ, не поддержавшей эту акцию.³²⁷ Наконец, 5 марта 1998 г. при посредничестве О. Шенина, В. Тюлькин подписал соглашение с Г. Зюгановым, в котором стороны «потвердили необходимость достижения единства в коммунистическом движении Российской Федерации, и, с целью поисков подходов к решению данной задачи признали целесообразным создать рабочую группу из представителей КПРФ и РКРП для определения возможных путей и этапов объединения коммунистов». При этом КПРФ брала на себя обязательство «оказать содействие профсоюзу „Защита“ по проведению акции в поддержку КЗоТа 24 апреля» (о чём «Защита» Г. Зюганова не просила — то есть В. Тюлькин попытался втянуть рабочий профсоюз в политические игры с КПРФ), а также «оказать содействие по внесению в Госдуму проекта КЗоТа, разработанного Фондом Рабочей Академии и ОРП „Защита“». Естественно, первое обязательство выполнено не было, а внести в Думу проект закона о труде депутат от РКРП В. Григорьев мог и без КПРФ. Зато В. Тюлькин, поддержанный затем пленумом ЦК РКРП, признал КПРФ «коммунистической» партией и во всеуслышанье заявил о желательности объединения двух организаций. Более того, в том самый момент, когда печать РКРП оживлённо обсуждала капиталистическую сущность предложенного КПРФ «Земельного Кодекса», означавшего продажу земли в собственность председателей колхозов, первый секретарь ЦК РКРП В. Тюлькин подписал совместное заявление с Г. Зюгановым и О. Шениным такого содержания: «Мы требуем от президента и Совета Федерации принять Земельный Кодекс РФ в редакции Государственной Думы».

Зато КПРФ в довольно сжатые сроки сумела поставить под свой контроль СКП-КПСС, на который так много надежд возлагали ностальгические сторонники прежних аббревиатур из Союза коммунистов, Большевистской платформы и пр. небольших радикальных организаций, рассчитывавших на приток свежих сил путём рекрутирования бывших членов партии, которые-де в партии с другим названием идти не хотят (в названии, оказывается, дело!).

Деятельность образованного в марте 1993 г. СКП-КПСС не является предметом нашего исследования. Заметим только, что в период своего принятия Программа СКП-КПСС была намного левее и прогрессивнее, чем патриотические манифесты входившего тогда в ФНС Зюганова или парламентские проекты В. Купцова. В ней, например, шла речь об упразднении президентского поста, национализации части предприятий, государственной монополии внешней торговли и ставилась задача содействия возникновению и утверждению коммунистического общества. Однако, объявив социал-демократов коммунистическим течением и высказавшись за союз с национальной буржуазией³²⁸, СКП-КПСС широко открыла двери для принятия в свой состав оппортунистических и прокапиталистических сил. В Совете СКП-КПСС возобладали «беспартийные» работники аппарата КПСС — достаточно заметить, что на четырёх членов «Союза коммунистов», проявлявшего наибольшую инициативу в образовании СКП, приходилось около 100 человек, не входивших ни в одну из партий «Союза коммунистических партий»³²⁹, а из 415 делегатов восстановительного ⅩⅩⅨ съезда КПСС 265 ранее работали в аппарате.³³⁰ Более того, лидеры СКП-КПСС немало обиделись, когда КПРФ и КПУ воздержались от немедленного вступления в Союз.

Да, действительно, в течение первого года после воссоздания КПРФ её руководство старательно избегало организационного слияния с СКП. Смущало, видимо, несколько обстоятельств:

• необходимость завоевания контроля над СКП в условиях, когда сама КПРФ ещё не встала на ноги прочно;
• излишне демонстративная и потому негодная для КПРФ социалистичность Программы СКП.

Вскоре после вступления КПРФ в СКП-КПСС, 21 мая 1994 г., Политисполком Совета СКП-КПСС осудил «коммунистическое многоцентрие» и «рекомендовал коммунистам объединяться в единые организации», т. е. фактически предложил партиям Роскомсоюза распуститься и раствориться в численно многократно преобладающей КПРФ. Дошло до того, что члены Совета СКП-КПСС ставленники КПРФ А. Мельников и А. Чехоев обвинили Марксистскую платформу в развале КПСС.³³¹

27 апреля 1994 г. Политисполком СКП-КПСС приостановил членство в Совете СКП-КПСС Пригарина, Тураевой и Черняховского («Союз коммунистов»). В июле Пригарин во избежание «раскола в СКП-КПСС» (который как раз был необходим для размежевания с оппортунистическим крылом, да только Алексей Алексеевич, видно, не почувствовал поддержки и способности кого-то расколоть и создать левый СКП) под напором обвинений в «грубом нарушении партийной дисциплины» вышел из Политисполкома «по собственному желанию». В декабре 1994 г. руководство СКП-КПСС отказалось допустить на Пленум Совета Союза партий его членов Кошевого и Шурпу, представлявших Приднестровскую компартию и замеченных в подозрительных связях с Роскомсоюзом.³³² Несмотря на решение этого декабрьского пленума о введении в состав программной комиссии представителя «Большевистской платформы», Политисполком затем ни разу этого представителя ни на одно заседание комиссии не пригласил.³³³

В июле 1995 г. на ⅩⅩⅩ съезде СКП-КПСС КПРФ окончательно взяла его под контроль. Россию представляли 127 делегатов КПРФ, 39 РКРП и по десять от двух конкурирующих «Союзов коммунистов» (Пригарина и Маркова).

К этому времени из состава Политисполкома СКП-КПСС были выведены 1-й секретарь ЦК ВЛКСМ А. Езерский, редактор «Гласности» Ю. Изюмов, когда-то участвовавшая в крамольном ОФТ И. Епищева, руководитель Союза коммунистов Латвии И. Лопатин, председатель Союза офицеров С. Терехов, председатель Большевистской платформы Т. Хабарова, член Союза коммунистов С. Черняховский и неудачливый восстановитель КПСС С. Степанов. А после съезда в руководстве СКП-КПСС не осталось ни Авалиани, ни Умалатовой, ни Шашвиашвили. Из шести руководителей СКП-КПСС (председатель и его заместители) пять были избраны по предложению КПРФ.

Почти одновременно агенты КПРФ в СКП-КПСС предложили проект новой редакции Программы СКП-КПСС. Суть изменений состояла не только в развитии тезиса о блоке с российским бизнесом в «антиколониальной борьбе», но и в утверждении бюрократической трактовки причин кризиса КПСС и СССР. «Сказалось ослабление руководящей роли КПСС в обществе, образование в ней платформ и фракций и политическое перерождение группы руководителей страны».³³⁴ Отрицался бесспорный факт, что именно КПСС, наряду с «Дем. Россией», в конце 1980-х годов была ударной силой реакции, и «антинародный режим Ельцина» всего-навсего исполнил резолюции пленумов ЦК о приватизации предприятий и переходе к рыночной экономике. Зато были заклеймены «платформы» и «фракции», которые, исключая «Демплатформу», придерживались левой, антирыночной, антигорбачёвской ориентации (Марксистская, Большевистская платформа, ДКИ). Как справедливо заметил Анатолий Крючков, «не организационное разрыхление и не образование платформ в КПСС — одна из причин поражения КПСС, а сохранение в рамках КПСС мнимого организационного единства коммунистов с псевдокоммунистами всех мастей вместо решительного размежевания с ними»³³⁵.

Единственное, что КПРФ не удалось сделать на ⅩⅩⅩ съезде — сменить вывеску. В соотношении 125 к 270 предложение переименовать СКП-КПСС просто в СКП, выдвинутое Зюгановым, было отклонено.³³⁶

Партии Роскомсоюза регулярно выступают с коллективными заявлениями протеста в связи с попытками СКП-КПСС объединить российских коммунистов под единой партийной структурой (читай — под КПРФ). Заявлений написано настолько много, что хочется задать всего один вопрос: а зачем, собственно, протестовать? Разве неизвестно, что СКП-КПСС превратилась в фактически прозюгановскую структуру? Разве эта прозюгановская структура обладает хоть каким-то серьёзным влиянием в России? Разве стоит тратить внимание на аппаратных интриганов, способных только к пустому говорению в московских ДК? Какая разница для членов РКРП или РПК, что там опять сказал Лигачёв?

Фактически, сегодня руководство партий Роскомсоюза, на словах критикуя КПРФ как некоммунистическую партию, своим реальным сотрудничеством с партией Зюганова создаёт у трудящихся иллюзорное восприятие действительности, а именно — сохраняет КПРФ облик партии левого типа, не позволяет провести решительную черту между зюгановцами и коммунистами, оттягивая таким образом формирование в России мощной пролетарской коммунистической партии.

Собственно, кто же является союзниками КПРФ? С общеполитической точки зрения ответ на этот вопрос был дан ещё при самом зарождении партии:

«Очевидное своеобразие придают российскому державному движению его отчётливые „государственно-капиталистические“ симпатии, ставка на элитарные слои национально ориентированных предпринимателей [не какую-нибудь шантрапу, а элитарных предпринимателей, акул большого бизнеса], патриотически настроенных чиновников и управленцев, искреннее тяготение к исконным формам русской православной духовности»³³⁷.

Сентенции Г. Зюганова в отношении «белого и красного крыльев» народных патриотов настолько интересны, что стоит привести довольно длинную цитату:

«[Существует] два крыла нашего патриотического движения… Под категорией „красные“ мы условно обозначаем остатки социалистического, государственного сектора, которые переживают трагедию развала. В этом государственном секторе всё ещё живут самые разные общественные слои и прослойки: и рабочие, и директора, и наша интеллектуальная элита, и сельская интеллигенция, и само крестьянство… А под категорией „белые“ мы всё чаще описываем тот национально ощущающий себя русский капитал, который становится экономической реальностью, наполняется тысячами деятельных людей, составляет довольно пестрый, разрозненный, ещё только формирующийся мелкий и средний русский бизнес»³³⁸.

То есть Зюганов жаждет союза русского бизнеса с российским пролетариатом. А рабочих и директоров он вообще объединяет под одну категорию «красных», которым нечего делить. «И наш противник,— продолжает вождь отечественных филистеров,— являющийся антинациональной компрадорской капиталистической буржуазией [здо́рово — „капиталистическая буржуазия“! А раньше были, видимо, „феодальные помещики“], постоянно осуществляет подрывные операции, направленные на сталкивание этих двух крыльев национально-патриотического движения»³³⁹. Нет никаких противоречий между русской буржуазией и российскими трудящимися, все забастовки рабочих против директоров являются результатом «подрывных действий» компрадоров.

«У меня была беседа с человеком, имеющим огромные капиталы,— оживлённо рассказывал Геннадий Зюганов как-то в одном из интервью,— как он их добывал, правдами или неправдами, я не знаю [знает, знает — „все современные состояния нажиты самым бесчестным путём“]. Но вот что поразительно. Он мне сказал, что российский человек, русская душа не может быть удовлетворена только богатством [и этим обстоятельством рассказчик был „поражён“]. Он вдруг почувствовал, что у него пусто в душе [верно!], что он коллективист по своей природе [предпочитает, когда на него вкалывают целые коллективы?], что не может пережить развала державы. Он мне прямо ответил, что власть, которая не в состоянии управлять, которая не думает о своей стране, которая ставит все сферы экономики в условия, когда завтра нечего будет продавать [„продавать“!], которая обирает и раздевает всех подряд [бедолага явно переплатил налоговому инспектору — нам-то что до его забот, к нам налоговые инспектора почему-то не ходят], при которой завтра наши [„наши“ — говорит Зюганов!] лавки начнут громить и поджигать, не заслуживает, чтобы её защищали»³⁴⁰.

На 4-м съезде КПРФ Г. Зюганов, вынужденный, как и свойственно буржуазным политикам, превентивно увертываться от нарастающих обвинений, впрочем, назвал среди союзников КПРФ «все коммунистические движения» и открестился от «партий правобуржуазных, которые не станут союзниками КПРФ ни при каких условиях». При этом, однако, он умудрился заявить, что правобуржуазные партии «могут сыграть роль попутчика КПРФ в решении проблем… становления демократических институтов»³⁴¹. Хороши же демократические институты, которые будут устанавливать партии правого крыла буржуазии.

Впрочем, все последние публичные заявления Зюганова о его симпатиях к левым и «ни при каких условиях» к правым, ставят целью прикрыть реально существующий союз КПРФ с правыми против левых.

Мы уже не раз называли ведущим идеологом НПСР А. Подберёзкина, разработавшего программу этого блока. Но поскольку КПРФ входит в Народно-патриотический союз, то она разделяет и его идеологию. А Подберёзкин пишет, что «единственно верный путь сегодня — это формирование широкой коалиции государственников из представителей всех политических сил»³⁴². Итак, стержень — не борьба за права трудящихся, против несправедливости и эксплуатации. Стержень — борьба за укрепление государства. Того государства, которое выступает угнетателем и эксплуататором нашего народа.

Ещё бы. Ведь «главное противоречие сегодня [по мнению Г. З.] состоит не в противоречии между основными классами и социальными слоями, а в антагонизме между правящими режимами, опирающимися на узкий слой либо компрадорской, либо националистической бюрократии, которая стремится к слому евразийской цивилизации в лице России, и остальным населением»³⁴³.

Западные рабочие, как мы видели, не являются союзниками государственников из КПРФ. Союзником русского государственника не может быть ни зарубежный пролетарий, ни отечественный интернационалист или марксист. Его союзником выступают те, кто заинтересован и готов все силы положить для сохранения и укрепления существующего российского государства. А поскольку это государство — государство капиталистическое, то союзниками КПРФ выступают, по её собственным заявлениям:

1. национально ориентированная буржуазия;
2. чиновничий корпус;
3. «средний класс», «являющийся оплотом социальной стабильности»³⁴⁴.

КПРФ в своей истории знала немало попыток её руководства сколотить некую коалицию умеренно-правых и не очень умеренно правых партий и отдельных буржуазных политиков.

Первый такой блок определился за полтора года до создания КПРФ: в июле 1991 г., когда будущий партийный вождь «коммунистов» Г. Зюганов поставил свою подпись под «Словом к народу». Самодовольно заявив спустя два года после образования ОФТ, что «мы начинаем всенародное движение», авторы «Слова» не стали развивать абсолютно никакой позитивной программы. Весь их пафос свелся к задаче «не дать», «остановить», «укрепить» и т. д. и т. п. Показательно, что обратились они «к либералам и монархистам, центристам и земцам, к певцам национальной идеи», под конец также вспомнив членов КПСС. Где в 1991 г. авторы «Слова» нашли в Советском Союзе «земцев» неизвестно, но явно ничего предложить, кроме отрицания, они не смогли, тем самым попав в забавную пропагандистскую зависимость от «демократов». Стоит ли уточнять, что никакого не то что всенародного, но и даже кабинетного движения на такой бессодержательной основе Г. Зюганову сотоварищи создать тогда не удалось.

Поэтому интерес представляет не какая-то «идеологическая» окраска мертворождённого «движения» (её попросту не было), а состав его мертворождённого Оргкомитета. Помимо самого Зюганова в него вошли писатель-почвенник Распутин, писатель Бондарев, публицисты российского шовинизма Проханов и Володин, известная всей стране политическим проституированием певица Зыкина (спустя пару дней она, перепугавшись, сняла свою подпись), скульптор-монархист Клыков³⁴⁵, компаньон Н. Рыжкова по президентским выборам генерал Громов, промышленник Тизяков, а также Юрий Блохин и Василий Стародубцев. В общем, список зюгановских союзников ещё на том этапе не включал в себя ни одного коммуниста, но был переполнен поклонниками царизма и «русского порядка».

Следующим этапом формирования общего блока стало создание движения «Согласие во имя России». Это «согласие», явившееся таким же нежизнеспособным выкидышем, как и «Слово к народу», было ни чем иным как «государственно-патриотическим» ответом на инициированный чуть раньше Ельциным «Договор об общественном согласии». Суть ответа заключалась в желании «прекратить безумие, остановить разрушение нашего общества и государства, прекратить смуту», т. е. в типично консервативной реакции на нежелательные общественные перемены, а рецепт их предотвращения был тривиален: «Мы ставим перед собой задачу построения сильного государства». И чуть выше цель этого построения — «государство должно гарантировать соблюдение прав собственности».

Следующая часть цитируемого документа достаточно пространна, но именно она является ключом к пониманию задач и целей «государственных патриотов», даже не скрываемых ими от общественности:

«Центральным элементом экономической политики государства должно стать создание благоприятных условий для деятельности отечественных товаропроизводителей, повышения эффективности общественного производства, обеспечения экономического роста. Решению этих задач должно быть подчинено реформирование отношений собственности, включая проведение приватизации и реорганизацию управления государственной собственностью, структурная и научно-техническая политика государства, реформирование налоговой системы, регулирование внешней торговли, укрепление системы защиты правопорядка».

Зачем укреплять правопорядок, объяснено выше: «государство должно гарантировать соблюдение прав собственности», т. е. правопорядок нужен для защиты капиталистов от возмущённых рабочих, ибо кто как не капиталисты владеют в России собственностью, и кто как не самоорганизованные рабочие выступают основной угрозой этому «священному праву» собственности?

Далее приведённая задача неоднократно на разные лады повторяется в программном документе «Согласия во имя России»: «государство отвечает за эффективное функционирование рыночных отношений, обеспечивая правовые и экономические условия развёртывания механизмов рыночной конкуренции, охраны прав собственности», оно же «осуществляет действенные программы мер по созданию условий для реализации предпринимательской инициативы граждан» и т. д.

За неимением других аргументов в пользу своей программы КПРФ с союзниками по «Согласию» ссылается на «здравый смысл». О, этот здравый смысл, столь славно послуживший бесчисленным поколениям мещан, не избежал рекрутчины и от «госпатриотов»: «Исторический опыт России и реальности сегодняшнего дня подтверждают, что… выход из кризиса возможен лишь на основе конструктивного и гармоничного сочетания достижений советского периода с традиционной российской хозяйственной практикой и лучшими образцами современного мирового опыта». Что такое «традиционная российская хозяйственная практика» и можно ли считать «лучшим образцом современного мирового опыта» пятидневный отпуск в Японии — об этом авторы документа (т. е. и Зюганов, т. е. и КПРФ!) умалчивают.

Это заявление, заявление отражающее позицию КПРФ, было настолько антисоциалистично, что его подписал не только антикоммунист Говорухин, но и либеральный рыночник А. Ципко. Цели «коммунистов» партии Зюганова совпали с целями российской буржуазии.

После президентских выборов, когда ряды потенциальных компаньонов КПРФ справа несколько сократились (в частности, на том этапе стало невозможным говорить о приглашении в «теневое правительство» Лужкова, Явлинского, Росселя, Черномырдина и даже Глазьева), руководство КПРФ было вынуждено ограничиться мистификацией и выдумать «широкое народно-патриотическое движение», заявив о формировании коалиции из числа обанкротившихся партий и политиков. На многотысячном съезде выступавших под разными вывесками зюгановских структур незюгановское крыло было представлено настолько тщедушными политическими группировками, что в периодической печати постеснялись даже акцентировать внимание на их списке.

Однако учредительный съезд НПСР, малоинтересный для народа России, представлял бесспорный интерес с точки зрения теневых маневров руководства КПРФ.

Создание НПСР, по сути, позволило зюгановскому руководству растворить анахронизмы «коммунистической» риторики в организационной форме «более широкого», то есть «менее партийного», то есть более правого и в гораздо меньшей степени отражающего интересы народа «народно-патриотического блока». Фактически речь идёт о подчинении КПРФ более правой части «народно-патриотического» союза, клерикалам и националистам. Зюганов без стеснения пишет, что НПСР создан именно для того, чтобы правые, обладающие ничтожными организационными ресурсами, подчинили себе политически «левую» КПРФ: «Национально-патриотическому, „правому“ крылу НПСР необходима опора на мощную организационную основу „левых“, на их разветвлённую региональную структуру, на политический потенциал КПРФ в Государственной Думе и местных органах власти. В свою очередь, „левые“ остро нуждаются в идеологическом обновлении»³⁴⁶. Такой вот обмен: мы вам идеологию, а вы нам организацию.

И действительно, если программные установки КПРФ ещё говорят, хотя и сквозь зубы, о социализме, «Советской власти» и даже контроле государства над частными банками, то Устав НПСР, явно разработанный в «Духовном наследии», ставит основными целями «возрождение Российского государства» (как мы видели раньше, эту цель ставит российская буржуазия в целом), «защиту прав и законных интересов всех россиян» (т. е. законных интересов директоров и банкиров на подавление незаконных в рамках нынешнего права забастовок), «недопущение купли-продажи земель сельхозназначения» (то есть свободу купли-продажи земель городов, пустынь, тундры и пр.), «создание в стране экономики, основанной на многообразии форм собственности» (то есть закрепление частной собственности является целью «народно-патриотической» оппозиции), «построение правового государства» с «разумным разделением полномочий и ответственности ветвей государственной власти» (то есть сохранение поста президента, системы независимых от народа судов и пр.), «демократизация политической системы», «возрождение национальных духовно-нравственных ценностей народов России» и т. п.³⁴⁷ Что здесь, спрашивается, социалистического? Перед нами классическая программа консервативной буржуазной партии, под которой подписались бы и Лебедь с Жириновским.

«Декларация НПСР» предельно ясно разъясняет то, что лишь мазками намечено в Уставе. Скажем, «возрождение национальных духовно-нравственных ценностей народов России» расшифровывается следующим образом: «активное сотрудничество на благо народа и Отечества с Русской православной церковью, исламом, буддистской и другими традиционными религиями России» и «создание равного доступа к СМИ слоёв общества, всех ветвей государственной власти, общественных объединений» — иначе говоря, допуск Подберёзкина и Зюганова на ТВ.

С откровенной ненавистью НПСР — а значит, и входящие в него зюгановцы — говорят о большевиках: «власть перевирает наши лозунги, искажает наши цели… Нас посыпают пеплом гражданской войны, изображают душителями свобод и религий. Но это — от страха перед нами. Ибо не в наших, а в их рядах потомки палачей, расстреливавших царских офицеров, раскулачивавших русских крестьян, топивших баржи с архимандритами и священниками». Чисто зюгановский путаный язык — как будто архимандриты не относятся к священникам. Явно писал сам Геннадий Андреевич. Вы обратили внимание? — нет речи о практиковавшихся деникинцами порках русских крестьян, нет речи о том, как сжигали в паровозных топках революционеров, нет речи о еврейских погромах, нет речи о любимых пытках Шкуро — распороть человеку живот, прибить кишки к деревянному столбу и заставить ходить вокруг этого столба до момента смерти. НПСР прав — власть перевирает его лозунги. Никакого отношения к коммунистам и большевикам данная организация не имеет. Наоборот, она является идейной наследницей тех палачей, которых в 1917—1920 годах вооружённый народ выбросил вон из страны.

В программе КПРФ что-то говорится об изменении строя? — О, нет! Это излишний радикализм и программа НПСР (то есть той же самой КПРФ, получившей другую обертку) предлагает «изменение конституционным путём баланса ветвей государственной власти на основе разумного разделения их полномочий и ответственности», то есть ставит целью сбалансировать триаду президент — парламент — суд, сохранить существующий порядок вещей, упорядочив его. «Без политических потрясений и гражданского противостояния», то есть на основе предотвращения выступления масс против капитализма как строя.

Дальше, в сфере экономической, ещё интереснее: НПСР (или КПРФ, это неважно) ставит своей основной (да, да! там так и написано — «основной»!) задачей «предотвращение краха национальной финансовой системы посредством… защиты российских банковских структур». Ещё бы — ведь «мы сложились в народно-патриотическую оппозицию, не разделяющую себя на красных и белых, на богатых и бедных».

Несколько слов о партийном составе НПСР. На его учредительном съезде помимо КПРФ и АПР были представлены проамериканское «Духовное наследие» Подберёзкина, полуфашистская Русская партия Милосердова, учёный филиал КПРФ РУСО, Аграрный союз, «Держава» Руцкого, и для разнообразия опереточный «Союз коммунистов» г-на Маркова (общая численность которого по России вряд ли превышает пару десятков человек). На съезде, как и полагается мечущемуся между разными лагерями мелкому буржуа, появился В. Анпилов, однако на вступление в НПСР он не решился. Крайне показательно, что делегатами съезда были избраны 47 «работников органов исполнительной власти», то есть тех самых чиновников «оккупационного режима», которые в силу служебных обязанностей исполняют (за весьма приличное жалование) указы Ельцина и постановления правительства Гайдара — Черномырдина — Кириенко.

Итак, за вычетом совсем уж патерналистских структур, возглавляемых самими членами КПРФ (типа РУСО и Всероссийского женского союза), реально блок НПСР образовался на базе договорённости КПРФ, «Державы», Русской партии, «Духовного наследия» и АПР.

Что же представляют собой эти союзники?

«Держава» по сути не более, чем общество приверженцев А. Руцкого. Какую политическую линию проводил Руцкой в качестве государственного деятеля, хорошо известно — будучи вице-президентом, он активно выступал за установление частной собственности на землю, став губернатором, запретил профсоюзные акции протеста и попытался ввести в школах закон божий.

«Аграрная партия России» на выборах 1995 г. выставила в парламент 178 руководителей, 44 депутата, 9 ИТР и научных работников и ни одного сельского или городского рабочего. То есть перед нами не «аграрная» партия на манер эсеровской, выражающая специфические интересы сельских рабочих. Такой партии нет, поскольку у сельских рабочих нет и самостоятельных задач, серьёзным образом отличающихся от задач промышленного пролетариата. Перед нами партия сельских начальников, то есть сельской буржуазии, у которых специфические интересы есть, как у всякого социального слоя, выступающего самостоятельным агентом на рынке товаров.

«Духовное наследие» А. Подберёзкина есть составная часть РАУ-корпорации (РАУ — Российско-Американский Университет), где с американской стороны выступает известный Фонд Сороса.

Что же до «Русской партии», то для её характеристики ограничимся парой цитат из её программы: «заменить государственное планирование на государственное регулирование, прогнозирование, маркетинг и свободу предпринимательства», «землю передать безвозмездно в частную собственность», «отменить государственную монополию на производство и реализацию алкогольных напитков», «ходатайствовать о проведение демонтажа памятников Марксу, Энгельсу, Ленину, Свердлову, Дзержинскому и другим деятелям большевизма-сионизма», «содействовать репатриации евреев из России», «признать марксизм-ленинизм завуалированной сионистской идеологией, а большевизм — разновидностью сионизма», «признать христианство религией рабов, произошедшей от иудаизма», «ввести в стране чрезвычайное положение… на период чрезвычайного положения исполнительную власть на местах законодательно передать уполномоченным русского национального правительства и офицерам Вооружённых сил с правом интернирования», т. е. с правом размещать недовольных в концлагеря без всякого суда и следствия.³⁴⁸

Какова теория, такова и практика. 23 февраля 1997 г. в Москве на площади Суворова прошёл митинг, организованный Русской партией в поддержку министров Куликова и Родионова. Идеолог партии В. Русин разъяснил, что евреям русские дали возможность жить на своей земле, но они, «неблагодарные, как свинья ноги на стол — уже русским места нет», что в Гражданскую войну только казаки последовательно защищали Россию, а большинство комиссаров Красной Армии были евреями, и, естественно, их называть можно «еврейскими комиссарами, и у них были соответствующие интересы, а отнюдь не освобождение народа России от гнёта».³⁴⁹

Такие вот у КПРФ ближайшие политические союзники.

Но кроме уже имеющихся в НПСР сил, КПРФ имеет ряд потенциальных и реальных союзников за его пределами. Это «Наш дом — Россия», программу которого написал сопредседатель НПСР А. Подберёзкин и лидера которого В. Черномырдина фракция КПРФ в Думе избрала председателем правительства России. Это В. Жириновский, заключавший союз с Зюгановым и в стенах парламента (скажем, по Чечне), и на местных выборах (Нижний Новгород, Псков). Наконец, в 1995 г. Зюганов заявлял, что «с блоком Скокова — Лебедя мы могли бы иметь парламентское большинство и сформировать свою команду»³⁵⁰. Именно помощи КПРФ Лебедь обязан победой на выборах в парламент в декабре 1995 г. Но и в 1997 г., уже после «предательства» прагматика Лебедя, предпочетшего вступить во время выборов президента в союз с Ельциным, принципиальный идеалист Зюганов не оставил попыток объединиться с генералом. В феврале 1997 г. член ЦК РКРП Б. Гунько сообщил о заявлении генерала Ачалова (известного жителям России в качестве неудачливого организатора обороны Дома Советов в октябре 1993 г.) о совместном (Лебедь — Зюганов) проведении празднеств 23 февраля.³⁵¹ И хотя Лебедь в этот день на митинге НПСР не появился, выступление Ачалова нельзя не рассматривать в качестве симптома сближения псевдо-красного и истинно-белого крыльев «патриотического движения».

«Народные патриоты» ставят своей целью стать второй партией в стране наряду и вместе с партией крупного капитала — «Нашим домом — Россия». Выступая на пленуме ЦК по итогам президентских выборов, Зюганов заявил: «Нынешнее состояние российского общества характеризует двухполюсная структура, способная развиться в двухпартийную систему. Наша предвыборная коалиция представляет собой один из этих полюсов — левый, патриотический. И это диктует нам — КПРФ как „мотору“ этого объединения — определённый тип поведения в системе власти»³⁵².

Боевые действия в Чеченской республике показали, что российская армия воевать с собственным народом неспособна. Даже по отношению к противнику, которому годами российские власти (и российская оппозиция) придавали образ «бандита», «вероломного убийцы», «торгаша» — в общем, представителя враждебной, чуждой русскому народу демонической культуры, российская армия оказалась неспособна на борьбу «до последней капли крови». Истерические воззвания в «Советской России» и «Правде» успеха не возымели.

Правящему классу стоило задуматься, что при ухудшающемся финансировании армии, чей рядовой и офицерский состав все более затягивает ремни, повернуть вооружённые силы на подавление своего собственного народа будет куда сложнее, чем в октябре 1993 г.

Сложившая ситуация вынуждает буржуазию искать добровольных громил, идейных контрреволюционеров.

Летом 1996 г. девять фашистских партий, включая всем известную «Память» г-на Д. Васильева, поддержали на выборах Б. Ельцина. Ещё бы — под прикрытием Ельцина Баркашов, Васильев и Веденкин свободно формируют свои чёрные банды, обзаводятся стрелковым оружием, проводят учения, создают военно-спортивные лагеря в Подмосковье и других регионах.³⁵³

Но не менее активно, чем правящий режим, сотрудничают с фашистскими организациями и «народные патриоты». Для такого сотрудничества существует общая идейная база — объявление высшей ценностью государства, требование «установить порядок», декларации об особой вселенской роли России, клерикализм. В последовательной логике антикоммунизма КПРФ дошла и до антисемитских лозунгов.

В вековой порочности соперничавшей с Россией Европы (и США) Зюганов обвиняет именно евреев. «На мировоззрение, культуру и идеологию западного мира всё более ощутимое влияние начинает оказывать иудейское рассеяние, влияние которого постоянно возрастает буквально не по дням, а по часам. Еврейская диаспора, традиционно контролировавшая финансовую жизнь континента, по мере развития „своего рынка“ становится своего рода держателем „контрольного пакета“ акций всей хозяйственно-экономической системы западной цивилизации. Мотивы особого избранничества, „высшего предназначения“ для руководства миром и собственной исключительности — столь свойственные религиозным верованиям иудеев — начинают оказывать существенное воздействие на западное самосознание. Его мессианские притязания укореняются всё глубже и проявляются всё резче»³⁵⁴. Секретарь ЦК КПРФ по идеологии Ю. Белов вообще делит капитал по национальному признаку, изображая русских предпринимателей потомками освободившего Москву мясоторговца Кузьмы Минина, а «еврейских» — потомками циничного и бессердечного Шейлока³⁵⁵. Ведь по Ю. Белову не капитализм, а «еврейство» — виновник бед нынешней России: «Любой торгаш, вне зависимости от его национальности, болен еврейством»³⁵⁶.

Да, евреи (а точнее, ашкенази и до известной степени сефарды) в силу исторических причин, оказавшись рассеянными по Средиземноморскому побережью в результате политики департаций со стороны императора Адриана, действительно приобрели значительное влияние в торговом, ростовщическом, финансовом капитале средневековой Европы (равно как и китайцы-хуацяо в Юго-Восточной и Восточной Азии). Это вполне естественно, так как в эпоху позднего Рима и последующего феодализма доступ к земледелию был им закрыт, а наличие в портовых городах еврейских диаспор, помогавших своим единоверцам, повышал конкурентоспособность еврейского капитала. Будучи первым монотеистическим народом, скованным суровыми религиозными и кастовыми правилами, они смогли удержаться от ассимиляции. Однако подобное положение ознаменовалось и двойным гнётом:

• собственных религиозных организаций, препятствовавших дальнейшему развитию народа (о чем писал К. Маркс в работе «К еврейскому вопросу», говоря об освобождении евреев от «еврейства»);
• государей-«христиан».

За обогащение небольшой прослойки дельцов расплачивались ремесленники и мелкие торговцы, на которых натравливали народное возмущение феодалы.

Сейчас Всемирный еврейский конгресс (ВЕК) и иные сионистские организации, пользуясь широкими коммуникационными возможностями, оказывают действенное влияние на правительства различных стран, учитывая наличие реакционных, а то и прямо террористических сил и внутри еврейских общин, и в структурно-политическом раскладе Израиля, и в истеблишменте США, ЮАР, некоторых других государств.

Однако нельзя сказать, чтобы ВЕК контролировал мировую капиталистическую систему. В ⅩⅩ веке при всей опасности сионизма как разновидности фашизма, собственно фашизм как выражение крайней диктатуры буржуазии, поднимает именно антисемитские знамена. Буржуазия не прочь объяснить страдания народа происками зловещих компрадорских сил, и, строго говоря, антисемитизм выгоден и сионистским кругам, подпитывая идеологический контроль еврейской буржуазии над еврейским народом. Недаром и Французскую революцию, и Октябрьскую ультраправые объявляют «еврейским» заговором.

На почве поиска «еврейских заговорщиков» с КПРФ вступили в союз «Русская партия» г-на Милосердова, и «Общественное русское правительство» В. Корчагина, объясняющего, что «еврейская и кавказская мафия безнаказанно грабят Русский народ», а «Зюганов, имея высокий интеллект, владеет еврейским вопросом и, став президентом, национализирует предприятия, скупленные евреями и прекратит грабёж Русского народа, осуществляемый еврейской и кавказской мафией».³⁵⁷

Уже в июле 1994 г. из тайных стали явными контакты КПРФ с фашистским «Русским национальным единством» А. Баркашова. Того самого Баркашова, который требует запретить «любую пропаганду смешанных браков»³⁵⁸. Именно тогда в Государственной Думе прошла совместная пресс-конференция члена ЦК КПРФ Семаго, право-консервативных журналистов А. Проханова и А. Невзорова, председателя Конфедерации свободных профсоюзов России А. Алексеева, и руководителей РНЕ А. Федорова и А .Рашицкого. Семаго заявил, что «приветствует представителей РНЕ, заслуживших авторитет и уважение».³⁵⁹ Председатель КСПР Алексеев — фигура колоритная и на пресс-конференции тоже не случайная. На выборах 1993 г. он отмывал деньги для Жириновского, прокачивая спонсорскую помощь через профсоюзные счета, а 10 марта 1994 г. подписал с Баркашовым «соглашение о формировании национально-социального движения», в котором назвал «непримиримую классовую борьбу работодателей и людей наёмного труда изуверской марксистско-сионистской выдумкой».³⁶⁰

В тот же день в гостинице «Арбат» генерал Ачалов с участием Венгеровского (ЛДПР), Бабурина (РОС), Терехова (Союз офицеров), В. Крючкова (бывший шеф КГБ), отставного полковника Алксниса и (NB!) председателя РНЕ Баркашова провел презентацию фонда «Братство». Задача «Братства» — как и любого другого фонда — сбор средств, в данном случае для «возрождения военно-патриотических традиций России», в котором фонду помогают «фирмы, банки, коммерческие структуры, возглавляемые бывшими генералами и офицерами силовых министерств — обороны, безопасности и внутренних дел».³⁶¹

Сотрудничество носит долгосрочный характер. КПРФ намерена в ближайшем будущем раздать своим коричневым союзникам оружие. Ещё в программе «Согласия во имя России» КПРФ потребовала «привлечь к работе по охране правопорядка добровольные общественные организации и казачьи формирования». В декабре 1996 г. Государственная Дума в первом чтении приняла новый закон «О национальной безопасности», в соответствии с которым при введении чрезвычайного положения и т. п. президент (то есть Б. Ельцин) может отдать приказ о вооружении «общественных организаций». То есть о раздаче автоматов своим гражданским сторонникам (фашистам, уголовникам, охранникам и пр.). Эти-то колебаться не станут. Будут стрелять в «антиправительственные элементы» без размышлений. Остаётся только добавить, что автором законопроекта является… член ЦК КПРФ банкир В. Семаго.

В марте 1991 г. И. Полозков заявил: «Церковь и компартия имеют грани соприкосновения для совместных действий»³⁶³. А чуть позже, в июле 1991 г. авторы «Слова к народу» обратились к «Православной Церкви, медленно после всех избиений встающей из гроба… и не находящей достойной опоры в сильной державной власти»³⁶⁴, осуществляя яростное клерикальное нападение на атеистическую политику СССР и пообещав РПЦ государственную поддержку, то есть ликвидацию принципа отделения государства от церкви.

Программа КПРФ называет «религиозные объединения всех традиционных конфессий» в числе своих не то сегодняшних, не то потенциальных союзников.³⁶⁵ И под номером первым в этом списке РПЦ.

Консервативная, неповоротливая позиция. Неужели одни конфессии лучше других своей «традиционностью»? Не отношением к политике властей, не характером постулируемых ценностей, не практикой реальной жизни, а «традиционностью»? Да, становится понятно, почему так невзлюбил Геннадий Зюганов протестантов — ведь лютеранство и кальвинизм, выступившие вначале против костров инквизиции, выступили против вековых традиций христианского мира. А это — серьёзное преступление, которому нет прощения в сердце «первого коммуниста России». «Господь неизбежно воздаст должное гражданину России, который идёт против интересов Нации и Государства»³⁶⁶ — вещает прагматик А. Подберёзкин, который пока ещё, слава небесам, не находится у власти и потому может грозить противникам только загробными неприятностями.

Во время выборов 1996 г. кандидат в президенты Г. Зюганов откровенно заявил, что государство должно поддерживать православную церковь морально и материально, т. е. возродить, по сути, десятину, чтобы общество, в котором христиан меньше, чем атеистов, было обязано кормить за свой счёт десятки, а то и сотни тысяч морализирующих проповедников воинствующего мракобесия.

Причина? — она двояка. С одной стороны, провозглашается историческая и моральная роль церкви (даже не религии как системы учений и верований, а именно церкви — института духовной власти) в формировании российского общества: «терпеливому окормлению (каков слог, не всякий такое скажет — „окормлению“!) РПЦ русский народ — как уникальная духовная общность — обязан самим фактом своего появления на свет», «до сих пор мы продолжаем черпать нравственную крепость из этого духовного колодца», «именно РПЦ является важнейшей исторической опорой нашего национального самосознания и главной выразительницей „русской идеи“ в той форме, которая отшлифована десятью веками нашей государственности», «противопоставление науки и религии, сопровождавшееся насилием (надо полагать, речь о сожжённых русских еретиках?), не принесло блага никому. Пора даже самым воинствующим атеистам понять, что есть разные формы познания мира»³⁶⁷ и пр.

С другой стороны, Церковь нужна КПРФ для поддержания контроля над обществом: «Главным воспитателем народа всегда была, помимо школы, церковь. Поэтому [вот почему!] политика государства должна быть направлена на поддержание усилий Русской Православной Церкви и других традиционных для России конфессий по упрочению духовности и нравственности в обществе»³⁶⁸. Воспитывать неразумный, не развращённый атеистическим вольнодумием народ — вот в чём задача Церкви. Зюганов ставит РПЦ на один уровень со школой, то есть уравнивает мистику и науку, веру и знание.

Напомним некоторые из канонических, признанных обязательными для верующих, положений «Нового завета»: «будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым» («Первое соборное послание Петра», 2 — 13, 14), «рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу» («Ефсянам», 6-5), «жена да учится в безмолвии, со всякой покорностью» («Первое послание Тимофею», 2-11), «рабов увещевай повиноваться своим господам, угождать им во всем, не прекословить» («Титу», 2 — 9), «кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» («Евангелие от Матфея», 13-12). Христианство провозглашает духовное закрепощение человека труда «господами» и «правителями» как безусловную обязанность верующих. Пока Церковь не отказалась от этой своей задачи, ей нечего рассчитывать на нейтральные отношения с коммунистами. Ни один здравомыслящий человек, тем более коммунист, выступающий за свободу верований, не говорит о запрете культов, разрушении церквей, ограничении священников и верующих в правах. Однако РПЦ нужно другое — не сосуществование с атеистами и взаимная критика (которая нам, кстати, полезна), а психологический контроль над обществом. Поэтому любую критику в свой адрес, даже просто отказ человека от веры в Христа, даже цитирование новозаветных книг атеистами чиновники от религии воспринимают как преступление и заговор. Ещё бы — «кто не с нами, тот против нас». Этот лозунг, который фальшиво пытаются навесить большевикам и вообще коммунистам, на деле восходит к Евангелию от Матфея (12-30). Отсюда и патологическая, неконтролируемая ненависть отцов церкви к революциям и восстаниям, особенно к Октябрьской революции в России.

Практически сегодня черпание из духовного колодца выглядит следующим образом. Свидетельствует отец Дмитрий Дудко: «Помню неподдельную радость Зюганова после беседы с митрополитом Иоанном. Зюганов открыто заявлял, что он христианин»³⁶⁹. Чтобы понять причины радости Геннадия Андреевича, стоит привести несколько цитат из статей Иоанна, в обилии публиковавшихся из года в год в «Советской России»: «мрачная советская действительность», «огромный концлагерь», «происходила не борьба „труда с капиталом“, торжествовали не эти глупые, рассчитанные на невежество масс лозунги, а была самая настоящая, цинично откровенная борьба жидовства с христианством», «первые десятилетия советской власти оказались временем широкомасштабного антирусского геноцида», «бездна ада разверзлась на земле — ужасы революции превзошли всё, что могли измыслить человеческое предвиденье», «несостоятельность большевистских теорий доказана самой жизнью», «всеобщее прямое избирательное право — явление аморальное и разрушительное» и т. д. и т. п.³⁷⁰

Пообщавшись с духовным колодцем, Зюганов пришел к выводу, что «коммунистическая партия не вправе лишать своих собственных членов провозглашённой в Конституции свободы совести. В какого кто Бога верит — это личное дело каждого. Для меня Бог — это Добро, Правда, Справедливость, Красота»³⁷¹. В отличии от романтического Геннадия, для прокурора Светланы Горячевой Бог имеет не пантеистические черты, а традиционно христианские, без вычурных выдумок о Красоте и Справедливости: «Я должна признать, что огромной ошибкой коммунистов был отказ от Церкви, от Православия»³⁷²

Заместитель Зюганова по партии Виктор Зоркальцев стал президентом Европейской межпарламентской ассамблеи православия (ЕМАП)³⁷³, а спикер Госдумы и другой лидер КПРФ Геннадий Селезнёв без стыдливых обиняков заявил, что ходит в церковь и опирается на помощь Бога. Как он согласует свои духовные искания с Программой партии, «руководствующейся развивающимся марксистско-ленинским учением и материалистической диалектикой»,— одно из многих таинств народно-патриотической души. Аман Тулеев два года назад православным себя ещё не считал и говорил так: «Верующим себя пока не назову, но иду к вере»³⁷⁴.

В. И. Ленин считал, правда, несколько иначе — «Мы требуем, чтобы религия была частным делом по отношению к государству, но мы никак не можем считать религию частным делом по отношению к нашей собственной партии»³⁷⁵ Ещё бы, ведь партия — часть общества, и если ты не согласен с партийной программой, то можешь не вступать в организацию.

Вопрос не только в том, что во всяком классовом обществе церковь была и остается институтом идеологического закрепощения человека, приучая его к мысли о данной свыше власти, о необходимости мирного полуживотного существования, готовности к унижению во имя и ради последующего вечного существования. Вопрос ещё и в том, что наука, научный социализм и бог несовместимы, что религия постулирует иррациональность, непредсказуемость и неопределённость мира. Человечество не самостоятельно, оно лишь объект воздействия трансцендентных, непознаваемых, находящихся на более высоком порядке сил. А поэтому и пытаться объяснить историческое развитие человечества с рациональной позиции нельзя. Прошлое, настоящее и будущее лишаются какого бы то ни было смысла, отношения собственности, внутриобщественные противоречия, демократизация социума, самоуправление трудящихся превращаются во вторичные и малозначимые факторы, поскольку не могут преодолеть общей кармы, заданной Богом.

И очень показательно, что слово «атеизм» Зюганов, Белов и иные пастыри КПРФ употребляют только с негативным подтекстом — «воинствующий», «оголтелый», «закоренелый». О научном атеизме они предпочитают помалкивать, поскольку хорошо знают, что в публичных дискуссиях клерикалы всегда терпели поражение от атеистов, твёрдо стоящих на позициях науки и диалектического материализма. Ещё бы, ведь клерикалы ищут свои аргументы в слепом доверии, берут только те факты, которые им выгодны, всячески избегают прямого разговора, а атеисты анализируют весь доступный прямому или опосредованному восприятию мир. Да и сама партия КПРФ, как мы неоднократно могли убедиться, весьма похожа на церковь, где вера подменяют разум, а преданность верховным вождям заменяет союз единомышленников, в котором нет магистров и подданных.

Всё это было бы в идеологии «коммунистов» КПРФ так, если бы руководители КПРФ действительно верили в потусторонние силы. Но вся штука заключается в том, что как хорошие буржуазные политики, они глубоко безразличны и к богу, и к дьяволу, и к теоретическому багажу марксизма, и к жизненным невзгодам трудящихся. Они живо реагируют только на одно: кормушку в рамках нынешней системы, ради достижения которой можно и свечку в руки взять, и в церковь сходить.

Ещё недавно казавшийся окоченевшим политическим трупом, в последнее время Н. Рыжков не только сумел освободиться от непрезентабельной репутации отставного горбачёвского министра, но и приобрёл второе дыхание в качестве политика «цивилизованной оппозиции», был избран в Госдуму, организовал в ней депутатскую группу «Народовластие», вслед за чем возглавил Оргкомитет «Народно-патриотического союза России», и после сентябрьского форума стал его почётным председателем.

Чем вызвана подобная реабилитация? Каковы современные взгляды Рыжкова? Кто его союзники и политические друзья, и чего он на деле добивается?