На мой взгляд, статья о буржуазии в СССР¹ очень правильна и основательна. Она, безусловно, даст толчок многим товарищам попристальней вдуматься в эту важную тему.

Я хочу посмотреть на этот вопрос немного под другим углом, что поможет открыть другие стороны вопроса.

Да, действительно, есть такие товарищи, которые убеждённо утверждают, что в СССР не было буржуазии, не было антагонистических классов, и что весь продукт, даже в позднем СССР, распределялся во всём обществе по труду, как и было записано в Конституции.

Что такое буржуазия? Буржуазией называются частные собственники на стадии товарного производства. Эта частная собственность может быть прямой и непрямой, явной и скрытой, различной по формам и способам,— суть дела остаётся прежней.

Вообще существует пять видов буржуазии:

1. крупные частные собственники, использующие наёмный труд. Назовём их «капиталистическая буржуазия»;
2. мелкие частные собственники, не использующие наёмный труд. Назовём их «мелкая буржуазия»;
3. люди, формально не являющиеся собственниками, но обслуживающие власть и собственность всей буржуазии и имеющие за это часть прибавочного продукта. Назовём их «служащая буржуазия»;
4. люди, формально не являющиеся собственниками, но фактически активно пользующиеся иной собственностью, как своей. Назовём их «активно паразитическая буржуазия», или просто «паразитическая буржуазия»;
5. люди, паразитирующие на иной собственности и прибавочном продукте не активно, а посредством благоприятного устройства в «удобных» нишах общества. Назовём их «пассивно паразитическая буржуазия» или просто «обывательская буржуазия».

Социализм не может устранить сразу все пять видов буржуазии. При социализме устранены 1-й и 3-й² виды, а 2-й вид значительно уменьшен. Социалистическая линия именно в том и заключается, что по ходу своего правильного развития так переделывает общество, чтобы, наконец, искоренилась буржуазия остальных, 2-го, 4-го и 5-го видов.

При социализме, таким образом, есть как то, что, свободно развиваясь, даст полный коммунизм, так и то, что, свободно развиваясь, дало бы опять капитализм. Следовательно, внутри социализма постоянно есть две разные тенденции развития, или, как говорили китайские товарищи, два пути развития³. Суть социалистической задачи — в осуществлении первого и подавлении второго посредством классовой борьбы при помощи диктатуры пролетариата вплоть до того времени, когда первая тенденция полностью себя осуществит, а вторая тенденция тем самым полностью исчезнет. Вот почему оставшиеся ещё виды буржуазии не любят эту революционную линию, стремятся, по возможности, изменить её под себя. Таким образом, эта революционная линия, осуществляясь, порождает тем самым в обществе скрытую контрреволюционную линию.

Если представлять дело так, что всё общество равно трудилось на общую пользу, а весь продукт этого труда, включая и весь прибавочный продукт, шёл всему обществу,— если представить дело так, то, разумеется, ни о каких антагонистических классах в этой схеме не может быть и речи. В чём неверность такого представления? В том, что эта красивая схема есть схема коммунистического общества, при реальном социализме схема на деле другая.

Чтобы быть точным и не сойти с марксистских позиций, схему социализма надо формулировать так: все должны равным образом трудиться на общую пользу, и весь продукт должен идти всему обществу по труду, но обеспечивается это не само собой, а через организованную борьбу с противоположной тенденцией, ещё имеющей объективные корни и постоянно пытающейся взять верх. Организовывает и возглавляет эту борьбу диктатура пролетариата.

Вот такова схема при реальном социализме. Следовательно, вопрос, есть или нет буржуазия при социализме, надо закрыть. Ответ ясен — есть.

Но… Эта буржуазия не при власти. Вот существеннейший пункт. Она есть, но она не при власти.

Я говорю об изменении строя уже в 1960-х. Некоторые уважаемые товарищи с этим не соглашаются.

Что даёт мне основание говорить об изменении строя с 1960-х годов? Из чего я исхожу? Из фантазии в своей голове? Нет, из факта, объективного факта — из факта прихода этой буржуазии к власти. И это в корне меняет всё дело. Разговоры о том, что классовая борьба внутри общества уже не нужна, что диктатура пролетариата уже исчерпала свои задачи,— объясняются не какими-то ошибками недостаточно образованных вождей, а как раз именно безошибочностью расчёта этой буржуазии при выработке ею новой, своей политической линии.

Многие признают, что в это время обуржуазивание общества пошло колоссальными темпами, но никто не ставит вопрос: почему? Никто почему-то не видит или не желает видеть очевиднейший ответ: до 1960-х власть была инструментом, направленным против буржуазии, а с 1960-х стала инструментом самой буржуазии. Разве можно замалчивать такой существеннейший перелом — смену классов у власти?!

Итак, в 1960-х схема изменилась, и её теперь надо формулировать так: вся собственность принадлежит государству, но государству этой буржуазии, политическому представителю всей этой буржуазии, взятой в целом. Все работают на государство, оно является хозяином продукта и использует его в своих целях, а отнюдь не в целях пролетарского дела.

Будет ли это откровенно записано в Конституции этого государства и в его писаных законах? — Ну, разумеется, нет. Может быть, в Конституции и законах будет записана реальная социалистическая схема с идеей борьбы диктатуры пролетариата с буржуазией? — Ясно, что тоже нет. Будет записана (а так оно и было) именно та, обще-беззубая, красиво-коммунистическая схема, которую теперь некритически повторяют заучившие её товарищи. А на деле творился другой неписаный закон, который видели все, кто тогда жил и был не слеп.

И хотя все были наёмными работниками у этого государства, но классовая сущность этих наёмных работников, тем не менее, различалась. Одна только наёмность ещё не означает пролетарскости.

Как стали теперь выглядеть все пять видов буржуазии?

В системе 1960-х — 1980-х капиталистическая буржуазия не была персонифицирована, совокупным капиталистом было государство. Мелкая буржуазия была, но, конечно, не в том количестве, как при обычном капитализме, т. к. государственная собственность оставалась главенствующей. Служащая же паразитическая и обывательская буржуазия выросли до очень значительных размеров.

Утверждение, что весь продукт шёл всему обществу,— это опять-таки вера в то, что было на бумаге. Для того ли рвалась эта буржуазия к власти, для того ли взяла с этой властью и госсобственность, чтобы распределять продукт, как до этого, по социалистически? — Ясно, что нет. Не на бумаге, а на деле продукт, направляясь в сторону народа, затем фактически распределялся несправедливо, не по социалистически, не по труду, а с перекосом в пользу буржуазии при полной невозможности безвластного пролетариата изменить это положение. Так же было и с общественными фондами потребления. Неофициальная, неписаная схема отличалась от официальной, писаной.

Просто удивительно, что когда видят разделённые кусочки хозяйства, а на них отдельных паразитов, признают это капитализмом, а если эти кусочки соединены в одно, и все паразиты взяли его как целое и паразитируют не в отдельности, а совокупно, тоже как целое, то это уже не капитализм. Неужели не ясно, что это лишь две разновидности с одинаковой сутью?

Могут возразить: но ведь и хрущёвско-брежневское государство боролось с паразитами. Это была всего лишь борьба против чрезмерностей, нарушающих интересы целого. Именно поэтому, несмотря на такую «борьбу», явление нарастало в ускоренном темпе.

Откуда такое непонимание? Возможных причин две. Или эти непонимающие — выходцы из вчерашней обывательской буржуазии, или просто инерция мышления. Если говорить о симоненковцах⁴, уверен, что здесь — первое. Если говорить о наших товарищах, уверен, что здесь — второе.

Невольно вредят правде и те, кто держится взгляда о кучке властных бюрократов и безвольном остальном народе. Это чушь, на которой играли буржуазные «демократы». Но марксистам не к лицу повторять эту чушь.

Нельзя говорить бесклассово о безвластности всего народа. Безвластна была пролетарская его часть, безвластна в том смысле, что не имела никаких возможностей обеспечить свой антибуржуазный интерес. Буржуазия же, взятая в совокупности, была властна в своем государстве, а буржуазная бюрократия была просто представителем всей прочей буржуазности, опираясь на неё и охраняя систему, в которой эта буржуазность обеспечивала свой интерес, наплевав на интересы пролетариата. Да, привлекались к управлению и «люди из народа», но отбирались для этого «свои», с буржуазным перекосом в душе, так сказать, с недостатком пролетарскости. Такова была эта государственная система.

Некоторые товарищи возражают так: социализм — это построенная за предыдущие годы, определённая государственная и экономическая структура, и поскольку эта структура осталась, остался и социализм.

Нет, такая формулировка социализма неверна. Социализм — не структура, а содержание процесса, проводимого этой структурой.

Вспомним рассуждение Ленина о том, что социализм — это капиталистическая госмонополия, но обращённая на пользу трудящихся. Если это так, то, очевидно, верно и обратное: если социалистическая монополия лишается власти трудящихся и начинает действовать по-иному, она опять превращается в капиталистическую госмонополию, хотя обе эти структуры, безусловно, не могут не иметь что-то общее, поскольку обе являются государственными монополиями.

Вспомним слова Сталина о том, что Советы, колхозы и т. п.— это лишь формы, и всё зависит от того, будет ли в эти формы влито социалистическое содержание.

Но, строго говоря, структура при переходе власти буржуазии не могла остаться и не осталась абсолютно прежней.

Взяв власть, буржуазия как бы разделила социалистическую структуру на четыре части и поступила с каждой из них соответствующим образом.

Первая часть — то, что может быть оставлено госкапитализмом, что не вредит капиталистической госмонополии, так как обеспечивает крепость госмонополии вообще, независимо от того, социалистическая она или капиталистическая (например — централизация).

Вторая часть — то, что можно и нужно оставить, но чуть отреформировать, приспособить (например — конкретная схема управления хозяйством).

Третья часть — то, что вредно капиталистической госмонополии и может быть отброшено, и поэтому должно быть отброшено (например — диктатура пролетариата).

Четвёртая часть — то, что вредно в своём буквальном осуществлении, но по каким-то причинам не может быть отброшено, и потому его нужно оставить, но лишь формально, для вида, выхолостив суть (например — социалистические лозунги).

В частности, так поступили и с марксизмом-ленинизмом. В условиях того времени господствующая идеология этого капитализма не могла не быть по внешности социалистической. Но понятно, что она могла быть социалистической только по внешности.

С марксизмом поступили так: вредное для этой буржуазии отбросили, свалив всё на «сталинские искажения». Полезное (о руководящей роли государства, партии, о прежних подвигах, наследниками которых власть себя выставляла, о пороках западного капитализма и т. п.) — оставили. Что-то, что было нужно, присочинили под видом творческого развития марксизма. Таким образом, то, что из этого вышло и служило для обработки мозгов населения к выгоде этой буржуазии, было уже не прежней идеологией марксизма, а правильнее сказать — идеологией этого государства паразитствующей буржуазии, внешне подаваемой как якобы марксизм-ленинизм.

Оттого, что этот капитализм, как и всякий, своей фактической реальностью взращивал буржуазную психологию, а носителям буржуазной психологии глубоко плевать даже на видимость марксизма; оттого, что такая пропаганда могла лишь оболванивать массы во избежание антигосударственных действий, но никак не решать действительные жизненные проблемы общества, ощущаемые простым народом; оттого, что дело этой пропаганды было сосредоточено в руках специального слоя дрессированных формалистов, чтобы, не дай бог, на базе этих остатков марксистской фразеологии не стали самодеятельно возникать критические попытки прорыва к истинному марксизму; оттого, наконец, что низы видели явно вопиющее расхождение между этой, якобы социалистической болтовней, и фактическим повседневным и повсеместным буржуазным образом жизни этих же болтунов,— в результате всего этого данная пропаганда воспринималась всё большим и большим числом людей с равнодушием или отвращением, чего никогда бы не произошло с подлинным марксизмом-ленинизмом, всегда созвучным живым проблемам пролетариата. Впрочем, даже это устраивало власть имущих, ведь аполитичность и отвращённое равнодушие к марксизму гарантировало их от неприятностей. Хотя, как известно, в будущем это стало одной из причин, почему за них никто не вступился, когда их стала громить буржуазия рыночного толка. Кстати, это так же и одна из причин, почему народ сейчас крайне слабо реагирует на нашу марксистско-ленинскую фразеологию — наелись досыта.

А теперь немного о политэкономии.

Некоторые товарищи утверждают, что капитализма с одним капиталистом, хоть и государственным, быть не может, т. к. в этом случае, мол, товарность невозможна, а ведь товарность — сущностное условие капитала.

Конечно, товарность лежит в основе капитала. Но неправильно думать, что речь обязательно должна идти о полностью развёрнутой товарности, вплоть до рыночной. Да, без товарности капитализма быть не может, но может быть капитализм с не полностью развёрнутой товарностью.

Может ли капитализм с одним собственником возникнуть путём естественной конкуренции, идя от обычного, многособственнического капитализма? — Нет, так как наряду с конкуренцией происходит постоянное образование новых собственников. Но такой строй может возникнуть другим путём, когда пролетариат возьмёт все средства производства в собственность своего государства, а затем утратит власть в этом государстве. Будет ли этот строй капитализмом? — Будет. Потому что будет главнейшая сущностная черта капитализма — средства производства — на одном полюсе собственности, рабочая сила — на другом, и, как следствие — соединение их через наём. Количество собственников средств производства сущностного значения не имеет. Можно ли сказать, что будет отсутствовать товарность? Товарность происходит от разделения деятельности между собственниками. Но, как видим, два собственника уже есть: собственник средств производства и собственник рабочей силы. Следовательно, в этом отношении товарность уже есть. Понятно, что при таком малом числе собственников, она не является такой сложной и переплетённой, как при огромном числе собственников, и не переходит в рыночность, но всё же это товарность, и притом товарность капиталистическая.

Другой вопрос: а как влияет такое сужение товарности, как влияет безрыночность на состояние этого капитализма? Безразлично ли это для него или небезразлично? — небезразлично, потому что с утратой рыночности теряется активный двигатель и регулятор капиталистического хозяйства. Вернуть эффективность хозяйству можно только двумя способами: или заменить частную госсобственность общественной госсобственностью, вернувшись к подлинно социалистической государственности, или переходить к рыночным механизмам, в конечном счёте, к обычному капитализму. Совершенно ясно, что пришедшая к власти буржуазия могла пойти только вторым путём. Вот ответ на вопрос, почему руководители страны склонились к рыночным шагам. А вовсе не по неграмотности.

Некоторые товарищи утверждают, что тот строй нельзя назвать капитализмом, т. к. не было таких товарно-денежных механизмов, какие должны быть при капитализме, да и деньги, мол, тогда были уже не совсем деньги, а приближались к «трудовым квитанциям».

При обычном многособственническом капитализме деньги обслуживают развёрнутую товарность и являются для капиталистов средством для прямой эксплуатации. При социализме деньги официально обслуживают только трудовое распределение продуктов потребления, но из-за сохранения ещё их способности обращаться и накапливаться (чего не будет у трудовых квитанций) потенциально могут становиться средством косвенной эксплуатации. Могут — но при социализме диктатура пролетариата достаточно эффективно подавляет эту возможность. При однособственническом капитализме официально из сферы обращения выпадают также и средства производства, т. к. все они находятся внутри одной собственнической структуры, т. е. товарно-денежный механизм в этом смысле так же не полностью развёрнут, как и товарность. Но вот в сфере косвенной эксплуатации деньги здесь начинают работать в своей полной роли при неофициальном покровительстве буржуазного государства. Причём эта неофициальная товарно-денежная система всё растёт, расширяется, обслуживая всё большие и большие буржуазные притязания, присущие растущей буржуазии, кстати, недовольной к тому же официальной ограниченностью товарно-денежных механизмов, сковывающих её аппетиты. Вот и ответ на вопрос, почему руководители страны склонились к отказу от свёртывания товарно-денежных отношений, а шли, напротив, на их расширение, не уменьшали, а увеличивали денежную массу, противились внедрению безналичного механизма. Отнюдь не по досадной неграмотности, как думают некоторые товарищи.

Вот и всё, что я, более-менее сжато, хотел сказать к «Заметкам…» тов. Романова.

1. Илья Романов. Заметки к истории буржуазии в СССР (19.01.2007).↩
2. В оригинале была ошибка: «5-й».↩
3. См. статью редакций журнала «Хунци» и газеты «Жэньминь жибао» «По какому пути идти — по социалистическому или по капиталистическому?» (15 августа 1967 г.).↩
4. Симоненко, Пётр Николаевич — лидер оппортунистической Компартии Украины с 1993 г.↩