Клод Ланзманн написал о своём фильме «Шоа»: «Я создал этот фильм, чтобы показать, что европейские евреи были уничтожены как евреи», «потому что они были евреями». Евреи были уничтожены как евреи! Возможно ли ещё лучше выразить точку зрения нацистов? Еврей был самой их Идеей — а затем их задачей стало, прежде всего, воплощение этой идеи при помощи декретов и законов: что такое еврей, кто он такой, в целом, по частям, можно ли стать евреем через брак и т. д. Сначала было создано законодательство — со всей той аккуратностью и тщательностью, которой только можно ожидать от европейских законов (эту тему поднимает Рауль Хилберг² в первых главах своего грандиозного сочинения «Уничтожение европейских евреев»), а затем, как только евреи были точно описаны, нужно было их распознать, заставить их носить отличительные знаки, собрать их вместе и, наконец, уничтожить; иначе говоря, совершить, осознавая свои действия и их последствия, тягостный, но необходимый поступок, который — в этом Гитлер не сомневался — будет по достоинству оценён будущими поколениями: избавить мир от евреев «как евреев», «потому что они евреи».

Если вы, вслед за Гитлером, говорите: «евреи были уничтожены как евреи», «потому что они были евреями», то в этом случае важнее всего — важнее даже судьбы людей — именно слово «еврей», именно вознесение и возвышение, недвусмысленно основанные на самом гитлеровское начинании, поначалу в мыслях, а затем и в действиях, некоторой означающей единицы — «евреи», трансцендентной в отношении существования и истории тех, к кому применяется этот предикат. До Гитлера были евреи, вполне реальные, по отдельности и как народ, религиозные и атеисты, бедные и обеспеченные, каждому свой еврей и каждому свои евреи, и никакой предикат не смог бы выделить или собрать воедино всех евреев. Именно Гитлер сделал из имени «еврей» Идею, свою великую идею, а значит и означающую целостность. Именно он заварил всю эту мифическо-общинно-расовую кашу. И теперь, кажется, всякий должен принимать его идею, даже боготворить её, считая её грандиозной, не подлежащей ни критике, ни обсуждению. «Евреи» сейчас — это нечто, слово, которое мы обязаны признавать и уважать, перед которым мы, кажется, должны преклоняться, это слово-господин. А если мы позволим себе задать вопрос, почему это так, то найдём лишь одну причину — это дело рук Гитлера! Как следствие, мы должны понять, что у него была причина, и очень веская причина, для того чтобы убить всех этих людей. Эта веская причина называется «евреи». И фактически, после фильма Ланзманна, дело рук нацистов оказывается превознесённым и даже сакрализованным под именем «Шоа». «Шоа» сегодня — имя нарицательное, обязательное при обозначении дела рук нацистов.

Если вы, вслед за Хилбергом, говорите об «уничтожении европейских евреев», то речь идёт о преступной политике, развернувшейся в широком масштабе. Но если вы говорите «Шоа», то это божественное действие, вершение судеб, где мёртвые принесены в жертву трансцендентному для них означающему «евреи». Так в политике узаконивается право обозначать и решать судьбу людей во имя означающего, трансцендентного для них как для людей или народа, априори их переоценивающего. То, что трансцендентальная переоценка обозначает только верхнюю и нижнюю границы, не меняет сути дела. И доказательство тому — то, что верхняя и нижняя границы, в рамках данной концепции, равны и взаимозаменяемы. По Гитлеру, евреев необходимо считать недо-людьми и соответственно обращаться с ними, иначе они неизбежно превратятся в сверх-людей. Однако сегодня еврею, как считается, открыто некое высшее право — из опасений, что с ним будут обходиться по низшему праву, а также в качестве компенсации за обхождение по низшему праву, которое ему под этим именем пришлось пережить в прошлом.

Ведь сегодня, в рамках традиции, которая постоянно оборачивает гитлеровское изобретение в пользу самых могущественных из ныне живущих, слово «еврей» превратилось в трансцендентальное означающее, в слово, которым размахивают как знаменем, чтобы добиться молчания под угрозой осквернения. Это слово стало непроизносимым для тех, кто противостоит нацистской позиции. Гитлер, пожалуй, и не мечтал о таком триумфе своей точки зрения.

Сегодня мы можем описать этапы этого триумфа, который, как мы надеемся, является временным. Все началось после поражения Германии в войне, во время Нюрнбергского процесса. Немецкая армия разбита наголову, Гитлер мёртв, а Германия разрушена почти до основания. Но что с судьбой нацизма? И вот достославный Нюрнбергский процесс торопится вынести решение по этому вопросу и закрыть дело, провозгласив новую эру для народов и для всего человечества.

Но, во-первых, кто провозглашает эту эру? Её провозглашает американская армия. Что дало этой армии право вести расследование преступлений нацистов и быть судьёй на этом процессе?³ Очевидно, такое право даёт победа в войне. Нужно держать это в голове. Право на стороне самой сильной армии. Ни тем, кто сражался против нацизма, ни даже тем немногим, кто выжил, пережив нацистские преступления, не было предложено выносить приговор или судить. Первых просто попросили вернуться домой, вторым пришлось довольствоваться тем, что в новом дискурсе они получили наименование «жертвы». Право судить перешло к новой державе, потому что она так решила. Как следствие, решающей оказалась военная победа одной державы над другой, а вовсе не поражение нацизма. В целом вопрос нацизма оказался закрыт, снят с обсуждения.

И всё же, что провозгласила американская армия в Нюрнберге? Действия нацистов — это такое варварство, что оно остаётся вне обсуждения. Они превосходят традиционные возможности расследования, понимания и суждения. Для описания нацистского замысла уничтожения людей используются только прописные буквы. Речь идёт о Преступлении (а не о множестве преступлений) против Человечества (а не против множества людей). Прописные буквы, величественные и внушающие робость, имеют безусловные преимущества: они сокращают следствие и не дают войти в игру перспективе тщательного исторического и политического расследования, отмахиваясь от неё, словно от роя назойливых мух. Расследование, внимание к обстоятельствам неизбежно приводит к встречам с действующими лицами, сообщниками, хранившими молчание, или коллаборационистами, воздержавшимися или оказывавшими сопротивление. Но прописные буквы изолируют действия нацистов, выносят их за пределы этого мира. «Преступление» против «Человечества», единственное, отдельное, оторванное от обстоятельств, а значит не имеющее никаких связей, на деле оказывается не имеющим собственно состава преступления.

В результате причастность англо-американских союзников — через молчаливое согласие и решительный выбор «невмешательства» — оказывается скрытой⁴. Шмуэль Зигельбойм, представитель Бунда⁵ в Лондоне и член Польского Национального Совета в изгнании, написал 11 мая 1943 г., прежде чем отравиться газом в своей лондонской квартире:

«Ответственность за преступление полного уничтожения еврейского населения Польши ложится в первую очередь на организаторов убийств, но она косвенно лежит также и на всем человечестве, на населении и правительствах союзнических государств, до сих пор не предпринявших никаких конкретных действий для того, чтобы остановить это злодеяние… Своей смертью я хочу в последний раз выразить протест против пассивности мира, присутствующего при истреблении еврейского народа и допускающего это ‹…› Я знаю ничтожную цену человеческой жизни в настоящее время, но, не сумев ничего сделать при жизни, я, возможно, смогу своей смертью помочь разбить безразличие тех, у кого ещё, вероятно, есть возможность спасти последних оставшихся в живых польских евреев».

Этот текст опубликован в книге «Восстание в варшавском гетто»⁶, а о самоубийстве Шмуэля Зигельбойма рассказывает в своей книге «Моё свидетельство перед миром»⁷, опубликованной в 1948 г., Ян Карски⁸. Тот же Ян Карски в интервью в фильме Ланзманна пересказывает содержание посланий, которые он по просьбе представителей гетто должен был передать «свободному миру». Узники гетто просили союзников разбросать над немецкими городами листовки, в которых говорилось бы, что если истребление польских евреев не прекратится, то один из немецких городов подвергнется бомбардировке. Они просили польское правительство в изгнании обсудить эту просьбу с командованием союзных войск; просили союзников выполнить эту просьбу; просили еврейские и сионистские организации по всему миру, и прежде всего в США, поддержать эту просьбу публичными выступлениями. В посланиях говорилось, что, если военная победа союзников над Германией очевидна, то есть и ещё что-то, не связанное напрямую с целями этой войны: речь шла о том, чтобы предотвратить истребление целого народа. Конечно, Ланзманн не попросил Яна Карски рассказать о том, какой приём ему оказали в Лондоне, однако мы знаем, что польские евреи погибли и никто не попытался их спасти, и что позднее союзники подвергли жестокой бомбардировке не один немецкий город, а практически все. А значит, очевидно, что англоамериканские союзники преследовали исключительно свои собственные цели и винили в развязывании войны лишь немецкую державу, но при этом нацистская политика, и прежде всего систематическое умерщвление миллионов людей, совершенно их не волновали, оставляли их равнодушными. Благодаря разработанному ими в Нюрнберге дискурсу с его высокопарными прописными буквами, об ответственности не было и речи, а всякое упоминание этих фактов исключалось, так что сегодня, спустя всего каких-то пятьдесят лет, они представляются откровением⁹.

Сионистам, обосновавшимся в Палестине, было удобно скрыть плотной пеленой связь тех и других с истреблением европейских евреев. Их главной целью было создание государства, и с момента начала Второй мировой войны их линия поведения, сознательная и определённая, совершенно ясна: извлечь максимальную выгоду из этих малоприятных событий. Первые главы книги Тома Сегева, напечатанной в 1991 г. в Израиле, проливают свет на всё происшедшее. Сионистские лидеры сразу поняли, какую потрясающую моральную выгоду может принести их будущему государству уничтожение европейских евреев¹⁰.

По словам Тома Сегева, проект будущего мемориала Яд Вашем был разработан уже в 1942 г.¹¹: «Бывший делегат сионистских конгрессов Мордехай Шенхаби предложил в 1942 г. Национальному еврейскому фонду построить мемориал в память о жертвах геноцида, „о мёртвых и героях Израиля“». Вскоре будущий мемориал получил имя, которое и носил вплоть до его создания несколько лет спустя: Яд Вашем¹². За предложением, внесённым Шенхаби, последовали обсуждения, обширная переписка. Был создан комитет по разбору корреспонденции. Нет более очевидного, более пошлого и более мрачного выражения тенденции думать о геноциде в прошедшем времени, чем следующий факт: пока ешув решал, как лучшим образом увековечить память о жертвах, большинство этих жертв были ещё живы.

Для того чтобы получить моральную выгоду, важнее всего было сделать так, чтобы политика извлечения денег из трагедии, проводимая сионистским руководством, не привела к расследованию. Это первая из причин того, что линия возвышения Преступления нацистов — и сведения на нет конкретных нацистских преступлений как множества преступлений, связанных между собой,— которой придерживались в Нюрнберге американцы, сослужила хорошую службу сионистам. Смутное чувство вины Запада, одно из наиболее обоснованных в связи со всем происшедшим, ускорило процесс создания государства Израиль, нашедший единодушную поддержку всего мира. Возмещать убытки — вот то, что наши государства отлично умеют делать в случае смерти человека; для этого, конечно же, необходимо наличие не слишком требовательных наследников, готовых пройти к кассе. Руководители нового государства не были слишком требовательны и уже успели доказать это; это были государственные деятели. Они подготовили знаки семейного траура — в их числе тот самый мемориал — и собирались в течение долгого времени пользоваться полученным наследством. И их совершенно новое государство было названо, с всеобщего согласия, «еврейским государством».

Но получить наследство — это одно, а вечно получать с него проценты — совершенно другое¹³. Именно с этой позиции идеологический остов, сооружённый в Нюрнберге, превратился в прочный фундамент для будущего здания. «Преступление» против «Человечества», первое, несравнимое и абсолютное, непостижимое, являющееся эталоном для всех прочих преступлений, возвеличивало свои жертвы до парадигматического уровня. «Жертва», то есть еврей, превращалась в «Еврея». «Еврей» стал метонимическим означающим «Человечества», кроме того — обязательным местом соединения, самой связью — существующей, на этот раз, в недосягаемом небе,— между «Человечеством» и «Преступлением». «Жертва» — вот название этой связи; «Еврей» — жертва в полном смысле слова. А значит, «еврейское государство» могло стать «Еврейским государством».

Совершенно понятно, что с течением времени — по мере того, как государство Израиль отдалялось от своего одобренного Европой основания и оформлялось в ближневосточное государство, в колониальную державу, позднее — в державу-оккупанта, в ситуации, более не связанной — ни с точки зрения политики, ни с точки зрения географии — с мировой историей до его возникновения¹⁴,— для извлечения моральной выгоды из уничтожения европейских евреев становилось всё важнее, чтобы прописная буква разбухла, чтобы означающее «Еврей» укрепилось само по себе, в качестве абсолютной, вневременной, неоспоримой значимой ценности. Именно этим занимались в конце семидесятых годов, и особенно во Франции, те, кто обнаружил в себе призвание стать идеологами западного мира. И поэтому во время Шестидневной войны и заселения оккупированных территорий, пока ООП¹⁵, представлявшая для всего мира национальное палестинское движение, провозглашала «свободную Палестину, светскую и демократическую», французское движение так называемых новых философов готовилось реставрировать и поднять знамя американской идеологии, провозглашённой в Нюрнберге. Она была объявлена, в противовес утратившим силу устремлениям предыдущего века к историческому прогрессу или добру, основой новой эры морали, гарантами которой выступали право и сила, сражающиеся против всенепременно первичного Зла. И мы видим, в какую драгоценность превратился Гитлер, наряженный во все свои прописные буквы, под углом зрения Нюрнбергского процесса. Он стал просто необходим. Ведь без него мы бы не узнали, что такое Зло, у нас не было бы представления о «Преступлении», о «Человечестве» и о «Жертвах». А тот, кого называют Жертвой в полном смысле этого слова, не только оказывается раз и навсегда избавленным от необходимости отчитываться перед кем бы то ни было, но и приобретает право говорить за всё «Человечество» и занимать место универсального судьи¹⁶.

Эффект жертвенных прописных букв в конечном итоге порождает следующий любопытный аргумент: израильтяне, «как и все остальные», имеют полное право на подлость. Что означает, что вы проявляете антисемитизм, если не признаёте право евреев быть расистами — а также парашютистами, как, например, и французы. Но в том-то и дело, что не «как» и не «как и все остальные», потому что считается, что израильтяне, обладатели трансцендентального означающего, должны получить возможность для осуществления своего права быть парашютистами, расистами или палачами — при том, что ни у кого не будет права критиковать их. Это обязательно — не критиковать их, более того, обязательно выражать им своё одобрение, иначе можно нанести ущерб господствующему означающему.

Во время парижских манифестаций против американской войны в Ираке демонстрантов, шедших с израильским флагом, на котором была изображена свастика, привлекли к суду за антисемитизм¹⁷! Скандал, последовавший за этим, вполне можно понять, хотя слово «еврей» в нём ни разу не упоминалось,— если бы только его в очередной раз не отождествляли с государством, чьим символом является этот флаг. Но интересно то, что в самом Израиле поведение израильских властей часто ассоциируют со свастикой. Там отмечают и обсуждают пагубный характер наследства такого рода ассоциативно-означающей цепочки. Так, например, Мишель Варшавский в своей недавно изданной книге «У открытой могилы»¹⁸ крайне подробно рассматривает случаи употребления в Израиле слова «нацист» и его производных¹⁹. Через несколько дней после того, как СМИ сообщили о том, что палестинцев де факто «клеймят», проставляя номера на руках, Б. Микаэль, сын переживших Холокост евреев, опубликовал суровую и скорбную статью под названием «От заклеймённого до клеймящего». В ней он пишет:

«Нет никаких сомнений в том, что исторический путь, пройдённый еврейским народом за шестьдесят лет, отделяющие 1942 г. от 2002 г., мог бы послужить материалом для впечатляющих исторических и социологических исследований. Всего за шестьдесят лет — от заклеймённого и пронумерованного до клеймящего и нумерующего. За шестьдесят лет — от запертого в гетто до запирающего. За шестьдесят лет — от того, кто идёт в колонне, подняв руки вверх, до того, кто заставляет идти колонне с поднятыми вверх руками ‹…› Свершилось! Мы больше не этот странный, ни на кого не похожий народ с бледной кожей и исполненным мудрости взглядом, мы — такие же жестокие солдаты, как и весь мир. Мы, наконец, подобны всем прочим народам»²⁰.

Иногда этот порочный разворот происходит совершенно сознательно — как в случае с тем старшим офицером израильской армии, который объяснял солдатам накануне вторжения в палестинские лагеря беженцев, «что нужно перенимать чужой опыт, в том числе и опыт немецких войск при захвате варшавского гетто»²¹.

Итак, вполне возможно, что пресловутая моральная рента израильского руководства полностью преобразилась (что особенно заметно, когда находишься в самой стране), превратившись в настоящий общественный яд. Без навязанного сверху господствующего означающего ситуация и не могла бы быть иной. Колониальная ситуация, ужасающая ситуация, расистские законы, апартеид, распоясавшиеся «чужаки» — да, но всё это — в ситуации, подобной многим другим, а также с привлечением возможностей всех тех, кто её проживает и кто уж точно не менее талантлив, чем представители остального мира. Апартеид в Южной Африке, в конце концов, продержался дольше, и в том, что касается количества несправедливостей и преступлений, африканцам не в чем завидовать. Тогда что же могло бы помешать израильскому руководству пригласить Арафата в качестве второго премьер-министра, чтобы затем призвать всех палестино-израильских сограждан построить наконец на всём принадлежащем им пространстве великолепную страну, которая несомненно стала бы столь же богатой, сколь и могущественной? Потребовались бы комиссии — и их работа, безусловно, не была бы простой,— для распределения имущества после того, как беженцы вернулись бы в свои неузнаваемые, перестроенные жилища! Пришлось бы призвать к порядку сотню-другую недовольных, которые сейчас вооружены и горды собой. Да, множество забот, но, если принимать во внимание саму ситуацию,— ничего невыполнимого, но много разумного. Люди смогли бы вздохнуть свободно, у них была бы своя страна. Можно поспорить, что это принесло бы всем радость и облегчение. Но господствующее означающее вводит сверхдетерминантность, становящуюся препятствием. Оно отягчает расизм носителей слова «еврей» тяжким бременем фикции, облегчить которое не может ни одна реальная ситуация. Оно нависает над ними, перекрывая все просветы, провозглашая уничтожение и смерть палестинского народа, принося цепь катастроф для самих израильтян.

Да, в настоящее время означающее, пришедшее от Гитлера, желанное для сионистов, услужливо переданное американцами, а затем их западными союзниками «Еврейскому государству»,— это, безусловно, не подарок, но бремя, отличительный знак не-независимости этого государства. Ведь кто сегодня владеет означающим? Кто господин господствующего означающего²²? Конечно, не израильское руководство. Это господствующее означающее западного дискурса, пройдя через Израиль, теперь оно возвращается и служит своим владельцам, которые, несмотря на то, что все их прекрасно знают, а сами они преуспели в искусстве опознавать и безжалостно уничтожать всякую мелкую сошку, усомнившуюся в их превосходстве, подчас не дают себе труда назвать своё имя: богатые, демократические, развитые страны, хорошо вооружённые подручные всего «Человечества», доброхоты, с первого взгляда отличающие Добро и Зло, проамерикански настроенные, господа дискурса, полагающие, что «в любом случае мы лучше других, и пусть так и будет, даже если все остальные от этого подохнут». Проще было бы сказать «белые»! Но время могущественных колониальных империй прошло. Ханна Арендт²³ показала, насколько гитлеровский дискурс, определяемый отсутствием у Германии колоний, укоренился в дискурсе колониальном. Примечательно то, что сегодня этот колониальный дискурс возвращается и включается в механизм идентификации «господ», поставляя им означающие превосходства.

Чтобы проиллюстрировать всё сказанное и завершить круг, я приведу портрет одного из господ наших дней, одного из столпов правительства Буша, к тому же переведённого, как говорится в процитированной ниже статье, на один из наиболее важных и ответственных постов во внешней политике, связанный, конечно же, с американской политикой на Ближнем Востоке: это Эллиотт Абраме, очень точно описанный Сержем Алими²⁴ в статье под названием «Победа права», опубликованной в “Monde diplomatique” в августе 2001 г. Эллиотт Абраме был назначен президентом Джорджем Бушем на пост директора Отдела демократии, прав человека и международных операций (Office for democracy, human rights and international operations). Совершенно неочевидно то, что это назначение, никак не освещённое в СМИ, совпало с началом новой эры права, морали и вселенской нежности, воспетой шутами из Международного уголовного трибунала.

Перечислив те мерзости, которые устроил или скрыл этот специалист по правам человека,— прежде всего ужасающие массовые убийства, осуществлённые по его приказу разнообразными эскадронами смерти в Южной Америке, под флагом антикоммунизма,— Серж Алими делает следующее заключение:

«Когда мы встретились с ним в феврале 1995 г. в консервативном think tank²⁵ Хадсон Инститьют, этот ярый приверженец израильских правых партий считал, что палестинцы „не имеют права на государство“. Кроме того, он опасался клинтоновского вторжения в Ирак, так как полагал, что у него не хватит твёрдости завершить эту операцию. Господин Абрамс также благосклонно относился к закрытию США программ помощи находящимся в неблагоприятных условиях меньшинствам: „Отчасти это связано с тем, что я еврей. Еврейской общине принадлежит 30 % мест в Гарварде: при этом мы составляем только 2 % населения страны“. Эти программы помощи, по его мнению, „обострили межрасовые отношения“».

Свою лекцию в 1992 г., когда круг ещё не замкнулся, я завершила цитатой из «Встречи в горах» Целана²⁶:

«Однажды вечером, когда солнце, и не оно одно, утонуло, а значит, ушло, покинул своё убежище и ушёл еврей, еврей сын другого еврея, и вместе с ним ушло его имя, его непроизносимое имя ‹…›, ведь еврей, ты же знаешь, что у него такого, что действительно принадлежало бы ему, что не было бы одолжено, позаимствовано и никогда не отдано назад, и он ушёл и вернулся, вернулся издалека, по дороге, дорога, такая красивая, несравненная, он ушёл, как Ленц, через горы, он, тот, кого оставили жить внизу, в месте, которому он принадлежит силой, в недрах,— он, еврей, возвращался и возвращался».

Сегодня круг замкнулся, и это означает одно из двух: либо господствующее означающее, либо множество непроизносимых имён. Каждый сам выберет себе господина, которому он захочет служить. Иначе говоря, сегодня необходимо, чтобы превратившееся в бряцающее оружие означающее «Еврей», господствующее означающее новых арийцев, было решительно отставлено в сторону. Тот, кто пользуется им, очевидно делает это в угоду новым господам. Тот, кто не хочет становиться их слугой, должен принять решение отдалиться, принять сторону непроизносимых имён. Шмуэль Зигельбойм, Рудольф Врба²⁷, Роберт Вахспресс, рабби Беньямин или Мордехай Анилевич²⁸ и Зивья Любеткин… Непроизносимых имён достаточно, каждый может продолжить этот список именами тех, кто сделал выбор и остался с живущими внизу, тех, кто, посвящая себя приговорённым к недрам, заставляет свет их имени сиять для всех нас.

1. Клод Ланзманн (род. 1925) — французский режиссёр, сценарист и продюсер, видный общественный деятель. Его документальный фильм «Шоа» («Катастрофа», «Холокост»), вышедший в 1985 г., стал историческим и кинематографическим событием мирового масштаба. Фильм длится 9,5 часов и полностью состоит из документальных свидетельств.↩
2. Рауль Хилберг (род. 1926) — американский политолог еврейского происхождения, крупнейший исследователь Катастрофы; с 1948 г. занимается вопросом геноцида европейских евреев во время Второй мировой войны. В 1961 г. была опубликована его диссертация «Уничтожение европейских евреев».— прим. переводчика.↩
3. Запись Нюрнбергского процесса и последующее его обсуждение вызвали много толков; при этом право американских военных быть судьями на этом процессе и сегодня мало обсуждается. Конечно, во время процесса это вызывало споры, протесты… Полвека спустя, в контексте философии прав человека, идея суда, который осуждает «Преступления» и которым руководят в основном влиятельные мировые державы, появляется вновь уже в гораздо менее критическом свете. Возможно, факт использования атомного оружия сообщает неоспоримое моральное превосходство — ведь американская армия на сегодняшний день остаётся единственной в мире армией, применившей его.↩
4. Вопрос, отличный от вопроса о судьбе тех, кто напрямую сотрудничал с нацизмом в оккупированных странах.↩
5. Бунд (полное название — Algemeyner Yidisher Arbeter Bund in Lite, Poyln un Rusland, Всеобщий еврейский рабочий союз Литвы, Польши и России) — социалистическая организация, объединявшая еврейских ремесленников западных областей России, а также ряд интеллигентов — профессиональных революционеров, игравших заметную роль в российском социалистическом движении. Возник в сентябре 1897 г. в Вильно (Вильнюс). В некоторых странах (Аргентина, Мексика) существует по сей день.— прим. переводчика.↩
6. L’Insurrection du ghetto de Varsovie. Paris, 1967.↩
7. Karski J. Mon témoignage devant le monde. Paris, 1948.↩
8. Ян Карски (настоящее имя — Ян Козелевский, 1914—2000) — дипломат, участник польского движения Сопротивления во время Второй мировой войны, курьер Армии Крайовой. С 1940 г. обеспечивал связь польского Сопротивления с польским правительством в изгнании, находившимся во Франции. В 1942 г., побывав в Варшавском гетто, передал в Англию и США сведения об уничтожении польских евреев и их просьбы о помощи.— прим. переводчика.↩
9. Возьмём, к примеру, книгу Тома Сегева «Седьмой миллион: израильтяне и геноцид» (Segev T. Le Septième Million: Les Israéliens et le génocide), напечатанную в 2003 г. в Париже издательством Liana Levi. На с. 94—95 читаем: «В конце ноября 1943 г. исполнительный комитет Еврейского Агентства (Еврейское Агентство — сионистская организация, созданная в 1922 г. для управления еврейской общиной в подмандатной Палестине; просуществовало до 1948 г., стало прообразом израильского правительства. Давид Бен Гурион (1886—1973) — президент Еврейского Агентства с 1935 г., первый премьер-министр государства Израиль (1948—1954). Моше Шаретт (1894—1965) — второй премьер-министр Израиля (1954—1955), министр иностранных дел Израиля, шеф политического отдела Агентства, позже — его президент.— прим. переводчика) опубликовал официальное коммюнике, в котором говорилось, что убийства совершались согласно генеральному плану истребления европейских евреев и что для этих целей был создан особый государственный аппарат. „Огромное множество детей в возрасте до двенадцати лет, а также и более старших, было безжалостно убито“,— сообщило Агентство, добавив также, что „многие люди были отправлены в неизвестных направлениях, и их следы потеряны“».
   Это коммюнике было составлено во время рядового совещания в Агентстве. Давид Бен Гурион не присутствовал, Моше Шаретт раздал поручения членам Агентства, а затем покинул собрание. В тот день вторым пунктом обсуждения было «Положение европейских евреев». За три недели до того из Польши вернулись несколько десятков членов ешува (Ешув — сионистский термин, обозначавший всех жителей подмандатной Палестины до создания государства Израиль; введён в 1880-е гг.— прим. переводчика): они уехали туда по семейным делам или на работу, но не смогли выехать обратно до захвата немцами Польши в сентябре 1939 г. и оказались блокированными в гетто. Их возвращение стало возможным благодаря соглашению, заключённому между Великобританией и Германией. Великобритания обменяла их на немецких граждан, которые содержались в плену на её территории. Когда эти люди вернулись в Палестину, их расспросили о том, что они видели в Европе; из их слов стало очевидным то, что нацисты систематически убивают евреев. Помимо всего прочего, они сообщили, что машинист поезда, везший их от русской границы, рассказывал о том, как евреев собирали в специальных зданиях и убивали с помощью газа. По словам машиниста, в деревеньке Освенцим (немцы называли её Аушвиц) было три печи, в которых сжигали евреев, и ещё две печи строились.
   Это свидетельство подтверждало секретные сведения, полученные Агентством несколькими неделями раньше. Шпион Эдуард Шульте, немецкий промышленник, противник нацистского режима, рассказал Герхадту Ригнеру, представителю Всемирного Еврейского Конгресса (Всемирный Еврейский Конгресс — всемирная добровольная ассоциация еврейских групп, общин и организаций, созданная «для обеспечения существования и укрепления единства еврейского народа». ВЕК был создан в 1936 г. в Женеве под руководством Стефена Вайза и Нахума Гольдмана.— прим. переводчика) в Швейцарии, что нацисты разработали план — «окончательное решение» — по уничтожению всех европейских евреев.
   Когда сведения, полученные от евреев, вернувшихся из Польши, были переданы членам исполнительного комитета Еврейского Агентства, они не знали, что делать. «Наверное, в этот раз нам нужно издать коммюнике, освещающее события»,— предложил один из них. Решено было создать комитет. Затем они продолжили совещание, рассмотрев будущий бюджет Агентства, и перешли к следующему вопросу по повестке дня, рабочему конфликту на консервном заводе Ассис. Получив коммюнике от Агентства, рабби Стефен Вайз, президент Всемирного Еврейского Конгресса, немедленно устроил пресс-конференцию. Коммюнике Еврейского Агентства было обнародовано в течение сорока восьми часов: «„Наиболее тщательно скрываемый секрет Третьего Рейха“ был раскрыт практически сразу и, кажется, благодаря сведениям, полученным из окружения самого Гитлера. Еврейское Агентство не раскрыло своих источников. Вайзу было разрешено называть в качестве источника американский Госдепартамент. Он заявил, что нацисты запланировали уничтожение всего европейского еврейства и уже начали осуществлять свою программу уничтожения. Это заявление было опубликовано с комментариями президента Франклина Д. Рузвельта и премьер-министра Уинстона Черчилля. Но за заявлением ничего не последовало: истребление евреев продолжалось в соответствии с нацистским планом» (С. 95, примечание).↩
10. Это не означает, что они отказались от других способов извлечения выгоды. Так, Том Сегев пишет («Седьмой миллион: израильтяне и геноцид», С. 128—129): «Неизвестно, кто впервые предложил, чтобы немцы выплатили репарации за конфискованное имущество евреев и причинённые им страдания. Вероятно, эта идея возникла ещё в начале войны, в связи с репарациями, выплаченными Германией после окончания Первой мировой войны. Бен Гурион получил меморандум, касающийся этого вопроса, уже в 1940 г. Кацнельсон (Берл Кацнельсон (1877—1944) — руководитель сионистского рабочего движения, соратник и друг Бен Гуриона.— прим. переводчика) публично заявил об этом в конце того же года. В декабре 1943 г. в Тель-Авиве уже существовала частная организация Justicia, предлагавшая жертвам нацизма помощь в составлении требований о возмещении убытков».↩
11. В книге есть отсылка к документам: «Проект Шенхаби» (10 сентября 1943 г.) в архиве Хашомер Хацаир — Кибуц Хаарци (личный архив Шенхаби); «Проект Шенхаби» (2 мая 1945 года) (см. примеч. 29 на С. 64 книги «Седьмой миллион: израильтяне и геноцид»).↩
12. Яд Вашем — «Рука и Имя» (иврит).— прим. переводчика↩
13. Как говорит об одной из своих героинь Хеймито фон Додерер в романе «Демоны»: «Она сумела получить наследство!» И, как говорит в своём «Трактате об отчаянии» Кьеркегор, совершить грех — это одно, а продолжать грешить — уже другой грех.↩
14. «Кедма» (“Kedma”), удивительно красивый фильм Амоса Гитая (Амос Гитай (род. 1950) — израильский кинорежиссёр, актёр и сценарист.— прим. переводчика), замечательно показывает, как с самого начала отсутствует связь между людьми, убивающими друг друга ещё более жестоко оттого, что они незнакомы, что у них нет ничего общего ни географически, ни исторически, оттого, что ни движущие силы борьбы, ни судьбы борцов — спасшихся евреев, бегущих из Европы, и палестинцев, бегущих от евреев в собственной стране,— строго говоря, не должны были пересечься. В яростное неистовство их ввергает произвол махинаций, автор которых — показанный в начале фильма жалкий британский полк, маневрирующий в тумане,— вполне может затем исчезнуть; эти погружённые в хаос дикари, подобные лилипутам, которых небрежная рука гиганта разбросала то тут, то там среди разрозненных, походя порушенных обломков их миров, убивают друг друга за кусок хлеба, как и положено дикарям. В фильме угадывается, кроме всего прочего, матричная аллегория новейших гражданских войн. Наевшись вдоволь, империалистический людоед убирается восвояси, оставляя за собой исковерканные куски миров, бьющихся друг против друга, чтобы затем оплакивать природную склонность этих несчастных к убийству им подобных.↩
15. ООП — Организация Освобождения Палестины.— прим. переводчика.↩
16. Отсюда и право на гуманитарное вмешательство! Читатель вполне может самостоятельно воссоздать маршрут идеологической поездки идеального современного гауляйтера.↩
17. А чего стоит слоган “CRS = SS” (CRS (Compagnie républicaine de sécurité) — республиканские отряды безопасности, французская жандармерия.— прим. переводчика), провозглашённый в мае 1968 г. и ещё более несправедливый? Но тогда никто не подал в суд, да и в анти-чём можно было бы обвинить демонстрантов? Никому и в голову не придёт, что Милошевичу или Саддаму Хусейну будет разрешено обратиться в суд — почему бы и не в Международный уголовный суд? — с жалобой на то, что их сравнивают с Гитлером. Таким образом, у трансцендентальных означающих есть владельцы, оставляющие за собой право на их использование.↩
18. Варшавский М. (Мишель Варшавский (род. 1949) — сын великого раввина Макса Варшавского, израильский активист и писатель, президент израильско-палестинского движения «Центр альтернативной информации», антисионист, выступающий за создание на месте Израиля двунационального государства.— прим. переводчика) У открытой могилы (“A tombeau ouvert”), издательство La Fabrique, 2003.↩
19. «Своим представлением, начиная с августа 2000 г., колониальной войны как войны за выживание Израиля, Эхуд Барак (Эхуд Барак (род. 1942) — израильский политик, премьер-министр Израиля в 1999—2001 гг.— прим. переводчика) разбудил демонов, живущих в коллективной памяти израильского народа. Как только первые камни были брошены молодыми палестинцами на Храмовой Горе в ответ на провокацию Ариэля Шарона (Вторая интифада (всплеск насилия, вызванный восстанием палестинцев) началась в сентябре 2000 г. Формальным поводом для её начала послужило посещение Храмовой горы лидером израильской оппозиции Ариэлем Шароном; своим поступком Шарон хотел показать, что Израиль сохраняет контроль над этим святым для всех мусульман местом. Сентябрьским событиям предшествовал саммит в Кэмп-Дэвиде в июле 2000 г., во время которого президент США Билл Клинтон, премьер-министр Израиля Эхуд Барак и президент Палестинской автономии Ясир Арафат вели переговоры с целью урегулирования ближневосточного конфликта.— прим. переводчика), журналист Ари Шавит, один из тех левых интеллектуалов, которые в течение нескольких недель отказались от своих мирных убеждений, написал в редакционной статье газеты «Хаарец», что проблема вовсе не в израильско-палестинских спорах и не в захвате территорий, как полагали в течение долгого времени, но в том, что он называет «еврейской судьбой», представляющей собой вечную борьбу за выживание перед лицом мира, который всегда отрицал и будет отрицать существование евреев. Эти слова, подхваченные израильскими СМИ и большинством израильских интеллектуалов, основываются на глубокой экзистенциальной тревоге, появившейся в еврейском менталитете после нацистского иудеоцида, но также и на ложной историографии, изучаемой в школе и сводящей две тысячи лет еврейской истории к одному гигантскому погрому и к вневременному, иррациональному и единственному в своём роде антисемитизму, нейтрализующему все попытки его понимания и осмысления.
    Для внуков жертв иудеоцида любая экзистенциальная угроза, реальная или воображаемая, связана с Аушвицем или Треблинкой: палестинцы — это нацисты, Арафат — Гитлер, засада, в которой погибают солдаты,— массовое убийство, бомба, сброшенная на Тель-Авив,— Хрустальная ночь (Хрустальная ночь (Ночь разбитых витрин) — ночь с 9 на 10 ноября 1938 г., во время которой по всей Германии и Австрии, с ведома Гитлера, прошли еврейские погромы. Поводом к началу погромов, который давно искали нацистские власти, послужило убийство в Париже 17-летним польским евреем Гершелем Грюншпаном советника германского посольства Эрнста фон Рата.— прим. переводчика). При наличии подобных ассоциаций исчезает всякая возможность переговоров и компромиссов: нацизм со стороны палестинцев должен быть искоренён, а для этого годятся любые средства.
    Однако израильтянин подсознательно чувствует, что тождество «палестинцы = нацисты» лживо: военная мощь Израиля, его подавляющее превосходство над палестинцами затрудняют отождествление израильтян с несчастными евреями Вильно и Варшавы, и даже с бойцами варшавского гетто или белорусскими партизанскими еврейскими отрядами. Тогда происходит ужасный, порочный разворот. Постоянная отсылка к геноциду европейских евреев и его вездесущие кошмарные образы приводят к тому, что, если реальное распределение сил делает невозможным имитацию поведения евреев-жертв, то происходит — обычно бессознательная — имитация поведения убийц еврейского народа: палестинцев нумеруют, их заставляют бегать обнажёнными, загоняют за ограждения из колючей проволоки со сторожевыми вышками, и в течение недолгого времени даже используют для их охраны немецких овчарок. Облавы в лагере Дехейше не могут не вызывать ассоциаций с другой эпохой,— хотя, конечно, захваченных во время облавы ждёт не смерть, но только бесконечное заключение в ужасных условиях. Лагерь в Оффере (Лагеря для перемещённых лиц в Израиле.— прим. переводчика) — не лагерь уничтожения, но он очень напоминает нацистские концлагеря тридцатых годов своей оградой из колючей проволоки, сторожевыми вышками, массами запуганных заключённых, лишённых всех прав и содержащихся в действительно нечеловеческих условиях. Как можно не видеть того, что строй людей, идущих с поднятыми вверх руками под присмотром вооружённых солдат,— миметизм картины, преследующей варшавских евреев, идущих к Umschlagplatz (Umschlagplatz — перевалочный пункт (нем.).— прим. переводчика)? Как можно не вспомнить о том же Umschlagplatz, когда по телевизору нам показывают Дженин (Дженин — город в Палестинской автономии, с 2002 г.— под контролем Израиля.— прим. переводчика), сотни людей, сидящих на земле со связанными за спиной руками, иногда — с завязанными глазами?
    Язык также тождествен языку нацистов — вспомним раввина Израэля Розена, опубликовавшего в „Хаарец“ статью, где он утверждает, что необходимо брать в заложники семьи смертников, депортировать их в сектор Газа, а затем разрушать их дома и стирать с лица земли их деревни. Журналист Б. Микаэль так заканчивает статью, в которой он цитирует слова, аналогичные словам раввина Розена, но произнесённые нацистскими офицерами после массовых убийств в Лидице и Орадуре (Лидице — шахтёрский посёлок в Чехии, в 20 км к западу от Праги, уничтоженный 10 июня 1942 г. по требованию немецкого правительства. Орадур (Орадур-сюр-Глан) — посёлок во Франции, в регионе Лимузен, уничтоженный немецкими солдатами в июне 1944 г.— прим. переводчика): „Тот, кто будет считать, прочитав эту статью, что я, сохрани меня Бог от этого, сравниваю израильскую армию с немецкой армией, слишком упрощает себе жизнь. Тот, кто предложил [это] израильской армии, и породил это тождество“».↩
20. Микаэль Б. От заклеймённого до клеймящего. «Йедиот Ахаронот» («Йедиот Ахаронот» («Последние новости») — крупнейшая израильская ежедневная газета.— прим. переводчика), 15 марта 2002 г.↩
21. Процитировал Амир Орен в газете «Хаарец» от 25 января 2001 г.↩
22. Вот знаменитая история о том, как Геринг ответил Фрицу Лангу (Фриц Ланг — немецкий кинорежиссёр австрийского происхождения. После прихода к власти нацистов уехал в США, вернулся в Германию в 1950-е гг.— прим. переводчика). Геринг вызвал Фрица Ланга и попросил его остаться в Германии. Фриц Ланг заметил ему, что он еврей. Геринг ответил: «Здесь мы решаем, кто еврей, а кто не еврей».↩
23. Ханна Арендт (1906—1975) — немецко-американский учёный, политический теоретик, историк. Известна своими работами о политической деятельности, тоталитаризме, современности.— прим. переводчика.↩
24. Серж Алими — современный французский журналист и писатель, специалист по США.— прим. переводчика.↩
25. Think tank — закрытый научно-исследовательский центр; мозговой центр консерваторов.— прим. переводчика.↩
26. Пауль Целан (настоящая фамилия — Анчел, 1920—1970) — немецкий поэт и переводчик, один из крупнейших европейских поэтов послевоенного времени. Переводил на немецкий и румынский языки произведения Мандельштама, Есенина, Блока, Лермонтова, Тургенева, Чехова, Шекспира, Рембо и других авторов.— прим. переводчика.↩
27. Рудольф Врба (настоящее имя — Вальтер Розенберг, 1924—2006) — профессор фармакологии Университета Британской Колумбии в США; один из пяти евреев, бежавших из концентрационного лагеря Аушвиц и передавших представителям союзных войск сведения о массовых убийствах евреев, имевших место в этом лагере.— прим. переводчика.↩
28. Мордехай Анилевич (1919—1943) — официальный руководитель восстания в Варшавском гетто.— прим. переводчика.↩