…В это время в Москве, в Большом Кремлёвском дворце, проходил Ⅲ конгресс Коммунистического Интернационала. Те из нас, кто состоял в коммунистической партии, были кооптированы в состав английской делегации.

Перед открытием конгресса нашу группу провели по Кремлю. Во время прогулки произошло много забавных случаев, связанных с предметами, о которых мы помнили ещё со школьных времён из прочитанного о Москве и Кремле.

Но когда наконец открылся конгресс и мы вошли в большой зал, я был буквально потрясён великолепием и роскошью. Позолота и блеск, колонны, золотые украшения, какой-то предмет над столом президиума, напоминавший огромный золотой глаз. Я впервые видел нечто подобное. Помню, что у меня мелькнула мысль: «У нас пытаются внушать рабочим, будто хозяева позволят нам путём голосования лишить их права на такую роскошь». Я мысленно представил себе оргии, свидетелем которых, должно быть, являлся этот зал, великолепие дамских нарядов и мужских мундиров. Чтобы щекотать нервы пресыщенных паразитов, пировавших в этом зале до революции, вероятно, расходовались огромные суммы денег. И как контраст в памяти моей возникло всё, что я когда-либо читал о России: бедность, нищета и угнетение, чёрные сотни, колонны ссыльных на пути в Сибирь, казацкие нагайки, Кровавое воскресенье 1905 года, вооружённая интервенция Черчилля и Ллойд Джорджа, голод и блокада.

Теперь в этом зале, который когда-то занимали тираны и угнетатели, сидели революционные рабочие со всей земли. Я воспринимал это как предзнаменование всемирной победы рабочих. В Ланкашире я много раз думал, что нельзя ненавидеть правящий класс больше, чем ненавидел я, но, когда я смотрел на этот зал и думал, что подобное великолепие, основанное на эксплуатации и нищете рабочего класса, всё ещё существует в Букингемском дворце и в любой другой капиталистической столице, эта ненависть усилилась во сто крат. Я дал себе обет и надеюсь никогда его не нарушить, сделать всё, что в моих силах, чтобы вместе с товарищами по коммунистической партии бороться за окончательное уничтожение господства эксплуататоров.¹

Теперь, вспоминая прошлое, я сознаю, что во время моей первой поездки в Москву эти впечатления от контраста между страной, где блага жизни принадлежат народу, и страной, где мизерный класс пользуется ими для порабощения масс, оказали на меня большее влияние, чем речи и резолюции.

Однажды днём мы все ожидали приезда на конгресс тов. Ленина, который должен был сделать доклад о новой экономической политике Советского государства². Представьте охватившее меня волнение! Мне предстояло собственными глазами увидеть величайшего из когда-либо живших революционных деятелей. Мы с Томом прохаживались по фойе главного зала, когда внезапно почувствовали, что атмосфера стала напряжённой, и услышали шёпот: «Ленин идёт». Появился тов. Ленин. С бумагами в руке он быстро шёл по коридору, отвечая на раздававшиеся со всех сторон тёплые приветствия.

Том Манн сказал мне, что должен с ним поговорить, и, когда Ленин приблизился, пошёл ему навстречу. Ленин радостно приветствовал Тома Манна. Когда он рассказывал, как внимательно следит за деятельностью Тома, лицо Ленина освещалось улыбкой. Мне удалось только пожать ему руку. Моё имя ничего не говорило Ленину, но его рукопожатие очень много значило для меня. Направляясь к своему месту в зале заседаний, я буквально летел по воздуху.

Я не собираюсь даже в кратком изложении приводить речь, которую произнёс тогда Ленин. Её можно найти в английском издании «Избранных произведений». Хочу только отметить, что, слушая перевод, я был поражён простотой и непринуждённостью, с какой говорил Ленин, делая кристально ясными самые трудные вопросы.

Этот день, когда я встретился с тов. Лениным, был самым значительным днём в моей жизни.

Я должен упомянуть ещё об одном впечатлении, сохранившемся у меня о Москве и о Ⅲ конгрессе. Шло последнее вечернее заседание. Выступления кончились. Каждая делегация стала петь свои революционные песни. Первыми начали русские, спевшие гимн в память о тех, кто боролся и погиб во имя революции. Никогда не забуду этот постоянно возрождающийся в памяти мотив. Казалось, что в этой песне отражалась вся славная история большевиков. Я оглянулся, чтобы посмотреть, есть ли слезы в глазах других участников конгресса, а когда увидел, что и другие так же тронуты, то понял, что ничто не может разорвать узы товарищества, которые связывают всех коммунистов. За первой песней последовали другие. Затем пели немецкие, французские, балканские, итальянские и испанские товарищи. Англичане и американцы выглядели бледно, потому что ни в той, ни в другой стране ещё не появилось достойной такого торжественного случая революционной песни.

В заключение запели «Интернационал», и тут-то мы постарались изо всех сил! Ⅲ конгресс закончился…

1. Гарри Поллит не обманул. Он всю жизнь боролся за дело рабочего класса, а после хрущёвского ревизионистского переворота в знак протеста подал в отставку с поста генерального секретаря и до самой смерти в 1960 году защищал имя Сталина. Ему уже не довелось поучаствовать в последовавших в 1963 и 1967 гг.отколах марксистско-ленинских сил, поэтому в СССР его продолжали чтить.— Маоизм.ру.↩
2. По вопросу о новой экономической политике В. И. Ленин говорил на Ⅲ конгрессе Коминтерна в «Докладе о тактике РКП 5 июля». (См.: Полн. собр. соч., т. 44, с. 44—49). Заседания конгресса проходили в Андреевском зале Большого Кремлёвского дворца. Ред.↩