На мою долю выпало огромное счастье не раз видеться с великим Лениным. Первый раз я представился ему, когда удостоился чести быть участником Ⅰ конгресса Коминтерна в марте 1919 года. Я очень волновался перед этой первой встречей. Но Владимир Ильич принял меня необыкновенно приветливо, сердечно. Он был чрезвычайно занят, и я не смел задерживать его. Беседа была очень краткой, но во мне она оставила глубокое впечатление.

Второй раз Владимир Ильич принял меня в том же 1919 году в связи с моей работой в должности председателя Центрального комитета¹ Союза китайских рабочих в России. Союз этот был организован в 1917 году, первоначально под названием Союза китайских граждан в России, главным образом с целью защиты интересов почти 60 тысяч китайских рабочих, ввезённых после начала первой мировой войны в Россию. Они прибыли по контрактам, заключённым русскими учреждениями и предприятиями с китайскими подрядчиками.

Рабочие эти, отданные всецело во власть подрядчиков, подвергались ужасающей эксплуатации и жили в неописуемо тяжёлых условиях. После Февральской революции рабочие начали тысячами разбегаться с мест, где они работали, и искать пропитания, пристанища, защиты и путей возвращения на родину. Первой заботой организованного тогда Союза была эвакуация китайских граждан на родину. Но вскоре нормальное сообщение с Востоком было прервано, и репатриация столкнулась с огромными затруднениями.

Советская власть с первого же дня после Великой Октябрьской социалистической революции проявляла большое внимание к китайским рабочим, и в частности к вопросу об урегулировании их правового положения, оказывая Союзу, преобразованному в Союз китайских рабочих в России, исключительную поддержку и всестороннее содействие. Одним из самых трудных вопросов продолжал оставаться вопрос о репатриации, и в этом отношении Советское правительство охотно шло навстречу.

В связи с работой Союза я и был принят Владимиром Ильичом во второй раз — 19 ноября 1919 года — в его кабинете в Кремле. Он встретил меня с такой же большой приветливостью, как и в первый раз. На протяжении всей беседы меня не оставляло чувство покоряющего обаяния, исходившего от этого великого человека. Ленин расспрашивал меня о Китае, о китайской революции. Я был молод и ещё далёк от должного понимания международной политики, да и знал о событиях в Китае слишком мало, чтобы рассказать ему что-то для него новое или интересное.

Сам же я почерпнул много ценного для меня из беседы с Владимиром Ильичом, услышав от него ряд глубоких мыслей по вопросам о судьбах Китая, о борьбе китайского народа с империализмом, о важности сближения между народами Китая и Советской России…

Владимир Ильич подробно расспрашивал о положении китайских рабочих, о работе нашего Союза. Он поинтересовался, достаточно ли Союзу оказывается содействия со стороны властей. В подтверждение того, что Союзу оказывается большое внимание и широкое содействие, я показал выданное мне Народным комиссариатом иностранных дел удостоверение, где говорилось, что я являюсь «единственным уполномоченным китайских граждан и рабочих в России по охране их интересов…». В удостоверении содержались обращение и просьба ко всем учреждениям оказывать мне всяческое содействие. Неожиданно для меня Владимир Ильич тут же на этом удостоверении сделал красными чернилами следующую надпись:

«С своей стороны очень прошу все советские учреждения и власти оказывать всяческое содействие тов. Лау Сиуджау.

Пр. Сов. Нар. Ком. В. Ульянов (Ленин)
19/Ⅻ.1919»²

Этим исключительным вниманием к китайским рабочим, тёплой дружбой к Китаю и в то же время большим доверием, оказанным мне лично, я был тронут до глубины души. Удостоверение, подтверждённое высоким авторитетом Ленина, было неоценимо для нашего Союза. Впоследствии в связи с рядом обстоятельств, в особенности в связи с нашествием японских захватчиков в Китай, мне пришлось уничтожить много важных документов, но это удостоверение с собственноручной надписью Ленина я сохранил как бесценную память о нём.

Следующий раз я был принят Владимиром Ильичом в дни Ⅱ конгресса Коминтерна в 1920 году³.

Незадолго до конгресса в Москве было получено известие о том, что китайская миссия во главе с генералом Чжан Сылинем, направлявшаяся в Москву, перешла читинский фронт. Тогдашнее правительство Китая, несмотря на нею свою реакционность, после победы Советской власти в Сибири решила послать миссию в Советскую Россию, по возможности в Москву, чтобы «поговорить». Однако, опасаясь вмешательства со стороны империалистических держав, оно не решалось придать миссии официальный характер, а отправило её под флагом продовольственной помощи китайским гражданам в Сибири. Причём китайское правительство не только не испросило согласия на отправку миссии, но даже не послало никакого уведомления Советскому правительству об этом, поручив миссии самой получить согласие на приезд в Москву по прибытии на территорию тогдашней Дальневосточной Республики.

Всё это, разумеется, никак не соответствовало международным обычаям. Тем не менее народный комиссар иностранных дел Чичерин, направляя китайскому министерству иностранных дел запрос о целях и характере миссии, выражал готовность принять её в Москве, а также желание послать в свою очередь миссию в Пекин. По предложению Наркоминдела я от имени нашего Союза тоже телеграфировал в Пекин с настоятельной просьбой: во избежание возможных недоразумения сообщить Советскому правительству о характере миссии. Однако из Пекина никакого ответа не последовало, и находившаяся в поезде миссия продолжала пребывать в ожидании сначала и Чите, а затем в Верхнеудинске. Становилось ясным, что китайское правительство не решалось обратиться к Советском правительству с официальной просьбой принять миссию.

Между тем с приездом миссии открывалась возможности установления непосредственного контакта между представителями двух правительств, и поэтому приезд её в Москву, независимо от пределов полномочий, был очень желателен, тем более что Советское правительство неоднократно предлагало правительству Китая вступить в переговоры и установить нормальные отношения. Для членов нашего Союза приезд миссии представлялся желательным также и потому, что появилась надежда сдвинуть с мёртвой точки вопрос о репатриации, разрешение которого китайское правительство очень затягивало. Я и решил тогда обратиться непосредственно к Владимиру Ильичу с просьбой, не найдёт ли он возможным дать распоряжение о пропуске миссии в Москву, не дожидаясь ответа из Пекина.

Таким образом, я в третий раз был принят Владимиром Ильичом. Это было в дни Ⅱ конгресса Коминтерна⁴. Я представил свои соображения Владимиру Ильичу. Он счёл возможным приезд миссии в Москву без официального извещения из Пекина и тут же написал записку в Наркоминдел с предложением распорядиться о пропуске миссии в Москву⁵. Решение Владимира Ильича ещё раз показывало его отношение к Китаю и то значение, которое он придавал возможности завязать отношения с китайским правительством.

Миссия прибыла в Москву 5 сентября. Её радушно встретили и устроили со всем возможным в те времена комфортом в хорошем особняке. Очень тепло принял её Владимир Ильич, имевший с ней продолжительную беседу⁶.

Японские и другие империалисты, встревоженные появлением миссии в Москве, оказали давление на китайское правительство. Последнее поспешило объявить о неофициальном характере миссии и предложило ей скорее вернуться в Китай. Однако это нисколько не отразилось на отношении Советского правительства к миссии и на том большом внимании, которым она была окружена во время всего своего пребывания на территории РСФСР.

Помимо проведения ряда встреч и деловых бесед миссии была предоставлена полная возможность ознакомиться с Москвой и Петроградом.

В заключение генералу Чжан Сылиню вручили письмо народного комиссара иностранных дел на имя министра иностранных дел Китая, где Советское правительство выражало желание установить дружественные отношения с Китаем⁷. Развивая принципы, провозглашённые в обращении к китайскому народу от 25 июля 1919 года⁸, письмо излагало основные пункты предлагавшегося соглашения (в том числе такие, как аннулирование всех старых неравноправных договоров, отказ от консульской юрисдикции, от концессий, от «боксёрской» контрибуции и т. д.). Как и первое обращение Советского правительства к китайскому народу, это письмо, получившее вскоре широкую известность в Китае как «вторая советская декларация», конкретно излагало мудрую ленинскую политику в отношении Китая. Оно было радостно встречено прогрессивными кругами Китая и сыграло большую роль в движении за установление дружественных отношений с Советской Россией.

Много лет прошло с того времени, когда я встречался с великим Лениным, но светлая память о необыкновенном обаянии этого великого человека, об его исключительно теплом отношении к моей родине и к моему народу неугасимо живёт во мне.

1. Центрального исполнительного комитета. Ред.↩
2. В Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС хранится автограф этой ленинской надписи. Ред.↩
3. Лю Цзэжун был принят В. И. Лениным после окончания работы Ⅱ конгресса Коминтерна, 11 августа 1920 г. Ред.↩
4. См. предыдущее примеч.↩
5. Такой записки нет в числе опубликованных произведений В. И. Ленина, а также среди неопубликованных документов, хранящихся в Центральном партийном архиве ИМЛ при ЦК КПСС. Известно, что во время приёма Лю Цзэжуна 11 августа 1920 г. В. И. Ленин написал записку Н. Н. Крестинскому с просьбой принять Лю Цзэжуна. (См.: Полн. собр. соч., т. 51, с. 256). Ред.↩
6. Сообщаемый Лю Цзэжуном факт беседы В. И. Ленина с членами китайской военно-дипломатической миссии другими источниками не подтверждается. Известно лишь, что 2 ноября 1920 г. Ленин принял главу этой миссии генерала Чжан Сылиня накануне его отъезда из Москвы и имел с ним беседу. Ред.↩
7. Здесь допущены некоторые неточности. В действительности дело обстояло так: 27 сентября 1920 г. заместитель народного комиссара иностранных дел Л. М. Карахан направил генералу Чжан Сылиню «Обращение Правительства РСФСР к Правительству Китайской Республики», в котором имеются перечисленные автором ниже пункты. (См.: Документы внешней политики СССР, т. 3. с. 213—216). Ред.↩
8. См.: Документы внешней политики СССР, т. 2, с. 221—223. Ред.↩