Глава из книги Джорджа Ленсбери¹ «Looking backwards—and forwards» («Взгляд в прошлое и будущее»), изданной в Англии в 1935 г. (печатается c сокращениями).

Ред.

Я встретился с Лениным 21 февраля 1920 года в день своего рождения, когда мне исполнился шестьдесят один год. Больше я его уже не видел, и лишь летом 1926 года мы с женой посетили Мавзолей, где он покоится. Это не было то самое здание из чёрного и красного гранита, которое сейчас находится возле Кремлёвской стены. Это было временное сооружение, но к нему уже тогда стекался нескончаемый поток людей, почитавших Ленина. Ленин умер десять лет назад², и, насколько я знаю, поток посетителей с тех пор течёт непрерывно.

Я глядел на усопшего Ленина и не мог найти каких-либо изменений в его лице. Он выглядел спящим. Мне казалось, что, если бы глаза его открылись, он посмотрел бы на меня точно так же, как смотрел тем февральским утром шесть лет назад. Он был среднего роста, и, когда мы впервые встретились, я не заметил на его лице следов измождённости и истощения, как у Красина и некоторых других из тех, с кем я встречался в то же время. Должно быть, это было следствием более крепкого сложения. Ведь Ленин полностью разделял все лишения тех дней, когда не хватало топлива, жилищ и даже продовольствия. Точно так же поступали в те дни и другие большевистские руководители. Не имелось никаких особых привилегий или лучших условий для руководителей и представителей власти: быть революционным вождём означало тогда только получать наибольшую долю тяжёлого труда и неудобств.

Моя беседа с Лениным была довольно продолжительной: он говорил о революции и международном положении. Хотя Ленин отлично знал, что я не был большевиком и исповедую христианство, он обращался со мной очень учтиво и доброжелательно, что позволило нам в течение всей беседы чувствовать себя легко и непринуждённо. Меня увлекла его речь, его здравый смысл и идейная убеждённость. Я не заметил в нём ни малейших признаков самомнения или ограниченности мышления…

Я могу описать Ленина лишь таким, каким он представился мне. Его главная мысль заключалась в том, что теории и принципы, которые он и его товарищи осуществляли в России, принесли бы мир и счастье всему миру, если бы только трудящиеся их восприняли. Когда он увидел, что мои ум не воспринимает его теорию о победе социализма насильственным путём в Англии или где-нибудь в другом месте и что я слепо полагаюсь на изменение интеллектуальных и моральных представлений у отдельных людей путём осуществления христианских принципов любви и братства, он не оборвал меня с презрением или сарказмом, а с весёлым смехом сказал:

— Неважно, каким путём придёт социализм. Возвращайтесь в Англию и попробуйте ваш путь любви и мирного убеждения. Вы считаете, что можете победить таким путём. Я полагаю, что вы потерпите неудачу, но я был бы рад, если бы вы оказались правы.

Прошло немало времени, и я не могу ручаться, что это были его точные слова, но суть их была такова.

Ленин много говорил о большевистской теории, но большую часть времени мы посвятили обсуждению отношений, существующих между Россией и остальным миром. Вождь великого народа, сидевший в скромно обставленной комнате Кремлёвского дворца, разговаривал со мной с глазу на глаз. Не было ни личных секретарей, ни руководителей ведомств, которые могли бы помогать ему. Контраст был разительным, если вспомнить об английских министрах, которые совершенно беспомощны в подобных интервью без такой поддержки.

Когда я говорил о христианстве, Ленин спросил меня, что я думаю о христианских государствах, которые окружили Россию таким плотным «санитарным кордоном», что запрещён ввоз даже медикаментов, и которые затягивают переговоры между сэром Джеймсом О’Греди и Максимом Литвиновым³ в надежде, что лишения принудят большевиков изменить управление в России так, как это угодно правительствам других стран. Он повторил, что он реалист и что, если бы Ллойд Джордж, или Вильсон, или оба они приехали в Москву, все вопросы, которые вызывали вражду и озлобление между Россией и Англией или Америкой, могли бы легко быть устранены. Незадолго до этого интервью, с его разрешения, я послал телеграмму Ллойд Джорджу с приглашением в Москву, чтобы предпринять шаги в направлении мирного урегулирования. Но Ллойд Джордж был либо не склонен ехать, либо «слишком занят». Конечно, я не получил ответа на телеграмму.

Вспоминая слова Ленина о позиции других держав и о вооружениях, я убеждаюсь, что мир с каждым днём приближается к новой мировой войне и одна из главных причин этого заключается в том, что Ленин не был понят. Он настойчиво подчёркивал, что он и его друзья не хотят создавать большую военную машину, что Россия навсегда покончила с какими бы то ни было империалистическими целями и что хотя они и верят в мировую революцию, которая осуществит переход от капитализма к социализму, но в каждой стране массы должны сами решать вопрос о своём освобождении.

Он совершенно не скрывал и не отрицал намерения Ⅲ Интернационала создать всемирный рабочий интернационал для объединённых действий и пропаганды. Но, несмотря на это, я совершенно убеждён, что, если бы Англия, Франция и Америка признали Советское правительство в то время, когда я интервьюировал Ленина, история прошедших двенадцати лет⁴ была бы во многом иной и гораздо более мирной. Лига наций была бы сильнее, так как русские не считали бы её империалистическим трюком, разоружение было бы гораздо более лёгкой проблемой, а вопрос о долгах мог бы быть давно решён.

Ленин не питал никаких иллюзий. Он не ожидал признания. Он был вполне подготовлен к тому, что царские генералы будут получать всё больше английских денег для своих контрреволюционных усилий. Но он сохранял спокойную уверенность, что Россия тем не менее одолеет всех марионеток, которых мы выставляем против неё.

Мы обсуждали финансовый вопрос, и он сказал мне, что, если нам, социалистам, даже удастся прийти к власти посредством выборов, банкиры и другие финансовые воротилы погубят нас с помощью различных финансовых махинаций. Ленин сказал, что, если бы русские банкиры приняли социалистическую революцию так же, как они с готовностью приняли смену царизма буржуазной республикой Керенского, они могли бы остаться на своих местах и служить народу. Но они все единодушно взялись за саботаж.

Ленин был абсолютно уверен, что, несмотря на серьёзные трудности, вызванные этим саботажем, большевики одержат победу. Он вынашивал пятилетний план и перспективные планы на многие годы. Мне казалось, что в его мозгу разработаны все планы и что он не нуждался в специалистах, которые подсказывали бы ему, что следует делать. Он обращался к ним лишь для выяснения деталей.

Я слышал, как некоторые говорили, что Ленин был эгоистом и фанатиком. Думаю, что многие из встречавшихся с ним сами в некоторой степени страдали больным самолюбием, но обвиняли в этом его. Я же не нашёл таких признаков во время беседы с ним.

— Главы церкви, что и банкиры,— сказал он.— Даже сейчас, во время нашей беседы, они тайно с английскими и царскими генералами замышляют свергнуть наше правительство. Люди хотят молиться и могут молиться, если они хотят, но нельзя использовать молитвы и религию как покрывало для того, чтобы прикрывать контрреволюционную деятельность!

Этот человек был одновременно и реалистом, и идеалистом, и он был подлинным революционером… Ленин твёрдо верил в энтузиазм, дисциплину и просвещение. Он не обещал лёгких путей в обетованную землю, которая, по его мнению, могла быть достигнута только путём труда и жертв.

По этому поводу он сказал мне на прощание несколько слов, которые следовало бы запомнить всем руководителям масс. Обращаясь ко мне. когда я говорил о положении рабочих. Ленин сказал:

— Ленсбери, вы хотите лёгкой жизни?

Я ответил:

— Нет.

— Это хорошо,— сказал он,— мы никогда не должны позволять рабочим думать, что социальная революция означает лёгкую жизнь. Напротив, она может означать ещё больший труд, потому что нужно будет сделать очень многое для исправления мерзостей капитализма. Но мы должны учить рабочих, что они будут работать на себя и каждый час труда будет приближать их к благосостоянию.

Покидая Ленина, я чувствовал, что встретил наиболее ненавидимого и наиболее любимого человека в мире. Лучше всего я могу подвести итог, сказав, что думаю о нём как о мудрейшем и наиболее преданном своему делу человеке, которого я когда-либо встречал.

Примечания

1. Джордж Ленсбери (1859—1940) — британский политик, в 1932—1935 гг. возглавлял лейбористов.— Маоизм.ру.↩
2. Воспоминания написаны в 1934 г. Ред.↩
3. Имеются в виду советско-английские переговоры об обмене военнопленными, которые велись с июня 1919 г. (См.: Документы внешней политики СССР, т. 2, док. № 124, 131, 145, 163, 223, 233 и др.). Ред.↩
4. Так в тексте. Ред.↩