1. Peasants and politics in Kampuchea, 1942–1981 / Ed. By Kiernan B. a. Boua Ch. — L.; Zed press; Armonk (N.Y.) Sharpe, 1982. — /6/, Ⅷ, 401 p.
2. Kampuchea in the seventies: Rep. Of a Finn. inquiry Comiss. / Kampuchean Inquiry comiss. — Helsinki, 1982. — 114 p.

Большая часть работы «Крестьяне и политическая жизнь в Кампучии» написана австралийским специалистом по ЮВА Б. Кирнаном. Кроме того, в книге в качестве отдельных глав помещены исследования некоторых кампучийских экономистов и свидетельства очевидцев.

Исследование революционных процессов в Кампучии в 60—70‑е годы автор начинает с анализа социально-экономической структуры деревни. Класс крупных земельных собственников, пишет он, в Кампучии практически отсутствовал, однако существовало значительное неравенство внутри самого крестьянства. Если по европейским стандартам крупная земельная собственность — это более 50 га, то по кампучийским — 10 и более (1, с. 77). Слой владельцев таких участков начал расти в Кампучии в ⅩⅩ в. под воздействием колониализма. Крупными землевладельцами считались те, у кого было более 10 га, богатыми крестьянами — 5—10 га, средними — 2—5 га. Основную массу населения составляли бедные крестьяне, почти не имевшие собственного инвентаря и арендовавшие землю, поскольку, как правило, они владели участками в 0,1 га (1, с. 47). Если учесть, что 1 га рисовых посевов обеспечивал семью из 3—4 человек, а средняя семья состояла из 5 человек (1, с. 4), то ясно, что критически допустимый уровень — 2 га. Значительную часть кампучийского населения составлял сельский полупролетариат.

Соотношение численности этих пяти групп населения Кампучии, особенно в период 50—60‑х годов, менялось. Доля среднего крестьянства в период с 1956 по 1962 г. увеличилась с 12 (? %¹ обрабатываемой земли) до 30—33 % (? %² обрабатываемой земли) (1, с. 6). Следовательно, помимо роста слоя крупных землевладельцев и богатых крестьян, составлявших к 1962 г. 14—18 населения (1, с. 5), в деревне произошла поляризация: с одной стороны, середняки, с другой — масса обездоленного населения. Бедные крестьяне составляли в 1962 г. 36 % (из них издольщики-арендаторы — 20 %; 71 %³ — люди, имевшие столь малые участки, что на них нельзя было прокормиться (1, с. 83, 85), ещё 9 % приходится на ту часть сельского населения (главным образом, молодёжь), которая, будучи выброшена из сельского сектора, не могла быть поглощена городским). Таким образом, в деревне противостояли друг другу группы среднего и обездоленного крестьянства. Последняя по сути представляла собой не крестьянство, а лишённый земли и деревенских корней полупролетариат (16—20 % населения), положение которого было столь отчаянным, что ему нечего было терять в любой революции, независимо от того, какую бы форму она приняла.

Социальный эффект отрыва от земли и деревни значительного меньшинства усиливался индивидуализмом кампучийского крестьянства. Кхмерские специалисты-аграрники отвергают тезис, согласно которому индивидуализм кхмерского крестьянина якобы вытекает из экономических и культурных особенностей Кампучии. Система землевладения в Кампучии была, по их мнению, наследием колониальной эпохи; на её состояние в ⅩⅩ в. оказали влияние римское право и наполеоновский кодекс, т. е. индивидуализм в умах крестьян был следствием идеологического влияния капиталистической системы. Однако Кирнан считает, что дело обстоит не так просто, есть и более глубокие, местные причины атомизированного характера кампучийской деревни; в отличие от Вьетнама в Кампучии крестьянские хозяйства не были связаны с общинной собственностью, не было даже каких-либо коллективов, объединённых хозяйственными целями. Неслучайно, деревня (по-кхмерски «пхум») значит лишь «населённое место», а не, например, «организованная общность». Если учесть аморфный и атомизированный характер деревенской организации Кампучии, то становится ясно, что «ситуация была благоприятной для того, чтобы движения типа полпотовского полностью разрушили хрупкую социальную организацию сельского общества» (2, с. 3).

Помимо внутри деревенской поляризации существовала и сельско-городская, усугублявшаяся, во-первых, тем, что значительную часть городского населения составляли китайцы и вьетнамцы, а, во-вторых, тем, что «дерево росло в деревне, а плоды снимал город»: в сиануковской Кампучии рос разрыв между производством риса и платёжеспособным спросом на него внутри страны, в 60‑е годы кампучийский крестьянин имел в день 350 г. риса, тогда как необходимо 600—800 г. (1, с. 5, 49.

После того, как в ноябре 1948 г. Франция признала независимость Кампучии в рамках Французского союза, развернулась борьба между различными партиями и группировками. На выборах 1955 г., вопреки всем прогнозам, благодаря насилию и подтасовкам победила вновь созданная политическая организация Сангум Реастр Нийюм (Народно-социалистическое сообщество) (сокращённо — Сангкум), оттеснившая демократическую партию и группу «Прачеачун». С 1955 г. у Сангкум практически не было противников. Режим Сианука означал власть традиционной элиты: «сиануковские мандарины» превратили государственную промышленность и национализированное предпринимательство в свою вотчину. При такой системе быть «прогрессивным» или «радикальным» значило не столько быть левым, сколько стремиться к рационализации и деперсонализации экономической и административной структуры.

Скептики, отмечает один из авторов — М. Вайкери, могут задать вопрос: почему такая система не развалилась? «Но она разваливалась,— отвечает он,— именно поэтому Кампучия прошла через войну и революцию. Если в традиционной Кампучии такие кризисы и случались, то в современной Кампучии их масштаб был больше, а последствия — тяжелее» (1, с. 100). Камбоджийская элита, и прежде всего принц Сианук — «международный плейбой», в больших количествах закупали иностранные товары, путешествовали, подолгу жили в Париже. Ясно, что средства для этого режим мог получать лишь усиливая давление на крестьян, изымая значительную часть производимого им риса и продавая его за границу. В результате развивалась обратная пропорция между производством риса и его потреблением в стране.

Тем не менее до определённого времени окончательному развалу системы препятствовали некоторые особенности положения Кампучии:

1. Характер Сианука; в глазах кампучийского крестьянства монарх — необходимая фигура для благосостояния государства и поддержания буддизма. Сианук пошёл дальше этого: он попытался стать народным сувереном (хотя с 1955 г. он не был королём, для народа он оставался королём).

2. Система Сианука обеспечила несколько лет полного мира и внутренней безопасности — то, чего не было в Кампучии начиная с ⅩⅨ в., когда страна была опустошена тайским нашествием, вплоть до французской реоккупации.

3. Буддизм позволял интерпретировать роскошь функционеров в Пномпене как факт достижения высокого положения в «новой жизни» теми, кто когда-то, в «других жизнях», был бедным крестьянином, за счёт благочестия и повиновения властям. Это способствовало выработке общего отношения к модернизации как желаемому будущему, уже достигнутому Сайгоном и Бангкоком.

Внутренняя политика Сианука характеризовалась курсом на подавление оппозиции, преследование коммунистов. На международной арене принц сначала придерживался прозападного курса, однако постепенно начал проводить всё более нейтралистскую внешнюю политику: установил отношения с СССР и КНР, отказался вступить в СЕАТО. Целью этих манёвров было получение максимума помощи от соперничающих держав.

Когда в 1958—1959 гг. вспыхнула война во Вьетнаме, Сианук не хотел помогать американцам и Нго Динь Зьему. Сайгон и США обвинили Кампучию в предоставлении убежищ Вьетконгу. Кампучийские левые выступали за поддержку Фронта национального освобождения Южного Вьетнама (ФНО) и обвинили Сианука и его правительство в отходе от нейтралистской политики, на что власти ответили арестами. Эти события, полагает Кирнан, убедили левых в том, что попытки постепенно изменить систему не приведут к успеху и что необходимо свержение режима. Именно в начале лета 1963 г. Иенг Сари, Салот Cap (позже известный под именем Пол Пота) и Сон Сен бросили работу и присоединились к партизанам. В 1960—1963 гг. (особенно в 1963 г.) многие представители левых кругов ушли в джунгли к партизанам.

Репрессивный внутренний курс Сианука и лояльность его правительства по отношению к ДРВ и революционерам юга Вьетнама поставила сложные вопросы как перед ДРВ, так и перед кампучийскими коммунистами: вьетнамское руководство, с одной стороны, не могло и не хотело диктовать им политику, с другой — они не могли предать Сианука, который показал себя другом Вьетнама.

Для кампучийских революционеров этот вопрос звучал так: ограничить свои действия против Сианука, лояльно относящегося к Вьетнаму, или же начать активные действия против его режима. Всё это не могло не обострить отношений определённой части кампучийских коммунистов с коммунистами Вьетнама, а также между различными группами внутри самой компартии Кампучии⁴ (подробнее см. ниже).

Поворот Сианука в сторону Вьетнама и отказ от американской помощи определялись не давлением левых интеллектуалов, а расчётом руководства Сангкум на победу ФНО и поражение американцев. Отказ от помощи США (ноябрь 1963 г.) сопровождался риторикой «опоры на свои силы» и призывами к крайней экономии. Последнее, однако, не распространялось на камбоджийскую элиту, которая продолжала импортировать западные товары, машины и т. д. Количество баров и ресторанов удвоилось, и уже нельзя было объяснять их наличие присутствием американцев, так как основную часть их клиентов составили армейские офицеры, которые, совершенно очевидно, жили не по средствам. Американцы обвинили офицерство Камбоджи в тайном сговоре с ФНО. По мнению Вайкери, это обвинение оказалось в конечном итоге справедливым, и теперь подсчитано, что система тайных отношений армейских кругов режима Сианука стала к 1965 г. крупным и доходным предприятием для определённой части представителей режима. Контакты представителей режима с ФНО не только соответствовали внешнеполитическому курсу Сианука, но и были средством решения финансовых проблем, ставших столь острыми после прекращения американской помощи.

Проведение антиамериканской политики и отказ от американской помощи принесли Сиануку определённые внешнеполитические выгоды, однако внутри страны всё это способствовало ухудшению положения: режим был вынужден выжимать больше из деревни, где усиливалось недовольство, хотя направленное, однако, прежде всего против местной администрации, а не против Сианука. Большую опасность для власти представляло растущее недовольство в городе — среди учителей и интеллигенции, которые в отличие от крестьян знали, в чём и в ком конечная причина их бед. Режим ответил усилением репрессий: политическая полиция стала вездесущей, люди исчезали. К 1966 г. Камбоджа, «хотя ещё внешне улыбающаяся и остающаяся последним уголком азиатского экзотического рая, стала страной, где каждый жил в страхе» (1, с. 105).

Выборы 1966 г. показали, что Сианук начал терять свой «магический престиж». Это совпало с усилением американского присутствия во Вьетнаме. По мере расширения присутствия США во Вьетнаме лидеры Сангкум стали пересматривать свою оценку ситуации в регионе. После 1967 г. в заявлениях Сианука появились мысли о том, что необходимо стабилизировать американское присутствие в Азии, что вьетнамцы всегда были главными врагами Кампучии и т. д.

В 1967 г. произошло восстание в провинциях Сомлот и Баттамбанг, где местное население поддержало «красных кхмеров». Несмотря на жестокие репрессии 1967 г., в следующем, 1968 г., восстаний произошло ещё больше. Всю вину власти возложили на Северный Вьетнам и ФНО. К 1970 г. во внешнеполитическом отношении Камбоджа возвратилась к 1955 г. Чем же тогда объяснить свержение Сианука Лон Нолом 18 марта 1970 г.? По мнению Кирнана, факт движения Сианука в направлении США косвенно говорит о том, что вряд ли США непосредственно поощряли заговор. Идеологические силы, свергнувшие Сианука, были близки к нему, однако экономически они представляли иную, по сравнению с сиануковской «кликой мандаринов», жившей по принципу «после нас хоть потоп», группу — тех правых, которые выступали за более современный, рациональный вариант экономической организации капиталистического типа. Следует также предположить, что определённую роль сыграл элемент случайности.

Сианук оказался в Пекине, где в 1970 г. был создан национальный Единый фронт Кампучии во главе с Сиануком и группой Пол Пота. Так пересеклись пути подвергавшего в 50—60‑е годы репрессиям коммунистов Сианука и компартии Кампучии, точнее — одной из её фракций.

Один из важнейших и сложнейших вопросов в истории коммунистического движения в Кампучии — отношения между вьетнамскими и кампучийскими коммунистами. Этот вопрос имел этнические, политические и культурные аспекты и уходил корнями в историческое прошлое, насыщенное войнами Вьетнама с империей Ангкор, с вытеснением вьетнамцами кхмеров с юга Вьетнама.

Однако именно вьетнамские коммунисты готовили кадровых работников компартии Кампучии, руководили их обучением. В 1951 г. КПИК разделилась на три «страновые» партии. В 1950 г. из 1300 членов коммунистического движения в Кампучии лишь 40 были кхмерами, остальные — вьетнамцами; в 1951 г. эти цифры стали соответственно 4 тыс. и 1 тыс. (1, с. 243). Многие кампучийцы неохотно шли на сотрудничество с Вьетнамом. Особенно неудачными были попытки вьетнамских коммунистов в городах, прежде всего в Пномпене. Тем не менее, в целом вьетнамские коммунисты, используя «Кхмериссарак» («Свободный кхмер»), преуспели в завоевании симпатий населения Кампучии, как крестьян, так и националистически настроенных представителей высших слоёв. Хотя и не без исключений, но даже в 1970—1973 гг. и в 1979 г. вьетнамские войска редко встречали враждебно настроенные кампучийские деревни. Поведение войск коммунистического Вьетнама в Кампучии отличалось от поведения войск императорского Вьетнама, и местное население оценило это. Характерно, что, несмотря на различия в культуре, в состав «Кхмериссарак» входили многие представители буддийского монашества. Таким образом, хотя тысячелетняя вражда кхмеров и вьетнамцев частично сохранялась, постепенно она теряла своё значение в Кампучии — но не в Париже, где в 1950 г. группа из 10—12 кампучийских студентов образовался «марксистский кружок». Среди участников кружка были Йенг Сари, восхищавшийся сталинской тактикой организационного контроля и интересовавшийся подходом Сталина к решению национальных проблем, и Салот Cap, позднее сыгравший в кампучийском коммунистическом движении зловещую роль под именем Пол Пота.

Салот Cap родился в 1928 г. в деревне, в провинции Кампонгтхом, которую французы характеризовали как наиболее «глубоко кампучийскую» и не поддающуюся их влиянию. Его отец был известным землевладельцем, владевшим стадом в 300 быков и нанимавшим до 40 батраков в период сбора урожая. Двоюродная сестра Салота Сара была одной из жён короля Монивонга, предшественника Сианука, а сестра была наложницей этого короля. До отъезда в 1949 г. во Францию Салот и его брат работали во дворце. В 1950—1951 гг., пишет автор, Салот Cap учился в Париже, где стал членом Французской компартии (ФКП). В 1953 г., уже после разрыва Тито с СССР, ездил в Югославию в составе молодёжной бригады — «беспрецедентный случай для члена просталинской ФКП» (1, с. 248). Вернувшись в 1953 г. на родину, Салот Cap провёл год в джунглях с возглавляемыми коммунистами иссараками. Во время выборов 1955 г. он осуществлял связь между демократической партией и прокоммунистической группой Прачеачун.

Вторая половина 50‑х годов стала временем серьёзных испытаний для коммунистического движения в Кампучии; политические события конца 50‑х годов поставили перед Компартией Кампучии целый ряд трудных проблем, осложнивших её деятельность в самой Кампучии и обостривших отношения с коммунистами Вьетнама. Эти проблемы связаны с антиимпериалистическими внешнеполитическими ходами Сианука. Сотрудничество между Сиануком и коммунистами Индокитая (прежде всего, Вьетнама) поставило Компартию Кампучии в невыгодное положение, так как заставляло её (а заодно и коммунистов Вьетнама) проявлять терпимость к Сиануку, не отвечать на репрессии со стороны его режима. Их ответные действия могли толкнуть принца к США, а по целому ряду причин — личному обаянию, квазирелигиозной королевской законности, роли в защите независимости страны, дозе искреннего, хотя и непоследовательного популизма — Сианук во время пика своей карьеры был впечатляющей фигурой в глазах кампучийских крестьян. В качестве союзника США и проводника антикоммунистического курса Сианук был бы более опасной фигурой, чем Тхиеу во Вьетнаме или принц Суванна Фума в Лаосе, поэтому прямой конфликт с его режимом мог обернуться политической катастрофой. В ключевой по сути стране Индокитая, какой Кампучия стала особенно после 1970 г., Сианук в качестве союзника коммунистов сыграл значительную роль в их тройной победе в 1975 г. Даже «красные кхмеры» осознали это, и в течение года после занятия Пномпеня Пол Пот сохранял Сианука почётным главой государства. Однако, подчёркивает Кирнан, несмотря на всю важность этой причины терпимость кампучийских коммунистов в ещё большей степени объясняется общими задачами индокитайской революции, т. е. прежде всего войной во Вьетнаме. Ханой и ФНО должны были иметь, по крайней мере, нейтральный режим на западной границе. Вооружённое восстание против Сианука и, как следствие, его переориентация на США могли ухудшить шансы на победу в индокитайской революции. Пока шла вьетнамская война, у кампучийской революции не было шансов на победу. Однако у части кампучийских коммунистов со временем возник вопрос: а не может ли война закончиться победой США и сохранить у власти Сианука в качестве американского союзника? В таком предпочтительными выглядели вооружённая борьба против Сианука и свержение его режима. Но удивительно, считает Кирнан, что, столкнувшись с этой дилеммой, кампучийское коммунистическое движение раскололось⁵. Развитие событий в Кампучии ставило в двойственное положение не только компартию Кампучии, но и вьетнамских коммунистов. Нейтралитет Сианука был фактором, способствовавшим борьбе Вьетнама. Поэтому Ханой сократил помощь кампучийским коммунистам, но (например, предоставлял убежище, но не оружие) и не торопился посылать в Кампучию кхмеров, прошедших обучение в Северном Вьетнаме. Поскольку отсутствие активных действий против Сианука со стороны кампучийской компартии соответствовало интересам ДРВ и ФНО, среди части кампучийских коммунистов начали развиваться антивьетнамские настроения, подогреваемые традиционной этнической враждой. Выразителями подобной точки зрения и стала группа во главе с Пол Потом и Йенг Сари.

В 60—70‑х годах в компартии Кампучии существовали три фракции.

1. Национально-шовинистическая группа во главе с Пол Потом. Своей главной целью члены группы считали создание промышленно развитой сильной Кампучии, которую боятся соседи⁶, посредством «сверхвеликого скачка»; главную силу государства они видели в мобилизованном крестьянстве. Группа резко отрицательно относилась к иностранцам (за исключением Китая), призывала к опоре на собственные силы и не рассматривала себя в качестве одного из отрядов международного коммунистического движения; Вьетнам характеризовался ею как контрреволюционная сила. В 60‑х годах группа Пол Пота базировалась в северо-восточных районах Кампучии. В начале 70‑х годов она распространила своё влияние на северную зону (Кампонгклэанги Сиемреап), а к 1975 г. захватила контроль над юго-западной зоной Такео, Камлот, Кампонгсаом).

2. Группа во главе с Пху Чхаем, Ху Нимом и Тиволом (последние два — руководители Ассоциации кхмерско-китайской дружбы в 1966—1967 гг., позднее казнены Пол Потом). Как и Пол Пот, они выступали за быстрые и радикальные социальные изменения, обвиняли (хотя менее рьяно) Вьетнам в ревизионизме, однако считали себя элементом мирового революционного движения. В группе, главные силы которой концентрировались на юго-востоке страны и которая ориентировалась на радикальные элементы в руководстве КПК, было много студентов и учителей.

3. Группа во главе с Пен Севаном и Хенг Самрином — сторонники вьетнамской модели социалистического строительства. Многие члены этой группы прошли «вьетнамское обучение» в рядах «Кхмериссарак» или в самом Вьетнаме. Главным образом это были ветераны партии, стремившиеся к распространению в Кампучии марксизма вьетнамского толка. Центр их активности — восточная зона Кампучии.

Автор ставит вопрос: как при наличии столь сильных разногласий три группы могли работать вместе как части единого движения? Отчасти ответ на этот вопрос таков: в значительной степени они и не работали вместе. Сохранению формального единства способствовала незначительная численность партии: многие её члены (особенно в 60‑е годы) находились кто в КНР и ДРВ, а кто — небольшими партизанскими группами — вёл борьбу в деревнях. К тому же с 1970 г. представители различных групп были пространственно отделены друг от друга и концентрировались в различных районах Кампучии.

От окончательного распада партию предохраняло наличие у всех трёх групп общих черт: стремление предотвратить рост материально привилегированного класса (особенно у Пол Пота и сторонников «культурной революции»), упор на мобилизацию сельского населения, национализм. У группы Пол Пота последний достиг крайней формы и перерос в шовинизм и ксенофобию.

С начала 60‑х годов политическое и социальное развитие Кампучии благоприятствовало росту власти и влияния группы Пол Пота (репрессии Сианука, обескровившие партию и лишившие её значительной части кадров, подготовленных вьетнамцами; рост недовольства вьетнамских коммунистов, сохранявших лояльность по отношению к Сиануку; рост в деревне деклассированного слоя, по самой своей природе готового к принятию крайних, шовинистических и даже человеконенавистнических взглядов и форм поведения, и т. д.).

В 1960 г. кампучийские коммунисты, обескровленные репрессиями, собрались на съезд. Позднее Пол Пот, имея в виду принятие курса, независимого от вьетнамской компартии, утверждал, что это был съезд, где «по настоящему родилась» кампучийская компартия.

В 1962 г. исчез секретарь компартии Ту Самут; возможно, считает Кирнан, Пол Пот причастен к этому исчезновению. В 1963 г. Пол Пота утвердили секретарём партии, а в 1965 г. он провёл несколько месяцев в Ханое, а также в Китае, где его принимали Дэн Сяопин и Лю Шаоци. В «Чёрной книге» «красных кхмеров» отмечается, что к 1966 г. партия «полностью поняла реальную сущность вьетнамцев» и необходимость опоры на собственные силы. Не получил ли Пол Пот, задаёт вопрос Кирнан, поощрение в Пекине? К 1970 г. группа Пол Пота захватила ряд постов в высшем партийном аппарате. Однако захват власти на всех уровнях был сложной задачей. Переворот Лон Нола создал ситуацию, когда совпали интересы Сианука, кампучийских и вьетнамских коммунистов. Началась совместная борьбы. Вьетнамское руководство решило, что для кампучийцев, проходивших подготовку во Вьетнаме, пришла пора возвращаться на родину. В середине 1970 г. 1,5 тыс. (или даже более) членов кампучийской компартии начали возвращаться из Ханоя по тропе Хо Ши Мина. Однако в Кампучии они, а также провьетнамски настроенные коммунисты восточной зоны, были подвергнуты «чистке». К концу 1971 г. половина вернувшихся погибла в боях (их бросили в самые горячие точки) или была уничтожена. Лидер партии Сон Нгок Минь, возглавлявший антифранцузскую борьбу в 1946—1954 гг., был по предложению руководства Революционной партии Кампучии (РПК — так называлась в этот период компартия Кампучии), т. е. Пол Пота направлен якобы на лечение в Пекин, где он умер или был убит в 1972 г.

Первая половина 70‑х годов стала периодом упрочения контроля полпотовской группы над органами власти (партийной и административной) во всех освобождённых зонах.

Уже в 1970 г. проявилось на деле враждебное отношение полпотовцев к вьетнамцам. В провинции Кампонгтхом (южная зона) в сентябре 1970 г. местные войска «красных кхмеров» открыли огонь в спину вьетнамским подразделениям во время атаки последних на лонноловские войска (1, с. 267). В ряде мест «красные кхмеры» взрывали гранатами дома, где останавливались на постой проходившие по этим местам вьетнамские войска.

Важной вехой в укреплении власти Пол Пота стал 1973 г. С февраля по август 1973 г. американцы подвергли территорий Кампучии массированным бомбардировкам (было сброшено 257 465 т. взрывчатки — на 50,5 больше, чем на Японию во время второй мировой войны (1, с. 280). Погибли сотни тысяч людей, был нанесён огромный экономический ущерб. Наиболее жестоким бомбардировкам подверглась юго-западная зона. Несомненно, считает автор, именно массовые страдания, вызванные бомбардировками, стали для группы Пол Пота «политическим двигателем», которого другим путём — даже захватив руководство — им не удалось бы получить.

«Когда в сердцах тысяч крестьян родилась ненависть, милитаристские и шовинистические призывы не падали больше на „глухие уши“» (с. 262).

Что ещё важнее, бомбардировки изменили состав революционной армии — было убито около 16 тыс. человек (по американским оценкам, 25 % личного состава)⁷. Автор считает, что, если бы Вьетнам и Кампучия координировали свои действия, бомбардировок можно было бы избежать. Вину за недостаточную координацию действий автор возлагает на группу Пол Пота, которая отказалась пойти на переговоры с Лон Нолом, о чём вьетнамцы и сообщили американцам. Пол Поту переговоры с Лон Нолом не были выгодны: в случае переговоров и последующих выборов к власти пришли бы политические силы, более популярные, чем полпотовцы.

После бомбардировок полпотовская армия стала ещё более молодой и холостой по составу. Она имела крайне ограниченные контакты с крестьянами, фактически полностью изолированные от крестьян, которые переселялись целыми деревнями в тыл, солдаты «красных кхмеров» воспитывались в духе презрительного отношения к крестьянству как малодисциплинированной и недостаточно патриотической массе, отсюда — принципиальная возможность жестокого отношения к крестьянам, не говоря уже о горожанах. Обычно считают, что социальной основой и базой группировки Пол Пота было крестьянство. Однако, подчёркивает Кирнан, здесь есть нюанс — не крестьянство в целом, а определённая часть сельского населения. Для всех трёх фракций в компартии Кампучии характерен упор на необходимость мобилизации крестьянства, Пол Пот же подчёркивал, что следует опираться на 30 % беднейших крестьян, отличая их от 40 % среднего крестьянства и противопоставляя ему. Однако даже несмотря на признание беднейшего крестьянства более динамичной социальной силой, «группа Пол Пота опиралась на отдельных членов этого слоя в большей степени, чем на слой в целом» (2, с. 250). Хотя Пол Пот поощрял женские, молодёжные и рабочие ассоциации, при его режиме не возникло ни одной крестьянской ассоциации!

«Несмотря на общее единство принципа мобилизации крестьянства, кампучийских коммунистов разделяли серьёзные различия в политической практике. Группа Пол Пота стремилась набирать сторонников на индивидуальной основе из численно небольших социальных групп беднейшего крестьянства, горных племён и молодёжи» (1, с. 261). «Степень, в какой группа Пол Пота зависела от молодёжи маргинальных социальных и этнических групп — горные племена) показывает её неспособность (или отсутствие желания) мобилизовать крестьянство как класс» (1, с. 250).

Придерживаясь тезиса «Народ — сила тех, кого он поддерживает», группа Пол Пота логически пришла к заключению, что там, где народное недовольство подрывает власть правительства, это враждебное население должно быть уничтожено (1, с. 245). Исходя из того, что природа врага носит морально-политический, а не социально-экономический или исторический характер, Пол Пот считал, что врага можно победить организационно-тактическими (эвакуация городов и деревень) и административными методами. Ещё до победы 1975 г. «красные кхмеры» начали переселение целых деревень в лесные, ранее не заселённые районы. Политика переселения, проводившаяся под надзором молодых и безжалостных милиционеров, которых крестьяне называли «чернорубашечниками», преследовала несколько целей:

1. увеличить производство риса за счёт освоения новых земель;
2. увеличить контроль со стороны государства над населением путём конфискации «общего» урожая и рационирования питания;
3. усилить эгалитарный характер общества — переселяемым разрешалось брать с собой лишь минимум вещей.

Нередко во время эвакуации городов и переселения деревень «красные кхмеры» уничтожали значительное число людей — «чистки» и массовые репрессии были стилем группы Пол Пота.

«Трудно искать смысл в безжалостной жестокости полпотовских солдат, не предположив: их учили, что именно так надо устанавливать свою власть, что это — единственный способ выполнения программы» (1, с. 249).

Теперь ясно, что эвакуация Пномпеня диктовалась не экономическими или гуманными соображениями, а политическими амбициями группы Пол Пота и её стремлением добиться полного контроля над революционным движением.

Эвакуация городского населения имеет свои аграрно-крестьянские аспекты и предысторию и связана с коллективизацией, которую «красные кхмеры» начали проводить уже с мая 1973 г., в период наиболее интенсивных американских бомбардировок (2, с. 19). Целью коллективизации было улучшение снабжения армии продовольствием и обеспечение её живой силой. Сначала членство в колхозах было добровольным, тем более что большинство вступивших не могло обеспечить себе даже дневной рацион питания. Однако в 1974 г. коллективизация стала принудительной, и недовольные крестьяне стали уходить в контролируемые силами Лон Нола города, чтобы избежать социального кошмара. Создание структуры коллективной экономики в военное время стало генеральной репетицией того общественного проекта, который был реализован после войны, когда из городов в деревню было переселено 3 млн горожан и сконцентрировавшихся там крестьян (2, с. 19).

Характерно, что в отличие от лозунга «культурной революции» в КНР «Служить народу» лозунгом полпотовского режима было «Политическое образование кадров». Как и кампучийские сторонники «радикалов» в руководстве КПК, Пол Пот стремился не допустить появления «новой буржуазии», т. е. развития стремящейся к материальному обогащению элиты. Режим провозглашал национальную и индивидуальную самодостаточность и самообеспечиваемость. Пол Пот постоянно подчёркивал отличие кампучийской революции от других революций в том, что она была достигнута якобы полностью без иностранной помощи⁸. Милленаристский характер полпотовского национализма вытекает из его экстремизма и шовинизма. «После двух тысяч лет эксплуатации история фактически начинается с партии и строительства новой эры, более славной, чем Ангкор»,— утверждал Пол Пот (1, с. 234). Милленаристская забота о символах выразилась во взрыве пномпеньского национального банка, разрушении католического собора, стремлении не употреблять терминов «кхмер» и «республика» как якобы скомпрометированных режимом Лон Нола.

Характерной чертой режима «красных кхмеров» была ксенофобия. Уже в 1975 г. из Кампучии было выслано 200 тыс. этнических вьетнамцев. В ответ на предложение Японии об установлении дипломатических отношений «красные кхмеры» заявили, что Кампучия не будет заинтересована в установлении таких отношений ещё в течение 200 лет. Исключение контактов с внешним миром стало приемлемой нормой для кампучийцев, так как, несмотря на характерное до 1970 г. в целом доверчивое отношение к иностранцам, все классы и группы камбоджийского общества разделяли взгляд, согласно которому в кампучийские дела иностранцы вмешиваться не должны. Полпотовскому руководству нетрудно было убедить кампучийцев, что виноваты в их страданиях только иностранцы.

Милитаризм, шовинизм и ксенофобия полпотовского режима дополнялись коммуналистской и эгалитаристской риторикой, в чём Кирнан видит влияние марксистско-ленинской идеологии. Однако в то же время он подчёркивает, что за время существования режима «красных кхмеров» на кхмерский язык не была переведена ни одна работа по марксистско-ленинской идеологии. Единственной книгой, выпущенной в социалистических странах и полностью переведенной на кхмерский язык, стала «Кто есть кто в ЦРУ» — список фамилий, указанных в книге, использовался полпотовцами во время допросов в тюрьмах.

В период между апрелем 1975 г. и декабрём 1978 г. в компартии Кампучии была проведена серия «чисток», в результате которой были уничтожены многие кадровые работники, министры и т. д. Кирнан считает неверным объяснять конфликты в партии действием иностранных агентов и т. д.: по его мнению, «трагедия внутренней борьбы была следствием попытки небольшой, но высокопоставленной группы наложить политику национального возрождения на социалистическую организацию» (1, с. 227—228). Средством реализации этой политики были «чистки», за которыми стояла группа Пол Пота, окончательно захватившая власть в партии именно в 1978 г., а не раньше. Период 1975—1978 гг. был наполнен борьбой за власть между группировкой Пол Пота и другими фракциями, причём во многом решавшую роль в определении исхода этой борьбы сыграл внешний фактор — события 1976 г. в Китае.

О том, что даже в 1976 г. группа Пол Пота не имела полной власти над партийным аппаратом, свидетельствует, по мнению Кирнана, история появления персоны по имени Пол Пот на посту премьер-министра. Когда 14 апреля 1976 г. было объявлено, что премьер-министром назначен избранный 20 марта 1976 г. депутат Палаты народных представителей Пол Пот, это вызвало удивление не только среди обозревателей, но даже среди некоторых деятелей кампучийской компартии, так как они впервые слышали это имя. Уже после избрания на пост премьер-министра Пол Пот предпринял новую мистификацию: под своим прежним именем Салот Сара, которое отсутствовало в официальных сообщениях уже около года (с апреля1975 г.) он вместе с Кхиеу Самфаном выступил на праздновании первой годовщины победы, проведённом 17 апреля 1976 г. Однако лишь речь Самфана была передана по радио. Это было через три дня после того, как Салот Cap стал премьер-министром под именем Пол Пота — именем, которое не просто было совершенно неизвестно населению Кампучии, но и вообще не было никому известно до тех пор. Эта секретность, считает Кирнан, указывает на неуверенность Пол Пота в своей популярности у населения, а также отражает факт борьбы и политического маневрирования в руководстве компартии, слабость позиций группы Пол Пота в руководстве.

Самоназначение Пол Пота премьер-министром, очевидно, отражает компромисс, достигнутый его группой с представителями двух других фракций — Со Пхима (провьетнамская) и Ху Нима (сторонник «радикалов» в руководстве КПК). Хотя радикальные лидеры «культурной революции» и их сторонники в Кампучии имели значительные разногласия с Вьетнамом, эти разногласия не выходили за рамки общей солидарности. Первые исходили из необходимости сотрудничества между Кампучией и Вьетнамом. В отличие от этого Дэн Сяопин был сторонником жёсткого, в духе классической китайской внешней политики, курса в отношении Вьетнама. Борьба между «радикалами» и «прагматиками» в КНР, её перипетии не могли не отразиться на борьбе политических фракций в компартии Кампучии и на кампучийско-вьетнамских отношениях.

После того как в марте 1976 г. в Пекине своего пика достигла антидэновская кампания, количество пограничных инцидентов на кампучийско-вьетнамской границе резко сократилось, затем между Вьетнамом и Кампучией была достигнута договорённость о подписании соглашения о границе, и были проведены предварительные переговоры (между 4 и 18 мая в Пномпене).

Изоляция, в которой оказалась группа Пол Пота к сентябрю 1976 г., усугубилась смертью Мао Цээдуна и краткосрочным «взлётом» радикалов. 27 сентября Пол Пот был смещён с поста премьер-министра «по состоянию здоровья»; его сменил Нуон Чеа, которого близкие к Вьетнаму источники информации называли «придерживавшимися правильной линии». Позднее Йенг Сари назовёт эти события «попыткой сентябрьского переворота, совершённой агентами Вьетнама и КГБ» (1, с. 299).

О том, что в сентябре 1976 г. Пол Пот проиграл битву за власть, косвенно свидетельствует передача радиостанции, официально поддерживавшей группу Пол Пота Компартии Таиланда. Согласно передаче, одна кампучийская газета представила 1951 г., а не 1960 г., как считал Пол Пот,— в качестве даты основания кампучийской компартии. После смещения Пол Пота началось трёхдневное празднование 25‑летия со дня основания партии, а ещё через три дня произошёл беспрецедентный случай: Кампучия вступила с нападками на Дэн Сяопина, чьё смещение в Пекине до тех пор не вызывало в Пномпене никаких комментариев.

В следующие недели Кампучия предприняла несколько новых шагов: начал экспортироваться каучук в Таиланд, были отправлены торговые делегации в Албанию, Югославию и КНДР, установлены связи с ЮНИСЕФ и даже американскими фирмами относительно закупок лекарств и средств против малярии. Однако в начале октября лидеры «радикалов» были арестованы и к власти вернулся Дэн Сяопин. Через две недели (по-видимому, 15 октября) Пол Пот вновь стал премьер-министром. Его возвращение, в отличие от смещения, не было официально объявлено: просто 22 октября он в качестве премьер-министра подписал заявление, клеймящее «банду четырёх». Однако с конца 1977 г. Пол Пот, несмотря на аресты и «чистки», считает Кирнан, не обладал ещё полной властью в аппарате компартии. По мнению Кирнана, об этом свидетельствуют следующие факты: хотя, как и китайцы, кампучийцы не присутствовали на Ⅳ съезде КПВ, они послали приветствия. Характерно, что в августе следующего года не были посланы приветствия ⅩⅠ съезду КПК, на котором была исключена треть ЦК — сторонники «радикалов».

Укрепившись у власти, Пол Пот в начале 1977 г. развернул генеральное наступление на своих противников. Кирнан охарактеризовал это наступление как «вторую революцию», а таиландская разведка назвала её «февральским переворотом Пол Пота». «Чёрная книга» «красных кхмеров» вообще хранит молчание об отрезке времени с апреля 1976 по июнь 1977 г. Очевидно, это был период ожесточённой борьбы за власть. Решающую роль в процессе «чисток» и эвакуации деревень сыграли кадры юго-западной зоны. Во время поездок по стране Пол Пот нередко сам руководил «чистками».

Именно в начале 1977 г. произошло резкое сокращение рационов питания и была введена система коллективного питания, что привело к росту недовольства режимом со стороны крестьянства. Власти ответили массовыми репрессиями. В этих условиях режиму потребовалось, во-первых, изолировать, обвинить в измене и окончательно уничтожить провьетнамскую группу в компартии Кампучии; во-вторых, поднять свой престиж в глазах населения посредством демонстрации патриотизма, защиты «кхмерской расы». Очевидно, без этого, равно как без массовых репрессий, группа Пол Пота не могла сохранить власть (1, с. 303). В качестве средства решения этих проблем Пол Пот избрал конфликт с Вьетнамом. В январе 1977 г. после почти года затишья на кампучийско-вьетнамской границе возобновились инциденты. В результате пограничных стычек сотни тысяч вьетнамских крестьян бежали из новых экономических зон в города. Программа расселения в новых экономических зонах юга СРВ была сорвана. К февралю 1978 г. Вьетнам твёрдо осознал необходимость свержения полпотовского режима. Развязав конфликт с СРВ, считает Кирнан, полпотовцы всерьёз рассчитывали нанести поражение Вьетнаму. Они делали ставку на следующие факторы: помощь КНР; истощённость Вьетнама многолетней войной; поддержка кхмерского населения юга Вьетнама; поддержка со стороны бывших 700 тыс. солдат и офицеров армии прежнего сайгонского режима (особенно невьетнамского происхождения).

Пол Пот стремился спровоцировать неудачное наступление вооружённых сил СРВ, ответить на него победным контрнаступлением и «на плечах противника» захватить юг Вьетнама, бывшую территорию Кампучеа Кром. Кирнан оценивает средства, которыми Пол Пот собирался осуществить свои планы, как иррациональные: так, «стратеги режима» в своих расчётах исходили из того, что, убивая вьетнамцев в пропорции «1 кхмер на 30 вьетнамцев», они смогут уничтожить все население Вьетнама, а кампучийцев при этом останется 6 млн (1, с. 41). Эти иррациональные планы и территориальные притязания, сфокусированные на Вьетнаме и поощрявшиеся КНР, нельзя отделить от «милленаристского корпоративного характера государства, базирующегося на идеях национального возрождения и требующего проведения репрессивной внутренней политики» (1, с. 304). Не случайно после свержения Пол Пота многие кампучийцы говорили: «Вьетнамцы спасли нас» (2, с. 372). Во многом именно этим объясняется то, что в целом присутствие вьетнамских войск в Кампучии не вызывает серьёзных отрицательных реакций у подавляющего большинства населения, причём в деревне антивьетнамские настроения значительно слабее, чем в городе — среди интеллигенции. «Кхмерский народ боится Пол Пота» (1, с. 373). Поэтому, хотя остатки полпотовской «Демократической Кампучии» представляют силу в военном отношении, в политическом — нет.

Подводя итог, Кирнан отмечает, что само по себе общее направление действий полпотовского режима, его подход к решению кампучийских проблем (переселение людей из городов в деревни, сведение властями к физическому минимуму уровня потребностей и т. д.) достаточно рациональны и практичны с точки зрения экономистов и политиков тех развивающихся стран, которые сталкиваются с проблемами, аналогичными кампучийским. В этом плане интересно сравнить политику Пол Пота с рекомендациями «Плана на будущее», подготовленного анонимной группой западных и таиландских специалистов-обществоведов и опубликованного в консервативной газете «Бангкокпост» в феврале 1976 г.

Согласно этим рекомендациям, Таиланду, чтобы избежать социальных бурь и революций, необходимо переселить людей из городов в деревни, провести децентрализацию, усилить полномочия местных властей, вкладывать больше в сельское хозяйство, чем в промышленность. Именно это и было проделано в Кампучии после 1975 г.: таким образом, идеи «Плана» и «красных кхмеров» в принципе совпадают, режим Пол Пота, однако, воплотил эти идеи в широкомасштабной и крайне жестокой форме, уничтожив при этом значительную массу самих революционеров. «Как могло развитое революционное движение, которое имело широкую международную поддержку и вело, казалось, борьбу за национальное освобождение, повернуться против своих кадров и ветеранов, против своего народа, культуры и традиций, установить современное рабство» (1, с. 1) и физически уничтожить значительную часть нации, прежде всего более культурную и образованную её часть? Ответ на этот вопрос, по мнению Кирнана, лежит как вне, таки внутри Кампучии. Значительную часть вины, помимо самих полпотовцев, несут США.

«Когда американцам стало ясно, что им не удастся удержать Кампучию, они постарались сделать всё, чтобы послевоенное революционное правительство было исключительно жестоким, доктринальным и страшным для своих соседей» (1, с. 111).

Этому же способствовала политика КНР. Усилия США и КНР облегчались некоторыми внутренними особенностями Кампучии — наличием значительной по численности массы деклассированного, маргинального населения, которое в силу своего экономического и социального положения, особенностей сознания, психологии поло-возрастного состава (молодёжь и женщины) и т. д. оказалось готовым для того, чтобы воспринять человеконенавистнические идеи группы Пол Пота. В борьбе за власть группа Пол Пота могла делать ставку только на эту группу, и именно эта масса атомизированных индивидов была брошена на различные классы и слои кампучийского общества — крестьянство, интеллигенцию и т. д. В силу своей атомизированности, непринадлежности к какой-либо социальной общности маргиналы особенно легко поддались внушению милленаристской политической мифологии режима. Однако это имело и свою обратную сторону: атомизацию, психологическую раздробленность общественного сознания, фактором, усиливавшим эту черту, была общая психологическая измотанность, истощённость нации, причём даже групп, которые были лояльны по отношению к режиму. В результате созрело в обществе настроение готовности принять любые изменения существующего порядка, независимо от природы этих социальных изменений и стоящей за ними политической силы (2, с. 24).

Примечания

1. Неразборчиво.— Маоизм.ру.↩
2. Неразборичво.— Маоизм.ру.↩
3. Тут тоже неразборчиво, но, по логике, должно быть так.— Маоизм.ру.↩
4. В монографии НРПК, появившаяся в 1951 г. в результате разделения Компартии Индокитая на три региональные партии, именуется компартией Кампучии. В реферате сохранена терминология авторов работы.— Прим. реф.↩
5. Ещё труднее, по мнению Кирнана, понять, почему не было восстановлено единство после того, как прекратились удары США по Индокитаю (1, с. 193).↩
6. Для многих кампучийцев, особенно образованных, история их страны представлялась чередой иностранного владычества — тайского, вьетнамского, французского, американского. Они мечтали о восстановлении мощи времён Ангкора. В этом смысле, считает Кирнан, взгляды Пол Пота близки взглядам Лон Нола. Символично сходство в звучании «Ангкор» и «ангкар» — так называли себя красные кхмеры, «ангкар» означает дословно «организация». Формула «так требует „ангкар“» стала высшим приказом и оправданием любых действий «красных кхмеров» (1, с. 195).↩
7. Согласно военно-стратегическому правилу «большого пальца», потеря более 10 % личного состава наносит противнику непоправимый психологический ущерб (1, с. 282).↩
8. Кирнан противопоставляет такой оценке мнение Н. Сианука, высказанное им тогда, когда «он уже не был большим другом Вьетнама». В своих воспоминаниях Сианук писал, что именно вьетнамцы разгромили американские и сайгонские войска, и иная оценка была бы несправедливостью не только по отношению к ним, но и по отношению к истории  (1, с. 4).↩