Русская сказка. Записана в марте 1936 года со слов колхозницы Анастасии Ивановны Филониной в с. Куриловка, Куйбышевской области.

Чапаев был гордый и смелый, хоть и простого звания. В ту кровавую войну, что вели буржуи разных стран-государств, Чапаев служил простым солдатом. Смелый он был, никого не боялся и шашкой работал, что хороший плотник топором: ударит, не промахнётся. За то ему генералы и офицеры разные ордена да ленты давали. Только Чапаев был не такой, чтобы генеральские подарки брать.

А потом, как буржуев скинули, прослышал про это Чапаев, собрал всех солдат и такое слово держит:

— Вот мы, солдаты, и свободы дождались, и землю в свои руки наши мужики взяли. Так будем мы воевать дальше аль нет? Давайте лучше по домам пойдём!

Ну вот, погуторили солдаты, ружья, сумки через плечо, да и пошли на станцию, домой ехать.

Ладно, поехали. А тут войско большое, а впереди знакомый генерал на белом коне, как сыч, сидит, все пузо в орденах.

— Вы куда, солдаты? — говорит генерал.

— Домой.

— Как-так домой, когда война не кончена? — И приказ даёт всем выходить да обратно шагать.

Тогда Чапаев встаёт и говорит:

— Не слушайтесь генеральских обманов! Свобода сейчас! Меня слушайтесь! Мало нас, отступать надо, только бы в генеральских цепях не быть.

Ладно. Как сказал Чапаев, так солдаты и сделали: ушли от генеральских войск. Догоняй ветер в поле!

А на станции, куда приехали солдаты с Чапаевым, ещё другие солдаты встретились. Тоже домой собрались. Думают солдаты: «Ехать нельзя, как быть?».

— Воевать надо,— сказал Чапаев,— пока всех буржуев да их генералов долой не выгоним. А воевать не будем — нас перебьют и свободу задушат. Правду я говорю, товарищи?

— Правда! Надо воевать!

Выбрали солдаты своим командиром Чапаева. Стало у него войско: к солдатам ещё рабочие и мужики пристали. Стал Чапаев большим красным командиром. Ну, и повёл он на знакомого генерала свои полки. Дорогой ему мужики коней дали, посадил он всех солдат на этих коней — и пошли! Чапаев сначала позади ехал, а как стали подъезжать ближе к генеральским, усы покрутил, папаху заломил, вынул шашку, вынесся вперёд и крикнул:

— За мной!..

И рассыпались по полю, понеслись чапаевцы. А Чапаев обернётся назад и подбадривает:

— Смелее! Песню!..

Запели — любил Чапаев песни,— и сразу словно силы прибавилось у каждого. Так с песней и налетели на генеральских. Оробели сразу те, смотрят: откуда такое войско взялось? А генерал как стоял, так и обмер, уронил бинокль, да на лошадь, да удирать! А за ним и всё его войско.

С того дня все генералы узнали, какой-такой Чапаев. Если с песней идут в бой и командир впереди,— это самые чапаевские и есть. А самый смелый — Чапаев. И простой, что боец-красноармеец: бою нет — он песни поёт со всеми и танцы танцует, а спать ляжет — тоже со всеми. За смелость, за простоту и любили его бойцы, в обиду никого не даёт, стоит за землю и свободу. Скажет только, бывало-ча:

— Вот отвоюемся, коллективно будем жить. А пока, ребятки, воевать надо, твари кругом много расплодилось.

И дума у людей: правду командир говорит. Пленных приводили к Чапаеву. Бывало-ча, спросит Чапаев у пленника:

— Кто я таков — знаешь? Я — Чапаев!

У пленника и глаза на лоб. «Убьёт»,— думает. Только не убивал Чапаев несознательных.

— Значит, ты мужик, а супротив своего же мужика воюешь? Так, что ли?

Пленник молчит.

— Вот что, брат. Иди ты к своим, скажи, что Чапаев не зверь, он — за народ и умрёт за народ.

Чудно станет генеральским: «Как-так — „иди“? Кто же так пленников отпускает?»

— Что ж ты стоишь? — говорит Чапаев. И сам выведет, руку подаст на прощанье.

Только не все уходили от Чапаева. Жалко им было расставаться с добрым командиром:

— Много мы против тебя воевали; прими теперь к себе.

Таких пленников Чапаев оставлял. Звезду прикрепит, винтовку даст. «Воюй»,— скажет.

Целые сёла шли к Чапаеву. Генералы пятиться начали всё назад да назад, к пескам бухарским, калмыцким, к самому морю Каспию.

Как-то однажды разогнал Чапаев всех генеральских далеко, сам в городе Лбищеве остался.

— Ну, теперь можно и отдохнуть,— говорит.— Пошлю я полки в разные стороны тварей добивать.

Так и сделал. С собой оставил один только полк. Узнали про это генералы: так, мол, и так, с Чапаевым людей мало.

Обрадовались генералы. А когда в Лбищеве все спали, они и подкрались ночью-то. Видимо-невидимо, что твоя мошкара! Лбищев обложили. Слышит Чапаев — стреляют. Выбежал на улицу. Эге! Мошкары сколько! И выругался крепко — не доглядел, проспал… Поднялись бойцы-красноармейцы во двор, а там Чапаев уже пулемёт настроил и строчит. Бились чапаевские ночь и утро, мошкара боится вперёд итти. И назад не пятится. «Выбьем этого Чапаева»,— надеются…

Ранили в этом бою Чапаева и говорят, будто утонул в Урале.

Только неправда, что Чапаев утонул. Генеральские побили чапаевских, правда, а Чапаев остался. Раненый, весь в крови, шатается. Петька, товарищ его, поддерживает:

— Что ты один сделаешь? — говорит ему Петька.

А Чапаев уж и говорить не может — ослаб. Взвалил его Петька на себя, да в Урал-речку, да на себе и переправил за речку. Выходил там его.

Выжил Чапаев и прозвище сменил, не Чапаевым стал прозываться, а по-другому как-то. За ошибку свою, значит, чтобы стыда не было на людях. И сейчас, люди бают, жив Чапаев, большим начальником стал,— справедливый такой, добрый.