Впервые я увидел его 16 марта², вскоре после моего приезда в Страну Советов, в московском Большом театре. Там происходило траурное заседание, посвящённое годовщине со дня смерти Якова Михайловича Свердлова, одного из вождей русской революции и основателей первого государства Советов рабочих депутатов.

Этого впечатления я не забуду никогда. Театр — один из крупнейших в Европе — весь в золоте и пурпуре. Балконы и ложи выступают золотыми полукольцами на красном фоне обивки и шёлковых занавесей. Расположенная против сцены просторная царская ложа с балдахином, занимающая в высоту три яруса,— тоже сплошь золото и пурпур. Всё заполнено рабочими. Они пришли в кожанках и полушубках, в фуражках, красноармейских шлемах и высоких белых папахах, в шерстяных платках, меховых девичьих шапочках и косынках, пришли как в собственный дом, просто и сердечно, заняли все до единого места в партере и пурпурно-золотых ярусах, включая царскую ложу, расселись на стульях, в глубине открытой сцены, задник которой представляет собой какой-то синевато-серый готический дворец, украшенный колоннами. Между ними натянуто широкое кумачёвое полотнище с надписью: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» А несколько ниже висит обрамлённый хвоей портрет Свердлова.

Впереди, за покрытым красной материей длинным столом, занимающим всю сцену,— вожди революции, руководители Коммунистической партии, те, кто заложил фундамент истории новой эры.

До открытия заседания на сцену из боковой кулисы выходит Ленин. Небольшой, широкоплечий, с рыжеватой бородкой, лысиной и очень крутым лбом, устремлённым вперёд и словно готовым протаранить всё, что только встанет на пути. Владимиру Ильичу через несколько дней исполнится пятьдесят³. Его встречают аплодисментами. Не слишком шумными, скорее дружескими, чем восторженными. Ленин садится на один из свободных стульев за столом президиума третий или четвёртый от края: место совершенно неприметное. Да и почему оно должно чем-то выделяться? Ведь он здесь среди товарищей, с которыми уже двадцать пять лет работает вместе, которых хорошо знает и которые также хорошо знают его.

Председатель открывает собрание краткой речью. Ленин смотрит на часы, проводит ладонью по лысине, затем трогает рукой полные губы, оборачивается к кому-то сзади и что-то говорит. Я гляжу на этого могущественнейшего в мире человека. Все его портреты неудачны. Они придают прищуренным глазам Ленина какое-то демоническое или саркастическое выражение, которое отсутствует в его лице, и не говорят, что у него светлые волосы. От уголков глаз Ильича веером расходятся морщинки.

Товарищ Ленин! Не больше, но и не меньше. Человек, которого эпоха вывела из чердачных каморок и музейных библиотек эмиграции и поставила в центр событий мировой истории. Он, которого из недр своих подняла на плечи окровавленная масса людей, чтобы в его ясных, твёрдых, как удар колокола, словах выразить свой нестройный крик, чтобы из хаоса разрозненных помыслов он смог выковать идею, чтобы он руководил ими, сплотил их и вместе с ними завоевал мир.

И вот он встаёт и выходит на авансцену. Одет Ленин как рабочий с какого-нибудь чистого производства: застёгнутый коричневый пиджак, порыжевшие, собравшиеся в складки брюки. Он берёт слово и весь как-то становится твёрже. Голос у него сильный и звучный, но несколько приглушённый. Так бывает у людей, которые слишком часто напрягают голосовые связки, выступая на митингах. Но возможно также, что это последствие ранения в лёгкое, которое нанесла ему в позапрошлом году на заводе Михельсона эсерка Каплан.

Ленин говорит о покойном Свердлове⁴. Его фразы уверенны, выразительны, все одинаково чётки и ясны, ибо всё, что он произносит, важно: не нужно ничего особенно подчёркивать и нет ничего лишнего. Таковы же и его жесты: категорические, не допускающие сомнений. Сжатые кулаки в такт речи медленно поднимаются и медленно опускаются; несколько плавных, широких движений указательным пальцем; решительный взмах руки — страсть, выкристаллизовавшаяся в закон. Её выгранила тюрьма, она отвердела в изгнании, была отточена под виселицей брата и под виселицами друзей, закалилась в кровавых кострах контрреволюции.

Но только ли о Свердлове говорит Ленин?

Да, имя этого замечательного человека оратор называет несколько раз; вот и теперь Владимир Ильич вспоминает о том, каким блестящим организатором был Яков Михайлович. Но, произнося эту фразу, Ленин тут же переходит к вопросу о значении организации и дисциплины. Только они могут привести русский пролетариат к победе. Без организации и дисциплины, без их постоянного укрепления невозможно завершить строительство Советского государства и обеспечить победу рабочего класса во всём мире!

Ведь кем был Свердлов, соратник и друг Ленина? Детищем эпохи, одним из многих, точно таким же, как и сам Ленин. Солдат революции, он был рождён ею и ей принадлежал.

Оратор рассказывает, что с людьми, которых Яков Михайлович умел так хорошо подбирать и расставлять по местам, он знакомился не в салонах и не на банкетах, как это принято на Западе, а в тюрьмах и на этапах, в Сибири и в подполье. А подобное упоминание необходимо лишь для того, чтобы подчеркнуть различие между Россией с её старыми революционными традициями и остальной Европой, поскольку вообще необходимо сказать о Западе, о политике Антанты, исполненной ненависти к пролетарской революции, об агентах буржуазии в среде европейских лжесоциалистов, о попытке переворота и Германии, о сообщениях, полученных в этой связи сегодня вечером Советским правительством, о надеждах и реальных возможностях немецкой корниловщины. Ленин живёт только настоящим и будущим. Революция для него всё — только к ней прикованы его мысли, только о ней он говорит, только её духом он живёт…

Он напоминает массам о необходимости организации труда, и его спокойные выразительные слова, его категорические жесты говорят: так, так и так! Речь его убедительна, ничто ей так не чуждо, как лесть: это язык элементарнейших истин и опыта. Он не терпит фразёрства. Революции не оставляют непроверенной ни одной «фразы», и в этом — одна из самых прекрасных их особенностей… И массы слушают Ленина. Кажется, что перед тобой огромный бронзовый барельеф застывших в неподвижности голов и бюстов. Тысячи взглядов, устремлённых из партера, балконов и лож, скрещиваются в одной точке, и эта точка — рот Ильича. На губах у всех застыла одинаковая улыбка, тихая, едва заметная, нежная улыбка великой любви. Ведь Ленин — плоть от плоти и кровь от крови этих масс, и уста его ни разу не произнесли слова, которое одновременно не было бы их словом. Он — прекраснейшее подтверждение их силы.

…Ленин говорит о замыслах Антанты, об английских и американских капиталистах, о буржуазии Запада, о событиях в Германии.

— Никто из наших врагов не знает, чего он хочет. Мы — знаем,— говорит он.

И это так. Владимир Ильич знает, чего он хочет, всегда знал, и в этом — огромная сила его и коммунизма. Значительная часть работы, требующей нечеловеческого напряжения уже сделана. Первые два этапа — привлечение на свою сторону большинства и завоевание политической власти уже пройдены и отошли в область истории: последний этап на три четверти завершён. Недалеко то время, когда в золотой полдень засверкает на земле новый город, законченный и прочный. И то, что будет построено, никто уже не сможет разрушить. Никто на свете!

Владимир Ильич кончил свою речь и уходит со сцены. Взоры всех любовно провожают его до кулис.

И оцепеневшая во время его выступления толпа снова охвачена прибоем повседневной жизни. Зрительный зал волнуется и приходит в движение.

Выступают и другие ораторы, они тоже говорят о покойном Якове Михайловиче Свердлове. Потом место для оркестра занимают музыканты, очевидно те же, которые играли здесь три года назад штабным офицерам, статским генералам и богатым купцам. Начинается концерт. Исполняют «Девятую симфонию»⁵, произведения Римского-Корсакова и Чайковского.

Концерт оканчивается пением «Интернационала». Все встают; шапки и папахи, которые до сих пор оставались на головах, сняты, и в московском Большом театре, в пурпурно-золотом театре с пятью ярусами и просторной царской ложей, тысячеголовая толпа рабочих, крестьян и солдат единым могучим хором подхватывает строфы «Интернационала».

Это есть наш последний
И решительный бой…

Западноевропейский пролетариат пока ещё поёт: «Это будет последний и решительный бой». Всего три года назад и здесь так пели.

Ещё два небольших воспоминания о Ленине

За время своего девятимесячного пребывания в Стране Советов я несколько раз видел и слышал тов. Ленина.

Второй конгресс Ⅲ Интернационала, на котором мне посчастливилось присутствовать, открылся в Москве. Затем он продолжал свою работу в Петрограде⁶. От этого конгресса у меня сохранилось одно дорогое воспоминание — о Ленине, великом деятеле, навсегда оставшемся простым и человечным.

Когда члены Исполнительного Комитета партии заняли свои места в президиуме⁷, на сцену вышел и тов. Ленин. Он обвёл взглядом огромный зал собрания, потом почему-то вдруг спустился в партер и направился вверх по проходу амфитеатра. Все оборачивались и не сводили с него глаз. Где-то в задних рядах сидел старый друг Ленина, ослепший питерский рабочий и революционер Шелгунов. Это один из самых старых друзей Владимира Ильича, оставшихся ещё в живых. Он работал вместе с Лениным в подпольных кружках, принимал участие в большинстве проводившихся тогда политических кампаний, распространял листовки, был в 1895 году в числе первых членов «Союза борьбы», а когда в 1900 году под редакцией Ленина начала выходить «Искра», Шелгунов, работавший в ту пору на электростанции близ Баку, стал ревностным распространителем газеты⁸. Он принял участие в Октябрьской революции, но дождался её уже слепым.

Когда Ленин подходил к его креслу, ослепшего большевика предупредили об этом. Шелгунов встал, сделал два шага навстречу Владимиру Ильичу, и оба борца крепко расцеловались.

Вот и всё. Мне кажется, что они не сказали друг другу ни слова.

И всё же их встреча была прекрасна своей яркой человечностью. Потом Ленин вернулся на сцену, и вскоре заседание началось.

О Владимире Ильиче у меня осталось ещё одно, внешне незначительное, но приятное личное воспоминание.

Я написал пространную статью о положении в Чехословакии для большого сборника «Интернационал», издававшегося на нескольких языках⁹. По-моему, это было первое обстоятельное сообщение с моей родины. Статья, написанная по поручению Чешского совета¹⁰, помещавшегося на Кудринской улице, очевидно, была направлена в ЦК партии. Я об этом, впрочем, ничего не знал. Позднее до меня дошло, что её читал Ленин. Я был очень удивлён, найдя свою статью целиком напечатанной в сборнике «Интернационал». Так Ленин узнал о моём существовании.

В конце весны из Чехословакии прибыла делегация чешских коммунистов, возглавлявшаяся товарищем Шмералем. Вскоре он был приглашён к Ленину. К книге Шмераля «Правда о Советской России» под датой: пятница. 21 мая — имеется только следующая запись: «Сегодня вечером был у Ленина на его квартире в Кремле». И ни слова больше, хотя остальные главы этой книги весьма обстоятельны. О чём Ленин разговаривал с тов. Шмералем. так и осталось неизвестным. Но об одной подробности Шмералю всё-таки пришлось рассказать мне.

— Как нравится вашему товарищу Советская Россия? — спросил Ленин.— Жалуется он на что-нибудь?

— Ну, он, разумеется, восхищён Страной Советов,— отвечал Шмераль. Но потом, вспомнив о чём-то, добавил: — Только никак не может достать спичек.

Ленин улыбнулся шутке, опустил руку в карман и вынул спичечный коробок:

— Вот ему от меня.

Ленинский коробок, конечно уже пустой, я хранил некоторое время в ящике своего письменного стола. В ту пору в Москве действительно была большая нехватка спичек, и нам с пятого этажа второго дома Советов¹¹ приходилось спускаться вниз, где на кухне всегда бурлила горячая вода, и прикуривать свои папиросы-самокрутки от пламени плиты.

Коробок. Мёртвый деревянный предмет. Но всё же это подарок Ленина. И он был мне очень дорог. Позднее, перед самым отъездом из Москвы, я его уничтожил. Теперь, по правде говоря, не время для сантиментов.

1. Иван Ольбрахт (1882—1952) — чешский журналист и писатель, один из основателей Компартии Чехословакии.— Маоизм.ру.↩
2. 1920 г. Ред.↩
3. 50 лет В. И. Ленину исполнилось 22 апреля 1920 г. Ред.↩
4. Краткий газетный отчёт о «Речи на заседании памяти Я. М. Свердлова 16 марта 1920 г.» см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 40, с. 225. Полный текст речи (по неправленной стенограмме) см.: Ленинский сб. ⅩⅩⅩⅨ, с. 219—226. Ред.↩
5. Людвига ван Бетховена. Ред.↩
6. Ⅱ конгрессе Коммунистического Интернационала проходил с 19 июля по 7 августа 1920 г. Торжественное открытие состоялось 19 июля в Петрограде. С 23 июля работа конгресса проходила в Москве. Ред.↩
7. Автор имеет в виду Исполком Коминтерна. На Ⅱ конгрессе Коминтерна в президиум были избраны по предложению ИККИ 5 человек — представители от Германии, Франции, Италии и России. Ред.↩
8. Шелгунов В. А. (1867—1939) в 1902 г. был членом Бакинского комитета РСДРП, участвовал в создании подпольной искровской типографии в Баку. Ред.↩
9. В 1920 г. в № 10 журнала «Коммунистический Интернационал» было напечатано «Письмо из Чехословакии» за подписью «И. О.», в котором освещалось положение в Чехословацкой республике за время с 28 октября 1918 г. до начала 1920 г. Журнал издавался на русском, английском, французском, немецком, испанском и китайском языках. Ред.↩
10. В первые годы Советской власти при Наркомате иностранных дел был организован Чехословацкий национальный совет для работы среди военнопленных. Ред.↩
11. Гостиница «Метрополь». Ред.↩