Идеологическое содержание ваших материалов, которые попадались нам раньше, до открытого письма Союзу марксистов, значительно отличалось от того, что было в этом письме. Очень интересное послание. Вы бы не могли прислать по возможности более полный список того, что вы прочитали за последнее время, что начали писать такие письма. Может быть, и мы «зафанатели» бы тем же, чем и вы.

Ну а если серьёзно, то дело в следующем. Человек, знакомый с марксизмом только в общих чертах, естественно, не может достаточно грамотно оперировать основными рычагами, дающими возможность анализировать ситуацию и практически использовать метод Маркса. Эти рычаги — материалистическая диалектика («гегельянщина» в плоском понимании, если рассматривать её в отрыве от остальных составляющих метода Маркса), политэкономия (с её «туманными формулировками» для человека, бегло её просмотревшего), классовый подход («вызывающий недоумение» у того, для кого норма прибыли и норма прибавочной стоимости в силу их «абстрактности» ничего, кроме зевоты, не вызывает)¹. В силу поверхностности в своём владении методом Маркса такой «марксист», конечно же не сможет им грамотно пользоваться. К тому же сложная и постоянно изменяющаяся обстановка вокруг него явно этому не способствует. Первое, что приходит в голову — «Этот метод не работает. Он ужасно старый. Шутка ли — 150 лет! Ситуация с тех пор уже сильно изменилась, да и условия у нас не те. Он нуждается в развитии, доработке, изменении!» Далее «развитие» марксизма (или следование «развитию», которое было сделано ранее) происходит в соответствии с теми выдержками, отрывками и изречениями, которые в аналитическом аппарате этого «марксиста» уже есть. Теоретик, даже очень хорошо разбирающийся в какой-либо из составляющих марксизма и будучи профаном в другой, так или иначе обязательно будет скатываться в своём «развитии» с позиций марксизма во всевозможные сопутствующие «измы»: постиндустриализмы, постструктурализмы, элитаризмы и т. п. С каждым новым изменением исторической обстановки пачками возникают и новые теории, объясняющие эту обстановку, каждая — с позиции какого-то определённого «изма», криво (по-новому) отражающего марксизм либо вообще его отметающего за сроком давности. Последователи этих теорий делятся на различные школы, течения, направления, часто враждующие между собой. Ничего удивительного, ведь однобокий подход, принимающий во внимание одни законы и силы и не замечающий другие (в силу все той же поверхностности и непоследовательности), обязательно будет затыкать дыры в анализе ситуации тем, что в данный момент покажется такому теоретику основательнее и правдоподобней, чем та часть марксистской методологии, которая «очень туманна и абстрактна».

Так, например, достаточно основательное изучение марксистской философии, поверхностность знаний в политэкономии и следующее из этого отметание классового подхода, запросто приводит к появлению в головах новых «марксистов» такой теории, как элитаризм. Фундаментальное изучении политэкономии в той части, которая касается производительных сил, и игнорирование обусловленных ими производственных отношений, приводит к теории постидустриализма. Причём даже одинаковая осведомлённость в одних областях марксистской методологии и одинаковая профанация в других вовсе не обязательно приведёт теоретиков к одной и той же теории.

Нам известен случай, когда два человека одинакового возраста, одинаково увлекающиеся молодым Марксом и темой отчуждения, одинаково не бравшие в руки «Капитал» и на дух не переносящие политэкономию, следовательно, одинаково не знающие, зачем нужен классовый подход, в конечном итоге оказываются на разных позициях. Один — сторонник новых левых, Че Гевары, Маркузе, и вообще революционности; другой — аппаратный работник СКП-КПСС, сторонник походов во власть и поклонник Иосифа Джугашвили.

Дело в том, что теоретик, не имеющий под ногами чёткой теоретической основы, начинает заменять теорию идеологией (для Маркса она была синонимом идеализма) в тех местах, где в этой теории у него (теоретика) пробелы. Теория позволяет анализировать ситуацию на основании закономерностей, выведенных на предыдущих опытах и исследованиях. Идеология занимается объяснением ситуации с позиции будущих идеалов. (Чувствуется разница?) Другими словами, происходит подгонка теории при помощи идеологии под конкретную историческую ситуацию. А когда базис подгоняется под надстройку, то и причина обусловливается следствием и содержание заменяется формой.

Например. «Работы Маркса написаны на уровне лучших теоретических работ его времени. Однако гуманитарные (как и естественные) науки с тех пор сильно развились». Гениально! То есть, другими словами, законы развития общественных отношений (главное открытие, сделанное Марксом) изменились, потому что гуманитарные науки претерпели преобразования?!!² (То есть ветер дует, потому что деревья качаются.)

Заявлять, что марксизм устарел³, потому что Маркс вывел свои закономерности аж 150 лет назад — значит уподобляться физику, отвергающему законы Ньютона потому что они устарели и были выведены на основе наук «его времени», а с тех пор наука сильно ушла вперёд⁴.

Но это всё была предыстория. А теперь обратимся к открытому письму Союзу марксистов.

Что касается проблем метода Маркса, то показательным здесь будет короткий взгляд немного назад. Вспомним поправки к программе ВЛКСМ, сделанные ОГО ВЛКСМ/РКСМ(б). Все поправки свелись к «конкретизации общедемократических требований».

Коротко они звучат так:

• руки прочь от педиков, шизоидов и женщин;
• свобода лёгкой наркоты и эвтаназии.

Вот и всё, что хотелось бы добавить «новым марксистам» в документ, являющийся основой стратегии и тактики деятельности организации. По экономическому, политическому, историческому, социальному анализу никаких предложений не возникло. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, по мнению авторов открытого письма, многие моменты марксизма безнадёжно устарели, потому что гуманитарные науки сильно развились. Интересно, при чём здесь гуманитарные науки? Когда Маркс и Энгельс выводили новую методологию познания, они основывались прежде всего на достижении естественных наук. Одно из их главных открытий, что развитие человеческого общества — всего лишь одна из форм движения материи, и что определяющими в этом развитии являются материальные условия. Марксова политэкономия, разработанная на основе трудов виднейших экономистов его времени, к гуманитарным наукам тоже не относится. И развитие как естественных, так и гуманитарных наук как раз и обусловливается теми законами, которые показала политэкономия Маркса.

Для ясности насчёт того, что некоторые моменты марксизма безнадёжно устарели, приведём слова Энгельса:

«…Всё миропонимание Маркса — это не доктрина, а метод. Оно даёт не готовые догмы, а отправные пункты для дальнейшего исследования»⁵.

Да, работы Маркса написаны на уровне лучших теоретических работ его времени, но они не только достижение его времени, они результат развития общества.

Люди мыслили диалектически задолго до того, как узнали, что такое диалектика, точно так же, как они говорили прозой задолго до того, как появилось слово «проза». Как заметил на эту тему В. Райх, «усовершенствование микроскопа не было уничтожением первой модели, а её сохранением и развитием в соответствии с более высокой ступенью человеческого знания».

Марксизм по своей сути требует дальнейшего изучения и развития. Развитие — объект изучения диалектики, и довольно странно утверждение в устарении именно диалектического метода. Поэтому требование дальнейшего развития прямо-таки выпирает из этого письма логическим (в смысле формальной логики), а не диалектическим (т. е. двигающем и развивающем) противоречием. Да и в «Pro et Contra» чётко написано:

«…Свою задачу видим в его изучении, пропаганде и развитии, ведь для него (марксизма), как и для любой другой науки застой губителен».

В статье, к которой апеллируют авторы открытого письма, нигде не говорится о «пользовании исключительно теоретическим инструментарием Маркса». О подобных додумках, которые потом с умным видом опровергаются, ещё раньше хорошо сказал Г. В. Плеханов:

«…Внимательно вдумывайтесь в смысл наших слов, не приписывайте нам Ваших собственных измышлений и не торопитесь с открытием у нас таких противоречий, которых ни у нас, ни у наших учителей нет и никогда не было».

Попытаемся, может, «не с ходу», но разобраться с некоторыми моментами относительно гегелевского наследия в марксизме.

То, что Маркс использовал в своей теории гегелевские понятия, вовсе не означает, что и всю суть этих вопросов он целиком перенёс на научный коммунизм. Аристотель первый предположил, что все тела состоят из мельчайших атомов⁶, однако это не означает, что современная физика целиком использует его умозаключения на практике, хотя и пользуется его терминологией. Гегель (как и Аристотель) полезен тем, что первый затронул вопросы, развитие которых произошло уже после Гегеля и совсем не в том направлении, как это он себе представлял. Диалектика и тема отчуждения — ключевые моменты, с которых Маркс выводил свою философию и политэкономию сначала в «Экономическо-философских рукописях», а затем развил эту тему в «Капитале». Поэтому не стоит их отбрасывать в силу их «абстрактности», «туманности», «безнадёжной устарелости», из-за собственного непонимания, что это такое. Лучше попытаться изучить то, что для Маркса было исходным пунктом. Если из кирпичной стены вытащить несколько кирпичей, то она будет дырявой, а если эти кирпичи повыбивать из основания, то стена попросту рухнет. Так же обстоит дело и с теорией.

Пока диалектику (диалектическую логику) рассматривают как простое орудие заранее принятого тезиса — безразлично, выставлен он сначала, как того требуют правила средневековых диспутов, или же обнаруживается лишь в конце рассуждения, чтобы создать иллюзию непредвзятости (дескать, вот что получилось, хотя мы этого не предполагали),— она так и останется чем-то «несущественным».

Превращённое в орудие простого доказательства заранее принятого (или задуманного) тезиса, она становится лишь внешне похожа на диалектику, но пустой по существу. И если верно, что не в «голых результатах» и не в «тенденции движения» мысли обретает свою жизнь подлинная диалектика, а не в «вульгарном понимании», только в форме результата «вместе со своим становлением»⁷, то и в ходе изложения диалектики как логики следует считаться с этой истиной. (Извините за «гегельянщину».)

«Диалектика всего лишь и есть не более как наука о всеобщих законах движениях и развитии природы, человеческого общества и мышления»⁸.

При этом нельзя и впадать в другую крайность, делая вид, будто мы никакой, определяющий с самого начала способ и характер наших действий по ходу анализа, проблемы пред собой не ставим и пускаемся в плавание наобум.

Некоторые замечания по поводу отчуждения, надеемся, позволят разобраться с «гегельянщиной» в марксизме.

В русском языке термин «отчуждение» покрывает по меньшей мере три не совсем совпадающих немецких термина — Entfremdung, Entäußerung, Veräußerung. В русской философской терминологии по замечанию Э. В. Ильенкова «…попросту нет устойчивых и единообразных терминов, а все попытки такие создать приводили до сих пор к появлению очень неуклюжих и явно нежизнеспособных конструкций. В силу этого в русских переводах часто ускользают некоторые — может быть, очень важные оттенки мысли Маркса,— и как раз в тех пунктах, где речь идёт именно о противопоставлении его позиции гегелевской системе понятий». Говорит ли это замечание Ильенкова о том, что проблема до сих пор недостаточно изучена? Думается, рассмотрение этого вопроса нужно для понимания марксизма. Пока обсудим основные моменты.

Отчуждение — понятие, характеризующее, во-первых процесс и результаты превращения продуктов человеческой деятельности (как практической — продукты труда, деньги, общественные отношения и т. п., так и теоретической), а также свойств и способностей человека в нечто независимое от людей и господствующее над ними. Во-вторых,— превращение каких-либо явлений и отношений в нечто иное, чем они являются сами по себе, искажение и извращение в сознании людей их реальных жизненных отношений.

С понятием «отчуждение» связан, по существу, тот решающий этап развития взглядов Маркса как философа, который был определён им самим как «сведение счётов с гегелевской диалектикой».

Понятие «отчуждение» является едва ли не центральным понятием «Экономическо-философских рукописей 1844 года» и «Выписок из экономистов».

Истоки идеи отчуждения можно найти у представителей французского (Руссо) и немецкого (Гёте, Шиллер) просвещения. Проблема отчуждения разрабатывалась далее в немецкой классической философии. Уже у Фихте полагание чистым «Я» предмета (не-Я) выступает как отчуждение. Идеалистическую интерпретацию отчуждения наиболее полно развил Гегель, у которого весь объективный мир выступает как «отчуждённый дух». Задача развития по Гегелю состоит в том, чтобы снять в процессе познания это отчуждение. В понимании отчуждения у Гегеля содержатся рациональные догадки о некоторых особенностях труда в условиях антагонистического общества.

Фейербах рассматривал религию как отчуждение человеческой сущности, а идеализм — как отчуждение разума. Однако, сведя отчуждение только к явлениям сознания, он не нашёл реальных путей его ликвидации, так как видел их лишь в теоретической критике.

В марксистской мысли ведутся споры об отчуждении в наследии Маркса, о понятии самого отчуждения, и вообще о применении этого термина к реальности. Наиболее крайним является истолкование А. Лукача, «экзистенциального марксизма», Франкфуртской школы с упором на «молодого Маркса» и с другой стороны, «структуралистского марксизма» (М. Годелье, Л. Альтюссер) с их «теоретическим антигуманизмом». Так Альтюссер пересматривает положение содержания работ 60‑х годов, отказывается от «эпистемологического разрыва» между работами «молодого Маркса» и «зрелого Маркса».

В советское время официальная наука настороженно относилась к обоим направлениям споров 20‑х годов, затормозила развитие теории и понимание теории марксизма как «теоретической практики» и практическое построение нового общества, то есть во многом преодоление того самого «отчуждения».

Что касается достижений структурализма и постструктурализма, за эти течения в научной мысли нельзя хвататься так же лихо, как авторы открытого письма отбрасывают за давностью лет диалектику и основные понятия политэкономии.

Такое течение, как «структурализм» — общее название ряда направлений в социогуманитарном познании, связанное с выявлением структуры, т. е. совокупности отношений между элементами целого, сохраняющих свою устойчивость при различного рода преобразованиях и изменениях. В формуле «методологический примат отношений над элементами в системе» — заключён момент диалектики, одно из основных положений марксизма, идея о детерминизирующей роли отношений в системе. Маркс показал, что различные производственные отношения существенным образом модернизируют свойства целого ряда элементов общей системы. Так, овеществлённый и накопленный труд превращается в капитал в условиях капиталистических отношений, в тех же условиях человек превращается в собственника или эксплуатируемого, поскольку сама его сущность детерминируется совокупностью общественных отношений. Согласно определению Ленина, основные черты класса вытекают из его отношения к средствам производства, из его места и роли в системе общественного производства.

Творчество Альтюссера связано с истолкованием марксизма как «теории с большой буквы», «теории теоретических практик», с разработкой марксистской теории в соответствии с опытом современных научных познаний. Оно сформировано во многом в полемике с прагматизацией марксизма, его обращения на решение задач текущего момента при вялом отставании теоретических разработок. Исследование «структур с доминантой», учёт «детерминации сверху и снизу» или, иначе, напластований на определяющее экономическое противоречие доминирующих в тот или иной исторический период, хотя и не определяющих противоречий политической, религиозной и т. п. сфер, позволяет, по Альтюссеру, марксизму найти себя, по-настоящему преодолев Гегеля.

«Методологической примат синхронии над диахронией» и понимание структуры как инварианты с вариантами, связанными определёнными правилами преобразования («структура есть совокупность отношений, инвариантных при некоторых преобразованиях»), что означает — для выявления структуры развивающегося объекта необходимо отвлечься от его развития и рассмотреть его различные части как существующие в один момент времени — синхроническим, лишь только после того как вскрыто взаимодействие существующих частей, т. е. выяснено, что собственно, данный объект собой представляет, как он функционирует, можно исследовать его развитие, его изменение в разные моменты времени — диахроническим.

Специальное выделение синхронического исследования связано со специфическим характером гуманитарных наук, их изменчивостью, относительно быстрым развитием и т. п. Без такого выделения исследователь, анализирующий и синтезирующий отдельные части объекта, рискует объединить в одну структуру части, на самом деле принадлежащие разным (по времени) структурам и не находящиеся между собой в состоянии взаимодействия. При этом преодолевается абсолютное противопоставление естественных и гуманитарных наук. Так Леви-Стросс выдвинул программу создания единого в своей сущности метода познания, который можно использовать во всех науках. Но разве не является диахронией — чтобы понять «развитый» объект, нужно абстрагироваться от развития? Поэтому совершенно не состоятельной и отвергаемой самим Леви-Строссом является попытка противопоставить марксизму то рациональное, что есть в структурализме. Особо заметим тех, кто 1968 году был «бо́льшим маоистом, чем сам Мао», а после перешёл к отрицанию революций. Например, на философские взгляды Ж.‑М. Бенуа оказали влияние лидеры структурализма Альтюсер, Барт, Фуко, Леви-Стросс. Свою задачу он видел в философской генерализации структурного движения, выявившего, по его мнению, неуниверсальность западного разума и несостоятельность «теологии» человека. С этих позиций он отвергает марксизм как «методологическое учение».

Говоря о достижениях постструктурализма, авторы открытого письма видимо имеют в виду не подобных философов, которые видят метафизику в диалектике. В действительности структурный анализ, при всей его важности, является одним из методов исследования, сам по себе он имеет дело со статическими, замкнутыми системами.

Учитывая это, Сэв писал, что структурный метод может быть охарактеризован как «очень развитая недиалектическая логика межузловых сегментов диалектических противоречий, упрощённо рассматриваемых как инвариантные системы». Что же касается понятия структуры как инварианта с вариантами, то оно соответствует современному пониманию структуры и позволяет применить в исследовании строгие, в частности, математические методы, поскольку варианты не просто перечисляются, а дедуктивно выводятся из ограниченного количества исходных данных.

Надеемся, при всей метафоричности языка, которым в соответствии с требованиями структурализма написан ответ, обилие цитат с комментариями, требованиям Деррида о «децентрации» и «рассеивании смысла», мыслить и соответственно писать «эллиптически» и «символически», а не только «линейно».

Но оставим структурализм и вернёмся к открытому письму.

Авторы апеллируют к статье в «Pro et Contra», которая приглашает к дискуссии, обсуждению платформы марксистской партии, а ни в коем случае не претендует на исчерпывающий, не подлежащий сомнениям идейный стержень.

У «новых марксистов» сплошные неясности и непонятности в трактовке кардинальных понятий марксизма в силу всё той же поверхностности в знании политэкономии. Наиболее кратко и лаконично здесь за нас может сказать Энгельс:

«…Согласно материалистическому пониманию истории, в историческом процессе определяющим моментом в конечном счёте является производство и воспроизводство действительной жизни»⁹.

Ситуация такова, что в существующей ныне экономической общественной формации люди отчуждены от результатов собственной общественно-полезной деятельности посредством самой вынужденной деятельности (труда) и выступают в роли придатков средств производства. Разделение этой деятельности (труда) противопоставляет непосредственных производителей непосредственным распределяющим, порождая то, что в марксистском простонародье называется классовой борьбой. Рабочий и не-рабочий (буржуа, капиталист) — вот два основных действующих лица, противопоставленные друг другу разделением труда и соответствующими ему экономическими отношениями. И уж кому, как не рабочему, невыгодна существующая система, в которой он вынужден производить для других для того, чтобы жить самому, и жить для того, чтобы производить. Все остальные столкновения между собой более мелких и более крупных буржуа можно назвать классовой борьбой лишь постольку, поскольку этим группам людей в какой-то мере присущи признаки класса. И интересы их между собой временами не совпадают. Но последовательности от этих классов в революционных преобразованиях вряд ли следует ожидать, потому как все они в той или иной мере кровно заинтересованы в консервации нынешних порядков. Они могут быть несогласны со своей долей участия в распределении общественного продукта и властных полномочий. Им может не нравиться чиновничий произвол или диктат монополий. Но против самой основы — священной частной собственности — они никогда не попрут, потому что это основа их существования: и фермеров, и крестьян (где они ещё остались), и мелких лавочников, и других мелких и крупных торгашей и хозяйчиков. Более пенистый и активный социальный слой вовсе не обязательно самый революционный. Революционность подразумевает прежде всего последовательность в коренных преобразованиях. Она не бывает «в конкретной стране и в конкретное время». В данное время и в конкретной стране бывает только активность — социальная, политическая. Если эти понятия смешивать в кучу, то в странах бывшего СССР самой революционной категорией населения должны считаться пенсионеры. (Удивительно, почему их не включили в реестр наиболее революционных классов России вместе с сельской герильей?)

Вообще фетишизация слова «революция» часто проскакивает у некоторых левых. Любой мало-мальски громкий экс тут же объявляется революцией: что события в Париже в 1968 г., что события пару лет назад в Индонезии, что захват трудовыми коллективами ряда предприятий в России. Хотя ни в том, ни в другом, ни в третьем случае радикальными революционными преобразованиями и не пахло. Имел место социальный бунт, массовый и основательный, но всё же бунт.

И те же левые обижаются, когда их фетиш — слово «революция», используют везде, где ни попадя: «Революция в мире вкуса…», или «Революция в технике бритья…» и т. п.

Что касается «однозначной ориентации на крупный промышленный пролетариат».

Каждый человек, как отдельно взятый субъект, может быть носителем каких угодно теорий, идей, принципов и т. п. Это определяется в большей мере его социальным положением, в меньшей мере — культурным и интеллектуальным уровнем. У каждой социальной группы, каждого социального слоя, каждого класса ценностные ориентиры, как правило, не сильно расходятся внутри этой группы. Хотя попадаются всякие ублюдочные исключения. Например: Энгельс — сын владельца швейной фабрики, Аксельрод — владелец кефирного завода, или тот же Ф. Кастро, принадлежащий своим происхождением к элите своего государства.

Бывают ублюдки и другого рода: можно встретить работягу со стажем, которой уверен, что управлять должны люди, «склонные к руководству», а люди, «склонные к бедноте», должны им подчиняться, потому что так устроен мир. Но эти случаи пока что можно оставить как исключительные и нетипичные — каждый в своей группе.

Мы уже говорили, что существующими экономическими отношениями люди разделены на две большие группы — придатков средств производства, производящих материальные блага, и придатков капитала, эксплуатирующих первых и распределяющих эти блага. Все остальные категории этих участников (или не участников) общественного производства и распределения являются либо промежуточными между двумя основными, либо вообще выпадающими из системы этого производства.

Интересы этих двух классов соответственны: у первых — выгоднее продать свою способность производить стоимость при наилучших условиях труда, у вторых — выжать максимум стоимости при минимальных затратах на рабочую силу и условия труда.

Чем больше группа людей одного социального положения, тем меньше в ней проявляются индивидуальные отличия отдельных субъектов или же входящих туда групп. Тем больше интересы этой группы стремятся к тем, которые ей объективно диктует разделение труда в системе общественного производства.

Конечно же, сюда свои коррективы часто вносят и различные субъективные силы (которые по большому счёту являются частным случаем объективного). Например, массированная пропаганда воздержания от политики и вообще социальной активности. Или, наоборот — классовая пропаганда марксистского мировоззрения среди пролетариата. И в том и в другом случае ценностные ориентиры социальной группы корректируются определённым образом. Массированность этих самых корректировок (пропаганды) вкупе с объективной экономической (и всеми вытекающими из неё — политической, социальной, культурной и т. д.) ситуацией в конечном счёте и определяет так называемую «революционность в конкретной стране и в данное время» класса пролетариата. Обратите внимание, что непосредственным образом на эту «революционность» оказывает влияние пропаганда, то есть ваше участие формирует эту «революционность». А если вы собрались просто её «учитывать», то приготовьтесь, что сегодня вы будете учитывать революционность пенсионеров, у которых маленькая пенсия. Завтра вы будете учитывать революционность фермеров, которых давят земельными налогами. Послезавтра вы будете учитывать революционность рыночных торговцев, у которых отбирают места на рынке и т. д. О какой последовательности социалистических преобразований может идти в таком случае речь?

А как вам нравится фраза: «…империалистические страны, где рабочие подкуплены и не являются более революционной силой». Среди многих коммунистических идеологов в последнее время приобрела популярность идея о так называемом «подкупленном и зажравшемся» западном пролетариате. Мол, пролетарии стран «Золотого Миллиарда» вместе со своими буржуями дружно участвуют в ограблении всего остального мира и поэтому утратили свою революционную сущность. Другими словами, это означает, что мало того, что западные буржуи платят своим пролетариям сполна за произведённую продукцию, так они ещё и делятся долей прибавочной стоимости, выкачанной из пролетариев других стран?!.¹⁰ На самом деле политэкономическая теория и мировая практика говорит о другом. Пролетарий всегда получает меньше того, что он произвёл.¹¹ А то, что стоимость рабочей силы в одних странах выше, чем в других, так это определяется историческим развитием производства и потребностей. О том, что западный пролетариат — мощная, организованная сила, способная на коренные преобразования, свидетельствуют: забастовка на заводах Рено (Бельгия, 1996 г.), война дальнобойщиков во Франции (1997 г.), забастовки испанских и английских докеров (1997 г.), выступления австралийских судоремонтников (1998 г.), всеобщая забастовка в Израиле (1999 г.), забастовка программистов на Microsoft (1999 г.) и т. д. и т. п. Примеров ещё масса.¹²

А насчёт перерастания экономической борьбы в борьбу за коммунистическую революцию, так это и есть прямая и основная задача коммунистической партии — соединение рабочего движения и марксистского мировоззрения. Т. е. не экономическая борьба сама по себе должна перерастать в борьбу за коммунистическую революцию, а марксистская рабочая организация посредством пропаганды должна направить её в революционное русло.

Непонятно, откуда взят тезис об «абсолютном Добре и абсолютном Зле». Ещё раз хочется напомнить — не приписывайте нам своих собственных измышлений. Буржуй — такой же заложник экономических отношений, что и пролетарий, с той лишь разницей, что ему относительно комфортно и уютно находиться в таком положении, в отличие от пролетария. Только и всего. О каком добре или зле идёт рассуждение, если по уши в необходимости находимся мы все. А вылезти и отмыться от этого всего в интересах и по силам не буржую, которому тепло и хорошо, а пролетарию, которому неуютно и плохо. И спасибо, что разрушили наши иллюзии насчёт буржуазии. А мы-то и не знали, что они разные бывают. Беда только в том, что все их внутренние противоречия и разногласия забываются, как только возникает реальная угроза первооснове их существования — частной собственности. И этой угрозе они противопоставят все силы и все возможности, какие только найдут (вспомните гражданскую войну в России).

О революции, социализме и коммунизме.

У классиков нигде не было чёткого деления между этими понятиями. Полистайте как-нибудь на досуге «Анти-Дюринг» или «Государство и революцию», и вы обнаружите, что одно и то же явление обозначается то коммунизмом, то социалистической революцией, то коммунистической революцией. Это уже начиная с 20‑х годов, когда октябрьский переворот (это терминология Ленина, а не наша прихоть) был возведён в ранг Великой Социалистической революции, жрецы от марксизма начали придумывать новые формации, ступени развития, исторические этапы и т. п.¹³ Понятно, что когда подгоняешь теорию под получившиеся результаты, приходится придумывать новые положения, вместо того, чтобы провести анализ полученных результатов на основе действующей теории.

Но речь идёт об основной теории, а не о гипертрофированных догматах, наросших на этой теории благодаря «творческому развитию».

По Марксу, коммунистическая революция (она же — коммунизм и она же социализм) — это цепь последовательных преобразований общественного устройства, в результате которого коренным образом изменяется основа существования этого общества. Политический переворот (которым вы почему-то хотите подменить всю суть революционных преобразований) есть всего лишь необходимый этап этой революции. Социализм или коммунизм — это не общественный строй, «коммунизм для нас не идеал, к которому нужно стремиться, под коммунизмом мы понимаем действительное движение, уничтожающее теперешнее состояние»¹⁴, это процесс уничтожения прежнего характера деятельности (труда) и опосредующих его отношений, топящих человека в необходимости. Коммунизм — это освобождение в человеке творца и хозяина собственной истории.

Коммунизм не начинается тогда, когда уничтожены классы, государство, эксплуатация человека человеком, коммунизм на этом заканчивается. Заканчивается коммунистическая революция, полностью и последовательно прошедшая через цепь организованной борьбы пролетариата за взятие власти, политического переворота, диктатуры пролетариата, социалистических (коммунистических) преобразований.

Фраза о продолжении классовой борьбы (в иных формах) и при социализме говорит о непонимании сути. Раз существует классовая борьба (неважно, в каких формах), значит, существуют классовые противоречия и предпосылки для этих противоречий, а именно — отношения частной собственности (поскольку классы и характеризуются по отношению к собственности. Иных критериев классового деления не существует. Чем такой «социализм» отличается от капитализма? А термин «полный коммунизм» у вас в лексиконе появился, наверное, после «социализма в основном» у Сталина.¹⁵ Ребята, вы смело критикуете основополагающие моменты марксистской теории, и совершенно без анализа принимаете упрощения и изменения, которыми эту теорию щедро дополнили, пытаясь подогнать её к действительности. Поэтому неудивительно, что у вас вызывает недоумение тот факт, что организации и движения, основной социальной базой которых является мелкая и разорившаяся буржуазия, а также люмпены (сельская и городская герилья именно такой винегрет из себя и представляют), в марксистской терминологии обозначаются мелкобуржуазными. И почему у вас «величайшие попытки построения социализма» ограничиваются датами смертей вождей? Или ваш научный анализ ограничен вашими святынями, а попытка подвергнуть сомнению святой догмат объявляется утопией?

С таким коновальным «последовательным научным анализом» мы всегда будем бороться. Поэтому в конце отмечу ещё одно расхождение между нами и вами: в отличие от вас, у нас нет идеалов, нет ничего святого. Впрочем, вы могли бы нас в этом разубедить, если в дальнейшем вместо фраз типа «…мы вслед за Мао…» будете приводить действительное научное обоснование.

Примечания
1. Нетрудно убедиться, что автор переиначивает формулировки из критикуемого письма. Тт. Жутаев и Селивёрстов прямо говорили о «диалектике» «в её вульгарном понимании», недоумение у них вызывал не классовый подход, а напротив — подмена догмой классового анализа конкретных обществ, а «абстрактным» обругали много что, но не понятия нормы прибыли и нормы прибавочной стоимости.— Маоизм.ру.↩
2. Разумеется, изменились не законы, но глубина и широта их понимания.— Маоизм.ру.↩
3. Чего никто не делает. Товарищи лишь указали «моменты марксизма, которые[, по их тогдашнему мнению] безнадёжно устарели или требуют тотальной переработки».— Маоизм.ру.↩
4. Однако, это и правда так. Точнее говоря, со времён Ньютона были ограничены условия применимости его законов.— Маоизм.ру.↩
5. Т. 39, стр. 352.↩
6. Конечно, не первый. Один из известнейших основателей атомистики, Демокрит Абдерский, скончался, когда Аристотель был ещё подростком, а основы учения ещё раньше заложил его учитель Левкипп.— Маоизм.ру.↩
7. Гегель, т. 4, стр. 2.↩
8. Маркс, Энгельс. ПСС, т. 20, стр. 445.↩
9. Т. 37, стр. 394.↩
10. Не совсем. На самом деле, подкуп пролетариата — процесс, прекрасно известный ещё со времён Маркса и Энгельса,— совсем не обязательно означает полную, а тем более избыточную «компенсацию» всем рабочим извлекаемой из них прибавочной стоимости. Для того, чтобы этот фактор имел значение, достаточно частичного подкупа части рабочих, хотя действительно в современных империалистических странах он приобрёл сравнительно широкий характер.— Маоизм.ру.↩
11. Это верно, но не имеет того значения, которое пытаются вложить в это утверждение авторы. Из того, что «пролетарий всегда получает меньше того, что он произвёл» не следует, что всякий, кого мы обозначили как пролетария, «всегда получает меньше того, что он произвёл», а совсем наборот: что если кто-то не «получает меньше того, что он произвёл», то это, наверное, всё-таки не пролетарий.— Маоизм.ру.↩
12. Тут следует заметить, что с одной стороны, авторы только что признавали, что революционность в определённой ситуации могут проявлять и непролетарские группы, а с другой,— что никаких «коренных преобразований» в перечисленных случаях не произошло. Перечисленные примеры вполне могут быть описаны как борьба рабочей аристократии за передел империалистических сверхприбылей.— Маоизм.ру.↩
13. Да ничего подобного. Вот как раз в «Государстве и революции» рассматривается именно вопрос о различии и своеобразии фаз коммунистического общества. А о совершении — пусть ещё и не в терминах «Великой Социалистической», но вовсе и не какого-то заурядного переворота — «рабочей и крестьянской революции, о необходимости которой всё время говорили большевики» объявил Ленин, собственно, в день этого самого переворота.— Маоизм.ру.↩
14. К. Маркс, Ф. Энгельс, СС., т. 3, стр. 34.↩
15. Неожиданно становится совершенно ясно, что люди, которые только что в поучающем тоне ссылались на «Государство и революции», содержания этой работы не помнят даже приблизительно, поскольку именно растолкованию полного коммунизма в неё посвящён особый раздел.— Маоизм.ру.↩