Демократия — это не что-то абсолютное и универсальное, это всегда система правил на некотором заданном и ограниченном поле. С этого поля всегда исключены какие-то люди и идеи. Наиболее явственным это было в условиях античной демократии, когда из демократического процесса исключалась огромная масса рабов, неимущих и женщин. Но это для нас сейчас является очевидным ограничением, современники никакой искусственности в таком исключении не видели. Также и мы сейчас можем не замечать множества ограничений, действующих в нынешних демократиях.

Эти ограничения могут быть открыто установленной правовой мерой и в определённых обстоятельствах способны совершенно обессмыслить формальные демократические свободы. Какой прок в свободе выбора из множества мельчайших оттенках одного и того же, если закрыта всякая возможность для действительно значимой альтернативы?

К примеру, в необандеровской Украине (демократию в которой кое-кто расхваливал¹) могло быть сколько угодно имитированной демократии на отведённом под неё поле. Однако главные вопросы в этой стране — национальный и классовый, и они-то на этом поле категорически исключены! Коммунисты и по существу вообще все левые маргинализированы и запрещены, русские партии маргинализированы и запрещены. Демократия если и цвела, то исключительно для фашизоидной тотальности.²

Ограничить в пользовании демократии можно не только прямым — фашистским или облечённым в законную форму — насилием, но и множеством более тонких практик. При попытке продвижения неодобряемых правящими классами идей вы можете подвергнуться остракизму, гонениям или, как сейчас с фальшивым изяществом выражаются, «отмене», или же просто замалчиванию. Вы или ваша потенциальная аудитория могут быть лишены возможности к осознанному политическому выбору или действиям вследствие неосведомлённости или ложной осведомлённости — а информационная машина «естественным образом» находится в руках тех, у кого есть капиталы на её поддержание. Вы можете не ныть, что у вас нет газет и телеканалов, но вы никуда не денетесь от того факта, что для занятий политикой через эти ваши общедоступные интернеты тоже требуется свободное время, а следовательно источник пропитания. Но даже если ограничения удаётся преодолеть или обойти…

В богатых империалистических странах с преобладанием рабочей аристократии, например, США или Тайване (демократию на котором кое-кто расхваливал³), этот спектакль не имеет особенного смысла. Конечно, их гражданам интересна борьба за передел империалистических сверхприбылей, но главное противоречие в таких странах не внутреннее — на внутренние противоречия они до некоторой степени допущены повлиять,— а внешнее, в котором значительная их часть, если не большинство объективно оказывается союзниками своих боссов. А на международной арене эти страны — образец антидемократизма. США охотно применяют международные институты для ограничения соперников, но никогда не позволяют ограничивать себя⁴. Тайваньский сепаратистский режим, с опорой на тот же империализм США, противится принятию волю подавляющего большинства китайского народа и воссоединению страны.

Парадоксальным образом, в угнетённых странах формальная демократия также может не играть особой роли — если только они уже добились национальной независимости. Воспользовавшись демократией и придя к власти коммунисты (или социалисты) вынуждены проводить примерно ту же политику, что и национальная буржуазия — просто потому, что в бедных, отсталых и лишённых поддержки условного СССР странах не разгуляешься. Примером тому Непал.⁵ Демократия в таких странах может быть даже использована для замены режима национальной буржуазии на режим компрадорской буржуазии. Этим, к примеру, угрожает сейчас народу ЮАР прозападная партия предателей «Демократический альянс». С другой стороны, несомненно, что ограничивая демократию под этим предлогом, правящий класс может наращивать угнетение трудящихся, а то и сам разлагаться и сползать к компрадорскому режиму. Значение демократии в таких странах зависит от того, чего с её помощью можно достичь, для чего она применяется и в чьих она руках — революционного пролетариата или компрадорских либералов.

Смысл демократии в осуществлении общественного прогресса. Если кажется, что демократия есть, а воспользоваться ею для улучшения жизни некому или никак, считай, её нет. У демократии нет никакой самоценности.

1. «В Украине сохраняется борьба мелкобуржуазной демократии, в Украине продолжают, в ином виде, жить коммунисты, в Украине существуют независимые профсоюзы и демократические выборы. Смертью буржуазной демократии и не пахнет» (Дмитрий Климов. Социал-шовинизм и социал-пацифизм гражданина Торбасова).↩
2. Таково было положение прежде. Теперь-то выборов в Украине нет, а самым острым вопросом является вопрос о мире, и поборники мира преследуются едва ли не более свирепо, чем коммунисты и русские активисты (тем более, что это часто одни и те же люди).↩
3. «…Режим на Тайване сегодня обычный буржуазно-демократический. …На Тайване, по-видимому, у [рабочих] всё же больше возможностей[, чем в КНР,] создать независимые профсоюзы и отстоять свои права… В современном Тайване также лучше обстоят дела с буржуазно-демократическими правами» (Николай Светлов. Империалисты, руки прочь от Тайваня!).↩
4. Как выразился Майкл Помпео (вслед за Обамой, Клинтон и т. п.), «наша [страна] — уникальная, исключительная страна».↩
5. У нас в России было подобное положение в 1990‑х, когда, как сказал в одном интервью Дмитрий Костенко, «гавкать можно было сколько угодно» — именно потому, что это ничего за собой не влекло. Чтобы у демократии был предмет, нужны национальный суверенитет и экономика, иначе это не более, чем игра в бирюльки.↩