С тех пор, как диалектика была принята Марксом и Энгельсом как коммунистическая теория, вокруг неё было множество споров (как вы можете себе представить). Полагаю, Бадили ссылается на хорошо известную схему тезис — антитезис — синтез, когда пишет:

«Отрицание отрицания. Иногда это называют идеей синтеза, тезиса и антитезиса».

Тут Бадили продвигает две схемы, происходящие от гегелевской философии и связанные с предположениями неизбежности и телеологией, которые, думаю, нужно отбросить как устаревшие.

Мао противостоял идее «отрицания отрицания»⁶ (как и тенденции выдвигать «переход количества в качество» таким образом, который служит градуализму). Думаю, мы должны не отвергать это суждение Мао, а принимать его как родное для нас усилие подорвать реформистское мышление в коммунизме.

Откровенно говоря, меня поражало, когда я видел, кто выдвигает эту конкретную схему «тезис — антитезис — синтез». В моей политической жизни я в основном сталкивался с ней, когда некоммунисты (и антикоммунисты) «учили» студентов, «во что верят коммунисты». А мы, коммунисты (по моему опыту), всегда сразу говорили, что это фальсификация, это попытка навязать максистам сырую версию гегелевской диалектики — не беспокоясь о том, что мы, марксисты, в действительности говорили. Эта «триада» выдвигалась в философских курсах колледжей, рисовавших марксизм как нечто безжизненное и схематичное, и скорее сознательно отрицавших и отвергавших вклад в коммунистическое мышление современных марксистов (особенно Мао и маоистов).

Разногласия насчёт тезиса — антитезиса — синтеза возникают среди маоистов относительно всей этой концепции: как выглядит развитие противоположностей, как выглядит разрешение их противоречия и, странно изолированным образом, что представляет собой их функционирование.

Маоисты (во времена Мао) в своей философской борьбе настаивали, что конфликты и противоречия обычно не разрешаются (смягчаются) через слияние. И что это не задача коммунистов постоянно искать «золотую середину». Иначе говоря, они возражают представлению, что конфликты противоположностей должны разрешаться каким-то их смешиванием в синтезе,— а описывают разрешение противоречия как «один съедает другого».⁷

Теория «двух в одно» в Китае связывается с ранними нереволюционными формами диалектики (основывается на них, отсылает к ним),— которые выбирали своей целью великую гармонию. Это представление о разрешении имело великое влияние как среди китайских националистов, так и коммунистов, на ранних этапах их революции. И только позже, в определённый момент развития социалистической революции, Мао стал всё более явно критиковать представление, что коммунизм — это своего рода великая гармония, наступающая после классового конфликта.

Теория «соединения двух в одно» это не просто «некоторые вещи сливаются и соединяются». Это активный призыв к «соединению» — т. е., спор идёт о том, как субъективный фактор (т. е. сознательно действующие люди) должен обращаться с противоречием. Один из источников, показывающих как этот вопрос ставился во время Великой пролетарской культурной революции,— это сочинение «Теория „соединения двух в одно“ — реакционная философия реставрации капитализма». Эта теория (принятая на вооружение и продвигавшаяся китайскими каппутистами в 1950-х и 1960-х) ныне превратилась (в руках этих, увы, победителей) в непрестанные кампании новых постмаоистских правителей Китая за гармонию и «гармоничное общество»⁸ (при капиталистическом общественном порядке, пронизанном угнетением и сопротивлением). Из теории для смягчения классового конфликта при социализме она стала системой для смягчения классового конфликта при капитализме.

Противоположности не возникают как «реакция» на исходный тезис. Эта схема часто связывается с идеей, что противоречие возникает, когда тезис производит реакцию (свой антитезис) на определённой стадии развития, противостоящей ви́дению полюсов противоречия в постоянном соперничестве — с начала процесса (и некоторым образом даже прежде).

Развился ли пролетариат как реакция на промышленную буржуазию? Как антитезис? Или они родились вместе в том процессе, что зовётся капитализмом, когда он возник из предшествующего процесса, и как его классы, возникшие из предшествующих классов?

Эта критика схемы «тезис — антитезис — синтез» включает ряд моментов.

Во-первых, является ли разрешение противоречия слиянием противоположностей в синтезированное единство?

Этот конфликт вокруг синтеза возник в борьбе линии Сталина с Бухариным по вопросу, организовывать ли новые кампании классовой борьбы. Этот спор был связан с философским аргументом, чтопротиворечие возникает только в какой-то момент процесса. Он всплывал и в других местах, например, в метафоре Троцкого о «равнодействующей»⁹. И тот же конфликт проявляется в острой борьбе в Китае по вопросу, следует ли «укреплять новую демократию» или продвигать социалистическую революцию¹⁰ — должна ли классовая борьба в Китае скончаться естественным путём, улечься, или же она будет прорываться всё новыми способами для разрешения новых и обостряющихся противоречий?

Во-вторых, эта модель весьма схематична и привязана к понятию типичного движения. Сама структура тезис — антитезис — синтез включает изолированные единичные противоречия таким метафизическим образом, какой невозможен в реальности. Эта схема воспитывает в людях взгляды, упускающие непредсказуемость. Здесь не хватает как места для случайности, так и структуры для комплекса прочих противоречий (включая внешние). Иначе говоря, эта схема (по понятным причинам) тесно связана с понятиями типичного или неизбежного движения — как если бы определённые противоречия «типично» разрешались конкретным образом.

Один из способов, которым это проявляется в публичной дискуссии: люди, которые видят перемены в терминах «тезис, антитезис, синтез», иногда говорят о «диалектике истории»¹¹ (единичной) как если бы наши человеческие события были частью одного огромного разворачивания некоего единого, определённого и предвидимого процесса. Маоисты с иными представлениями говорят о диалектиках¹² природы и общества (множественных), что предполагает великое множество сложных взаимодействий с много меньшей предсказуемостью и пророческим предвидением.

Коротко говоря, эта схема «тезис, антитезис, синтез» тесно связана с преуменьшением роли противоречия, пронизывающей вещи и процессы, и различными видами фатализма¹³ и телеологии, привнесёнными в коммунизм из иной философии — и над избавлением от которых работают многие современные коммунисты.

В китайском революционном движении была дискуссия о двух противоположных ви́дениях диалектик: теории одного («два становятся одним») и маоистской теории двух («одно становится двумя»).¹⁴

Бадили Джонз продвигает теорию одного,— которую китайские маоисты связывали с ревизионизмом, реформизмом и капиталистической реставрацией.

В своём сочинении он даёт два примера схемы тезис — антитезис — синтез:

«Например, идея „единство — борьба — единство“ или „практика — теория — практика“. Начиная с единства и применяя противоположность борьбы мы в идеале придём не на тот уровень единства, с которого мы начали, но на высший уровень. Проще говоря, это значит, что перемены не ходят по кругу и не линейны, а носят более или менее циклический характер».

Ни одна из этих маоистских концепций не является примером (или применением) идеи тезис — антитезис — синтез.

Когда противоречивые части существующего единства вступают в борьбу, они разрешаются, когда одна сторона съедает другую. Или, точнее говоря, наилучшее разрешение — это когда неправильные идеи съедаются более правильными идеями — такова наша цель в борьбе.

Вопрос «практика — теория — практика» более сложен (и я надеюсь вернуться к нему в будущем) — но для наших целей достаточно сказать, что результирующая практика не есть «синтез» предшествующей практики и теории. Это просто не примеры этой схемы.

В свои три части диалектической логики Бадили включил следующее:

«Количественные изменения переходят в качественные».

А так ли это? Правда ли малые количественные изменения (добавления, приращения, минишаги) выстраивают и (со временем) «переходят в» качественную перемену? Так ли случаются большие перемены?

Замечание: Формулировка Бадили примечательным образом отличается от казалось бы подобных коммунистических обсуждений этого вопроса. Сравните, например, с известной фразой Сталина:

«Количественные изменения ведут к качественным изменениям»¹⁵.

Имеет ли значение это кажужееся небольшим различие в формулировках?

Не превратил ли Бадили диалектику из теории качественных скачков в теорию постепенной перемены?

Обратите внимание на приведённый Бадили пример поездки в Нью-Йорк. Это верно, что при линейном путешествии каждая маленькая количественная перемена внезапно складывается и (бинго!) вот вы уже пересекаете границу Нью-Йорка. (Один шаг следует за другим, пока путешествие не заканчивается.) Но применим ли этот пример к, скажем, общественным переменам? Действительно ли мы делаем один маленький шаг за другим, пока вдруг не обнаруживаем себя дошедшими до места — и освобождёнными?

Есть ли это ви́дение «количественные изменения переходят в качественные» то, что мы должны продвигать среди организаторов сообществ? Зачастую организаторы сообществ в сфере НПО уже думают, что постепенные реформы мало-помалу перерастут в улучшение условий… Разве диалектика на самом деле это не путь понимания, что для больши́х радикальных перемен нужны скачки и разрывы, т. е. революции?

Является ли формулировка Бадили той же, что и концепция, согласно которой количественные изменения ведут к качественным изменениям (т. е. качественное изменение — это большой скачок, но базис его возникновения лежит прежде самого скачка)?

По всему этому сочинению Бадили рассыпаны тонкости формулировок, утверждающих расплывчатое понятие «изменения» вместо скачков в состоянии (т. е. революции). Это обсуждение перемен, но не разрешения противоречий через скачки и конфликты.

Но достаточно ли отстаивать расплывчатое понятие изменения? Чем это отличается от «Перемен, в которые мы можем поверить»¹⁶ Обамы?

Сам Бадили в своём сочинении задаётся вопросом: «Какое отношение это имеет к организации?». Это действительно стоит обсудить.