Во время обыска на квартире бежавшего «предателя» маршала Линь Бяо (1907–1971), который был министром обороны КНР, единственным заместителем Председателя ЦК КПК и официально именовался преемником Председателя Мао, были обнаружены многочисленные вырезки и выписки из классических конфуцианских текстов, которыми Линь Бяо якобы обменивался со своими единомышленниками.

Сторонники Мао Цзэдуна не могли не использовать столь весомую улику для «уличения» в реакционности не только Линь Бяо, но и самого Учителя Куна. Тем более что для борьбы с культурным наследием последнего имелась весомая причина. Мао Цзэдуну давно было необходимо искоренить из сознания народа те конфуцианские представления, которые были несовместимы с его идеалом правителя и кадрового коммунистического работника. Его давно тревожила традиционная прочность семейных связей, определяющая роль семьи, старшего поколения во многих вопросах. Почтительность к родителям, уважение старших по возрасту всегда была одной из отличительных черт китайской нации, в чём была немалая роль Конфуция, одним из основных постулатов учения которого была идея сяо — «сыновьей почтительности». В условиях маоистского режима, стремившегося подчинить личность и порвать традиционные семейные связи, национальные стереотипы стали мешать воспитанию нового поколения. И если ранее донос на родителей был объявлен похвальным деянием, то теперь полной трансформации подлежали все «лишние» моральные устои китайского общества.

С самого начала компании активное участие в критике Конфуция и восхвалении легистов принял отражавший взгляды выдвиженцев «культурной революции» новый журнал «Сюэси юй пипань» («Учёба и критика»), ставший выходить с октября 1973 г. в Шанхае. Кроме того, активную роль в разжигании кампании играл «Вестник Пекинского университета», а также выступавшие под псевдонимом авторы Пекинского университета, университета Цинхуа и других образовательных учреждений. Чуть позже, в начале 1974 г., в активную «полемическую» работу включился и «Журнал литературы, философии и истории», авторы которого с яростной критикой обрушивались на «буржуазного карьериста, заговорщика, двурушника, изменника и предателя Линь Бяо» и его духовного учителя Конфуция, который в своё время «проявил показательную реакционность, выступив за сохранение разлагающегося рабовладельческого строя». В конце 1973 г.— начале 1974 г. начинается второй этап кампании, когда в качестве основных критиков Конфуция выступали широкие народные массы. В высших учебных заведениях были организованы специальные курсы, готовившие программы критики отдельных положений Конфуция, использованных Линь Бяо. Десятки тысяч рабочих и крестьян проходили обучение на этих курсах, пополняя ряды «теоретиков-марксистов». Вовлечение низших слоёв стимулировалось откровенным заигрыванием с широкими массами: в китайской печати всё чаще стали цитировать изречение Мао, что «низшие и малые — самые умные. Высшие и почитаемые — самые глупые». Были выпущены десятки брошюр, критикующие те изречения Конфуция, которые использовались Линь Бяо. Миллионными тиражами с ценой в один фэнь распространялись лубочные издания, представляющие собой упрошенный критический комментарий к изречениям Конфуция. В годы кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» был прерван начавшийся в 1970—1971 годах учебный процесс в школах и вузах страны. Учебные программы снова осуждались за недостаточное внедрение «правильных идей». Конфуция порицали за то, что он заставил китайских школьников читать книги, а не работать в поле, что он пропагандировал идею «выращивания талантов», вместо того, чтобы учить, как выращивать овощи. Отсюда следовало, что идеи Конфуция, которые разделял Линь Бяо, мешали слиянию школьников с рабоче-крестьянскими массами. Конфуций осуждался за то, что он якобы пытался прививать учащимся дух уважения к прошлому, старался воспитать духовную аристократию. Репутация Учителя как «вечного просветителя», как «вечного образца для всех учителей» была объявлена искусственной.

Якобы восхваление педагогических идей Конфуция делалось с целью проведения ревизионистской линии, чтобы «выхолостить классовость пролетарского просвещения». Лю Шаоци, Линь Бяо и им подобные якобы «хотели превратить наши учебные заведения в места подготовки буржуазной смены». Угроза эта не исчезла, поскольку несмотря на то, что «старая буржуазная, ревизионистская система превращения трещит по всем швам, однако, в процессе своего развития новое непременно сталкивается с упорным сопротивлением старой идеологии, старых традиций и старых привычек»¹.

Об уровне «народной критики» можно судить по статье «Что за человек этот Конфуций», написанной студентами Пекинского и Циньхуанского университетов (так называемой «группой большого разоблачения») и помещённой в журнале «Хунци» под рубрикой «Критика Линь Бяо, критика Конфуция. Против ревизионизма, воспрепятствовать ревизионизму». Статья гласила:

«Старикан Кун, этот тип, во-первых, не понимал революционной теории, во-вторых: он не умел заниматься производственным трудом, был начисто лишён каких-либо талантов и являл собой большой мешок, наполненный трухой… Его знания производства равнялись нулю… Трудовой люд взирал на старикана Куна как на крысу, перебегающую улицу, которую все гонят и бьют».

Согласно развернувшейся пропаганде, все крестьянские восстания — от Чэнь Шэна и У Гуана до восстания тайпинов и ихэтуаней — были направлены на достижение единой цели — сокрушить Конфуция. Журнал «Хунци», признавая, что рабы и крестьяне в силу своей классовой ограниченности не могли полностью распознать реакционную сущность «паразита Конфуция», утверждал, что эту историческую задачу смог выполнить пролетариат, который нанёс смертельный удар по конфуцианству. Конфуцианский принцип человеколюбия был назван одним из источников «затухания классовой борьбы» и теории «классового примирения».

Однако организаторам кампании казалось, что для большего эффекта с критикой Конфуция должен выступить специалист в изучении конфуцианства, сторонник идей Конфуция, обладающий признанием мирового масштаба. Выбор пал на профессора Фэн Юланя, оставшегося на материке идеолога Гоминьдана и творца «нового неоконфуцианства». Уговорить старого профессора отказаться от своих привычных оценок было под силу лишь оппоненту, обладающему не только верховной властью, но и таким же авторитетом. После нескольких ночных бесед с Мао Цзэдуном Фэн Юлань публично, на страницах «Жэньминь жибао», пересмотрел свои взгляды. Покаяния учёного имели ошеломительный резонанс: в Японии выступление Фэна сравнили со взрывом атомной бомбы². Фэн Юлань стал советником наиболее радикальной группировки (Группы/Пролетарского штаба по делам культурной революции при ЦК КПК, 1966—1976 гг.), в которую входила и Цзян Цин (жена Мао Цзэдуна), развернувшей известную кампанию «прикрыть лавку Конфуция», «критики Конфуция и Линь Бяо» и «за упорядочение стиля», апеллируя к легистской («фацзя») традиции. Кампания сопровождалась прямой апелляцией к авторитету Цинь Шихуанди, который в Китае ещё с времён «культурной революции» становится одним из главных национальных героев³, а легистское учение Шан Яна (390—338 гг. до н. э.) превозносилось вследствие того, что принятые на его основании императором-даосом Цинь Шихуанди законы обеспечили народ счастливой жизнью в течение десяти лет: никто не присваивал утерянные на дороге вещи, не было ни бандитов, ни воров, каждая семья, каждый человек пользовались достатком⁴.

Предателю Линь Бяо, например, вменялось в вину «соглашательство» с позицией Конфуция, проповедовавшего мораль, человечность, честность, преданность и заботу о других, в то время как необходимы были «революционное насилие» и «диктатура пролетариата», а также сыпались обвинения в придерживании Линь Бяо и его сторонников тактики последующих конфуцианцев (Чэнь Хао, Чэнь И, Чжу Си) «чжунъюн» — «держаться золотой середины» в условиях борьбы между «красным знаменем идей Мао» и ревизионизмом советских социал-империалистов⁵, а то и вообще обвинялись в капитулянтской позиции перед СССР, по аналогии с конфуцианцами периода западной ханьской династии в их отношении с северными племенами⁶, в то время как легисты решительно выступали за усиление подготовки к войне, ратовали за то, чтобы «войной уничтожить войну»:

«…Конфуцианцы нападали на „войну сопротивления“ сюнну, называя это отказом от принципов добродетели и решением проблем военным путём. Они говорили, что нет коренных причин для столкновения и во всём обвиняли нескольких влиятельных придворных, которые настраивают императора на войну, утверждая, что она неизбежна. Они вопили, что война сопротивления гибельна для государства, для нас бесполезны земли на границе, большая армия ложится невосполнимым бременем на народ. Они предлагали отозвать войска и прекратить столкновение на границе. Конфуцианцы утверждали, что между двумя великими государствами должно быть согласие и предлагали уничтожить оборонительные сооружения на границе и начать переговоры с сюнну на основе взаимовыгодных условий. Кроме того, они хотели заключить реакционный политический союз с сюнну-агрессорами»⁷.

Приняв к сведению, что в июле 1973 года Мао Цзэдун критиковал работу МИД, находившегося в подчинении Чжоу Эньлая, а в декабре высказал критические замечания по деятельности Военного совета ЦК КПК под руководством Е Цзяньина, Цзян Цин решила воспользоваться этим и направить остриё своих нападок на Чжоу Эньлая и других ветеранов революции. В одном из своих выступлений она откровенно заявляла, что «в настоящее время имеется один солидный последователь Конфуция» и этого «современного конфуцианца необходимо раскритиковать»⁸. В начале 1974 г. Цзян Цин заявила: «И сейчас имеется крупный конфуцианец. Это не Лю Шаоци и не Линь Бяо». В статье «Что за человек Конфуций», напечатанной в седьмом номере 1974 г. журнала «Хунци», рисовался такой портрет древнего мудреца, который напоминал читателю портрет Чжоу Эньлая. Исторические факты в ней были извращены для придания портрету Конфуция большего сходства с Чжоу Эньлаем. Так, в указанной статье Конфуций представал в возрасте 71 года (столько лет в то время было премьеру Госсовета КНР). Он был тяжело болен, что также заставляло вспомнить Чжоу Эньлая, а если читатель был хорошо знаком с древней историей, то он знал, что Конфуций в этом возрасте не болел. Чтобы портрет Конфуция обладал ещё бо́льшим сходством с Чжоу Эньлаем, упоминалась «негнущаяся рука», о которой знали все, кто видел китайского премьера⁹.

Премьер-министр КНР Чжоу Эньлаю в хунвэйбиновских изданиях (дацзыбао) обвинялся в принадлежности к чиновной прослойке («шэньши») феодального класса, а также указывалось, что родовое имя премьера тождественно (одинаковые иероглифы) с названием реакционной династии Чжоу (ⅩⅠ–Ⅷ вв. до н. э.), сторонником реставрации которой был Конфуций. В течение нескольких дней и ночей Чжоу Эньлай был осаждён хунвэйбинами в своей резиденции и ему стоило немалого труда убедить ворвавшихся к нему молодчиков в том, что он проводит именно «линию председателя Мао». Стены Пекина были исписаны призывами «заживо сжечь Чжоу Эньлая», «размозжить собачью голову чёрного бандита Чжоу» и пр., по распоряжению Цзян Цин была арестована и впоследствии замучена в тюрьме приёмная дочь Чжоу Эньлая актриса и режиссёр Сунь Вэйши¹⁰.

Такая скрытая и в то же время целенаправленная травля Чжоу Эньлая не была случайной. После смерти Линь Бяо премьер-министр Государственного Совета КНР взял инициативу в свои руки и инициировал программу «критики ревизионизма и исправления стиля работы», во время которой опять-таки предполагалось возложить вину за перегибы «культурной революции» на Линь Бяо (который изображался как «левоуклонист») и вернуть политическое и экономическое развитие КНР как минимум на уровень 1966 г. Однако критика «левизны», стремление вернуть на руководящие посты «старую гвардию», в частности Дэн Сяопина, не могла не насторожить выдвиженцев «культурной революции», легитимность пребывания у власти которых отныне ставилась под сомнение. Именно такие политические реалии заставили их сгруппироваться вокруг Цзян Цин, которая не намеревалась без боя сдавать занятые позиции¹¹.

Российский исследователь Лев Делюсин полагал, что на местах пассивно, формально относились к кампании «критики Линь Бяо и Конфуция», саботировали её. Подобный вывод исследователь делал, исходя из того, что в «Жэньминь жибао» и «Хунци» периодически появлялись статьи, из которых было видно, что в Пекине не удовлетворены ходом кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» на местах.

«Не случайно поэтому, что время от времени из Пекина раздавались жалобы и упрёки по адресу тех, кто пытался изменить направление кампании и придать ей иные формы, иные цели. Искажение смысла кампании против Линь Бяо и Конфуция сочеталось с попытками сорвать её путём формальных открытых заявлений о важности этой кампании, а на практике — свернуть её и заняться решением конкретных дел. Наконец, находилось немало и таких работников, которые просто устали от бесконечного выкрикивания бессмысленных лозунгов»¹².

Подобной точки зрения придерживается и видный российский синолог В. Н. Усов, по сведениям которого инициатива созыва массовых митингов была на местах встречена прохладно. Её проигнорировали 11 парткомов провинциального уровня, парткомы 7 больших и 16 провинциальных военных округов, 14 провинциальных комитетов КСМК, федерации союзов и федерации женщин 13 провинций¹³. Однако при рассмотрении западной историографии становится очевидно, что взаимоотношения между центральной и местной властью выглядели далеко не так однозначно. Американский исследователь Кейт Форстер, подробно рассматривая компанию «Критики Линь Бяо и Конфуция» на конкретном примере провинции Чжэцзян, используя в качестве источников региональную периодику времён компании, пришёл к выводу, что между двумя уровнями власти, центральным и местным, в указанный период соблюдался баланс, а случаи неподчинения местных органов управления центральному правительству скорее являлись исключением, нежели правилом¹⁴.

Ещё раньше с резкой критикой конфуцианства, против его понятий о честности и целомудрии, против моральных принципов политики выступил китайский марксист и руководитель КПК в начале 20-х гг. ⅩⅩ в. Чэнь Дусю: «…Защищая демократию, нельзя не вести борьбы против конфуцианства»¹⁵. И далее: «…Если мы будем строить государство и общество на базе конфуцианских принципов… …это означает, что не нужно ни республиканской конституции, ни реформы, ни новой политики, ни нового образования, напрасно тогда была пролита кровь за революцию, за парламент и законы. Это означает возвращение к старому режиму»¹⁶. Другой китайский марксист Ли Дачжао также в статьях выступал против попытки включить в текст конституции Китая такую статью: «Нравственное совершенствование соответственно учению Конфуция составляет основу национального просвещения»¹⁷. Также критиковал «людоедскую мораль» Конфуция писатель-марксист Лу Синь: «…Если мы хотим достигнуть прогресса и благоденствия,— писал он,— необходимо окончательно искоренить „двойственную идеологию“. Как ни велика земля, на ней не должно быть места блуждающим»¹⁸.

Вдохновлялась марксистская критика конфуцианства также собственно и фактом существования ранее аналогичной резкой критики со стороны Мо-цзы (468—376 гг. до н. э.) — основоположника собственного учения (моизм)¹⁹.

И т. н. последующая «великая пролетарская культурная революция» также рассматривалась важным этапом этого антиконфуцианского движения. Мотивировал Мао Цзэдун это следующими соображениями.

«…В Китае фабрично-заводская промышленность возникла под воздействием иностранного капитала и империалистической политики колониальных держав, когда низшие формы предпринимательства и капитализма ещё далеко не исчерпали свою историческую роль. Она складывалась в условиях медленного разложения натурального хозяйства, при сохранении докапиталистических и отчасти раннекапиталистических отношений, когда обнищание деревни значительно обгоняло процесс формирования рабочего класса, а отсутствие единого национального рынка предопределяло неразвитость рынка труда. В 20—40-х годах капитализм стал определять жизнь китайских городов, особенно на побережье (в Шанхае, Пекине, Тяньцзине, провинциях Гуандун, Фуцзянь, Чжэцзян, Цзянсу, Шаньдун, Хэбей и Ляонин — О. Г.)… Особенности развития капитализма в Китае определили своеобразие процесса формирования промышленного пролетариата. Первой и наиболее важной специфической чертой этого процесса явилось одновременное существование исторически различных категорий рабочих при сохранении преобладающей их массы в простейших формах капиталистического производств. В составе рабочего класса Китая можно выделить кустарей.., рабочих мануфактур и, наконец, рабочих фабрично-заводской промышленности, или собственно промышленный пролетариат… Рабочее движение не только не выходило за рамки национально-освободительной борьбы всего китайского народа, но и не приобрело самостоятельного общенационального значения… работу в среде рабочего класса вели по преимуществу гоминьдановские и „жёлтые“ профсоюзы, но не КПК… Показательно, что ко времени победы революции только 4 % членов партии считали себя выходцами из рабочих. Слабые связи КПК с рабочим движением не способствовали более чёткому осознанию рабочими своих особых классовых интересов и исторических задач рабочего движения…»²⁰.

В Китае, в отличие от России, буржуазия, хранящая идеалы конфуцианства, как и остальные слои китайского народа, подвергалась гнёту со стороны иностранного империализма и местных феодалов, и поэтому её следует рассматривать как союзника КПК, а не как врага и соответственно не отталкивать её²¹.

Государственный флаг КНР — четыре звезды, расположенные полукругом вокруг большой звезды, символизировавшей КПК, олицетворяли рабочий класс, крестьянство, мелкую буржуазию и национальную буржуазию.

Такую форму сотрудничества классов Мао Цзэдун назвал «новодемократизмом» («синьминьчжучжуи»), указывая на то, что таким образом будет обеспечено свободное развитие частного капитала, а объём иностранных капиталовложений во все отрасли экономики «будет необыкновенно больши́м». Эта доктрина «новодемократизма» была официально провозглашена на Ⅶ съезде КПК в 1945 г.

Начал разрабатывать эту теорию Мао Цзэдун значительно раньше. Ещё в марте 1927 г. он выступил с «Докладом об обследовании крестьянского движения в провинции Хунань», которую запретили к публикованию как выражающую «крестьянский уклон», а Мао Цзэдун на состоявшемся вскоре после этого Ⅴ съезде КПК был даже лишён права решающего голоса, а в 1934 г. даже выведен из состава ЦК. Далее он написал работы «Почему в Китае может существовать красная власть?», «Из искры может разгореться пожар» и др., в которых игнорировал «руководящую роль рабочего класса», пропагандировал тактику создания революционных баз в деревне и завоевания городов методом партизанской войны в противовес тактики вооружённых восстаний пролетариата в центральных городах и т. д., ссылаясь на выдвинутую Коминтерном установку на «революционизацию крестьянства». В 1929 г., в докладе ЦК КПК Мао писал: «…В полуколониальном Китае борьба крестьянства не обязательно потерпит поражение, если ей не руководит рабочий класс. С другой стороны, если развитие борьбы крестьян захлестнёт рабочие силы, это не может повредить революции»²²²³.

«…Китайская революция,— писал Мао в статье „О новой демократии“,— есть, по сути дела, революция крестьянская, нынешняя борьба против японских захватчиков есть, по сути дела, борьба крестьянская. Политический строй новой демократии есть, по сути дела, предоставление крестьянству власти (выделено нами — О. Г.). Новые, подлинные три народных принципа [Сунь Ятсена] — это, по сути дела, принципы крестьянской революции. Культура масс есть, по сути дела, подъём культуры крестьянства»²⁴.

В отчётном докладе Ⅶ съезду КПК 1945 г. Мао Цзэдун изложил следующие основные черты работы в будущем государстве:

«…При новодемократическом государственном строе будет проводиться политика регулирования отношений между трудом и капиталом. С одной стороны, будут охраняться интересы рабочих… С другой стороны, будет гарантировано получение в разумных пределах прибыли от рациональной эксплуатации государственных, частных и кооперативных предприятий. Всё это будет направлено к тому, чтобы как государство, так и частные лица, как труд, так и капитал прилагали совместные усилия для развития промышленного производства»²⁵.

Иными словами, маоцзэдунизм-новодемократизм предусматривал «…не уничтожение частной собственности, а её сохранение». «…Длительное время после победы всё ещё необходимо по возможности использовать в интересах развития народного хозяйства активность частного капитала в городе и на селе»,— такое указание дал Мао Цзэдун в марте 1949 г.²⁶ Соратник Мао экономист Чэнь Юнь (с конца 70-х гг. ⅩⅩ в. занимал должности заместителя председателя Государственного Совета КНР и заместителя председателя ЦК КПК) писал: «…В промышленно отсталом Китае развитие промышленности национальной буржуазией и вкладывание ею капиталов в промышленность длительное время будет прогрессивным и полезным для государства и народа»²⁷. Теоретический журнал КПК «Синь цзяньшэ», говоря о судьбе буржуазии в условиях «диктатуры пролетариата, указывал: «…Мы принуждаем буржуазию к участию в своём собственном освобождении, освобождаем её от позиций эксплуататорского класса. Это только на пользу социализма»²⁸; «…к правым элементам мы не применяем таких мер, как арест и лишение избирательного права, чтобы дать им возможность одуматься и способствовать их расслоению»²⁹. В 1959 г. в честь 10-летия образования КНР было амнистировано 26 тысяч активистов полулегальных и нелегальных буржуазных и контрреволюционных организаций («Союз жизни и смерти», «Наступательно-оборонительный союз» и др.), осуждённых несколькими годами ранее. Также в ходе аграрных преобразований конфискация земли осуществлялась только у «национальных предателей».

За время руководства Мао Цзэдуна 1,2 миллиона бывших фабрикантов и заводчиков были превращены в рантье — получали ежегодно твёрдо установленный процент (5 %) на накопленные путём эксплуатации капиталы, вложенные в государственно-частные предприятия. «…Мы покупаем целый класс,— хвалился Мао Цзэдун.— Чтобы отнять у него политический капитал, необходимо купить его деньгами и предоставить ему высокие посты»³⁰. По подсчётам экономистов, стоимость этих капиталов была возмещена государством к 1965 г., но руководство КПК приняло решение продлить срок выплаты этого процента.

В телеграмме от 8 апреля 1948 г., направленной различным фронтам и в освобождённые районы страны, Мао Цзэдун указывал:

«Не следует опрометчиво выдвигать лозунг об увеличении заработной платы и сокращении рабочего дня», «не следует торопиться с организацией городского населения на борьбу за проведение демократических преобразований и улучшение жизненных условий», «не следует выдвигать лозунг „открыть амбары, чтобы помочь бедным“: не надо допускать того, чтобы у них вырабатывались иждивенческие настроения жить за счёт помощи правительства»³¹.

Правда, предлагалось утешение в том, что «новодемократизм» — это только переходный этап к социализму. «…Под руководством государственной экономики, носящей социалистический характер, через кооперацию, перестраивать индивидуальное хозяйство и через государственный капитализм перестраивать частное капиталистическое хозяйство — вот основной путь превращения новодемократического общества в социалистическое»³², затем подтверждённое в постановлении ЦК КПК «Тезисы о пропаганде генеральной линии партии в переходный период» (декабрь, 1953 г.)³³.

Когда хунвейбины заикнулись о том, что надо покончить с привилегиями буржуазии и отменить курс на замораживание низкого уровня заработной платы рабочих, они тут же прикусили язык. Сверху им твёрдо сказали: цель «культурной революции» бороться не с буржуазией, а с теми, кто, находясь в рядах КПК, выступает против линии Мао Цзэдуна. Даже в Отчётном докладе Ⅸ съезду КПК в апреле 1969 г., рядом с критикой членов КПК, которые «пытались реставрировать капитализм», представители национальной буржуазии были названы «патриотами», «полезными для дела революции». В январе 1979 г. Пленум ЦК КПК принял решение возвратить национальной буржуазии банковские вклады и другое имущество, конфискованное во время «культурной революции». Выплаты компенсации достигали в отдельных случаях 1—3 млн юаней — суммы, равной зарплате рабочего за пять тысяч лет. Возвращались дома, возобновлялась выплата процентов за капитал, представители буржуазии были восстановлены в прежних высокооплачиваемых должностях, были сняты правовые ограничения для второго поколения — детей бывших капиталистов: им разрешалось вступать в комсомол и КПК.

Интересной есть личность капиталиста Жун Ижэна, который перед 1949 г. был самым богатым в Китае (капитал 60 млн юаней, годовой доход исчислялся в 3 млн юаней) и до «культурной революции» был депутатом Всекитайского собрания народных представителей, занимал ряд руководящих должностей. После прихода к власти «прагматиков» во главе с Дэн Сяопином он стал определять внешнеэкономическую политику Китая, возглавил «Китайскую международную посредническую инвестиционную компанию», инициировал создание «свободных экономических зон». Также теоретический журнал КПК указывал, что политика «единого фронта» с «патриотически настроенными капиталистами как внутри Китая, так и живущими в диаспоре промышленниками, торговцами и банкирами китайского происхождения» является «…важной составной частью идейной системы Мао Цзэдуна, его революционной линии, необходимым условием укрепления диктатуры пролетариата и победы социалистической революции и дела социалистического строительства»³⁴³⁵

Однако на новом этапе борьбы за власть «новодемократический принцип власти» подвергся переосмыслению. Мао выступил с программной статьёй «К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа»:

«…Наша диктатура — это демократическая диктатура народа, руководимая рабочим классом и основанная на союзе рабочих и крестьян. Это означает, что внутри народа осуществляется демократия, а все обладающие гражданскими правами люди, сплочённые рабочим классом, в первую очередь крестьяне, осуществляют диктатуру по отношению к реакционным классам, реакционерам и к элементам, которые сопротивляются социалистическим преобразованиям и выступают против социалистического строительства»³⁶.

Мао Цзэдун провозгласил тезис о существовании внутри коммунистической партии двух политических линий, одна из которых «правильная», а другая — «ошибочная». Партия не может существовать без борьбы между этими двумя линиями, а значит, и без борьбы между членами партии, без периодического разрушения её идейного и организационного единства и его восстановления, но уже на принципиально новой основе³⁷.

Якобы на протяжении 20 лет социалистического строительства буржуазия проникла не только в органы управления, но и в саму партию, заняв в ней руководящие должности, образовался даже особый «буржуазный штаб» в КПК во главе с Председателем КНР Лю Шаоци, Генеральным секретарём ЦК КПК Дэн Сяопином³⁸ и членом Политбюро ЦК КПК, полководцем НОАК, маршалом Чжу Дэ, многие партийные руководители стали осуществлять «диктатуру буржуазии»: «…В течение длительного времени буржуазная реакционная линия, представляемая Лю Шаоци, ревизионистским чёрным главнокомандующим, противостоит пролетарской революционной линии, представляемой Мао»³⁹. «Будучи революцией, культурная революция неизбежно встречает сопротивление.— гласит постановление ЦК КПК от 8 августа 1966 г.— Источником этого сопротивления являются главным образом те облечённые властью, которые пролезли в партию и идут по капиталистическому пути… В настоящее время это сопротивление всё ещё является довольно большим и упорным»⁴⁰.

Несколько ранее, в своих «Предложениях, касающихся генеральной линии международного коммунистического движения», опубликованных 14 июня 1963 г., маоисты провозглашали:

«…Поскольку там (в социалистических странах,— О. Г.) ещё сохранились элементы бывших эксплуататорских классов, пытающихся восстановить своё господство, поскольку там всё ещё непрерывно возникают новые буржуазные элементы и ещё есть паразиты, спекулянты, тунеядцы, жулики, люди, присваивающие себе государственное добро и т. д., то как же можно говорить, что там больше нет классов, нет классовой борьбы?..»⁴¹.

«…Социалистическое общество,— продолжал Мао Цзэдун в 1975 г. в № 2 журнала „Хунци“,— охватывает достаточно продолжительный период. В течение этого исторического периода всё ещё существуют классы, классовые противоречия и классовая борьба, существует опасность реставрации капитализма. Необходимо осознать продолжительный и сложный характер этой борьбы. Отныне мы должны говорить об этом каждый год, каждый месяц, каждый день»⁴².

В мае 1963 г. Мао Цзэдун заявил, что если забыть о классовой борьбе, то «…пройдёт не так много времени — минимум несколько лет, не более десятка лет, а максимум несколько десятков лет,— как во всей стране неизбежно произойдёт контрреволюционная реставрация, марксистско-ленинская партия наверняка превратится в ревизионистскую или фашистскую партию и весь Китай переменит свой цвет. Подумайте, товарищи, какая это опасная перспектива»⁴³. В сентябре 1965 г. государственное агентство «Синьхуа» сообщило, что на заседании Центрального Комитета КПК Председатель Мао подчеркнул необходимость подвергнуть критике буржуазную реакционную идеологию. А две недели спустя можно было прочитать в журнале «Хунци», что эта кампания должна затронуть все сферы жизни страны: «…Мы должны в первую очередь изобличать, критиковать и бороться с представителями буржуазии, пробравшимися в партию, правительство, армию и во все культурные круги»⁴⁴.

К тому же Мао Цзэдун «прозорливо предвидел» перерождение коммунистов. В докладе на 2-м пленуме ЦК КПК седьмого созыва (1949 г.) он высказал предостережение:

«…Возможно, среди коммунистов найдутся и такие, которые хотя и не покорились врагу с оружием в руках и были достойны звания героя перед лицом такого врага, тем не менее не смогут устоять перед натиском тех, кто применяет „снаряды в сахарной оболочке“, и будут сражены этими снарядами. Такое положение мы должны предотвратить»⁴⁵.

Соответственно с этим Мао Цэдун 5 мая 1966 г. на ⅩⅠ пленуме ЦК КПК 8-го созыва лично написал и вывесил в зале заседаний свою дацзыбао «Огонь по штабам!». В сентябре 1966 г. ближайший соратник Мао министр обороны Линь Бяо говорил: «…Главная цель нынешнего движения — добраться до тех членов партии, которые, находясь у власти, идут по капиталистическому пути. Подвергать артиллерийскому обстрелу штабы — это значит подвергать артиллерийскому обстрелу горстку людей, идущих по капиталистическому пути»⁴⁶. В ноябре 1967 г. в газете «Жэньминь жибао» было указано на конкретного руководителя «штаба контрреволюции»:

«…В 1962 году на расширенном заседании ЦК КПК (имеется в виду Ⅹ Пленум ЦК КПК в сентябре 1962 г.,— О. Г.) пролетарский штаб во главе с председателем Мао начал ожесточённую схватку с буржуазным штабом… Близкий соратник председателя Мао товарищ Линь Бяо, высоко держа красное знамя идей Мао Цзэдуна, подтвердил на этом совещании абсолютный авторитет председателя Мао и идей Мао Цзэдуна, а китайский главный ревизионист (Лю Шаоци,— О. Г.) на совещании развернул бешеное наступление на председателя Мао и идеи Мао Цзэдуна. Он вне себя от злобы восклицал: „Выступать против председателя Мао — значит выступать против отдельного человека“… После совещания китайский главный ревизионист собрал своих антипартийных выучеников и с удесятерённым бешенством активизировал свою заговорщическую деятельность по контрреволюционной реставрации, тайно подготавливая общественное мнение к узурпации власти в партии и государстве»⁴⁷.

Объектом критики в конце 1966 г. стала изданная ещё в 1939 г. книга Лю Шаоци «О работе коммунистов над собой», где якобы утверждалось, что главные принципиальные вопросы разрешены Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным и поэтому никакой специальной «китаизации марксизма» не нужно.

8 мая 1966 г. «Цзефанцзюнь бао» опубликовало статью Гао Цзюя «Откроем огонь по антипартийным и антисоциалистическим бандитам». К последним были причислены Дэн То, секретарь Пекинского горкома КПК, главный редактор журнала «Цяньсянь» (а ранее — главный редактор «Жэньминь жибао»), и Ляо Моша, философ и литературовед, заведующий отделом по работе Единого фронта Пекинского горкома КПК. 10 мая 1966 г. Яо Вэньюань в шанхайских изданиях напечатал большую статью «о реакционной сущности» сборников фельетонов и притч Дэн То «Вечерние беседы у подножия Яньшань» и написанных Дэн То в соавторстве с У Ханем и Ляо Моша «Записок из села трёх». Годом ранее писатель и вице-мэр Пекина У Хань был подвергнут остракизму за пьесу «Разжалование Хай Жуя», в которой, якобы, оправдывались «правые оппортунисты» во главе с Пэн Дэхуаем, осуждённые на Ⅷ Пленуме ЦК КПК (Лушань, июль-август 1959 г.). Например, Дэн То вменялось в вину то, что он «…цинично обозвал „пустословием“ марксистско-ленинское научное положение „Ветер с Востока одолевает ветер с Запада“», тем самым он «…ругает не детское стихотворение, а идейное оружие нашей партии»⁴⁸. Поэт Ян Шу, работавший в отделе пропаганды всё того же Пекинского горкома КПК, за строки «Люди ждут весны, и скоро их согреют лучи весеннего солнца» и «Цветение сливы — это вестник грядущей Весны. Весенним цветом полнятся сады. Близок её приход!» был обвинён в том, что «он выдаёт свои надежды на реставрацию капитализма весной этого года»⁴⁹. Заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды Чжоу Ян был обвинён в том, что «…в области литературы и искусства насаждал идеи русских буржуазных литературных критиков Белинского, Добролюбова и Чернышевского, а в области театра — систему Станиславского»⁵⁰.

Аналогичному остракизму подвергся ректор Пекинского университета и секретарь парткома Лу Пин как лидер «группы монархистов»⁵¹. Один из студентов химического факультета писал: «Я пришёл в университет, чтобы овладевать идеями самого красного из всех красных солнц — председателя Мао, а Лу Пин требовал, чтобы мы изучали никому не нужные формулы»⁵². Студенты-юристы обвиняли преподавателей в том, что не было такого курса, который бы систематически и всесторонне знакомил бы с произведениями Мао Цзэдуна.

«…Курс Пекинского университета в области образования,— заявила „Жэньминь жибао“ 4 июня 1966 г.,— как это обнаружили широкие массы студентов университета, был направлен не на подготовку продолжателей дела революции, а на подготовку смены буржуазии»⁵³.

Затем последовали группы статей, намекающие на то, что у Дэн То, У Ханя, Ляо Моша, Ян Шу, Лу Пина и других есть высокие покровители. Вскоре они были «найдены» в лице члена Политбюро ЦК КПК, первого секретаря Пекинского горкома КПК Пын Чжэня, который решением ЦК КПК от 25 мая 1966 г. был освобождён от занимаемых должностей (также вскоре был обвинён и снят с должностей сменивший его Ли Сюэфын). Ему вменялось в вину распространение в феврале 1966 г. внутри партии подготовленных в отделе агитации и пропаганды ЦК КПК «Тезисов доклада группы пяти по делам культурной революции о ведущейся ныне научной дискуссии», где призывал вести дискуссию по научным проблемам в духе курса «пусть соперничают все учёные», чтобы спорящие стороны не приклеивали друг другу ярлыков, не прибегали к администрированию, а стремились к познанию истины, ибо «перед истиной все равны», противника надо подавить не только политически, но и в научно-профессиональном плане. Хотя документ ориентировался на аналогичные слова самого Мао Цзэдуна, сказанные им в 1957 г., однако теперь Сообщение ЦК КПК от 16 мая 1966 г. дезавуировало «февральские тезисы» и ранее сказанные от имени ЦК КПК кандидат в члены Политбюро ЦК КПК Лу Динъи слова, что «…у народа есть не только свобода пропаганды материализма, но есть и свобода пропаганды идеализма», которые были охарактеризованы как подготовка общественного мнения к реставрации капитализма⁵⁴. С сентября 1967 г. объектом «великой критики» с клеймом «контрреволюционный двурушник» стал член Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК и руководитель всей идеологической работой в ЦК Тао Чжу. Яо Вэньюань в четырнадцатом номере партийного журнала «Хунци» напечатал разгромную статью «О двух книгах Тао Чжу»⁵⁵.

Во время ⅩⅠ Пленума ЦК КПК 5 августа 1966 г. Мао Цзэдун написал новое дацзыбао:

«…В течение 50 с лишним дней некоторые руководящие товарищи в центре и на местах шли в совершенно противоположном направлении. Стоя на реакционной буржуазной позиции, они осуществляли диктатуру буржуазии и пытались подавить бурное движение великой пролетарской культурной революции. Извращая истинное положение вещей и выдавая чёрное за белое, они устраивали карательные походы против революционеров, зажимали инакомыслящих, устанавливали белый террор, радовались своим мнимым успехам и в результате раздували спесь буржуазии и снижали боевой дух пролетариата. До чего же подло!»⁵⁶.

Решение ЦК КПК о реорганизации Пекинского горкома партии рекламировалась как «новая победа идей Мао Цзэдуна» и преподносилась как результат воли народа, инициативы широких народных масс.

События в Пекине и речи Линь Бяо послужили сигналом для начала массовых разоблачений и кампании «четырёх чисток» (политической, идеологической, организационной и экономической) по всей стране, в целом названных «движением за социалистическое воспитание». 17 июля 1967 г. «Жэньминь жибао» перепечатывает статью Лу Синя «Для игры благородной ещё не настало время», написанную ещё в 1925 г. и направленную против контрреволюционеров («Бей упавшую в воду собаку!»).

«Мы, пролетарские революционеры,— указывается в редакционном комментарии,— должны сохранить в памяти слова Лу Синя и так же беспощадно, как те, кто „бьёт упавшую в воду собаку“, развернуть массовую критику и борьбу против горстки самых крупных лиц партии, стоящих у власти и идущих по капиталистическому пути… Они бумажные, но не мёртвые тигры. Они будут оставаться живыми тиграми до тех пор, пока наша критика окончательно не опрокинет и не дискредитирует их… Если мы утратим свою бдительность и не развернём массовой критики, то они, возможно, осуществят реставрацию, объединят контрреволюционные силы и потопят трудящийся народ в крови»⁵⁷.

Одновременно призывалась учиться у Народно-освободительной армии, взяться за «военное дело», осуществлять всеобщее вооружение народа и усиливать подготовку на случай войны («Верить Освободительной Армии, опираться на Освободительную Армию, учиться у Освободительной Армии!», «Внедрить дух Армии!»). По существу это было повторение лозунгов августовского (1958 г.) расширенного заседания Политбюро ЦК КПК («Положение, при котором весь народ — солдат, вдохновляет и придаёт больше смелости») и знаменитого высказывание Великого Кормчего «Винтовка рождает власть!». В мае 1965 г. была проведена т. н. «революционизация» вооружённых сил, которая означала упразднение воинских званий и знаков различия под предлогом дальнейшего «укрепления связи командиров с массами». На предприятиях и учреждениях стали создаваться «политотделы», которые формировались из армейских кадров. В начале 1967 г. было официально объявлено об установлении «прямого военного/армейского контроля» над партийными и государственными органами⁵⁸, вплоть до уездных учреждений, а сельские коммуны и ниже были поставлены под контроль ополчения. На деревне был брошен лозунг «Вооружить организацию, революционизировать мировоззрение, повысить политическую активность сельских бригад». В докладе «Осуществление военной системы на заводе — это путь управления социалистическими предприятиями» рассказывалось о положении на тракторном заводе провинции Цзянси, об установлении военной системы управления производством в четвёртом цехе завода. 380 рабочих цеха сведены в три роты. Во главе роты стоят командир роты, его заместитель, политрук и его заместитель. Низовое подразделение — отделение, в котором насчитывается 10—12 человек. «…Осуществление военной системы управления,— писала „Цзянси жибао“ от 18 сентября 1968 г.,— полностью отвечает условиям промышленного предприятия», «военная система в цехе — это великая победа идей председателя Мао относительно строительства пролетарской армии на промышленных предприятиях». Кроме того, как писала «Жэньминь жибао» от 19 марта 1969 г., из числа верных маоистов на предприятиях вводится система «красных дозорных» («хуншаобинов»). Которым даётся право контролировать рабочих, после смены «аттестовывать товарищей», «пресекать все ошибочные идеи, высказывания и действия, не соответствующие идеям Мао», и даже «контролировать работу начальников смен и кадровых работников»⁵⁹. Аналогичная «армейская система» вводилась в учебных заведениях и университетах. Вместо классов и курсов вводились роты. Взводы и отделения, система занятий преобразовывалась по образцу военно-политической учёбы в армии⁶⁰. На обеспечение сельских бригад и лишение зарплаты переводятся медицинские и торговые работники, осуществляется «мобилизация» свободной рабочей силы и молодёжи в городах для направления их в отдалённые районы и деревню. В ходе этой кампании было «мобилизировано» и выселено из городов около 20 млн человек.

Ударной силой «культурной революции» стали молодёжные отряды «красных охранников» (хунвэйбинов) и «революционных бунтарей» (цзаофаней), поющие гимн «В открытом море не обойтись без кормчего».

В ходе «культурной революции» была разрушена якобы бюрократическая конституционная система государственных органов и уставных органов КПК, разогнаны аппарат ЦК КПК, все шесть территориальных бюро ЦК, уездные и провинциальные комитеты, бездействуют первичные парторганизации. Только состоянием на 1968 г. из 172 членов и кандидатов в члены ЦК КПК более 130 человек репрессированы или ошельмованы, 12 из 17 членов Политюро ЦК КПК, 4 из 6 кандидатов в члены Политбюро, 4 из 7 членов Постоянного комитета Политбюро, 7 из 10 секретарей ЦК КПК были названы «бомбами замедленного действия, спрятанными рядом с председателем Мао». В опале оказались восемь из девяти бывших китайских маршалов. В декабре 1966 г. были разогнаны руководящие органы Всекитайской федерации профсоюзов и её отделений, комсомол сошёл в небытие.

Генеральный секретарь ЦК КПК Дэн Сяопин и его семья становятся целью хунвэйбинов. Хунвэйбины схватили его сына, которого они сначала пытали, а потом сбросили из окна 4-го этажа, в результате чего он становится инвалидом. Сам Дэн в 1966 году снимается со всех постов, и направляется простым рабочим на тракторный завод в провинции Цзянси. Председатель КНР Лю Шаоци предстаёт перед судом, а затем погибает в тюрьме. В 1974 году Мао Цзэдун возвращает Дэна в политику, и он становится вице-премьером. Но уже в 1976 году, после инцидента на площади Тяньаньмынь, его снимают со всех постов, обвинив в организованных там беспорядках, и помещают под домашний арест.

Одним из главных врагов и «верховным жрецом экономизма» был объявлен директор Института экономики при Академии наук и заместитель директора Государственного статистического управления Сунь Ефан, который доказывал, что экономика должна руководствоваться законом стоимости и рентабельности, а не командами политиков, взгляды которых он называл «экономикой лентяев». Он предлагал считать «красной линией» экономической работы принцип: «С наименьшими затратами общественного труда в плановом порядке производить наибольшее количество продукции для удовлетворения общественных потребностей»⁶¹. Его главным покровителем назывался Лю Шаоци, который, как утверждает «Жэньминь жибао» в статье от 5 сентября 1967 г., видел «…цель экономики в расширении производства, а цель производства в увеличении индивидуального дохода и улучшении условий жизни», отстаивал лозунг «Заниматься условиями жизни и стимулировать производство»⁶². Вместе с Сунь Ефаном нападкам подверглись как «представители чёрной линии в экономике» известные учёные и практики: начальник Центрального административного промышленно-торгового управления Сюй Дисинь, заместитель председателя Госплана КНР Ло Гэнмо, председатель Комитета по ценам Сюэ Муцяо. Редактор журнала «Экономические исследования» Цинь Люфан, директор института мировой экономики АН КНР Цзян Цзюньчэнь и многие другие.

Были сформированы с опорой на армию новые органы власти — революционные комитеты (ревкомы), соединяющие военную, партийную и административную власть, затем легитимизированные в Конституции 1975 г. Стали устраивать публичные процессы над «контрреволюционерами», выносили смертные приговоры и тут же приводили их в исполнение. Попадало и самым активным «пролетарским бунтарям», которых начали обвинять в анархизме, буржуазной и мелкобуржуазной групповщине и сектантстве, подмене «борьбы словом» «борьбой силой», подрывной деятельностью (например, репрессиям подверглись бывшие члены Группы по делам культурной революции Ван Ли, Гуань Фэн и Ци Бэньюй). В третьем номере за 1967 г. в журнале «Хунци» была опубликована передовая статья «Необходимо правильно подходить к кадрам»:

«…За более чем полугодовое мощное контрнаступление на горстку облечённых властью людей в рядах партии, идущих по капиталистическому пути, у некоторых сложилось ошибочное впечатление, будто все работники, стоящие у власти, являются плохими и в них нельзя верить и всех их надо свергнуть. Такой взгляд является совершенно ошибочным»⁶³.

Были подавлены в крови забастовки 10 тысяч рабочих на Дацинских нефтепромыслах, занимающих основное место в нефтяной промышленности страны, выступления крестьян, распустивших свои коммуны, в провинции Фучжоу. В апреле 1976 г. органами госбезопасности было зверски подавлено стихийно образовавшееся шествие масс на пекинской площади Тяньаньмынь в память Чжоу Эньлая, что дало основание главному компартийному рупору газете «Жэньминь жибао» писать:

«Инцидент ещё более убедительно доказал, что буржуазия находится как раз внутри самой Коммунистической партии. Если раньше некоторые люди не понимали, что идущие по капиталистическому пути — это как раз и есть внутрипартийная буржуазия, которая является главным объектом продолжения революции при диктатуре пролетариата, то контрреволюционный политический инцидент на площади Тяньаньмынь заставил их осознать это»⁶⁴.

5 марта 1967 г. газета «Жэньминь жибао» опубликовала «Экстренное сообщение» об оказании помощи коммунам в весенней пахоте. В обращении отмечалось, что наряду с борьбой с контрреволюцией и антипартийными элементами необходимо «вовремя выполнить полевые работы», руководясь указанием Мао Цзэдуна «Будем готовиться к войне, будем готовиться к стихийным бедствиям!»⁶⁵.

«…Можно предвидеть,— писал в ходе мобилизационных кампаний журнал «Хунци» (декабрь, 1966),— что революционный энтузиазм… непременно проявится в борьбе за развитие промышленного и сельскохозяйственного производства и в научных экспериментах, вызовет большой скачок народного хозяйства в Китае»⁶⁶.

Также в ходе начатой в 1974 г. кампании борьбы «За изучение теории диктатуры пролетариата» распределение по труду, право на приусадебные участки, товарно-денежные отношения объявлялись «буржуазным правом», которое необходимо «ограничивать», т. е. вводить уравниловку, отменялись меры материального поощрения, практиковалась работа в сверхурочные часы, ликвидировались приусадебные участки. В совместной редакционной статье в «Жэньминь жибао» и «Хунци» говорится:

«…Экономизм — это определённая форма подкупа, которая подрывает революционную волю широких масс… поощряя их на то, чтобы игнорировать долгосрочные национальные интересы и заботиться только о непосредственных интересах. Его цель — задушить великую пролетарскую культурную революцию… подорвать общественное производство, национальную экономику и социалистическую собственность»⁶⁷.

К числу «контрреволюционных методов» «Жэньминь жибао» отнесла использование прибыли как стимулирующего и комплексного показателя деятельности предприятия, материальное стимулирование работников, а также систему единоначалия в управлении предприятиями со стороны специалистов, инженеров и техников. В издании «Дунфанхун» от 16 января 1967 г. были заклеймены конкретные требования трудящихся улучшить жилищные условия, восстановить уровень заработной платы, возобновить существующую прежде выплату премий, пособий и т. п., а также требования крестьян поднять нормы зерна на питание⁶⁸. В мае 1967 г. началась кампания по пропаганде утверждений Мао, что «лозунг „каждому — по его труду“ является буржуазным» и что «система нормированного бесплатного снабжения — это марксистский стиль, это условие для перехода к коммунистическому образу жизни»⁶⁹.

Особенно рьяные революционеры из числа хунвэйбинов провоцировали отказы от материальных поощрений (премий и увеличения зарплат). Предполагалось, что вослед за рабочими транспорта в Нанкине и машиностроителями в Пекине на путь добровольного самоограничения встанут все трудящиеся страны. В одной из «революционных пьес» декларировалось: «…Ты ходил босой, потом в полотняных тапочках, потом в резиновых туфлях, затем ты, чего доброго, пожелаешь щеголять в кожаных ботинках или даже в сапогах. До чего же ты в конце концов дойдёшь в буржуазном перерождении?»⁷⁰. Или, например, в докладе Ⅸ съезду китайского комсомола (июнь, 1964 г.) первый секретарь Коммунистического союза молодёжи Ху Яобан назвал «стремление к досугу» в числе «идеологических влияний, оказываемых эксплуататорскими классами»⁷¹.

Т. е. маоистский марксизм — это чистой воды неодаосская антиконфуцианская революция, аналогичная даоской революции династии Цинь. Исходя из неверной предпосылки об увлечении Мао Цзэдуном в юности анархизмом и исключительной ориентации на крестьянство, А. Тарасов, однако, верно определил философскую составляющую «Великой пролетарской культурной революции»:

«…Мао ввёл теорию „равновесия и отсутствия равновесия“. Он полагал, что события социальной истории развиваются следующим образом: вначале существует равновесие, затем из-за накопления внутренних противоречий происходит кризис — нарушение равновесия, вследствие которого „верх“ и „низ“ социальной системы меняются местами, затем наступает новое равновесие, внутри которого вызревают новые противоречия, которые станут причиной новых кризисов и общественных переворотов. И так без конца. Ясно видно, что подобная концепция куда ближе к классической китайской философии, к концепции вечной борьбы двух начал „инь“ и „ян“, смене двух стихий по замкнутому циклу, чем к гегелевско-марксистской спирали общественного развития… Количество кризисов не влияет на целостность системы, рано или поздно она всё равно достигнет состояния равновесия, но зато чем дольше затягивается период равновесия, тем сильнее будет надвигающийся кризис. И для того, чтобы в результате кризиса не быть отброшенным на дно социальной системы, желательно самому спровоцировать надвигающейся кризис, чтобы иметь возможность манипулировать его ходом в нужном тебе направлении… Потом появятся, конечно, новые противники, полагал Мао, ибо противоречия всё равно остаются — но в процессе следующего кризиса, если его правильно организовать и вовремя спровоцировать, они снова всплывут и будут уничтожены»⁷².

В конце концов, как резюмировал верный маоист, заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК КПК Лу Динъи, революции останутся локомотивами истории не только в классовом обществе, но и в будущем коммунистическом⁷³.

Это же, кстати, столетием ранее провозглашал и русский революционный демократ А. И. Герцен:

«…Социализм разовьётся во всех фазах до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнётся смертная борьба, в которой социализм займёт место нынешнего консерватизма и будет побеждён грядущею неизвестною нам революцией»⁷⁴.

Источники

«Жэньминь жибао», 1974, 18 мая.

«Идеал», 1962 г.;

«Учение», 1964 г.

«Хунци», 1972, № 2.

Forster, 1986.

Белевски, Нацинов, 1981.— Маоизм против социализма / А. Белевски, Е. Нацинов. Белевски, Александр. Нацинов, Енчо. М: Мысль, 1981 г.

Бовин, Делюсин, 1968.— Политический кризис в Китае; Бовин, А. Е.; Делюсин, Л. П.; Изд-во: М.: Политиздат, 1968 г.

Бурлацкий, 1967.— Фёдор Бурлацкий. Маоизм или марксизм? Издательство политической литературы, Москва, 1967.

Бурлацкий, 1968.— Бурлацкий Ф. М. Маоизм — угроза социализму в Китае.— М.: Политиздат, 1968.

Ван Мин, 1979.— Ван Мин. Полвека КПК и предательство Мао Цзэ-дуна.— 2-е изд.— Москва: Политиздат, 1979.

Видаль, 1967.

Вятский, Демин,. 1970.— Вятский В., Демин Ф. Экономический авантюризм маоистов.— М., 1970.

Делюсин, 2004.— Л. П. Делюсин. Китай в поисках путей развития. М.: Изд-во «Муравей», 2004.

Китай, 1991.

Королькова А. В., Ломов А. Г., Тихонов А. Н. Словарь афоризмов русских писателей / Под ред. А. Н. Тихонова; 2-е изд., стереотип.— М.: Русский язык — Медиа, 2005.

Крымов, 1972.— Крымов, А. Г. Общественная мысль и идеологическая борьба в Китае 1900—1917 гг Издательство: М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1972 г.

Переломов, 1976.— Переломов Л. С., Кулик Г. А. Японский синолог о кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» // Проблемы Дальнего Востока.— 1976.— № 3.

Рабочий, 1978.

Историография новейшей истории Китая, 1987, с. 216—217.

Тарасов, 1996—1997.— Александр Тарасов. Наследие Мао для радикала конца ⅩⅩ — начала ⅩⅩⅠ века. Лекция из цикла «Общественная мысль ⅩⅩ века: практически ценное для политического радикала наших дней», прочитанного в Свободном университете им. С. Курёхина в 1996—1997 годах.

Титаренко, 1985.— Титаренко М. Л. Древнекитайский философ Мо Ди, его школа и учение. Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1985.

Тихвинский, 1976.— Тихвинский С. Л. История Китая и современность. М., 1976.

Усов, 2006.— История КНР. «Восток-Запад». 2006. В двух книгах.

Примечания

1. Делюсин, 2004, с. 165.↩
2. Переломов, 1976, с. 71.↩
3. Ван Мин, 1979, с. 241—258.↩
4. Крымов. 1972, с. 192—193.↩
5. Ван Мин, 1979, с. 289.↩
6. «Жэньминь жибао», 1974, 18 мая.↩
7. Тихвинский, 1976, с. 317—318.↩
8. Усов, 2006, т. 2, с. 214.↩
9. Делюсин, 2004, с. 158.↩
10. Китай, 1991, с. 56—57.↩
11. Forster, 1986.↩
12. Делюсин, 2004, с. 179.↩
13. Усов, 2006, т. 2, с. 214.↩
14. Forster, 1986.↩
15. Крымов, 1972, с. 306.↩
16. Крымов, 1972, с. 317.↩
17. Крымов, 1972, с. 313.↩
18. Крымов, 1972, с. 315.↩
19. См.: Титаренко, 1985.↩
20. Рабочий, 1978, С. 6, 8, 9, 13, 14.↩
21. Китай, 1991, с. 145—146.↩
22. Бурлацкий, 1967, с. 36.↩
23. Любопытно, что автор перевирает даже приводимую антикоммунистом и ненавистником Мао Бурлацким цитату, которая в его книге «Мао Цзэдун и его наследники» выглядит так: «Дело в том, что революция в полуколониальном Китае терпит поражение только тогда, когда крестьянская борьба лишена руководства рабочего класса. Но революция никак не пострадает, если крестьянская борьба разовьётся настолько, что крестьяне станут более могущественными, чем рабочие».— Маоизм.Ру.↩
24. Мао Цзэ-дун. Избр. произв., т. 3. с. 246. Цит. по: Бурлацкий, 1967, с. 37.↩
25. Рабочий, 1978, с. 20.↩
26. Белевски, Нацинов, 1981, с. 50—51.↩
27. Белевски, Нацинов, 1981, с. 50—51.↩
28. Белевски, Нацинов, 1981, с. 57.↩
29. Белевски, Нацинов, 1981, с. 61—62.↩
30. Белевски, Нацинов, 1981, с. 57.↩
31. Рабочий, 1978, с. 21.↩
32. Резолюция Ⅱ Пленума ЦК КПК в марте 1949 г., дер. Сибайпо, пров. Хэбэй. // Историография новейшей истории Китая, 1987, с. 216—217.↩
33. Рабочий, 1978, с. 29.↩
34. «Хунци», 1972, № 2, с. 40—41.↩
35. Бовин, Делюсин, 1968, с. 169; Белевски, Нацинов, 1981, с. 56—57, 64, 82—83, 89—90, 103—104.↩
36. Бурлацкий. 1967, с. 44.↩
37. Белевски, Нацинов, 1981, с. 17.↩
38. «Не важно, какого цвета кошка, чёрная или белая,— говорил Дэн,— главное, чтобы она ловила мышей. Не важно, социализм („шэ“) или капитализм („цзы“),— главное, чтобы развивались производительные силы страны», или «Теперь самой важной проблемой является увеличение производства зерновых. Лишь бы увеличить производство, можно восстановить и единоличные хозяйства. Все кошки, и белые, и чёрные, хороши, если они ловят мышей»; «Что удивительного, например, в том,— спрашивает Лю, говоря о буржуазных предрассудках китайских коммунистов,— что человек, только что выкарабкавшийся из грязи, не чист от неё?».↩
39. Бовин, Делюсин, 1968, с. 89.↩
40. Видаль, 1967, с. 24.↩
41. Видаль, 1967, с. 204.↩
42. Белевски, Нацинов, 1981, с. 20; Зарубежный Восток…, т. 2, с. 230.↩
43. Бовин, Делюсин, 1968, с. 7.↩
44. Бурлацкий, 1967, с. 7—8.↩
45. Рабочий, 1978, с. 20.↩
46. Бурлацкий, 1967, с. 13.↩
47. Бурлацкий, 1968, с. 5.↩
48. Бовин, Делюсин, 1968, с. 18—19.↩
49. Бовин, Делюсин, 1968, с. 20—21.↩
50. Бурлацкий, 1968, с. 8.↩
51. Бурлацкий. 1968, с. 7.↩
52. Бовин, Делюсин, 1968, с. 26.↩
53. Бовин, Делюсин, 1968, с. 30.↩
54. Бовин, Делюсин, 1968, с. 22—24, 37.↩
55. «Идеал», 1962 г.; «Учение», 1964 г.↩
56. Бовин, Делюсин, 1968, с. 29.↩
57. Бовин, Делюсин, 1968, с. 123.↩
58. Бурлацкий, 1968, с. 17—18.↩
59. Вятский, Демин, 1970, с. 127—128.↩
60. Вятский, Демин, 1970, с. 130.↩
61. Вятский, Демин, 1970, с. 118.↩
62. Бурлацкий, 1968, с. 20, 114—115.↩
63. Бурлацкий, 1967, с. 16.↩
64. Китай, 1991, с. 166.↩
65. Бурлацкий, 1967, с. 15.↩
66. Вятский, Демин, 1970, с. 133.↩
67. Бурлацкий, 1967, с. 72.↩
68. Вятский, Демин, 1970, с. 120.↩
69. Вятский, Демин, 1970, с. 128.↩
70. Видаль, 1967, с. 125.↩
71. Видаль, 1967, с. 266.↩
72. Тарасов, 1996—1997.↩
73. Бурлацкий. 1968, с. 50.↩
74. Королькова А. В., Ломов А. Г., Тихонов А. Н. Словарь афоризмов русских писателей / Под ред. А. Н. Тихонова; 2-е изд., стереотип.— М.: Русский язык — Медиа, 2005.— С. 95.↩