Писать я буду о пролетарском искусстве. Но начну всё-таки с философии, поскольку художественная деятельность любой крупной общественной группы находится от неё в определённой и довольно-таки прямой зависимости. Если искусствовед сможет уяснить себе классовое миропонимание творческого человека, его мысли и образы, диктуемые окружающей средой, то ему будет гораздо проще понимать и продукты его высокоинтеллектуальной работы.

Но что же произойдёт, если философия определённой социальной прослойки будет понята неправильно (намеренно или по глупости — это не имеет значения) или сильно искажённо? Тогда человек, допустивший такую грубую ошибку, не сможет понять и эстетические взгляды этого огромного и мощного общественного объединения. Давайте рассмотрим простой пример.

Буржуазия на разных этапах общественного развития может использовать в своих практических целях разную философию.

В эпоху борьбы за власть с феодалами, царями и прочими «людьми голубой крови» ей на помощь приходили идеи диалектического идеализма, которые провозглашали вечную изменчивость мира путём самопознания абсолютного духа. Этот образ мышления своеобразно преломлялся в поэзии группы «Бури и натиска», в Байроне и Шелли, в лучших симфониях Бетховена, в господстве идей романтизма.

Естественно, что после своей ошеломительной победы буржуазии совершенно уже не были нужны разговоры о дальнейшем стремлении вперёд, о прогрессе и развитии общества. Главным уделом промышленников ⅩⅨ века стал торгашеский и промышленный практицизм, максимально приближенный к реальной жизни, к технике и машинам, к деньгам и акциям. Одним словом, капитал интересовал только весь мир земной, на котором можно заработать огромные горы прибыли именно в данный конкретный момент. Подобные веяния в мышлении прекрасно отразились в литературе Бальзака или Эмиля Золя, Стендаля или Флобера, картинах Теодора Руссо или операх многих веристов.

Однако эпоха капитализма постепенно стала подходить к концу. Богатейшие люди всех стран и континентов стали понимать, что дни их сочтены и нужно каким-то образом находить выход из положения (или иллюзию выхода и спасения). Роль такого опиума сыграли идеи метафизического идеализма, утверждающие господство мистики, божественного предопределения и пассивного положения человека в мире. Они нашли своё отражение в стихах Д’Аннунцио и прозе Пшибышевского, во всём этом господстве художественного эстетизма, декадентства, идей «искусства для искусства» и прочих формах одурманивания и умов аристократии, и умов народных масс.

Такую же градацию мы можем построить и вокруг искусства мелкой буржуазии, и вокруг искусства люмпен-пролетариата (насколько вообще эта гниль может что-то создавать¹), но это уже дело не нашей статьи, а целого учебника по истории художественного творчества.

Современное искусство (будучи искусством эпохи временной стабилизации капитализма), поощряемое владельцами фабрик и крупных корпораций, постоянно колеблется между идеями метафизического материализма и метафизического идеализма, склоняясь чаще всего в сторону последнего, а иногда и просто впадая в софистику, создавая жанры вроде «постмодернизма» и «метамодернизма».

Совсем иное явление представляет собой мировоззрение пролетариата. Оно не меняется в зависимости от исторических условий, не зависит от страны, от развития науки и техники. Оно всегда является целостным и единым. Философия пролетариата есть диалектический материализм.

Рабочий класс знает, что этот мир, основанный на насилии и угнетении, вполне возможно изменить, что самые худшие диктатуры и режимы обязательно будут падать под напором народных масс. Труженики фабрик и офисов, школ и больниц, полей и ферм знают, что освобождение (сначала от невежества и буржуазии, а затем от природы и смерти) можно завоевать не путём молитв к небу, а собственным тяжёлым трудом.

Именно из-за главной цели пролетариата — максимального расширения жизни через постоянную борьбу, именно из-за его монолитной целостности в любых исторических условиях, именно из-за этого у него всегда будет одно мировоззрение, одна партия и одно искусство, которое постепенно вбирает (и затем окончательно вберёт) в себя всё лучшее от всех предыдущих стилей. Это пролетарское искусство в начале ⅩⅩ века получило название «социалистический реализм».

По своей сути «социалистический реализм» — это диалектический материализм, переложенный в мир эстетики. Его главная задача — показать вечную борьбу и вечное развитие материального мира от низших форм к более высоким, от реакционного к прогрессивному. Его главное отличие от различных форм буржуазного реализма или мелкобуржуазного «критического реализма» (куда входит и «суровый стиль» первых лет капиталистической реставрации в СССР) в том, что реализм пролетариата является динамичным, диалектическим, что он рисует не застывшие фигуры, а образы в их постоянном движении, в их связи с меняющимся общественным бытием.

Если наших друзей и попутчиков из лагеря художников, поэтов, писателей, искусствоведов, музыкантов на первых порах пугает слово «социалистический», то без всяких проблем и без всякого умаления смысла можно использовать термин «диалектический реализм».

«Зори» Эмиля Верхарна, «Борислав смеётся» Ивана Франко, стихи Бертольда Брехта и Леси Украинки, «Мать» Максима Горького и «Железный поток» Александра Серафимовича; музыка Шостаковича; картины Дейнеки, Пименова, Грекова; скульптуры Константина Менье и Евгения Вучетича — всё это относится к стилю «диалектического реализма», к лучшим сокровищам мировой художественной культуры.

Но очень часто (даже в относительно левой и местами коммунистической (sic!) среде) приходится слышать тезис, что «социалистический реализм» существовал полноценно только в Советском Союзе с начала 1930‑х до середины 1950‑х годов, был навязан сверху, выражал собой культ чугуна, стали и других форм выражения крупной машинной индустрии, а затем безнадёжно ушёл в прошлое, проложив дорогу функционализму, конструктивизму, постмодернизму и прочим «измам», которым должен поклоняться рабочий класс сегодня. И это только один из многочисленных мифов!

Причина такого образа мышления зиждется на непонимании основ диалектического материализма, который представители буржуазии и мелкой буржуазии усваивают у себя в голове с огромным трудом. Очень часто для этих классов (и даже для самих пролетариев) познание учения Маркса дополнительно осложняется проникновением в диалектический материализм его ложных «друзей» (ревизионистов), которые пытаются добавить в пролетарскую философию разнообразные искажения и червоточины. Что это значит?

Поскольку всякий ревизионизм есть буржуазное (правый) или мелкобуржуазное («левый», то есть правый вывернутый наизнанку) течение мысли, то его теоретики не могут внести в философию пролетариата абсолютно ничего полезного и добавляют в этот котёл диамата лишь одни антипролетарские мухоморы.² Кто-то это делает без осознания, а кто-то туда намеренно сливает всякую гадость. А потом к этому котелку с ядовитыми примесями приходит какой-нибудь молодой учёный или прибегает какая-нибудь молодая студентка и начинает у себя в голове считать этот искажённый вкус испорченной пролетарской философии за подлинно истинный марксизм, на основе которого они начинают строить свои дальнейшие исследования о пролетарском искусстве или о социалистической эстетике.

Ведь откуда же берётся мысль о том, что «социалистический реализм» представляет собой лишь конкретный этап развития искусства в конкретной стране, выраженный в воспевании фабрик и заводов? А возникает она из-за того, что сознание человека восприняло марксизм в его меньшевистской обработке, в его интерпретации механистическими материалистами. Что это значит?

Мы возьмём какое-либо отдельное явление в один узкий конкретный момент (на основании того, что в этот момент оно обладало господством и реализовывало принцип «базис определяет надстройку») без его связи с прошлым и будущим, а затем объявим именно этот конкретный этап подлинным воплощением данного явления. Мы забудем всё его прошлое и всё его будущее. Это и есть метафизический подход к общественной жизни.

Если мы будем так считать, то, действительно, «социалистический реализм» можно объявить культом чугуна и признать устаревшим. По такой же логике, кстати, и критикуют Советский Союз за цензуру, репрессии, подавление буржуазных элементов, забывая, что в будущем (если бы не контрреволюция февраля 1956 года) путём этих не самых приятных операций он должен был бы превратиться в коммунистическое общество, в котором «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех», нет государственного аппарата и классов.

Нельзя забывать, что пролетарский реализм является диалектическим, то есть развивающимся через борьбу и противоречия. Он был создан в конце позапрошлого века в поэмах Эмиля Верхарна и повестях Ивана Франко, он успешно прошёл ⅩⅩ век и он со всей силой в картинах тех же филиппинских партизан пробивает себе дорогу в будущее, захватывая самые разнообразные темы — от любви и дружбы до производственных драм и аграрных повестей. Любой сюжет можно описать в стиле динамично изменяющегося реального мира, даже не используя пейзажей из стали и красных флагов на каждой странице.

Но это не единственный ярлык, который был наброшен ревизионистским подходом на искусство «социалистического реализма». Некоторые люди из-за господства у них в головах той же самой метафизической интерпретации марксизма считают, что диалектический материализм — это идея о господстве стихийных материальных (экономических) сил над сознанием человека, который вынужден фатально и бесперспективно подчиняться могущественным силам природы и мирового хозяйства. Исходя из этого тезиса они воспринимают и социалистический реализм, находя в нём отсутствие романтизма и свободной человеческой воли.

Эти исследователи забывают, что в диалектическом материализме в качестве полноправной составной части содержится элемент под названием «практический идеализм», как его очень любил именовать Фридрих Энгельс. И когда диалектический материализм в мире эстетики воплощается в «социалистическом реализме», «практический идеализм» возникает там же в образе «социалистического романтизма», являясь составной частью всех произведений, созданных в таком стиле. Не напрасно Максим Горький несколько раз говорил о том, что литература должна стать выше действительности, что само познание действительности нужно именно для её преодоления, и прямо называл такое боевое и трудовое преодоление действительности в её художественном отражении — романтикой.

Задача «диалектического реализма» не просто показать тяжёлую и безысходную жизнь простого человека в данный конкретный момент (как это делает критический или социальный реализм). Этого совершенно мало! Нужно не объяснять мир, а изменять его! Нужно показывать весь этот мир в его постоянном развитии, в его изменении и преобразовании самим человеком путём его свободной воли. И эта особенность является ключевым отличием «диалектического реализма» от всех других форм реального изображения окружающей действительности. Именно в этом, а не в фигуре угольщика или каменщика, или их тяжкого труда.

История, кстати, помнит один пример из начала ⅩⅩ века: газета «Вперёд», орган Социал-демократической партии Германии решила ввести у себя литературную рубрику, в которой помещались рассказы о суровой жизни простых рабочих. Спустя несколько неделей эту газету рабочие закидали гневными письмами, поскольку от таких пессимистичных произведений им становилось крайне тошно. Они хотели литературы совершенно иного рода. Литературы одновременно понятной, простой, реалистической и одновременно динамической, развивающейся, диалектической. Они хотели синтеза этих двух идей. Они хотели перелить диалектический материализм в область художественного творчества.

Это же нужно простым людям и сегодня. А художники-интеллигенты (социалистические и даже «коммунистические», об остальных не приходится и говорить) не могут ответить на этот широкий общественный запрос, утверждая в ответ, что искусство, о котором говорят массы, осталось где-то глубоко в прошлом. Они утверждают, что сейчас пришло время новых подходов, новых идей, что мы живём в мире постмодерна и авангарда, магического реализма и фантастики.³ Они не понимают сути «диалектического реализма» и запроса на него со стороны народных слоёв и из-за этого вынуждены находится в вечном кризисе и поиске, заканчивая путь либо услужением правящей группе узких эстетов, либо разрывом с любым творчеством.

Но что же делать? Если мы будем игнорировать проблему, то рабочий класс, не поняв «шедевров» «социалистического» кубофутуризма и функционализма, обязательно уйдёт к каким-нибудь правым популистам за счёт их чёткой и ясной риторики. Если в области культуры в коммунистической партии окончательно победит мелкобуржуазный образ мышления (ревизионистская интерпретация диалектического материализма) в борьбе с пролетарским образом мышления (диалектическим материализмом), то опоры в широких массах такая «рабочая» партия никогда не получит и будет снесена ветром истории.

Этому нас учит исторический опыт 1920‑х годов в Российской Советской Республике, когда за доминирование в пролетариате боролись две линии — пролетарская линия Советского государства и Народного Комиссариата Просвещения во главе с Владимиром Лениным⁴ (представляла стиль «социалистического реализма», вышедшего из марксизма) и мелкобуржуазная линия Пролетарских культурно-просветительских организаций во главе с Александром Богдановым и его союзниками из лагеря комфутуристов и функционалистов (представляла стиль «социалистического» авангардизма, вышедшего из «левого большевизма», то есть меньшевизма наизнанку).

Всё-таки не зря тогда у многих возникали мысли о том, что Пролеткульт и Наркомпрос дублируют друг друга, что какой-то орган необходимо упразднить и дать полную волю действий второй организации. Этот факт тоже был своеобразным отражением в головах у людей той идеологической борьбы, которая развернулась в реальной действительности. Кто-то должен был победить…

Советское правительство считало, что к победе пролетарской культуры можно прийти путём постепенной работы с народными массами, путём поднятия их духовного мировоззрения на всё более и более высокий уровень через обучение рабочих всем лучшим достижением предыдущей культуры (недаром так высоко почитались Древняя Греция и Возрождение, а не самая современная и одновременно самая гадкая архитектурная рисовка) с точки зрения материалистического понимания истории. Всё это было организовано с опорой на народные традиции и коллективный эпос, на низовую инициативу самих масс.

Не просто же так руководство российской коммунистической партии очень ценило речь немецкого демократа Иоганна Якоби, произнесённую 20 января 1870 года перед берлинскими избирателями, в которой имелись такие чудесные слова:

«С точки зрения будущего историка культуры основание самого маленького рабочего (sic!) союза будет представлять бо́льшую ценность, чем сражение при Садовой⁵».

Руководство Пролеткульта избрало совершенно иной подход. Это была организация, которая стремилась отгородиться от широких народных слоёв, вылиться в политическую позицию, которая выражала бы интересы узких цеховых слоёв интеллигенции,— вместо миростроящей политики. Её работники пытались создать истинное «пролетарское искусство» в лабораторных условиях без опоры на рабочих. Получалась смесь французского с нижегородским, какие-то нечёткие идеалы социализма, социальной справедливости, свободы сливались с каким-то вычурно эстетическими формами декаданса и футуризма, со вспышками, прыжками, иллюзиями, абстракционизмом, мнимой простотой.

Массам эта архиреволюционность не нравилась совершенно. Массы пошли за Лениным и Сталиным. Пролетарский образ мышления победил мелкобуржуазный (написанное выше не означает, что у авангардизма вообще не было интересных наработок — чему-то можно поучиться и у них, много верных теоретических мыслей есть и у Александра Богданова⁶, однако общий подход всё-таки должен быть кардинально другой).

Сегодня мы видим совершенно иное. В коммунистическом движении (особенно в молодёжных организациях) в области культурной работы господствует мелкобуржуазный образ мышления (левый оппортунизм). Как же можно его победить?

Основной целью моей статьи было показать зависимость эстетического мировоззрения человека от его философских взглядов, «левых» и правых уклонов в искусстве от «левых» и правых уклонов в диалектическом материализме, «социалистического реализма» от диалектического материализма. Если мы хотим достичь искусства, которое понятно массам, то мы и должны изучать философию, которая в полной мере выражает интересы масс.

Мы должны изучать философию диалектического материализма. Однако необходимо постигать не философию «кривого зеркала» пролетариата, которую мы находим у Бернштейна и правых меньшевиков, у Троцкого (отрицавшего вообще пролетарское искусство) и Ильенкова, у Тольятти и Берлингуэра, у Хрущёва и Брежнева, а именно подлинный и революционный марксизм, второе название которого — антиревизионизм. Без изучения марксизма Ленина и Сталина, Димитрова и Тельмана, Мао и Дикхута, Энгеля и Сисона никакой победы социалистического искусства мы никогда не увидим.

Мы должны нести этот антиревизионистский марксизм в самую гущу революционных художников и поэтов, композиторов и архитекторов, искусствоведов и критиков, убеждать их в ходе широкой полемики и общественной дискуссии в верности пролетарского подхода к творчеству, в необходимости писать динамичным и понятным языком.

Это тяжёлая работа. Но однажды она закончится следующим образом — писатель, вновь придя в газетные кварталы, подумает и наконец-то скажет: «Отныне ничего, кроме диалектического реализма!».

Примечания

1. Одностороннее презрительное отношение к люмпен-пролетариату — на совести автора. Мао указывал: «Они принадлежат к таким элементам, жизнь которых хуже всего устроена. ‹…› Эти люди способны на мужественную борьбу, и они могут стать революционной силой, если правильно руководить ими».— Маоизм.ру.↩
2. Сомнительная красивость. В конце концов, разве Гегель и Аристотель не послужили развитию пролетарской мысли? — Маоизм.ру.↩
3. На всякий случай оговоримся, что мы не зарекаемся ни от авангарда (например, Велимир Хлебников и Владимир Маяковский), ни от магического реализма (тот же Горький в «Старухе Изергиль» к нему близок), ни, тем более, от фантастики.— Маоизм.ру.↩
4. Не поймите неправильно. Наркомпрос в это время возглавлял Луначарский, поддерживавший Пролеткульт.— Маоизм.ру.↩
5. Битва при Са́дове — крупнейшее сражение австро-прусской войны 1866 года.— Маоизм.ру.↩
6. Заметим, что это признание противоречит сформулированной выше максиме: что теоретики мелкобуржуазного течения мысли «не могут внести в философию пролетариата абсолютно ничего полезного и добавляют в этот котёл диамата лишь одни антипролетарские мухоморы».— Маоизм.ру.↩