Скажу несколько слов по двум вопросам. В течение 17 лет одно дело, по-моему, мы делали плохо. Я имею в виду тот факт, что в вопросах безопасности государства мы, учитывая урок Сталина в Советском Союзе, организовали две линии [в руководстве]: я выступал на второй линии, другие товарищи — на первой. Судя по всему, сейчас это не так уж хорошо. Ибо в итоге получилась большая разобщённость. Когда мы вступили в города, мы не смогли сконцентрироваться, появилось довольно много удельных княжеств. Поэтому на ⅩⅠ пленуме были сделаны соответствующие исправления. Это во-первых.

Будучи на второй линии, я не занимался повседневной работой, многие вопросы решались другими, я же создавал авторитет другим товарищам, чтобы к тому времени, когда я предстану перед всевышним, в стране не возникло сколько-нибудь больших потрясений. Все вы одобряли эту мою точку зрения. Но затем товарищи, находившиеся на первой линии, стали решать некоторые вопросы не очень-то удачно. Кое-какие дела должны были решаться мной, но я ими не занимался, поэтому ответственность лежит и на мне и нельзя целиком обвинять их. Почему я говорю, что ответственность лежит и на мне?

Во-первых, разделение Постоянного комитета ЦК на две линии, создание секретариата — это всё я предложил. Кроме того, я слишком доверял другим. Опасения возникли ещё тогда, когда занимались «23 пунктами». С Пекином ничего нельзя было поделать, ничего нельзя было сделать и с ЦК. В сентябре — октябре прошлого года я поставил такой вопрос: что делать на местах, если в ЦК появится ревизионизм? Я почувствовал, что в Пекине моя идея не сможет быть осуществлена. Почему критика У Ханя началась не в Пекине, а в Шанхае¹? Потому что в Пекине не было никого, кто бы этим занялся. Сейчас вопрос с Пекином решён.

Во-вторых, великая культурная революция создала большие трудности. Я имею в виду отзыв на дацзыбао, написанную Не Юаньцзы², письмо в среднюю школу при университете Цинхуа, а также мою собственную дацзыбао. Всё это произошло за очень короткое время — с июня по октябрь — меньше чем за пять месяцев, и трудно упрекать товарищей за то, что они не разобрались в происходящем. Времени было слишком мало, а события развивались стремительно. Я и сам не ожидал этого. Как только дацзыбао Пекинского университета была передана по радио, зашевелилась вся страна. Хотя письмо к хунвэйбинам ещё не было опу6ликовано, хунвэйбины по всей стране уже начали действовать, и как только они поднялись, вам не поздоровилось. И эти трудности создал я, поэтому не удивительно, что вы роптали. Во время прошлого совещания я сам не был уверен и говорил, что вряд ли надо делать всё это. Естественно, что многие товарищи тогда ещё не очень разбирались в обстановке. Но прошло два месяца, появился опыт, дело пошло лучше.

Нынешнее совещание имело два этапа: на первом выступления были не слишком правильные, на втором дело пошло успешнее. Прошло только пять месяцев³, а движение, возможно, потребует дважды по пять месяцев, а то и больше⁴.

Демократическую революцию мы вели 28 лет — с 1921 по 1949 год. Вначале никто не представлял, как делать революцию, и путь мы нащупывали в практической деятельности — 28 лет обобщали опыт. Социалистическую революцию вели 17 лет, а культурная революция насчитывает только 5 месяцев. Поэтому нельзя требовать от товарищей, чтобы они разбирались во всём.

В прошлом году, когда появилась критическая статья об У Хане, многие товарищи не удосужились её прочесть, не придали ей значения. Раньше мы критиковали кинофильм «Жизнь У Сюня», роман «Сон в Красном тереме», но делали это порознь, что не давало результатов. Если не взяться за всё целиком, то толку не будет. Здесь ответственность лежит на мне. Если действовать порознь, то вопроса не решить: это всё равно что лечить голову, когда болит голова, или ноги, если болят ноги.

В первые месяцы великой культурной революции, с января по май, было опубликовано много статей. ЦК также публиковал сообщения⁵, однако всё это не привлекло должного внимания. Внимание было привлечено, только когда появились дацзыбао и выступили хунвэйбины. Тогда нельзя уже было не обратить внимания. Когда революция свалилась на голову каждого, то начали поспешно обобщать опыт, проводить политическую и идеологическую работу. Для чего мы через два месяца вновь созвали совещание? Да для того, чтобы обобщить опыт, проделать политическую и идеологическую работу. Когда вы вернётесь на места, вам предстоит проделать большую политическую и идеологическую работу. Территориальные бюро ЦК, провинциальные, окружные и уездные комитеты должны провести совещания продолжительностью дней 10 или больше, чтобы разобраться в вопросах. Но не следует думать, что можно разобраться во всем. Некоторые говорят: «В принципах мы разобрались, но когда столкнёшься с конкретными вопросами, то решать трудно». Сначала я и сам не понимал, как это можно, уяснив принципиальные положения, испытывать трудности в решении конкретных вопросов? Но сейчас вижу, что здесь есть резон; видимо, дело всё-таки в том, что политическая и идеологическая работа не была как следует налажена.

Когда после прошлого совещания мы разъехались, то кое-где на местах не успели как следует провести совещания. Во время встреч с хунвэйбинами из каждых 10 секретарей у 7—8 возникали с ними столкновения, которые привели к беспорядкам. Студенты рассердились, секретари сами не знали, что делать, они не были готовы отвечать на вопросы. Секретари считали, что хватит и того, что они в течение нескольких минут поприветствуют хунвэйбинов. Но если люди преисполнены энтузиазма, а им не могут ответить ни на один, вопрос, то они становятся пассивными. С этой пассивностью можно покончить, можно превратить пассивность в активность. Вот почему моя вера в наше нынешнее совещание возросла; не знаю, как у вас. Если после вашего возвращения на места всё пойдёт по-прежнему, сохранится существующее положение, если допускать, чтобы одни группы хунвэйбинов стояли на противоположных позициях, а другие были бы вашей гвардией, то, по-моему, положения не исправить и ситуация к лучшему не изменится. Конечно, нельзя требовать слишком многого, вряд ли возможно, чтобы все кадровые работники территориальных бюро ЦК, провинциальных, окружных и уездных комитетов партии поняли все от начала до конца, непременно найдутся и такие, кто чего-нибудь не поймёт, небольшое число людей будет против. Но я уверен, что большинство уяснит важность всего этого.

Остановлюсь ещё на двух моментах.

Первый. Остановлюсь на истории. Ответственность за то, что в течение 17 лет между первой и второй линиями [руководства] у нас не было единства, лежит как на других, так и на мне.

Второй. Пожар культурной революции, полыхающий уже 5 месяцев, разжёг я. Времени пока прошло мало. Если сравнивать с 28 годами демократической революции и 17 годами социалистической, то здесь прошло лишь 5 месяцев, менее полугода, не всё шло гладко, были конфликты. Это можно понять.

Прежде вы занимались лишь промышленностью, сельским хозяйством, транспортом, но не занимались культурной революцией. Так было и в министерстве иностранных дел, в Военном совете. И вот нагрянули события, которых вы не ожидали, навалились, и всё тут. Я думаю, что небольшая встряска пойдёт на пользу; столько лет не думали об этом, но как только произошла встряска, то задумались! Конечно, не обошлось без ошибок. Если ошибки в основной линии исправлены, хорошо; кто теперь будет вас свергать? По-моему, и хунвэйбины не собираются вас свергать, и я тоже этого делать не собираюсь. Как-то два хунвэйбина сказали Ли Сюэфэну: «Мы не понимаем, почему старое поколение боится хунвэйбинов?» Вот У Сюцюань⁶ имеет четверых детей, и все они в разных группировках. К нему домой приходили их товарищи, иногда даже приходили по десяти человек и больше. Это полезно; по-моему, такие небольшие встречи приносят пользу. А в некоторых случаях наши встречи продолжались по нескольку часов и в них участвовало 1,5 миллиона человек. Это другой метод. Каждый из них имеет свои плюсы.

На нынешнем совещании докладных записок было очень мало, я прочитал почти все. Чувствуется, что вы не выдержали испытаний; я тоже не слишком преуспел. Вы беспокоитесь, и я беспокоюсь. Нельзя винить товарищей, времени прошло очень мало. Некоторые товарищи говорят: «Ошибки делались не сознательно, а по неведению». Это можно простить. Нельзя также полностью обвинять во всём [Лю Шаоци] и [Дэн Сяопина]. Есть и их вина, есть и вина ЦК — ЦК тоже вёл дело не слишком хорошо. Времени было мало, и к новым проблемам мы оказались психологически не подготовленными, не наладили политической и идеологической работы. Я наблюдал это в течение всех 17 дней. После совещания, видимо, будет лучше.

Ещё кто-нибудь хочет выступить? На сегодня всё. Совещание закрывается.

1. См. «Относительно новой исторической пьесы „Разжалование Хай Жуя“» Яо Вэньюаня.— Маоизм.ру.↩
2. Не Юаньцзы — кандидат в члены ЦК КПК девятого созыва, преподаватель философского факультета Пекинского университета. 25 мая 1966 года, после смещения Пэн Чжэня, она вместе с шестью другими преподавателями и студентами написала дацзыбао о связях ректора Пекинского университета Лу Пина с Пэн Чжэнем. 1 июня 1966 года Мао Цзэдун распорядился передать эту дацзыбао по радио, назвав её «первой марксистской дацзыбао в Китае». После Ⅹ съезда КПК (1973) исчезла с политической арены.— Прим. ред.↩
3. Мао имеет в виду, что прошло пять месяцев с сообщения ЦК КПК от 16 мая 1966 г. Позднее он указывал, что Культурную революцию правильно отсчитывать от публикации статьи Яо Вэньюаня, т. е. от ноября 1965 г.— Маоизм.ру.↩
4. Культурная революция была завершена в 1968 г. и подытожена съездом КПК в апреле 1969 г.— Маоизм.ру.↩
5. Речь идёт о «Сообщении Центрального Комитета КПК» от 16 мая 1966 года.— Прим. ред.↩
6. Про У Сюцюаня см. примечание к другому материалу.— Маоизм.ру.↩