Сам же Шапинов справедливо указывал в своей статье «За что убили Троцкого?»:

«Разногласия у большинства российских марксистов с Троцким начались задолго до 1927 года и даже до революции 1917‑го. Троцкий занимал тогда беспринципную позицию „между“ большевиками и меньшевиками… Ленин характеризовал эту теорию как полуменьшевистскую…».

А теперь — внимание! Если никуда не делась борьба двух линий — пролетарской и буржуазной,— а она не могла никуда деться и этого не рискнёт утверждать никто левее Горбачёва, то с какой стати даже не модифицировалась, а совсем исчезла разница между большевизмом и полуменьшевизмом?!

Первая проблема Шапинова в том, что он, вслед за троцкистами, усматривает различие между «сталинизмом» и троцкизмом в вопросах «архивного» характера, историографических, вопросах прошлого строительства социализма в СССР. Выиграть на этом поле не может никто и никогда в принципе, ибо спор «сталинизма» и троцкизма — это идеологический вопрос, неразрешимый методами (исторической) науки. Позиция самих троцкистов в этом вопросе полнее, поскольку у них имеются ещё текущие, вполне обоснованные претензии к «сталинистам» в связи с их национализмом и реформизмом. И с этим связана вторая проблема Шапинова — в отличие от нас, маоистов, он никогда политически не рвал с тем самым «сталинизмом», к которому это относится, а отошёл от него «эволюционным» образом. При этом настороженно-товарищеское сотрудничество с троцкизмом диктуется постсоветским марксистам-ленинцам объективной обстановкой. Она такова, что те, кто позиционируется у нас как «сталинисты», резко отличаются от зарубежных марксистов-ленинцев и даже — довольно сильно и в худшую сторону — от ревизионистов. Шапинову приходится защищать не свою позицию и ради этого он пытается уничтожить вопрос как таковой.

Как следовало бы поступить марксистам-ленинцам? Им следовало бы признать, что противоречия между марксизмом-ленинизмом сталинской традиции и ревизионизмом троцкистской традиции не исчезли и не могут исчезнуть, пока не будет уничтожена база для возникновения этих противоречий. Претензии следовало бы сформулировать чётче: это центризм, заигрывание с социал-демократией, первомиристский рабочеаристократизм, ставка не на основную угнетённую массу, а на реформистские учреждения наиболее привилегированных групп рабочих. Именно троцкисты (не все) дают нам пример работы с беднейшей рабочей массой, включая гастарбайтеров, за что честь им и хвала. Но эта замечательная деятельность находится в явном разрыве с их официальными догмами, о чём забывать нельзя.

Тов. Шапинов пишет:

«Как только люди перестают сыпать троцкистскими или сталинистскими штампами и принимаются за это непростое дело, тотчас же возникают совсем другие противоречия и вопросы, нежели те, что разделяли раньше троцкистские и сталинистские секты. Свою позицию по самым главным из этих вопросов мы попытались изложить в проекте Декларации Организации марксистов¹. Даже при беглом просмотре этого документа станет ясно, что он разделяет левых не на троцкистов и сталинистов, а на революционных марксистов и оппортунистов».

От него как будто напрочь ускользает тот момент, что левые никогда не делились «на троцкистов и сталинистов», они всегда делились на «на революционных марксистов и оппортунистов». И троцкизм образовался не помимо этого разделения, на почве личных чувств и недостатков революционных вождей, а как вполне конкретная полоса в спектре, колеблющаяся полоска между центризмом и большевизмом.

Далее: претерпели ли трансформацию троцкисты и сталинисты в дальнейшем? Претерпели. Сталинизм был в сущности деконструирован последующими течениями — с одной стороны, очистился и воскрес в маоизме, с другой, ввиду наших национальных условий подменился «краснознамённым национализмом». Если Шапинов пытается брать всё, что несёт на себе исторический след сталинизма, и пытается эту нежизненную конструкцию противопоставлять троцкизму как нечто целостное, то ничего удивительного, что он сталкивается с неудачей и пытается искать иные пути. Ему бы поглубже исследовать феномен хрущёвско-брежневского ревизионизма для прояснения вопроса, но мешает нежелание принципиально рвать с той традицией, где он политически образовался.

С другой стороны, троцкизм — разве изменился его полуцентристский характер и пристрастие к лечению свойственного ему правого (разумеется, не относительно националистических «сталинистов») оппортунизма «левым» оппортунизмом? Нет, всё так и есть. Одни троцкисты решают эту задачу так, другие иначе, зачастую троцкисты даже порождаются сталинистской традицией, но их сущность остаётся той же. Классовая природа этой сущности — средние (разумеется, не в обществе, а в рабочем классе) слои, на которые всегда старается ориентироваться троцкизм. Насколько практика принуждает их отказываться от этой ориентации, настолько они отходят от своей традиции и приближаются к лагерю социал-демократов (погрязшему в тред-юнионах монополистических корпораций и парламентских кампаниях) или к нашему, революционному лагерю (в зависимости от направления отхода).

Таким образом, вопреки Шапинову, нет никаких реформистов среди современных сталинистов (настоящих, а не тех, кого так называют троцкисты!)! И, наоборот, среди троцкистов по-прежнему практически нет тех, кто не склонялся бы, хотя бы отчасти, в центризм.

Вот что пишет Шапинов о создании «Организации марксистов»:

«С чего мы начали? Во-первых, решили, что отношение к так называемому вопросу „о природе СССР“ (который некоторые в шутку стали называть вопросом „о фауне СССР“) не является главным и определяющим для построения программы и организации марксистов. Этот вопрос, разделявший марксистов на сторонников Сталина, Троцкого, Шляпникова, Паннекука, Бордиги и т. д., с крушением социализма ⅩⅩ века отошёл на второй план».

Чёрта с два! Шапинов рассматривает вопрос об природе СССР исключительно как вопрос об отношении к советскому (или ещё уже — сталинскому — поскольку он избегает принципиальной постановки вопроса, постольку не в состоянии даже это уточнить) режиму. А это вовсе не так. Вопрос о природе СССР является элементом и индикатором или маркёром системы взглядов, идеологии. Является ли партия оппортунистической, реформистской (и, соответственно, рассматривает брежневский СССР как социализм), марксистско-ленинской (с соответствующей оценкой роли оппортунизма сейчас и ХБР тогда) или центристской (со всякими рыхлыми идеологемами вроде «рабочего государства» или упорным уклонением от вопроса) — все эти варианты предполагают и определённую позицию по природе СССР. Можно не занимать её прямо и открыто (а хорошо ли это?), но она следует из всей системы взглядов, из общего направления линии. Если ОМ отвергает реформизм («В ОМ есть согласие по поводу того, что социализм и коммунизм устанавливаются путём социальной революции, а не реформы»), но не занимает марксистско-ленинской позиции, значит, способ, описанный Шапиновым, есть способ объединения центристов (притом, как показывает опыт «Августовского блока», а затем и самой ОМ, отнюдь не универсальный даже для центристов, поскольку не все из них готовы возвести свой центризм в принцип, многие из них клонятся вправо или влево).

Оппонируя мне, Шапинов пишет вообще совершеннейшую чушь:

«Такой подход вообще нацеливает нас на весьма непродуктивное выяснение: а кто же „настоящий“ сталинист, маоист, троцкист, а кто „фальшивый“, вместо того, чтобы решать вопросы сегодняшнего дня».

Разумеется! Разумеется, это животрепещущий вопрос любого «сегодняшнего дня» — не имеем ли мы дела с фальшивкой?! И сам же Шапинов это прекрасно знает, раз выступил со статьёй про «контрафактных левых».

Шапинов пишет:

«…У тов. Торбасова получается, что эта тенденция является не результатом изменения самой ситуации и „списка ключевых вопросов“ коммунистического движения, а субъективными изменениями левых, которые ни с того ни с сего, став более доброжелательными, открытыми и менее догматичными, отказались от штампов. С чего бы это?».

Как это с чего? Разумеется, с того, что мы с Шапиновым выдрались из мертвящих брежневистских структур. Ситуация засилья националистического брежневизма, увы, осталась той же, просто мы окончательно вышли за его пределы, заняв другие позиции. И с этих других позиций видно, что противоречия между ленинизмом и троцкизмом, в большинстве их дальнейших интерпретаций, вторичны по отношению к противоречиям с идейными наследниками Ⅱ Интернационала (в т. ч. теперь и выродившимися элементами Ⅲ Интернационала). Но разве когда-нибудь было иначе?

Странность позиции Шапинова заключается в том, что «размежевание революционных марксистов и оппортунистов» (в том виде, какой он имеет в виду) совершенно не требуется ни троцкистам (которые его — опять же в данном виде — реализовали в начале 1990‑х), ни маоистам (для которых это было делом конца 1990‑х). Возможно, оно требуется ещё самому Шапинову, но вероятнее — некой гипотетической группе левых в брежневистских партиях. Итак, парадокс состоит в том, что призывы Шапинова предназначены для одной аудитории, а обращены при этом к другой, встречающей их с нескрываемым недоумением. Для нас он с напором, заслуживающим лучшего применения, изобретает трёхколёсный велосипед, притом, что и разрыв с правыми и «Циммервальдская левая» (пусть ныне и без документального оформления) для нас вещи давно очевидные. Притом, что союзничество против оппортунизма является для нас очевидным, тов. Шапинов старательно уговаривает нас ради этого союзничества избавиться от якобы препятствующей идентичности.

Мы, разумеется, не собираемся «заставлять сталинистов „каяться“ и признавать правоту Троцкого». А что же тогда ожидается от нас? Чтобы мы отреклись от догмата о непогрешимости Сталина? Так в этом отношении Шапинов на полвека запоздал.² Нет у нас такого догмата. Чтобы мы отказались от критики идеалистической, с нашей точки зрения, позиции троцкистов по сталинизму, их заигрываний с ревизионистскими «рабочими партиями» и «рабочими режимами», их мелкобуржуазной тяги к акционизму и тред-юнионизму? Как-то это будет плохо стыковаться с марксистской платформой, коей нам предлагается придерживаться. Сектантских «разборок» не будет, будет сектантская дружба.

Ну как ещё можно понять требования к нам? Снять сталинизм? Давно уже сняли, я ещё не родился, когда сняли и пересняли.

1. Украинское леворадикальное объединение, построенное в 2007 году на принципах «шапинизма» — сознательного отказа от придания значения историческим вопросам. ОМ предсказуемо раскололась в 2011 году на сталинистов («Боротьба»), троцкистов («Левая оппозиция», вошедшая затем в «Социальный рух») и левкомов («Против течения»).— Маоизм.ру.↩
2. См. «Об историческом опыте диктатуры пролетариата», «Ещё раз об историческом опыте диктатуры пролетариата» и, наконец, «К вопросу о Сталине».— Маоизм.ру.↩