Под конец высмеивания спиритов³ у автора вот такой ляп:

«…Если только мы привыкнем приписывать корню квадратному из минус единицы или четвёртому измерению какую-либо реальность вне нашей головы, то уже не имеет особенно большого значения, сделаем ли мы ещё один шаг дальше, признав также и спиритический мир медиумов».

Автор не математик и не физик. Для тех уже давно мнимая единица не менее и не более реальна, чем действительная, и смысл имеют не просто число измерений больше трёх, а даже не целое число измерений. И это ни на йоту не приблизило их к спиритическому миру медиумов!

«…Уже с самого начала умножение оказывается сокращённым сложением, деление — сокращённым вычитанием определённого количества одинаковых чисел… Все неизменные различия математических действий исчезают, всё можно изобразить в противоположной форме».

Автор мог бы потроллить этим математика, но программиста не проведёшь. Следите за руками: сводя умножение к сложению автор не обходится на самом деле без ещё одной, новой операции — итерации.

Что касается сведения к вычитанию деления, тут, помимо итерации, имеет место ещё одна тонкость. Вы же заметили, что это целочисленное деление?

«Во всякой системе с нечётным основанием теряет свою силу различие чётных и нечётных чисел».

Нулик-Мореход, персонаж детской книги

Читая панегирик единице, я начал было подозревать, что автор дискриминирует ноль, и в этом, возможно, повинна его арабофобия⁴.

Но автор внезапно разразился ещё более страстной хвалой нулю. Даже слишком преувеличенной:

«…Нуль богаче содержанием, чем всякое иное число. Прибавленный к любому числу справа, он в нашей системе счисления удесятеряет данное число. Вместо нуля для этой цели можно было бы применить любой другой знак, но лишь при том условии, чтобы этот знак, взятый сам по себе, означал нуль, был бы равен нулю».

Владимир Лёвшин, автор «Нулика-морехода»

Автор, увы, меня не читает. Он продолжает рассуждать о нуле и внезапно приходит в противоречие с самим собой: «Нуль уничтожает всякое другое число, на которое его умножают…». Да как же это «уничтожает», если он превращает его в себя, а только что было сказано, что «…нуль богаче содержанием, чем всякое иное число»?!

Автор очерчивает охват применения математики в естественных науках: «в механике твёрдых тел абсолютное, в механике газов приблизительное, в механике жидкостей уже труднее; в физике больше в виде попыток и относительно; в химии простейшие уравнения первой степени; в биологии = 0».

Сколь широко с тех пор простёрла математики руки свои в дела человеческие! — хочется воскликнуть, перефразируя Ломоносова⁵.

Сдаётся мне, что закон перехода количества в качество и обратно переоценён в качестве закона⁶ и на самом деле сводится к вопросу определений.

В самом деле, если мы делим все изменения на количественные и качественные, то им ничего другого не остаётся как чередоваться друг с другом. Хотел бы я посмотреть на философскую систему, в которой такого не происходит!

«Если мы представим себе, что любое неживое тело делят на всё меньшие частицы, то сперва не наступит никакого качественного изменения. Но это деление имеет свой предел: когда нам удается, как в случае испарения, получить в свободном состоянии отдельные молекулы, то хотя мы и можем в большинстве случаев продолжать и дальше делить эти последние, но лишь при полном изменении качества. Молекула распадается на свои отдельные атомы, у которых совершенно иные свойства, чем у неё».

Это неверное описание. «Чисто количественная операция деления» перестаёт быть таковой, когда доходит до молекулы. Чтобы делить дальше, нужно произвести сначала качественное преобразование — разорвать химическую связь — чего прежде мы не делали, воздействуя на межмолекулярные связи.

Ещё более явно это на примере деления атома, в особенности его ядра — до чего автор не дожил.

Я не знаю, насколько простительно гуманитарию представлять, что это всё одна и та же «чисто количественная операция», но это неверно.

«До сих пор ещё никогда не удавалось превратить движение внутри отдельного изолированного тела из одной формы в другую».

До сих пор никогда ещё никому, кроме философов, не удавалось наблюдать отдельное изолированное тело, не говоря уже о том, чтобы замахиваться на какие-то превращения внутри него. Хорошо же оно изолировано, если мы внутрь ручищами лезем!

«Само собой разумеется, что изучение природы движения должно было исходить от низших, простейших форм его и должно было научиться понимать их прежде, чем могло дать что-нибудь для объяснения высших и более сложных форм его».

Большие сомнения вызывает вообще само деление форм движения на «низшие» и «высшие», «простые» и «сложные». Сейчас оторопь вызывает, что автор считает простейшей формой движения «механику небесных тел и земных масс». Между тем на момент написания работы не была решена вытекающая из чисто ньютоновской механики задача трёх тел, ещё при жизни автора было доказано, что это невозможно, а над частными решениями трудятся до сих пор. А потом были ещё специальная и общая теории относительности. Наконец, недавно подтверждённый бозон Хиггса — это ведь по существу тоже про это, про механику небесных тел и земных масс.

С другой стороны, уже античным учёным, совершенно незнакомым с такими «простыми» формами движения, как физика и химия, ничто не мешало высказываться о таких «высших» формах, как социальное движение.

Квантовая физика, в общем, была расследована позже, чем химия, которая, как будто бы, происходит «поверх» движения протонов и электронов. Тем не менее, вряд ли правильно утверждать, что это она «выше» или «сложнее» химического движения.

Лично мне думается, что направление познания определяется не иерархией «низших» и «высших» форм движения, а тем, насколько эти формы удалены от непосредственного человеческого восприятия.

«И если далее материя противостоит нам как нечто данное, как нечто несотворимое и неуничтожимое, то отсюда следует, что и движение несотворимо и неуничтожимо».

Я не особенно сомневаюсь в выводе, но, когда читал, ощутил, что тут или схалявил переводчик или у автора страшно тёмен становится слог. Что, чёрт возьми, означает «материя противостоит нам»? Кому нам? Почему «далее»? Что значит «противостоять как нечто данное»?

При подготовке данных заметок к публикации я выяснил, что виноват всё-таки не Энгельс, а переводчик⁷. В оригинале сказано:

«Und wenn uns weiter die Materie gegenübersteht als etwas Gegebnes, ebensosehr Unerschaffbares wie Unzerstörbares, so folgt daraus, daß auch die Bewegung so unerschaffbar wie unzerstörbar ist».

То есть, если переводить не буквалистски, а по смыслу:

«А коль скоро материя предстаёт перед нами как нечто столь же несотворимое, сколь и неуничтожимое, то из этого следует, что и движение столь же несотворимо, сколь и неуничтожимо».

Вполне ясно сказано-то.

«Даже та форма, в которой [философия] сделала [вывод о несотворимости и неуничтожимости движения], всё ещё выше теперешней естественнонаучной формулировки его. Положение Декарта о том, что количество имеющегося во вселенной движения остаётся всегда одним и тем же, страдает лишь формальным недостатком, поскольку здесь выражение, имеющее смысл в применении к конечному, применяется к бесконечной величине».

Ничего себе «лишь»! Да если пренебречь употреблением слов по назначению, нет никакого затруднения в том, чтобы породить формулировки, намного «выше» (кажется, автор почему-то любит переносить на природу и науку из общества вертикальные иерархии).

Да по-моему один лишь такой формальный недостаток превращает утверждение по ценности почти в ноль. А я бы ещё прибавил другой формальный недостаток: Декарт предполагает суммировать качественно различающиеся вещи. А ведь не кто иной как автор только что рассказывал о противоположности качества и количества. Мне приходилось по жизни складывать кенгуру с азимутами, и я думал, что это халтура, а не философия.

«Если два тела действуют друг на друга так, что в результате этого получается перемещение одного из них или обоих, то перемещение это может заключаться лишь в их взаимном приближении или удалении».

Возьмите яблоко. Приблизьте его к себе, отдалите, покрутите в руке, откусите, съешьте и переварите. Потом вспомните, что это я привёл вас в движение своими словами. Видите, как много разных перемещений, помимо «взаимного приближения или удаления» одно тело способно вызвать в другом?

Не думаю, что Энгельс здесь ошибся. Очевидно, тут просто остались не проговорёнными важные ограничения: во-первых, речь идёт исключительно о механическом перемещении; во-вторых, о телах неизменной формы. Ах, да, и нелинейность пространства на всякий случай тоже следует исключить из рассмотрения.

К слову, при обсуждении этих заметок в Фейсбуке я заметил, что замечания моих собеседников из соседних веток подходят друг к другу.

Длинные и мутные препирательства с Гельмгольцем про притяжение и отталкивание не комментирую, ибо в них я то и дело терял нить, не уяснил ни с чего всё началось, ни чем закончилось, а уж тем более, зачем всё это понадобилось, понял только, что Гельмгольц лох, а автор молодец. Но это и так было ясно.

Продолжая пререкаться с Гельмгольцем, автор подключает также Декарта, Д’Аламбера и прочих товарищей. Дело, кажется, крутится вокруг рассмотрения импульса и кинетической энергии (как это называют сегодня) как «двух противоречащих друг другу мер» движения. Чем смущает наличие двух мер и в чём тут противоречие, не ясно.

Вот, например, я вижу, как сохранение импульса выводится из сохранения энергии…

«Таким образом, здесь исчезло механическое движение, равное mv2/2, т. е. … равное 12×400×400×½ = 960 000 килограммометров».

Пардон, но ведь нет же, если я правильно понимаю. Это будет 960 килоджоулей. А чтобы это были килограмметры, надо ещё поделить на g (же) — это будет приблизительно 97 959 кгм.

«…Данному количеству энергии в одной форме всегда соответствует определённое количество энергии в какой-либо другой форме. Так, мы можем выразить единицу теплоты в килограммометрах, а единицы или любые количества электрической или химической энергии — снова в единицах теплоты, и наоборот; мы можем точно так же измерить количество энергии, полученной и потреблённой каким-нибудь живым организмом, и выразить его в любой единице — например в единицах теплоты».

Автор явно вульгаризирует. Если под энергией понимать способность материи к той или иной форме движения или же меру этого движения, когда оно является действительностью, то уже в области химии не стоило бы сводить оную к калориям, а уж в области биологии и вовсе подавляющее большинство организмов на одних калориях быстро утратит всякую живость.

Обращает на себя внимание также, что автор снова и снова полностью обходит стороной социальные и психические движения, как если бы они были вовсе чуждыми материальному миру явлениями или могли быть разумным образом сведены к калориям.

«Общий закон изменения формы движения гораздо конкретнее, чем каждый отдельный „конкретный“ пример этого».

Автор соригинальничал и резко завершил отрывок. Признаюсь честно, я не понял. Можно, конечно, гадать, что он имел в виду, но это какой-то чань-марксизм получается.

«Мы знаем, что такое час, метр, но не знаем, что такое время и пространство! Как будто время есть что-то иное, нежели совокупность часов, а пространство что-то иное, нежели совокупность кубических метров!»

Ой-ой.

Что же он такое говорит?

Только что взял и свёл аспекты существования материи к сумме идеальных конструкций.

По-моему, он это зря.

Это метры нарезаны из пространства, а часы из времени — причём даже не человеческим сознанием, а такой особенной его формой как наука. А пространство и время из них не складываются, их следовало бы понимать исходя из движения.

И только я это подумал, автор спешит урезать также и понятие движения:

«…Движение как таковое есть не что иное, как совокупность всех чувственно воспринимаемых форм движения».

Но ведь ничего подобного же. Даже во время автора большая часть известного науке движения схватывались не через непосредственное чувственное восприятие, но через воображение.

Автор, между прочим, это прекрасно понимает и тут же называет «жалкой отговоркой», указывая, что «эти невоспринимаемые формы движения могут превращаться в доступное нашему восприятию движение». Это, конечно, так. Но то, что они могут доходить до нас посредством каких-то чувственно воспринимаемых движений, не означает, что они являются этими или такими движениями. Более того: было время (и это львиная доля всей истории Вселенной), когда чувственно воспринимать что-либо было просто некому. Мы, конечно, наблюдаем отдалённые следы этих движений, но ведь не все они оставили читаемые следы! Любопытно, автор бы в ответ на это упорствовал бы, указывая, что ведь могли же оставить?..

«…В газовом шаре туманности все вещества, хотя и существуют раздельно, сливаются в чистую материю как таковую, действуя только как материя, а не согласно своим специфическим свойствам».

Очень, очень зря автор принялся искать в естествознании философскую «чистую материю как таковую».

Причём дальше он же сам здраво, но в противоречии с этим рассуждением замечает: «Материя как таковая, это — чистое создание мысли и абстракция». А я что говорю?! Нет и не может быть, ни при каких условиях и ни в каком масштабе, материи вообще, не обладающей никакими конкретными свойствами.

«…Притяжение и отталкивание столь же неотделимы друг от друга, как положительное и отрицательное, и поэтому уже на основании самой диалектики можно предсказать, что истинная теория материи должна отвести отталкиванию такое же важное место, как и притяжению, и что теория материи, основывающаяся только на притяжении, ложна, недостаточна, половинчата».

То есть если у философа в голове сложилась красивая схема, то естествознание — вынь да положь ему подходящую под неё теорию?

Как-то уж очень претенциозно.

Далее автор описывает в качестве такого отталкивания, дополняющего гравитационное притяжение, давление газа, то есть, по существу, инерцию его молекул. Но ведь инерция только представляется нам в определённых ситуациях отталкиванием, а по существу таковым не является. Сам же автор в другом месте той же работы указывает на отсутствие взаимодействия между частицами газа. Таким образом, инерция не зависит от других частиц или от центра тяготения, она может быть направлена от него с тем же успехом, как и к нему.

Схема не складывается.

«Кое-кто, по-видимому, даже не прочь перенести термодинамическую категорию работы обратно также и в политическую экономию,..— причём в итоге получилась бы только чепуха. Пусть попробуют выразить какой-нибудь skilled labour в килограммометрах и попытаются определить на основании этого заработную плату!»

А я что говорил почти в начале чтения, возмущаясь тем, как лихо автор приравнивает разные виды движения друг к другу? Вот примерно это и говорил. Отсюда следует бессмысленность попыток говорить о неизменности суммы движения и о самой этой сумме, несмотря на то, что у буржуазной политэкономии замечательно получается мерить все формы движения в долларах, а марксизм претендовал делать то же самое в рабочих часах (пасуя, однако, перед тем же skilled labour).

«…В течение почти двух столетий теплота рассматривалась не как форма движения обыкновенной материи, а как особая таинственная материя…».

Подожди-ка!

Ты хочешь сказать, что это не одно и то же? Что есть какой-то смысл говорить о чём-то в материи, отличном от её особенных форм движения?

Нет, понятно, что в философии мы можем делать вид, что форма и содержание это разные вещи, но в естественных науках это же одно и то же.

«Говорить, будто материя за всё время своего бесконечного существования имела только один-единственный раз… возможность дифференцировать своё движение и тем самым развернуть всё богатство этого движения и что до этого и после этого она навеки ограничена одним простым перемещением,— говорить это значит утверждать, что материя смертна и движение преходяще. Неуничтожимость движения надо понимать не только в количественном, но и в качественном смысле».

Это пишет человек, который только что описывал жалкое состояние, в котором оказывалась наука прошлого из-за следования предписанного философией тезису неизменности мира⁸. И вот он уже требует от учёных наплевать на конкретные выводы их наук на основании другого философского тезиса, только оттого, что для него, видите ли, что-то «немыслимо»⁹.

«Излучённая в мировое пространство теплота», видите ли что-то «должна» философу. «Иметь возможность каким-то путём». Каким-то, Карл Фридрих!

«Что вода при температуре от 0 до 100° С жидка — это вечный закон природы, но, чтобы он мог иметь силу, должны быть налицо: 1) вода, 2) данная температура и 3) нормальное давление. На Луне вовсе нет воды, на Солнце имеются только составляющие её элементы, и для этих небесных тел указанный закон не существует».

Ну здрасьте. То, что закон не проявляется непосредственно, лихо приравнивается к тому, что он не существует. Как-то это довольно абсурдно выглядит, всё равно как сказать, что закон о том, что вода кипит при 100 градусах Цельсия, появляется только в тот момент, когда чайник нагревает её до 100 градусов Цельсия, а во всякое остальное время невозможно сказать, при скольки градусах она кипит!

Философы такие философы.

«Итак, в конце концов приходят всё же к исчерпанию и к прекращению движения. Вопрос будет окончательно решён лишь в том случае, если будет показано, каким образом излучённая в мировое пространство теплота становится снова используемой. ‹…› Вопрос о том, что делается с потерянной как будто бы теплотой,.. ещё не решён; возможно, что пройдет ещё немало времени, пока мы своими скромными средствами добьёмся его решения. Но он будет решён… Кругооборота здесь не получается, и он не получится до тех пор, пока не будет открыто, что излученная теплота может быть вновь использована».

Все хотят вечный двигатель, хотя бы и второго рода!

«Сцепление — уже у газов отрицательное — превращение притяжения в отталкивание; это последнее реально только в газах…»

О чём это? Какое отталкивание хотя бы и в газах, если, конечно, они не ионизированы?

Кажется, автор усматривает тут какой-то способ обойти энтропию: «Обращение состоит в том, что отталкивание отталкивает само себя и таким образом возвращается из среды в мёртвые небесные тела». Но, если честно, для меня это выглядит как приступ маразма.

«В солнечной системе имеются, быть может, самое большее только три планеты, на которых, при теперешних условиях, возможно существование жизни и мыслящих существ».

Любопытно. Сколько мы с тех пор узнали, а в этом отношении не сильно продвинулись. Разве что иссякли надежды найти в Солнечной системе мыслящих существ.

Что до существования жизни, вопрос остаётся столь же подвешенным. Ничего не найдено, но какие-то шансы современная наука оставляет более чем, за тремя планетами, прибавив к Венере и Марсу крупные спутники Юпитера (Титан, Европу, Каллисто и Ганимед) и Сатурна (Энцелад).

«Вся энергия, действующая на Земле в настоящее время, есть превращённая солнечная теплота».

Но ведь нет же.

Ладно, автор не мог знать о радиоактивном распаде, мог забыть о нагреве недр Земли под воздействием тяготения. Но о приливах же он сам прямо упоминал и даже не один раз. Вот, например, там же:

«…Уже Кант высказал ту мысль, что приливы и отливы производят замедляющее действие на вращение Земли».

Из сноски:

«…Немногим более сотни миллионов лет, вероятно, прошло с тех пор, как Земля настолько остыла, что на ней могли жить растения и животные».

Снова и снова мы видим, как неразвиты ещё были тогда геология и палеонтология. Автор (следуя тогдашним специалистам, конечно) ошибся раз в сорок! А сто миллионов лет назад уже был бодрый мел с динозаврами и разнообразными зверушками.

«Много сотен тысячелетий тому назад… по всей вероятности, на обширном материке, ныне погружённом на дно Индийского океана…».

Насколько же теория дрейфа материков молодая. Лемурия дожила почти до моих времён не только у фантастов вроде Говарда.

Для начала, одно замечание по биохимии.

«…Мы ещё не смеем думать об искусственном создании белка, вероятно, в ближайшие сто лет…»

Возможно, автор имел в виду что-то большее, но синтез полипептидов осуществил уже в 1907 году (четверть века спустя) Эмиль Фишер.

Зоология

«…У млекопитающих раздельные копыта, как правило, связаны с наличием сложного желудка, приспособленного к процессу жвачки».

Свиньи и бегемоты негодуют.¹⁰

«Но все животные в высшей степени расточительны в отношении предметов питания и притом часто уничтожают в зародыше их естественный прирост. Волк, в противоположность охотнику, не щадит козули¹¹, которая на следующий год должна была бы доставить ему козлят; козы в Греции, поедающие молодую поросль мелкого кустарника, не давая ему подрасти, оголили все горы страны».

Автор явно утрирует. Волк, разумеется, никого не щадит, но у хищников существуют некоторые поведенческие ограничения на охоту, хотя бывает, что их срывает, иначе невозможным было бы удержаться в экологических нишах.

Коза ест молодую поросль не потому что соображает плохо, а потому что кушать хочет. Если уж с кого спрашивать, так это с людей, которые завезли коз с Ближнего Востока на Балканы. Хотя к ним применимо то же соображение, но дело усугубляется тем, что человек не ограничен той экологической нишей, в которой образовался как вид.

Кстати, о козах. Они действительно очень способные в плане истребления растительности существа. В национальном парке полуостров Акамас на Кипре я наблюдал, как клеткой защищают от них редкий западный подвид зопника кипрского.

«Разумеется, мы никогда не узнаем того, в каком виде воспринимаются муравьями химические лучи. Кого это огорчает, тому уж ничем нельзя помочь».

Да как это может не огорчать-то?!

«Индукция никогда не докажет, что когда-нибудь не будет найдено млекопитающее животное без молочных желез. Прежде сосцы считались признаком млекопитающего. Однако утконос не имеет сосцов».

Не уверен, что правильно понимаю автора, но он, чёрт возьми, прав. Поскольку биологические классы являются конвенциональными категориями, нельзя было поручиться, что какую-нибудь двинию, открытую десятилетие спустя, отнесут к парафилетическому классу синапсидов, а не расширят ради неё класс млекопитающих.

Двиния

Всё ещё о классификации зверушек:

«Индукция учила нас, что все позвоночные животные обладают центральной нервной системой, дифференцированной на головной и спинной мозг, и что спинной мозг заключен в хрящевых или костных позвонках — откуда заимствовано даже название этих животных. Но вот оказалось, что ланцетник — позвоночное животное с недифференцированной центрально-нервной струной и без позвонков».

Точности ради, для ланцетника в конце концов всё же завели отдельный подтип бесчерепных рядом с позвоночными.

«Индукция твердо установила, что рыбы — это такие позвоночные животные, которые всю свою жизнь дышат исключительно жабрами. И вот обнаруживаются животные, которых почти все признают за рыб, но которые обладают, наряду с жабрами, хорошо развитыми легкими, и оказывается…»

…Потом оказалось, что некоторым образом все мы рыбы…

«Млекопитающее неделимо, у пресмыкающегося ещё может вырасти нога».

Да как же это млекопитающее неделимо, когда они только этим и занимаются? Как кролики! Вместо двух кроликов становится десять, и так далее.

Вот очевидный пример, как философ попадает впросак из-за стремления следовать красивой схеме:

«Каждая группа, в свою очередь, двойственна. Механика: 1) небесная, 2) земная. Молекулярное движение: 1) физика, 2) химия. Организм: 1) растение, 2) животное».

Линней разделил всё живое на животных и растения, да. Но уже хорошо знакомый автору Геккель при его жизни выделил протистов и пытался отделить грибы от растений. Потом из растений пришлось также вынести бактерий, а ещё были открыты археи. Кроме того, имеются вирусы (привет, Ковид).

Схема развалилась прежде, чем была записана.

«…Приспособлени[е] к изменившимся обстоятельствам… может быть в целом как прогрессом, так и регрессом (например, приспособление к паразитической жизни всегда регресс)».

Любопытно, почему?

Потому, что сужает простор для развития? Но буквально в следующей фразе автор отмечает, что так происходит всегда:

«…Каждый прогресс в органическом развитии является вместе с тем и регрессом, ибо он закрепляет одностороннее развитие и исключает возможность развития во многих других направлениях».

В таком случае, какие особенные претензии к паразитизму? Неясно.

Автор упоминает (без кавычек!) «государства насекомых», что заставляет усомниться: а точно ли он держался представления о государстве как классовом инструменте господства? Особенно в конце жизни, когда он возлагал надежды на «немецкий пример использования избирательного права»¹².

Интеллект животных

«…Птица с наиболее отвратительным голосом, попугай, говорит всего лучше».

Вот так взял, и походя обидел попугая.

«Собака и лошадь развили в себе, благодаря общению с людьми, такое чуткое ухо по отношению к членораздельной речи, что, в пределах свойственного им круга представлений, они легко научаются понимать всякий язык. Они, кроме того, приобрели способность к таким чувствам, как чувство привязанности к человеку, чувство благодарности и т. д., которые раньше им были чужды. Всякий, кому много приходилось иметь дело с такими животными, едва ли может отказаться от убеждения, что имеется немало случаев, когда они свою неспособность говорить ощущают теперь как недостаток».

Вряд ли наши животные компаньоны действительно страдают от невозможности говорить, но то, что подметил автор,— действительно важный факт (и, кажется, ещё долго после этого отрицаемый или игнорируемый наукой). За собак и лошадей не скажу, у меня нет с ними опыта, но кошки реально подхватывают от людей стремление к речевой коммуникации, они слушают, что́ им говорят, и даже конструируют свой микроквазиязык. Это человеческое, между собой кошки почти не разговаривают, если исключить небольшие ограниченные инстинктивные вокализации.

Автор пробежал этот момент как-то очень походя, хотя он заслуживает теоретического развития в том плане, что разум вообще есть явление не индивидуальное, а коллективное, и если ты включаешься в общественный организм, то, внезапно, обретаешь какие-то его элементы, становишься его частью, даже если у тебя крошечный мозг и непригодная для речи гортань.

Далее по этому вопросу обронена ещё одна фраза, о «наших домашних животных, более высоко развитых благодаря общению с людьми, [у которых] можно ежедневно наблюдать акты хитрости, стоящие на одинаковом уровне с такими же актами у детей».

Это очень верно. «Теория разума» сформулирована аж на сто лет позднее, в 1978 году, и подтверждена у высших приматов, но в каком-то виде она присуща и другим животным: я много раз наблюдал, как кошки предугадывают наше поведение, и напротив — понимают, что их намерения разгаданы, и демонстрируют это поведением. Это и человеку-то, особенно аутичному, не всегда под силу.

Конечно, кот существо достопочтенное, но неразумное — но не всё так просто. Квазиразумное — я бы сказал.

Тиша Пушкин сын, кот автора, род. 2013

«От какого дикого животного происходят наши собаки, которые даже и между собой так резко отличаются друг от друга, или наши столь же многочисленные лошадиные породы — является всё ещё спорным».

Кстати, да. Хотя собака уже лет тридцать как признана волком, подробности её происхождения до сих пор не вполне ясны.

Я тут хотел дать фотку шпица, каковая порода похожа на нашу Пушку и оттого симпатична, а кроме того замечательно контрастирует с упоминанием волка, но, поскольку у мамы теперь имеется своя собака, то пусть будет она.

«…Приучение диких кошек и собак к потреблению растительной пищи наряду с мясной…».

Ай-яй-яй! Надеюсь, у Энгельса не было кошки. Нехорошо портить пищеварение облигатному хищнику.

«…способствовало тому, что они стали слугами человека…».

Судя по этой фразе, не было.

«…Родовые понятия у Дидо: четвероногие и двуногие…»

Ага! У автора была собака!

Странно, однако, что его собака, судя по тексту, относила себя к отдельному от людей классу (или это автор так считал). Как показали современные опыты с шимпанзе, они воспринимают реальность несколько в ином ключе: они с людьми, а всякие посторонние обезьяны — нет.

Резникова в «Языке животных» цитирует¹³:

«[Уошо], нимало не сомневаясь, причисляла себя к людскому роду, а других шимпанзе называла „чёрными тварями“. Человеком считала себя и Вики… когда перед ней поставили задачу отделить фотографии людей от фотографий животных, своё изображение она уверенно поместила к изображениям людей, положив его поверх портрета Элеоноры Рузвельт, но когда ей дали фотографию её волосатого и голого отца, она отбросила его к слонам и лошадям».

«Много сотен тысячелетий тому назад, в ещё не поддающийся точному определению промежуток времени того периода в развитии Земли, который геологи называют третичным, предположительно к концу этого периода, жила где-то в жарком поясе… необычайно высокоразвитая порода человекообразных обезьян. Дарвин дал нам приблизительное описание этих наших предков. Они были сплошь покрыты волосами, имели бороды и остроконечные уши и жили стадами на деревьях».

По современным представлениям, это было около десяти миллионов лет назад в Восточной Африке (а не в оказавшейся мифической Лемурии). Любопытно, между прочим, что автор называет, как важные признаки «необычайно высокоразвитой породы человекообразных обезьян», бороды и остроконечные уши.

«Ни одна обезьянья рука не изготовила когда-либо хотя бы самого грубого каменного ножа».

Это близко к истине. Уже в наше время проводились эксперименты по обучению шимпанзе изготовлению каменных орудий. Ножи у них и правда получались не очень. Как отмечает Наталья Резник: «У них другая задача — орехи колоть, для этого режущий край не нужен».

«Самые низшие дикари и даже те из них, у которых приходится предположить возврат к более звероподобному состоянию с одновременным физическим вырождением…».

Любопытно, кого автор имеет в виду. Не флоресских же «хоббитов».

«…с момента окончательного отделения человека от обезьяны…»

Само собой, по современному пониманию, такого момента никогда не было и вряд ли могло быть. С точки зрения кладистики, человек — один из родов узконосых обезьян и никуда из них он не денется.

Даже если сойти с этой точки зрения, мы обнаружим, что тот, кто отделился от последних общих предков с современными обезьянами-нелюдьми, человеком не был, а был его предшественником, вероятно — австралопитеком.

«…Мы становимся всё более и более способными к тому, чтобы уметь учитывать также и более отдалённые естественные последствия по крайней мере наиболее обычных из наших действий в области производства и тем самым господствовать над ними. А чем в большей мере это станет фактом, тем в большей мере люди снова будут не только чувствовать, но и сознавать своё единство с природой и тем невозможней станет то бессмысленное и противоестественное представление о какой-то противоположности между духом и материей, человеком и природой, душой и телом, которое распространилось в Европе со времени упадка классической древности и получило наивысшее развитие в христианстве».

Мне кажется, это тут он что-то очень антидиалектическое завернул. Утверждение от отсутствии противоположности между духом и материей, человеком и природой, душой и телом — и даже об отсутствии хотя бы одной из этих противоположностей — достаточно важно, чтобы остановиться на нём подробнее, но увы — на этом абзац заканчивается, а автор переходит к обсуждению картофеля, как будто ничего такого особенного не сказал.

«…Подобно тому как история развития человеческого зародыша во чреве матери представляет собой лишь сокращённое повторение развёртывавшейся на протяжении миллионов лет истории физического развития наших животных предков начиная с червя, точно так же и духовное развитие ребенка представляет собой лишь ещё более сокращённое повторение умственного развития тех же предков…»

Это неверно.

Конечно, автору нельзя поставить в вину, что он принимал хотя и спорный, но модный тогда закон Геккеля, но он зря вульгаризировал его словечком «лишь» и тем более зря перенёс на духовное развитие.

«Старая телеология пошла к чёрту, но теперь твёрдо установлено, что материя в своем вечном круговороте движется согласно законам, которые на определённой ступени — то тут, то там — с необходимостью порождают в органических существах мыслящий дух».

Достаточно неосторожная фраза, чтобы некоторые соорудили на её основе какую-нибудь новую телеологию или «космологию духа». Неспроста всё-таки это осталось лишь черновиком.

«Современное естествознание признаёт наследственность приобретённых свойств и этим расширяет субъект опыта, распространяя его с индивида на род: теперь уже не считается необходимым, чтобы каждый отдельный индивид лично испытал всё на своём опыте; его индивидуальный опыт может быть до известной степени заменён результатами опыта ряда его предков. Если, например, у нас математические аксиомы представляются каждому восьмилетнему ребёнку чем-то само собой разумеющимся, не нуждающимся ни в каком опытном доказательстве, то это является лишь результатом „накопленной наследственности“».

На фото — Australneger.

«Бушмену же или австралийскому негру вряд ли можно втолковать их посредством доказательства».

Австралийскому негру? …Видимо, у африканского всё же остаются некоторые шансы, если он не совсем бушмен.

На фото — Australneger.

А вот цитата из немецкой Википедии в тему:

«Когда австралийские негры были показаны на народном шоу в Мюнстере в 1885 году, региональная пресса писала о них, что они „находятся на самом низком уровне культуры“, что „бушмены и негры“ соревнуются друг с другом в „уродстве“, и что эти люди не будут „стимулировать желание эмигрировать в страну колоний“».

«Вместо узкой культурной полосы [в конце Древнего мира] вдоль побережья Средиземного моря, которая лишь кое-где протягивала свои ветви в глубь материка и по Атлантическому побережью Испании, Франции и Англии и которая поэтому легко могла быть разорвана и смята германцами и славянами с севера и арабами с юго-востока…»

Не могла.

Потому что, во-первых, эта «узкая полоса вдоль побережья Средиземного моря» включала в себя всю Галлию, Иберию, Румынию, Малую Азию, Сирию и Месопотамию. Во-вторых, римляне, как и греки, были морским народом, так что разрывай их по суше, не разрывай, а коммуникациям по морю от этого ничего не сделается. А арабы, которые тоже освоили Средиземноморье, по культуре не сказать, чтобы уступали тому, что осталось к тому времени в Европе.

«…Теперь [в 1453 г.] одна сплошная культурная область — вся Западная Европа со Скандинавией, Польшей и Венгрией в качестве форпостов»

Всё-таки автор русофоб.

«…Когда Колумб… открыл… Америку, то он не знал, что он этим пробудил к новой жизни давно исчезнувший в Европе институт рабства и положил основание торговле неграми».

Кажется, однако, что Колумб что-то такое подозревал, судя по его письму королевской чете после первого путешествия в Америку:

«…Я смогу доставить золота сколько понадобится, получив от Ваших Высочеств лишь самую незначительную помощь; пряностей и хлопка .., и камеди,.. и Ваши Высочества смогут её продавать сколько угодно, и древесины алоэ сколько прикажете привезти, и рабов сколько прикажете привезти из племён идолопоклонников; и я, кажется, нашёл там ревень и корицу и найду ещё тысячи полезных вещей…»¹⁴

Снос памятника Колумбу в Сент-Поле (США) в 2020 г.

Итак, Энгельс, несомненно, блестяще разбирался в гуманитарных вопросах, но оставался заложником западноевропейской науки своего времени с её общепринятым расизмом, биологическим и культурным. Там, где он погружается в физику и математику, мне порой больно на это смотреть, настолько фантазия вводит его в противоречие с материалистическими основами собственной же философии. Зато удивительной здравостью и меткостью отличаются наблюдения касательно живой природы.