В этой исторической пьесе товарищ У Хань выводит совершенного и благородного персонажа Хай Жуя, изображённого как «человека, который всегда думает о людях» и «заступник угнетённых, запуганных и ущемлённых»¹⁰. В этой личности вы просто не сможете найти ни малейшего недостатка. Кажется, что он — идеальный персонаж автора. Он не просто «заступник» крестьян-бедняков эпохи Мин, а также пример для китайского народа и кадров социалистической эпохи.

Автор пошёл на большие усилия, чтобы обрисовать своего героя. Из девяти действий пьесы он отводит три полностью изображению этого честного чиновника.

В первом и втором действиях — перед тем, как Хай Жуй появляется на сцене — пьеса изо всех сил старается изобразить Сюев — семью Сюй Цзе, которая привела к падению Янь Суна, который был прежде премьер-министром, а затем жил в отставке. Она рассказывает, как эта семья посягает на землю крестьян, силой забирает дочерей у других людей и подкупает чиновников, забив насмерть крестьянина-бедняка Чжао Юйшаня. Когда крестьянка Хун Алань «взывает к Небу, [а] в сердце [у неё] боль и гнев», приходит срочная новость, что Хай Жуй назначен губернатором Десяти областей Интяни. Для высокопоставленных чиновников это как гром среди ясного неба. Они стонут в тревоге: «Что же делать?». Даже служащие ямыня¹¹ восклицают: «Как, неужели сюда приезжает сам Хай Ясное Небо? Теперь жди беды!».

В третьем действии Хай Жуй появляется в простых одеждах. Автор рисует, как Хай Жуй лично выслушивает «деревенских жителей», чьи «взывают к милости сердца», которые оказывают ему величайшее уважение и рассказывают, как они молились о его приходе. Они превозносят его за «бескорыстность», «мудрость», «доброту и справедливость».

Хотя в феодальном обществе «чиновники здесь и чиновники там» и «без денег нигде не раскроешь и рта», все без исключения ущемлённые крестьяне верят, что «Хай Ясное Небо» — исключение, и думают, что «можно идти к нему с жалобами».

Такая тактика формирования контраста нацелена на то, чтобы дать зрителям сильное ощущение, что только Хай Жуй может облегчить участь крестьян. Это показывает, что «Разжалование Хай Жуя» не представляет «внутренней борьбы феодальных правящих классов»¹², как утверждает автор, а всеми возможными способами рисует для наших современных зрителей героя, определяющего судьбу крестьян.

Конфликт пьесы разворачивается вокруг темы «возвращения земли». Хотя товарищ У Хань говорит в предисловии, что пьеса «пересмотрена с целью сделать главной темой подавление деспотов», на самом деле причина всех обид — захват земли, и действие «подавления деспотов» и «восстановление справедливости» также сосредоточено на «возвращении земли». «Возвращение земли» изображается как «средство помочь беднякам»¹³, а также является причиной разжалования Хай Жуя — вершины конфликта пьесы.

Пьеса делает это конкретное утверждение устами «Второго крестьянина»: «Мы все берём в аренду землю Сюев». Она хочет, чтобы зрители запомнили, что она изображает борьбу между бедным крестьянством, с одной стороны, и семьёй Сюев и прочими отставными и коррумпированными чиновниками, и что Хай Жуй выступает на стороне арендаторов Сюев.

Честный Хай не обманул надежд общественности и едва вступив в должность, принялся решать «во благо народа». Он не только бранит тех, кто «людей терзает,.. земли, деньги отбирает,.. в долг ссужает», и поощряет крестьян «жаловаться» на них, но также демонстрирует демократический дух в суде, спрашивая мнения «почтенных» жалобщиков.

Крестьяне просят господина Хай Жуя распорядиться, чтобы Сюи и прочие чиновники вернули захваченную землю, и Хай Жуй приказывает «всем чиновникам в десятидневный срок вернуть крестьянам землю и имущество».

После «возвращения земли» острые классовые противоречия внезапно исчезают. «Народ» отбивает поклоны¹⁴ перед Хай Жуем, говоря: «Господин правитель — народный заступник. Пришли, наконец, к крестьянам Цзяннани¹⁵ светлые дни!»

Автор заставляет бедняков выражать свою благодарность и радость общей песней, прославляющей честного и неподкупного чиновника:

«Нынче ясное небо и счастливая доля.
Будем снова усердно обрабатывать поле.
Есть земля, нет печали о еде да одежде,
Ждёт нас светлое время, не такое, как прежде».

Пьеса рассказывает людям, что хотя ещё действует нетронутая феодальная система и ещё существуют безжалостный гнёт и эксплуатация со стороны помещиков, пока мы ведём дела так же, как Хай Жуй, можно разрешить проблемы крестьян с «землёй», у них будет «еда и одежда» и «ждёт их светлое время».

Кроме того, пьеса подчёркнуто изображает, как Хай Жуй «истребляет зло во благо народа» и массово карает «продажных чиновников». Она вновь и вновь озвучивает «необходимость пересмотра несправедливо разрешённых дел», и решимость Хай Жуя «умиротворить народ» и «чиновников продажных из ямыня выгнать вон»: «Народ во гневе, ждёт решенья, пришла желанная пора, закону чуждо снисхожденье, закон незыблем, как гора». Предпринятые им в пьесе действия включают обезглавливание Ван Минъю, магистрата уезда Хуатин; приговор сунцзянского префекта Ли Пинду к «отстранению от должности и отбыванию срока в тюрьме до особого императорского повеления»; повешение Сюй Ина, сына Сюй Цзе.

Говоря словами самого товарища У Ханя, так как «отъезд Хай Жуя не представит мрачного аспекта, я решил приговорить Сюй Ина к смертной казни»¹⁶. Таким образом Хай Жуй прекращает свою официальную карьеру и становится героем, который триумфально противостоит феодальному императорскому двору.

В конце пьесы Сюй Ин казнён, Сюй Цзе лишается чувств, а новый губернатор впадает в оцепенение. А Хай Жуй, выпрямившись и подняв официальную печать, заявляет: «Стыдно бояться смерти тому, кто служит опорой Небу и Земле!». В душе он торжествует победу.

Автор также «победоносно» выполнил свою задачу изображения своего героя.

В этой пьесе герой — только Хай Жуй. Крестьяне могут только жаловаться своему повелителю, просить «заступиться за них», и вверять свои судьбы «Хаю Ясное Небо». Чтобы противопоставить образ Хай Жуя всем прочим феодальным чиновникам, все высшие чиновники в пьесе рисуются как отрицательные персонажи. Жена и домочадцы Хай Жуя — мудрые люди, которые хотят защититься, и только его мать поддерживает его. Хай Жуй выступает в одиночку, совершая великую экономическую и политическую революцию.

После просмотра этой пьесы у людей остаётся сильное впечатление, что такой героический образ, вылепленный товарищем У Ханем, гораздо более велик, чем образ Хай Жуя, который рисовали какие-либо оперы и романы феодальной эпохи в прошлом. Хотя товарищ У Хань специально написал некоторые пояснения для включения в пьесу, опубликованные в отдельном томе, и извлёк из самой истории разжалования Хай Жуя множество исторических данных в попытке создать у людей впечатление, что пьеса написана в полном соответствии с историческими фактами, люди всё же не могут не спросить: действительно ли был такой герой среди правящих классов феодального общества? Является ли этот «Хаю Ясное Небо» просто художественной версией реального исторического Хай Жуя или это просто вымышленный персонаж, изобретённый товарищем У Ханем?

Мы не историки, но согласно тому, что мы прочитали, исторические противоречия и классовая позиция, занятая Хай Жуем в обращении с ними, как рисуется в этой пьесе, находятся в противоречии с исторической реальностью. Хай Жуй в пьесе всего лишь изобретён товарищем У Ханем, чтобы придать публичности своей точке зрения.

Хай Жуй был губернатором Интяни в период с лета 1569‑го по весну 1570‑го. В то время классовые противоречия и классовая борьба на селе Цзяннани были очень остры. С правления Чжэндэ¹⁷ до правления Лунцина¹⁸, в результате бешеного захвата классом помещиков земли у крестьян всевозможными способами концентрация земель становилась всё больше, а крестьяне всё более тяжко эксплуатировались.

«Жичжилу»¹⁹ утверждает: «Только один из десяти в среднем владел землёй в провинции Цзянсу, а остальные девять были арендаторами». Это показывает, что подавляющее большинство земель принадлежало помещикам. Хотя Гу Яньу не дал точной даты, по доступным нам данным, эта оценка согласуется с состоянием дел в провинциях Сучжоу и Сунцзян во второй половине эпохи династии Мин.

Экспроприацию земель наиболее свирепо проводила группа имперских помещиков, полагавшихся на политическое влияние для расширения своих «имперских владений». Кроме того, некоторые бюрократические помещики в сельских областях также захватывали множество земель. Земельные владения одного только Сюй Цзе составляли, как говорили одни, 240 тысяч му, как говорили другие, и 400 тысяч му²⁰ — эквивалент примерно трети или половины площади возделываемой земли в уезде Сунцзян под юрисдикцией шанхайского муниципалитета сегодня.

Слова Хай Жуя, что «простой народ проклинал и возмущался множеством владений и рабов, принадлежавших отставным чиновникам в Хуатине», отражали ту острую классовую борьбу, которую он видел собственными глазами. Концентрация земель ускоряла обострение классовых противоречий между крестьянами и помещичьим классом. Множество крестьян разорялись и пускались в бега, многие поля оставались невозделанными, а «людям без земли остаётся только идти в батраки» («Записи уезда Хуатин»).

Противоречие между крестьянством и помещичьим классом было главным противоречием феодального общества, и обострение классовой борьбы неизбежно повлияло бы на отношения между различными слоями внутри помещичьего класса. При таких обстоятельствах, когда большинство земель принадлежит помещикам, бюрократическим помещикам ничего не оставалось как сосредоточить свои усилия по аннексии земель на малых и средних землевладельцах и «богатых семействах», которые «нанимали людей возделывать свою землю» — то есть «богатых крестьянах» (также называемых «верхним слоем крестьян»). В результате противоречие внутри помещичьего класса также резко возросло.

Между тем, поскольку бюрократические помещики скрывали много земель — за которые не уплачивались налоги — и монополизировали плоды эксплуатации, императорский двор обнаружил финансовые затруднения, и некоторые чиновники при дворе постоянно требовали обследования возделываемых земель, ограничений на размер «императорских владений» и прочих владений, и запрета продолжающейся аннексии «частных земель», принадлежавших средним и мелким землевладельцам. Это обостряло противоречия между различными группами помещиков во власти и вне её.

В то время одним из главных методов, которым бюрократические помещики аннексировали земли, была так называемая «уступка земли»²¹, которой и противостоял Хай Жуй, требуя «возвращения земель»²².

Уступка земли в основном осуществлялась двумя способами. Один способ — когда могущественные помещики побуждали своих пособников²³., которые имели какое-то отношение к изначальным землевладельцам, «уступать» им такие земли. Такие земли изымались у «богатых семейств», которые изначально владели ими, а захватившие их «уступленные земли» пособники становились управляющими или арендаторами таких земель.

Другой способ существовал для средних и мелких землевладельцев, богатых крестьян, единоличников — они могли уступить свою землю бюрократическим помещикам с целью уклонения от тяжёлых официальных повинностей и налогов. Причиной было то, что законы Мин обеспечивали, чтобы чиновники наслаждались привилегией освобождения от официальных повинностей и налогов в различной степени согласно их рангу, и землевладельцы могли уклоняться от таких официальных повинностей и налогов, размещая свою землю под именем бюрократических помещиков. Бюрократические помещики пользовались этим и захватывали земли, принадлежавшие средним и мелким землевладельцам и богатым крестьянам, которые хотели уклониться от официальных повинностей и налогов.

Поскольку большинством земель владели помещики и богатые крестьяне, земля, захваченная бюрократическими помещиками, была в большинстве случаев собственностью средних и мелких землевладельцев или богатых крестьян.²⁴ В этом была суть вопроса.

В биографии Хай Жуя говорится:

«Поэтому богачи часто уступали свои земли чиновникам, предпочитая уплачивать арендую плату, чтобы избежать больших обязанностей. Это называлось уступкой земли. Из-за этого как только учёный сдавал экзамен второй ступени, он часто приобретал уступленную землю и становился богатым человеком. Когда падшие чиновники получали обратно свои чины и власть, они часто вели себя как выскочки и смотрели на аннексию земель как на что-то само собой разумеющееся. Когда властные и влиятельные забирали владение, какое хотели, никто не смел возражать».

Те, кто назван здесь «богачами», это, конечно, не бедные крестьяне, у которых не было земли для «уступки», а «потерявшие влияние» местные чиновники, средние и мелкие землевладельцы без политического положения, а также богатые крестьяне. Их «частную землю» всё время аннексировали могущественные бюрократические помещики, «забирая владение, какое хотели, никто не смел возражать». Это серьёзно угрожало интересам средних и мелких землевладельцев и богатых крестьян, а также серьёзно затрагивало финансовые поступления императорского двора.

Именно поэтому, едва прибыв в Сунцзян и Хуатин, Хай Жуйн обнаружил, что «лицензиаты первой степени», «достойные отставные чиновники», и даже кое-где «префекты и магистраты» «единогласно» противостоят масштабной аннексии земель со стороны таких крупных бюрократических помещиков как Сюй Цзе и их практике принятия «уступленной земли».

Эти «достойные отставные чиновники» рассказали Хай Жую: «За последние двадцать лет, поскольку префекты и магистраты односторонне прислушивались к рекомендациям и предложениям отставных чиновников, частная собственность постепенно уничтожалась, а отставные чиновники постепенно богатели». Не дают ли эти слова живое и яркое изображение аннексии средних и мелких землевладельцев крупными бюрократическими помещиками?

Хай Жуй пришёл к заключению, что «общественность возмущена недобросовестными богачами»²⁵. Такое «общее возмущение» показало политическое отношение средних и мелких землевладельцев, богатых крестьян и интеллигенции, представляющей их интересы, к аннексии со стороны крупных помещиков.

Когда Дай Фэнсян, глашатай крупных помещиков Цзяннани, стал нападать на Хай Жуя за попустительство «мошенникам», тот использовал вышеупомянутый материал, чтобы показать, что его призыв к «возвращению земель» основывался на ропоте этих людей. Кажется, он говорил правду. Его призыв к «возвращению земель» отражал общее требование средних и мелких помещиков и богатых крестьян, чья «частная собственность постепенно сократилась». Это было сделано для смягчения противоречий внутри помещичьего класса и ещё более острых классовых противоречий между широкими массами крестьян и помещичьим классом. Более того, это было выгодно для увеличения поступления доходов и решения финансовых затруднений императорского двора.

Прояснив эти исторические факты, мы будем иметь более ясную картину того, как «Разжалование Хай Жуя» исказило классовые взаимоотношения.

Требовал ли Хай Жуй от помещиков вернуть землю крестьянам, когда он призывал отставных чиновников вернуть земли? Нет.

И «История Мин» и множество биографий Хай Жуя ясно указывают, что Хай Жуй призывал отставных чиновников к возвращению земель, «уступленных» им. «Его светлость правил железной рукой, он приказал всем тем, кому была предложена земля, вернуть её или разрешить её выкуп». Это было сделано, чтобы отбить охоту к аннексии и нанести удар по крупным помещикам. Кроме земель, возвращённых правительству, большинство возвращённых земель пошли обратно «слабым» и «богатым семействам» — то есть, средним и мелким землевладельцам или богатым крестьянам,— которые «уступили эти земли». Это действительно защищало интересы средних и мелких землевладельцев и богатых крестьян.

Так как у бедных батраков не было ни земли чтобы её «уступить», ни денег, чтобы «выкупить» такую землю, естественно, никакие «возвращённые земли» не попадали в их руки. Как же можно полагать, что Хай Жуй искренне «бился» за землю для бедных крестьян?

Старался ли Хай Жуй принести освобождение «арендаторам Сюев»? Он по существу ничего не сделал в этой связи.

В своём письме к Ли Чунфан Хай Жуй так объяснил свою цель, с которой от требовал от Сюй Цзе «возвратить земли»:

«Если не вернуть более половины его земель, как можно обуздать порочность людей? Это не принесло бы ничего хорошего, а только сделало бы богачей недобросовестными. Повозка позади должна принять предупреждение от повозки спереди. ‹…› Требуя от почтенного Сюя вернуть более половины его земли, я именно и хочу сохранить спокойствие после его кончины. Пожалуйста, не поймите меня неправильно».

Разве это не ясное указание на классовую позицию Хай Жуя? Он явно хотел «обуздать» «порочность» народа, предотвратить свержение помещичьего класса во всё более острой классовой борьбе, и обеспечить «спокойствие после кончины» Сюй Цзе. Никоим образом он не консультировал бедных крестьян и не пытался решить земельный вопрос ради «арендаторов Сюев».

Был ли призыв Хай Жуя к «возвращению земель» «решением в пользу народа»?

Хай Жуй поведал нам в своём губернаторском воззвании, что все меры, предпринятые им как губернатором, были направлены на то, чтобы «умиротворить общественность, избавившись от старых злоупотреблений, и восстановить установленные права наших предков».

А в Законе Мин, составленном «основателем династии», было такое положение: «Те, кто уступит спорные земли или земли других людей как свои собственные чиновникам, находящимся у власти, и те, кто получает такие земли, будут наказаны каждый сотней ударов палкой и тремя годами заключения»²⁶. Не было ли это именно тем противоречием, которое должен был уладить Хай Жуй?

Династия Мин давным-давно установил этот закон против уступки земель в целях смягчения противоречий внутри этого класса, защищаясь от острого развития аннексий и способствуя консолидации диктатуры всего помещичьего класса. Этот закон позднее существовал только номинально. Хай Жуй не сделал ничего большего, чем противостоял уступке земель в этой сфере. Как можно говорить, что он «принимал решения в пользу» крестьян Цзяннани?

Противостоял ли Хай Жуй «ростовщичеству» в интересах «бедных крестьян»? Тут лучше всего привести заявление, сделанное самим Хай Жуем, чтобы отразить нападки Дай Фэнсяна²⁷. Он сказал:

«В прошлые годы заведовавшие сбором зерна чиновники часто сперва вычитали свои частные долги, прежде чем передавать зерно правительству. Состоятельные аристократы также принуждали к расчётам во время сбора урожая. Поскольку частные и общественные интересы рассматривались наряду, выплаты зернового налога было выполнить трудно. По моему мнению, зерновой налог должен уплачиваться прежде, чем могут быть сделаны частные расчёты, и в мои намерения не входит запрещать расчёты по долгам».

Под «общественными» интересами подразумевается феодальный императорский двор, а под «частными» — помещики и местные тираны²⁸
. Хай Жуй даёт понять, что он не против эксплуатации со стороны сельских помещиков и ростовщичества, а лишь возражает против монополизации плодов эксплуатации крупными помещиками в сельской местности с тем чтобы решить проблему финансовых поступлений для императорского двора.

Хай Жуй никогда и не помышлял о фундаментальном разрешении противоречия между крестьянами и помещиками. Он лишь хотел смягчить это противоречие.

Хай Жуй сам сказал:

«Поддержка верхов низами — это неизбежный принцип, но можно урегулировать выигрыши и потери так, чтобы вся система сохранялась».

Это делает ясным, что в стремлении «урегулировать выигрыши и потери» он руководствовался целью ограничить эксплуатацию крупных помещиков в законной сфере — не стесняя основных интересов помещичьего класса — и ослабить сопротивление крестьян, чтобы можно было продолжать феодальную эксплуатацию, основанную на «поддержке верхов низами».

Снова и снова он увещевал крестьян подчиняться феодальному правлению, придерживаться «благопристойности» и не «уходить в разбойники». Что касается бунтующих крестьян, он настаивал, что «следует применять силу оружия и умиротворять народ» в одно и то же время.

В противостоянии самым реакционным крупным помещикам его целью было не ослабить систему помещичьей земельной собственности, а укрепить эту систему, помещичью власть над крестьянами и императорский режим. В этом состоял общий интерес различных групп и фракций феодальных правящих классов и «долгосрочный интерес» помещичьего класса.

Изображения Хай Жуя представляющим интересы крестьян направлено на то, чтобы ввести в заблуждение как врагов, так и нас самих, затушевать сущность диктатуры помещичьего класса и приукрасить помещичий класс.

Хай Жуй снова и снова выражал свою лояльность императору. В своём письме к Гао Гуну, объясняя, что у него на уме, он сказал: «Я делаю всё возможное, чтобы выстроить прочный фундамент в Цзяннани и оправдать доверие его величества». Как же он мог делать что-либо, что поколебало бы этот «прочный фундамент»?

«Возвращение земель» изображено неправдиво. А правдиво ли изображение «возмещения обид»? Согласно найденным нами данным, можно ответить только отрицательно.

Сунцзянский префект и Хуатинский магистрат не были по существу ни казнены, ни разжалованы. Когда Хай Жуй был губернатором Интяня²⁹, ни единый чиновник уровня уезда или выше в области Сучжоу и Сунцзян не был разжалован. Сын Сюй Цзе был не казнён, а приговорён к высылке. И это сделал не Хай Жуй, а Гао Гун — политический противник Сюй Цзе,— когда он снова пришёл к власти после смещения последнего с поста премьер-министра. А когда к власти пришёл Чжан Цзичжэн, этот приговор был аннулирован.

Вот что рассказывает «Биография Гао Гуна» в «Истории Мин»:

«Дети Сюй Цзе были тиранами в своей родной деревне. Гао Гун назначил бывшего префекта Цай Госи генеральным инспектором, чтобы привлечь к ответственности сыновей Сюй Цзе. Все они были приговорены к высылке. Всё, что сделал Гао Гун для подавления Сюй Цзе, пропало втуне, как только Гао Гун потерял свой чин».

Подобные записи также обнаруживаются в биографии Сюй Цзе.

Арест сыновей Сюй Цзе был по своему характеру местью, инициированной Гао Гуном и выполненной другим чиновником. Всё это не имело никакого отношения к Хай Жую.

После падения Янь Суна длительную борьбу за власть вели Сюй Цзе, Гао Гун и Чжан Цзичжэн. Не противоречит ли историческим фактам как фундаменту перенос столкновения различных политических групп в кабинет в лице Хай Жуя и изображение его как «стоящего на стороне бедных крестьян и возмещающего обиды народа»?

Товарищ У Хань очень хорошо знает, что «в реальной истории сыновья Сюй Цзе были приговорены только к высылке», но, чтобы приукрасить Хай Жуя, он предпочёл изобразить его таким образом. Это показывает, что он ничуть не прочь переписать историю, чтобы вылепить своего идеального героя.

Хай Жуй не был и столь «демократичен», как изображено в пьесе. Напротив, по его мнению, «люди Цзяннани — жулики и мошенники по характеру» и «выдвигали всевозможные ложные обвинения в девяти из десяти петиций». Он сам заявлял, что способом обращаться с «мошенническими ходатайствами» было всегда держать перед ямынем семь-восемь жестоко избитых человек с табличками, описывающими их вину. Он полагал это хорошим опытом.

Обсуждая в «Правилах реформы» «сомнительные случаи», Хай Жуй заметил: «При тяжбе лучше обидеть простых людей, чем отставных чиновников, чтобы сохранить престиж». Далее следует примечание: «Сохранение престижа требуется потому, что отставные чиновники высокородны, а простые люди низкородны». Для охраны «разделительной линии между людьми высокого и низкого рождения» можно и «обидеть простых людей». Это было проявлением реакционного характера диктатуры помещичьего класса.

А теперь Хай Жуя изображаются как такого демократа, что он-де искал совета у крестьян! Это полностью переворачивает его политическую позицию.

Сопоставляя эти исторические факты с образом в пьесе «Разжалование Хай Жуя», нетрудно установить, что Хай Жуя в ней — вымышленный персонаж. Это образ, вылепленный с буржуазной точки зрения.

Исторической пьесе нужны художественная обработка и творческое воссоздание. Мы ждём от современной исторической пьесы не того, что она будет согласовываться с историей во всех мелочах, а того, что с историческими фактами будут согласовываться классовая позиция и классовые отношения изображаемых в ней персонажей.

Товарищ У Хань сказал, что историческая пьеса «должна прилагать все усилия, чтобы находиться в величайшем соответствии с историческими фактами, и тут нет места для искажений и гипотез»³⁰. Но факты громче слов. Образ Хай Жуя в этой пьесе не имеет никакого отношения к рациональному воображению или типическому обобщению. Он может быть отнесён только к разряду «искажений, гипотез» и «использования из прошлого для критики современности»³¹.

Курс классовой борьбы говорит нам, что ни Хай Жуй, ни какого-либо из последующих феодальных чиновников не были способны восстановить жизнеспособность прогнившей и выродившейся династии Мин или закгасить огонь гнева среди крестьян. После Хай Жуя крестьян Сунцзяна безжалостно угнетали и эксплуатировали, как и прежде. Аннексия и исход продолжались, а классовые противоречия продолжали всё более обостряться.

Хай Жуй скончался в 1587 году. После этого поднялась могучая буря крестьянских восстаний. Династия Мин пала в 1644 году, менее чем шестьдесят лет спустя.

Перед лицом такой исторической действительности пьеса заставляет крестьян воспевать «возвращение земель» в таких словах:

«Есть земля, нет печали о еде да одежде,
Ждёт нас светлое время, не такое, как прежде».

Они также восклицают: «Пришли, наконец, к крестьянам Цзяннани светлые дни!». Это ли не смехотворный вздор?

Давайте посмотрим, что восхваляет автор при помощи художественного образа фальшивого Хай Жуя.

Мы знаем, что государство есть инструмент классовой борьбы и механизм угнетения одного класса другим. Нет никакого неклассового или надклассового государства. Это фундаментальное положение марксизма-ленинизма по вопросу государства.

Исходя из этого представления, мы не можем не признать, что феодальное государство есть инструмент для осуществления помещичьим классом диктатуры над крестьянами. Законы и суды феодального государства и правящие народом чиновники — включая «честных, неподкупных чиновников» и «хороших чиновников» — могут быть только инструментами диктатуры помещичьего класса и никогда не могут ни выйти за пределы класса, ни служить правящему классу так же, как управляемый класс.

Конечно, поскольку внутри помещичьего класса есть различные слои и группы и ввиду перемен в состоянии классовой борьбы, они могут различаться и вступать в конфликт по тому или иному вопросу, по отношению к интересам крупных помещиков, средних и мелких землевладельцев, и богатых крестьян, по отношению к степени и методу угнетения крестьян.

Однако в сущности такая борьба никогда не может выйти за пределы поддержания диктатуры помещичьего класса. Мы никогда не можем искажённо представлять борьбу внутри помещичьего класса как борьбу между крестьянами и помещиками.

Возьмём для иллюстрации борьбу между «честными, неподкупными чиновниками» и «коррумпированными чиновниками». Действительно бывали честные, неподкупные чиновники, наказавшие каких-то «коррумпированных чиновников» в судах помещичьего класса согласно неким законам помещичьих классов. А также бывали случаи, когда конкретный крестьянин «выигрывал» дело против члена фракции или группы, поскольку его рассматривал «честный, неподкупный чиновник», оказавшийся оппонентом той фракции или группы, к которой принадлежал ответчик. Такое явление вводило в заблуждение многих крестьян, не имевших опыта классовой борьбы, и заставляло их упускать из виду классовые черты «честных, неподкупных чиновников» и классовую сущность феодального государства и феодальных судов. Помещичий класс также постоянно использовал такое явление, чтобы притупить сознание крестьян, а «честных, неподкупных чиновников» — как инструменты для прикрытия сущности классового правления и важные средства для проведения классовой борьбы против крестьян в соединении с вооружённым подавлением.

В «Истории Мин» есть записи об отправке «честных, неподкупных чиновников» помещичьим классом — стратегия задержки наступления противника — прежде чем будут предприняты действия по решительному сокрушению восстания крестьян.³² По сути говоря, однако, неважно, как «честны» и «хороши» эти «честные чиновники» и «хорошие чиновники», они могут быть «честными чиновниками» и «хорошими чиновниками» только для осуществления диктатуры помещичьего класса над крестьянами, и никогда не смогут встать на противоположный курс.

Но «Разжалование Хай Жуя» рассказывает нам: Нет! Эти «честные, неподкупные чиновники» не орудия помещичьего класса, а стоят на службе крестьянского класса. Видите, Хай Жуй — посланец феодальной династии, но ведёт яростную борьбу против Сюй Цзе и представляет интересы бедных крестьян.

В этой борьбе «честный чиновник» Хай Жуя с одной стороны изображается как великий герой, охраняющий интересы «арендаторов Сюев» и всех бедных крестьян. Он противостоит прочим чиновникам, которые осуществляют диктатуру помещичьего класса, и противоречие между «честными, неподкупными чиновниками» и «коррумпированными чиновниками» изображается как противоречие между защитой и подавлением крестьян, так же, как противоречие между возвращением земель крестьянам и захватом земель у крестьян. Мы не можем видеть ничего от роли, играемой «честными, неподкупными чиновниками», в укреплении диктатуры помещичьего класса.

С другой стороны, все крестьяне изображены как пассивная масса, лишённая всякого духа революционной борьбы. Их роль исключительно коленопреклоняться перед «Досточтимым Хаем», умолять его возместить их обиды и взирать на «честных, неподкупных чиновников» как на своих спасителей.

Обычно, как это видит автор «Разжалования Хай Жуя», движущей силой для продвижения истории вперёд выступает не классовая борьба, а «честные, неподкупные чиновники». Не нужно массам подниматься и освобождать себя, ибо с благословения «честных, неподкупных чиновников» у них наступят «светлые дни».

В этой пьесе «честные, неподкупные чиновники», закон и суды — орудия диктатуры помещичьего класса — приукрашены как вещи, которые выходят за пределы класса и их существование отделено и независимо от диктатуры помещичьего класса. Пьеса сообщает, что угнетённым нет нужды делать революцию, проходить через какую-либо серьёзную борьбу и сокрушать государственную машину. Склоняясь и преклоняясь перед «честными, неподкупными чиновниками» и следуя «закону» феодальной династии, они могут одним махом избавиться от коррумпированных чиновников и вступить в «светлое время».

Ленин как-то сказал, что «вопрос о государстве есть один из самых сложных, трудных и едва ли не более всего запутанных буржуазными учёными, писателями и философами» («О государстве»). То, что названо «возмещением обид честными, неподкупными чиновниками»,— как компонент вопроса о государстве и есть вопрос, более всего запутанный буржуазией, и своеобразное суеверие, отравляющее умы народа. Марксисты-ленинцы должны разоблачать такую ложь и подрывать такое суеверие.

«Разжалование Хай Жуя» берёт прямо противоположный курс. Вместо подрыва такого суеверия она воплощает его в новой исторической пьесе, всеми средствами приукрашивая чиновников, суды и закон помещичьего класса, и этим ещё более углубляя его.

Крестьяне знают, что [властвуют] «чиновники здесь и чиновники там» и «твоя не нужна правота, без денег нигде не раскроешь и рта». Едва выйдя на сцену, Хай Жуй сердито вопрошает крестьян, «по какому праву помещики и чиновникуки их тиранят. Также он поучает крестьян: «И всё же вы неправы. Жаловаться надо!». В ходе «возмещения обид» он снова и снова подчёркивает: «Перед законом все равны — и знатные, и простолюдины».

Такими форулировками пьеса прикрыть классовую сущность «закона». А на практике изображает, будто обеспечив действие «честных и справедливых» чиновников согласно «закону», можно сделать суд таким учреждением, которое даёт защиту крестьянам, «возмещает обиды народа», отменяет «ошибочные решения» и позволяет крестьянам получить землю.

Разве это не направлено на то, чтобы представить государственную машину помещичьего класса как орудие для защиты крестьян? Разве это не направлено на то, чтобы затушевать сущность подавления крестьян диктатурой помещичьего класса? Разве это не направлено на то, чтобы убедить, что если честные и справедливые чиновники помещичьего класса «принимают решения в пользу народа» в ямэне, то «жалующися» крестьяне могут стать свободны? Какое отношение такая пьеса — масштабно приукрашивающая государство помещичьего класса и пропагандирующая нереволюционность и классовое примирение — может иметь к «необходимости руководствоваться в создании исторических пьес марксизмом-ленинизмом и маоцзэдунъидеями»³³?

Пока в человеческом обществе существовали классы и государства, не было в мире такой вещи как «чиновники, принимающие решения в пользу народа». В Китае ни реформаторы из помещичьего класса, ни буржуазные демократы никогда не приносили крестьянам «светлые времена». Только великая революция под руководством Коммунистической партии Китая — полностью сокрушившая государственную машину помещичьего класса и буржуазии и установившая Китайскую Народную Республику во главе с пролетариатом и опирающуюся на рабоче-крестьянский союз — решила проблему «земли,.. еды да одежды» для крестьян Цзяннани и всей страны. Это неоспоримый железный факт, который никто не может опровергнуть.

Мы надеемся, что товарищ У Хань сравнит вылепленный им образ Хай Жуя и распространяемые через него воззрения с марксистско-ленинскими воззрениями, которые раз за разом разъяснял товарищ Мао Цзэдун. Нетрудно будет обнаружить, что У Хань на самом деле подменил марксистско-ленинскую концепцию государства взглядами помещичьего класса и буржуазии, а теорию классовой борьбы — теорией классового примирения. Куда он гнёт, публикуя сегодня устаревшую точку зрения, которой придерживались помещичий класс и буржуазия сотни и тысячи лет? Кому это на руку? Необходимо отличать правильное от неправильного.

Хай Жуй был влиятельным историческим деятелем. Как нам это видится, он был более дальновидной личностью среди помещичьего класса во время упадка феодального общества. Он был лоялен феодальной системе, и был «лояльным чиновником» феодальной династии. Он до некоторой степени осознавал острое противоречие между крестьянским классом и помещичьим классом в своё время. Чтобы укрепить феодальную власть, ослабить сопротивление крестьян, смягчить острые классовые противоречия и поддержать фундаментальные интересы феодальной династии, он решился на острую борьбу против некоторых групп и явлений, которые ставили под угрозу интересы феодальной династии.

В некоторых отношениях его деятельность согласовывалась с интересами средних и мелких землевладельцев и богатых крестьян. Целью ограничения им могущественных помещиков было укрепление диктатуры помещичьего класса в целом над крестьянами и поддержание интересов императорского двора.

Его «Доклад об общественном порядке» принят товарищем У Ханем и многими статьями и пьесами как представлявший интересы народа, а кое-кто специально написал и поставил новую историческую пьесу под названием «Хай Жуй подаёт доклад»³⁴. Но в самом начале этого доклада он заявляет, что, по его мнению, «государь есть владыка всех подданных и всего сущего». Его целью было «добиться десяти тысяч лет общественного порядка» для императорской династии. Это действие могло показать только его лояльность к государю и ничего больше.

Поэтому император Цзя Цзин не покарал его смертью. После того, как он умер, император был очень опечален и «посмертно присвоил ему чин младшего наставника наследника престола и титул Чжун Чжи³⁵». Первый шилан из Министерства церемоний во время поминального ритуала произнёс:

«Хотя он не смог работать в гармонии с временем из-за своего упрямства, в конце концов он завоевал признание своим прямодушием».

Феодальный императорский двор очень хорошо знал, что Хай Жуй — лояльный защитник интересов помещичьего класса. Это было классовой сущностью Хай Жуя, а также исходной точкой и целью для всех его действий. Изображая Хай Жуя как представителя крестьян, «любящего народ и действующего с думой о простых людях», борющегося «за интересы народа»³⁶, и даже героя, «не устрашившегося влиятельных феодальных чиновников», товарищ У Хань полностью исказил классовые черты Хай Жуя.

Императорский двор династии Мин прославлял Хай Жуя, отмечая, что «он защищал народ как своих детей», а товарищ У Хань говорит, что он «делал всё для народа». Есть ли тут какая-то разница?

В исторических записях помещичьего класса множество весьма длинных рассказов, как Хай Жуй «трудился для народа во всяком месте и по всякому поводу». Например, когда Хай Жуй был губернатором области Цзяннани, он действовал против Сюй Цзе и призывал к широкомасштабному «возвращению земель». «Менее чем за месяц» он обуздал реку Усун³⁷, и люди хвалили его, называя «царём-драконом»³⁸. Поэтому после его смерти простые люди закрыли рынок и очередь скорбящих, облачённых в белое, выстроилась по берегам реки на сотню ли³⁹, встречая лодку, доставлявшую его гроб. Эти записи, вкупе с цветастыми историями в старых романах и пьесах, легко могут одурачить людей. Но записи в таких «официальных документах» обычно воплощают преувеличенные оценки помещичьего класса, и следует осторожно анализировать их с классовой точки зрения.

Действительно было такое явление как «оппозиция передаче земель» и была обращённая к Сюй Цзе просьба «вернуть земли», но не удалось найти надёжных подтверждений, что Сюй Цзе выполнил это требование, как много земель он вернул и было ли это возвращение подлинным или фиктивным. Согласно «Государственному налогообложению» Дань Цяня, в седьмом месяце пятого года правления Лунцина Сюй Цзе вернул 40 000 му⁴⁰ земли, но, так как сказано, что «40 000 му земли было передано правительству», ясно, что эта земля была передана правительству, а не возвращена в основном крестьянам.

Даже предполагая, что «более половины земли было возвращено», это было всё же в интересах помещичьего класса и Хай Жуй был не единственным, кто призвал к возвращению земель. Когда Си Цзе был у власти, он также распорядился о «возвращении земель». Когда четвёртый сын императора Цзяцина — Цзай Чжунь, Цзинский князь — умер, Сюй Цзе «подал доклад, рекомендуя возвратить людям нескольких десятков тысяч гектар земли, захваченных Цзинами, и чусцы были очень довольны»⁴¹.

Если не анализировать класс «людей, которым была возвращена земля», и если, согласно представлению товарища У Ханя, всякий, осмелившийся распорядиться о «возвращении земель», это герой, не был ли Си Цзе более великим героем, чем Хай Жуй, учитывая, что он осмелился распорядиться о возвращении нескольких десятков тысяч гектаров земли?

Хай Жуй пытался обуздать реку Усун, но и в его успехе в этом начинании также можно усомниться. Даже при современных условиях обуздание реки ни в коем случае не простое дело; как бы Хай Жуй смог урегулировать реку в такое короткое время? Согласно его «Докладу о расширении реки Усун», он изначально «планировал расширить реку на 15 чжан⁴²». Проект начался в третий день первого месяца, но все деньги были потрачены к середине второго месяца. Поскольку «инженерный проект труден, а денег недостаточно», он запросил разрешения использовать государственные средства. Можно видеть, что он столкнулся с огромными трудностями и не смог выполнить даже первоначальный план более чем за месяц.

Товарищ У Хань приукрашивает: «Продвижение работ было столь быстрым, что завершение проекта заняло менее месяца». Такое преувеличение не согласуется с собственным докладом Хай Жуя.

Что до изображения его похорон, оно также даёт нам пищу для размышлений. До освобождения, при безжалостной эксплуатации помещичьим классом, широкие массы крестьянской бедноты были так нищи, что не смогли бы позволить себе нарядиться. Многие крестьяне передавали своё тряпьё из поколения в поколение. У них не было траурных одежд, чтобы проводить даже собственных почивших родственников. Очевидно, что те люди, которые могли надеть тогда на похороны представительные «белые облачения», не могли быть крестьянской беднотой или «широкими массами народа», как рассказывает товарищ У Хань, а лишь помещиками, богатыми крестьянами и купцами.

Не пустяк, удаётся ли при написании исторической пьесы поистине следовать принципам исторического материализма, научно анализировать исторические данные, исключать ложное, оставлять истинное и рисовать персонажа Хай Жуя в соответствии с его подлинным образом, и тем самым показывать зрителям, какова его классовая сущность, и помогать им познавать классовые черты исторических персонажей с точки зрения исторического материализма. Имело бы положительное значение уничтожение дурного воздействия многих старых романов и пьес, воспевавших Хай Жуя.

Однако товарищ У Хань не только идёт вразрез с историческими фактами и принимает — в целом и без поправок — позиции и взгляды помещичьего класса в своём восхвалении Хай Жуя, но доходит до крайности в его изображении как «спасителя» бедных крестьян, и победителя в борьбе за интересы крестьян. Он хочет, чтобы люди сегодня следовали примеру Хай Жуя. Но это совершенно неверное направление мысли!

Товарищ У Хань решительно призывает других учиться у нарисованного им Хай Жуя. Но чему же, если уж на то пошло, мы можем у него «научиться»?

«Возвращению земель»? На нашем селе осуществлена социалистическая система коллективной собственности и учреждены великие народные коммуны. При таких обстоятельствах кто требует «вернуть земли»? Хотим ли мы, чтобы народные коммуны «вернули земли»? Можно ли сказать, что у 500 миллионов крестьян, которые решительно продвигаются вперёд по социалистическому пути, следует потребовать «учиться» такому «возвращению земель»?

Или нужно учиться «возмещению обид»? Мы — страна, в которой осуществлена диктатура пролетариата. Говоря о возмещении обид, когда пролетариат и все угнетённые и эксплуатируемые классы порывают с самым мрачным в мире адом, сокрушают оковы, наложенные помещиками и буржуазией, и сами становятся хозяевами своей судьбы — не возмещены ли обиды самым полным образом, какой только был в истории человечества? Если от нас сегодня требуют учиться «возмещать обиды», нужно спросить: А что это за классы, у которых есть «обиды», и как эти «обиды» можно «возместить»?

А если от нас не требуется учиться возвращению земель или возмещению обид, какое тогда «подлинное значение» у «Разжалования Хай Жуя»?

Товарищ У Хань может сказать: Ладно, пусть учиться у Хай Жуя возвращению земель или возмещению обид неправильно, но ведь мы в любом случае можем поучиться у него духу «благородного мужа», который «головой подпирает небо, ногами стоя на земле» и «бороться с нынешним бюрократизмом, как с лицемерами старых дней». Разве я, мол, не сказал в синопсисе «Разжалования Хай Жуя», что эта пьеса «делает ударение на честности Хай Жуя и его отказе склониться перед грубой силой», на его «решимости»? Не нужен ли и нам сегодня такой «настоящий мужчина», чтобы разобраться с нашими внутренними отношениями? Пьеса ярко изобразила выступление Хай Жуя против позиции «ромашки в проруби»⁴³ и его нападки на лицемеров, изобразив как такого типичного лицемера Сюй Цзе.

Противостоять бюрократизму необходимо. На самом деле, китайские коммунисты никогда не ослабляли свою борьбу против бюрократизма. Но мы знаем, что существование бюрократизма в социалистическом обществе имеет своё социальное происхождение и коренную причину в идеологии, и для его искоренения требуется продолжительная борьба.

Что до «честности», «благородного мужа», «настоящего мужчины», и «борьбы с лицемерами», в первую очередь необходимо определять их классовое содержание — ради какого класса они работают и против какого класса они направлены. Это понятия различные классы интерпретируют различным образом, и мы не можем отбрасывать их классовое содержание и относиться к ним абстрактно. «Честность» или «благородный муж» имеют своё конкретное классовое значение, и их ни в коем случае нельзя смешивать с революционностью и боевитостью пролетариата.

Мы хотим ещё раз процитировать сказанное товарищем Мао Цзэдуном для объяснения высказывания Лу Синя:

«Нахмурив брови, с холодным презреньем взираю на осуждающий перст вельможи.
Но, склонив голову, готов, как буйвол, служить ребёнку».⁴⁴

Товарищ Мао Цзэдун сказал:

«Под словом „вельможа“ здесь понимается враг; мы никогда не склоним голову перед врагом, как бы он ни был свиреп. Под словом „ребёнок“ здесь понимается пролетариат и широкие народные массы»⁴⁵.

Мы должны встречать врагов «нахмурив брови», но служить ребёнку, склонив голову, как буйвол. Если мы теперь отойдём от столь определённой классовой позиции или точки зрения, описывая «честность» и «благородного мужа» абстрактно, даже называя тех, кто «служит ребёнку, склонив голову, как буйвол», «лицемерами», а тех, кто, нахмурив брови, с холодным презреньем взирает на пролетариат и трудящихся, «честными» людьми и используя такую «несгибаемость», чтобы требовать «возвращения земель», «возмещения обид», «противодействия сегодняшнему бюрократизму» и «смещения с должностей» трудящихся,— то куда мы приведём народ?

Если не страдать провалами в памяти, можно ещё припомнить, как после завершения в основном социалистического преобразования собственности на средства производства в 1957‑м кучка людей внезапно проявила особенный интерес к противостоянию «лицемерам». Кое-кто воспользовался лозунгом «против лицемеров» и «не быть как ромашка в проруби», чтобы выступить против революционных кадров пролетариата и левых элементов среди демократов. Они бранили партийных вождей как «ограниченных малыми добродетелями лицемеров»⁴⁶, и клеветали на демократов, которые следовали за компартией, как приверженцев «ромашкизма». Жаргон такого рода в изобилии может быть найден в определённых газетах того времени.

Так было потому, что — с точки зрения тех, кто встал на позиции помещиков и буржуазии,— все те, кто исходил из высших интересов партии и народа, принял средства демократии и убеждения и метод «сплочение — критика — сплочение» для правильного обращения с противоречиями среди народа, и убеждал людей напрячься ради прогресса, были «лицемерами» и «ромашками в проруби». Исходя из интересов помещиков и буржуазии, они решились упорствовать в ошибках до конца, решились выступить против пролетарской диктатуры и бить палкой тех, кто был с ними не согласен. Они думали, что только таким образом они смогут быть «благородными мужами», теми, кто «стыдится быть как ромашка в проруби».

Сущность теорий такого рода уже известна всякому. Почему же пьеса «Разжалование Хай Жуя» и её комментаторы хотят снова их провозгласить?

Товарищ У Хань настойчиво продвигал тезис, что исторические пьесы должны привносить «добродетели» некоторых персонажей феодальной эпохи «глубоко в человеческие сердца, делая их составной частью социалистической и коммунистической нравственности»⁴⁷. Мы не собираемся обсуждать здесь проблему нравственности (которая также весьма запутана буржуазными учёными, писателями и философами). Но если мысли и дела Хай Жуя считаются «составной частью» коммунистической нравственности, как проповедует «Разжалование Хай Жуя», то где место для изучения идей Мао Цзэдуна, идеологического перевоспитания, сплочения с рабочими, крестьянами и солдатами, революционизации и приобщения к физическому труду?

Вернёмся к вопросу, поставленному в начале этой статьи: каково «подлинное значение» пьесы «Разжалование Хай Жуя» как «дацзыбао»? Чтобы найти ответ, необходимо изучить фон, на котором она была создана.

Как всем известно, Китай в 1961‑м столкнулся с временными экономическими трудностями вследствие природных бедствий, продолжавшихся три года подряд. Пока империалисты, реакционеры разных стран и современные ревизионисты волна за волной устраивали нападки против Китая, всякая нечисть ратовала за «индивидуальное хозяйствование» и «реабилитацию». Они подчёркивали «преимущества» «единоличного хозяйства» и призывали к реставрации единоличного хозяйства и «возвращению земли». Иными словами, они хотели разрушить народные коммуны и восстановить преступную власть помещиков и богатых крестьян. Те империалисты и «ди-фу-фань-хуай-ю»⁴⁸ в старом обществе, которые породили множество несправедливых судебных приговоров против трудового народа, теперь утратили такое право. Поэтому они чувствовали, что было «неправильно» свергать их, и громогласно ратовали за «возмещение обид». Они надеялись, что кто-нибудь, представляющий их интересы, выступит на сопротивление диктатуре пролетариата, возместит их «обиды» и «реабилитирует» их, чтобы они могли вернуться к власти.

«Возвращение земель» и «возмещение обид» стали тогда центром внимания в борьбе буржуазии против диктатуры пролетариата и социалистической революции.

Классовая борьба существует объективно и с необходимостью будет отражаться в той или иной форме в идеологической сфере, отражаться в произведениях того или иного автора, сознателен ли он или нет, это объективный закон, независимый ни от чьей воли. «Разжалование Хай Жуя» — это форма, к которой отражается классовая борьба.

Если товарищ У Хань не согласен с этим анализом, от него ожидается ясный и определённый ответ: чему люди в 1961‑м могут «научиться» из пьесы «Разжалование Хай Жуя», искажающей исторические факты?

Наше мнение — что «Разжалование Хай Жуя» — не благоухающий цветок, а ядовитая трава. Хотя она была опубликована и поставлена на сцене уже несколько лет назад, в её хвалу написано так много статей, что они получили широкое распространение, оказали сильное влияние и вызвали весьма обширное заражение. Если не прояснить этот вопрос, делу народа будет нанесён ощутимый вред, поэтому требуется дискуссия. Если мы всерьёз применим классовый анализ в такой дискуссии, то, конечно же, сможем извлечь глубокий урок из нынешней и исторической классовой борьбы.

Сюй Ин верхом на коне, за ним следуют прислуга и челядь.

Сюй Ин (декламирует).

Весна явилась в город и предместье, мне не до сна,
Лечу, как птица, по полям и весям, и стремена
Звенят-сверкают, и, благоуханьем напоена
Великой силой наполняет меня весна.

Я — Сюй Ин, третий сын Сюя. Приехал погулять у могил предков. Вот и собак выпустил, и сокола. Ну и раздолье! Ба! Кто это там у могилы? Две красотки! Совсем недурно поразвлечься с ними. Эй, слуги? За мною, живо!

Сюй Ин и слуги уходят. Появляются Xун Алань и Чжао Сяолань, несут благовонные палочки и ритуальные деньги².

Хун Алань (поёт).

В день Цинмин³ ритуальные деньги я жгу на могиле,
О супруге скорблю, год прошёл, как его схоронили,
Расцветают цветы, только мы о весне позабыли,
Свёкор стар, дочь мала, горемычное сердце разбили.

От кого ждать помощи? Воскури свечи, Сяолань, сожги деньги. Поклонись праху отца! (Женщины кланяются, плачут.) О, отец Сяолань!⁴ (Продолжает петь.)

Был опорой семьи и один обрабатывал поле,
Возвращался с луной, поднимался ещё до рассвета,
Никогда не роптал на крестьянскую тяжкую долю,
А налоги росли, и в судьбе никакого просвета.
Тут другую напасть небеса на деревню наслали,
Сюи отняли всё и оброком людей доконали.
Подал жалобу ты, и другие её подавали,
Но в уездном ямыне чиновники слушать не стали.
Кровь из горла пошла от обиды такой и печали,
А потом под горой мы, рыдая, могилу копали.

Как тяжко нам с дочкой живётся! Когда же свершится возмездие?!

Чжао Сяолань. Мама, не плачь! Смотри! Сюда едут!

Мать и дочь быстро складывают жертвенную утварь, собираются уйти. Появляется Сюй Ин со слугами, хватает Сяолань за руку, девушка вырывается. Хун Алань становится между ними.

Сюй Ин. Иди, иди! Мне девочка нужна, а не ты!

Хун Алань. Будьте учтивы, господин. Это — моя дочь.

Сюй Ин. Вот и прекрасно! Вместе с нею пойдёшь ко мне в дом.

Хун Алань. К вам в дом? С какой стати? Мы не родные вам, не знакомые.

Сюй Ин. Ну и что! Обе станете моими наложницами.

Хун Алань. Как можете вы говорить такое?! Пойдём скорей отсюда, Сяолань.

Сюй Ин жестом повелевает слугам задержать женщин.

Спасите нас, односельчане, помогите! Над женщинами измываются!

Сюй Ин. Чего шумишь? Я зла тебе не собираюсь причинять и обижать не стану.

Хун Алань. Он убийца моего мужа, мой лютый враг. Спасите же нас, помогите!

Появляются сельские жители, в суматохе мать с дочерью убегают.

Односельчане. Опять этот мерзавец Сюй людей тиранит. Хоть бы его всевышний покарал!

Сюй Ин. Догнать!

Слуги Сюй Ина разгоняют толпу и пускаются в погоню.
Появляется Хун Алань, Чжао Сяолань и Чжао Юйшань.
Чжао Юйшань преграждает путь помещику и его слугам.

Мне потолковать с тобой надо.

Чжао Юйшань. Не о чем нам толковать. Вы захватили нашу землю, загубили единственного моего сына. А теперь за меня взялись, требуете, чтобы я долг вам отработал! Но вам и этого мало. Решили опозорить несчастную вдову и её дочь! Нет от вас бедным людям житья!

Сюй Ин. Подумай хорошенько, Чжао Юйшань. Ведь ты бедняк, к тому же стар. Тебе не прокормить сноху и внучку. Смирись, пусть будут у меня. Я наряжу красоток в бархат и шелка, дам им прислужниц. Ну и тебе кое-что перепадёт.

Чжао Юйшань. Молчи, Сюй Ин! Иди своей дорогой. Хоть я бедняк, но чести не забыл и торговать людьми не стану!

Сюй Ин. Не хочешь, негодяй? А ну-ка, люди, взять её!

Девушку хватают, Чжао Юйшань и Хун Алань пытаются её спасти.

Всыпьте этому мерзавцу хорошенько!

Слуги бросаются к Чжао Юйшаню, сноха и внучка стараются его защитить.
Старика жестоко избивают. Сяолань уводят.

Крестьяне. Где справедливость? Где закон? Избить человека! Средь бела дня похитить девушку! Ну и жизнь!

Хун Алань громко плачет, люди помогают Чжао Юйшаню подняться, старик медленно приходит в себя.

Чжао Юйшань. Сношенька, сейчас не время плакать. Спеши с жалобой в уезд. Надо Сяолань спасать! (Поёт.)

Как тигр, как волк, помещик лют,
Но есть на свете правый суд,
И справедливость, и закон,—
Они невинного спасут.

Хун Алань. Как же вас избили! Живого места нет! Если я из дому отлучусь, некому будет за вами присмотреть.

Крестьяне. Ты иди, Алань, неси жалобу в уезд, ну а мы за стариком присмотрим. Не тревожься!

Хун Алань. Что ж, большое вам спасибо. Я пойду.

Чжао Юйшань. Возвращайся поскорее. Внучку спасай!

Хун Алань. Ладно. (Уходит, вслед за ней уходят крестьяне и уводят Чжао Юй-шаня.)

Зал в ямыне. В окружении чиновников появляется уездный начальник Ван Минъю и крестьяне-жалобщики.

Ван Минъю (декламирует).

Я судья седьмого ранга.
Господа такого ранга
Поклоняются богам:
Не Наукам, а Деньгам.
Будь преступник ты сановный,
Дашь мне взятку —
Невиновный,
Мне отца дороже ты.
А без денег нет лекарства
Для спасенья правоты!

Эй! Кто там с жалобами?

Жалобщики. Мы. (Протягивают бумаги.)

Ван Минъю. На кого жалуетесь?

Первый жалобщик. На семью государева наставника Сюя: силой землю отнял!

Второй жалобщик. На Сюя жалуюсь, ограбил меня.

Третий жалобщик. На третьего сына Сюя жалуюсь; дом у меня забрал!

Ван Минъю. Странно! С той поры как я вступил в должность, что ни день, то слышу жалобы на Сюя. Так и нынче. И толкуют всё одно и то же: землю отнял, захватил имущество. А не думают о том, что не годится затевать тяжбу с государевым наставником. Правду говорили, что в местах сих подлый люд живёт. Эй, гоните вон сутяжников!

Служащие ямыня прогоняют жалобщиков. Появляется Хун Алань, бьёт в барабан⁵: когда её вводят в зал, опускается на колени.

Ещё одна с жалобой. Наверняка на Сюев. Эй, женщина, на кого жалуешься?

Хун Алань. Всемилостивейший господин, сама я женщина простая, бедная, а жалуюсь на третьего сына из семьи Сюев. Он дочь мою увёз насильно, жестоко, избил свёкра-старика. Вступитесь, господин, за обездоленных! (Плачет.)

Ван Минъю. Я привык решать дела точно и без промедленья. Говори, что с твоей дочерью случилось?

Хун Алань. Её увёл насильно третий сын Сюя.

Ван Минъю. Кто может это подтвердить?

Хун Алань. Односельчане.

Ван Минъю. Где же они?

Хун Алань Остались присматривать за свёкром-стариком, его избили.

Ван Минъю. Так я и знал: свидетелей нет и доказательств — тоже. А где старик?

Хун Алань. Я ведь сказала, что его избили. Он двинуться не в силах.

Ван Минъю. Избили, говоришь? Такое дело требует проверки. В Поднебесной справедливость должна торжествовать! Старик твой не пришёл сюда, так кто ж докажет, что его избили? Ты вот пришла в ямынь, а с чем пришла? Где твоя жалоба, написанная на бумаге, где доказательства, свидетели? Нет ничего, всё клевета! Скажи спасибо, что ты женщина, к тому же впервые нарушила закон, не то я наказал бы тебя по всей строгости. Эй, гоните её прочь!

Хун Алань. Явите милость, господин! Я правду говорю, не лгу — меня обидели.

Ван Минъю. Если обидели — я всё решу по справедливости. За клевету ты понесёшь кару. Я не глупец, чтобы твою болтовню принять на веру, мне нужны доказательства.

Хун Алань. О ваша милость, о справедливый господин! Не оставляйте без внимания обиду бедной женщины.

Ван Минъю. Да, ты права, я справедлив. Но если моё решение тебе не по душе, приходи в другой раз и помни: без свидетелей и доказательств я дела разбирать не стану. А сейчас ступай.

Хун Алань, плача, уходит.

Нелёгкая мне предстоит задача. Опять увёл насильно девушку, избил жестоко старика. Решать по справедливости… Но кто я такой, чтобы с государевым наставником тягаться? Однако эта женщина не оставит меня в покое, каждый день будет являться, замучает до смерти. Как же быть? (Задумывается.). Кажется, придумал, нашёл выход! Доложу-ка я всю эту историю самому Ли Пинду, правителю области. Он человек бывалый! Недаром говорят:

Народ хитёр и зол,
Не жди добра от черни.
Избавлю я себя
От бед и огорчений.

(Уходит.)

Появляются Сюй Ин и Сюй Фу.

Сюй Ин (декламирует).

Принёс я слиток золотой,
И Правда стала Клеветой.
Мой план изящен, как стихи:
Всучу другим свои грехи.

Ну и старец, ну и Чжао Юйшань, вздумал жаловаться на меня. Но, как говорят, солдату с офицером не сражаться. Я отправил золото в подарок: двести лянов начальнику уезда, триста лянов — правителю области. Всех подкупил. Ну, а Ван Минъю помог мне: сказал, что подлый люд не знает приличий, и возвёл напраслину на честного чиновника, и потому достоин самой строгой кары. Что ж, Чжао Юйшань, посмотрим, как решится это дело. Сюй Фу!

Сюй Фу. Здесь я.

Сюй Ин. Ступай к уездному начальнику и потихоньку выведай, что в тот день у них случилось. Только лишнего, смотри, не говори.

Сюй Фу. Не извольте беспокоиться, почтенный господин. (Уходит.)

Появляются Ван Минъю и служащие ямыня.

Ван Минъю (декламирует).

Мне в эти дни изрядно повезло,
Ответчик щедр, и зло уже не зло.
Пусть Бао Чжэну⁶ слава и почёт,
А в мой карман пусть золото течёт.

Бедняков всех обобрал как липку, ничего с них больше не возьмёшь. Думал, где б ещё поживиться. И вот нынче сам наставник Сюй прислал мне слиток золотой. Да, совсем не плохо быть чиновником! Но пора кончать сегодня с этим делом, чтоб никто не мог сказать: чиновник глуп, дело выеденного яйца не стоит, а он справиться не может, тянет. Эй, слуги, введите всех причастных к делу Хун Алань.

Появляются Хун Алань, Чжао Юйшань, крестьяне.

Народ. Мы явились, господин судья.

Ван Минъю. Станьте в сторону. Должен вам сказать, что я всё тщательно проверил, разобрал и сейчас начну слушание дела. Только говорите правду. Лжи не потерплю. Хун Алань!

Хун Алань. Я здесь, господин.

Ван Минъю. Ты пожаловалась на Сюй Ина, что он увёл твою дочь. Когда это было?

Хун Алань. В День поминовения усопших.

Ван Минъю. Свидетели есть?

Крестьяне. Мы свидетели, собственными глазами видели.

Ван Минъю. Ещё ты жалуешься, Хун Алань, что Сюй Ин избил твоего свёкра. Свёкор здесь?

Чжао Юйшань. Здесь, господин.

Ван Минъю. Где следы побоев?

Чжао Юйшань. У меня всё тело в ранах.

Ван Минъю. Свидетели есть?

Крестьяне. Мы свидетели, собственными глазами видели.

Ван Минъю. Следователь, произведи осмотр.

Следователь снимает с Юйшаня одежду, производит осмотр.

Следователь. Господин судья, раны на теле не обнаружены, конечности целы.

Ван Минъю. А! Подлые! Оклеветали благородного человека… Ну-ка, всыпьте этому мерзавцу хорошенько!

Чжао Юйшань. Как же так, господин судья?! У меня живого места нет. Посмотрите, пожалуйста, ещё раз!

Народ. Господин судья, мы же сами видели, как жестоко Сюй Ин избил старика. Если лжём, судите нас.

Ван Минъю. Ну и чудеса! Вам говорят, даже царапин нет, а вы своё твердите. Следователь, произведи осмотр ещё раз!

Следователь. Тут вроде на колене ранка есть, и больше ничего.

Ван Минъю. Ввести Сюй Ина!

Входят Сюй Ин и Сюй Фу.

Сюй Ин. Почтенный господин, Сюй Ин явился.

Ван Минъю (притворно строго). Стань в сторону, невежда! Жалуются на тебя, что ты насильно увёл девушку, избил ни в чём не повинного старика. Признаёшь себя виновным?

Сюй Ин. Я отпрыск знатной чиновничьей семьи, изучаю поэзию, постигаю высшую справедливость. И вдруг такое обвинение! Дозвольте же спросить, когда это случилось?

Ван Минъю. Жалобщики утверждают, будто случилось это в День поминовения усопших.

Сюй Ин. В День поминовения усопших? Куда ж я в этот день ходил? А! Вспомнил! Как раз в тот день я навещал сюцая⁷ Чжана, беседовал с ним о поэзии и никуда не выезжал из города.

Ван Минъю. Кто может это подтвердить?

Сюй Ин. Сюй Фу, один из домочадцев.

Ван Минъю. Сюй Фу, ездил куда-нибудь Сюй Ин в тот день?

Сюй Фу. Господин, в тот день хозяин мой и вправду ходил лишь в дом сюцая, из города не выезжал. Я был с ним вместе и тоже никуда не отлучался, что и свидетельствую.

Ван Минъю. Все ясно. В День поминовения усопших Сюй Ин был у сюцая. Не раздвоился же он в самом деле, чтобы в то же самое время очутиться за городом, увести насильно девушку и избить старика! Ну-ка, всыпьте этой подлой Хун Алань!

Хун Алань. Справедливый господин судья, не оклеветали мы его, это могут подтвердить даже крестьяне из соседних деревень. Умоляю вас, прислушайтесь к словам несчастной женщины. Моя дочь сейчас томится в доме Сюя, прикажите освободить её!

Ван Минъю. До чего же ты строптива, женщина! Хочешь доказать, что только ты одна здесь правду говоришь, все остальные лгут? Я выслушал и жалобщиков, и ответчика. Но кто поверит бедняку, а не чиновнику! Эй, дать ей палок!

Чжао Юйшань. Явите милость, господин начальник. Я бедный человек, грамоте не обучен, но разбираюсь, что к чему. От предков нам достался клочок земли, кой-какая утварь, тем мы и живём. А господин Сюй принёс фальшивую бумагу и отнял всё, чем мы владели. От горя и обиды единственный мой сын скончался, жену вдовой оставил, дочь — сиротой. Теперь нам надобно платить ему налоги да ещё оброк натурой покрывать. Несправедливо это. А кому пожалуешься? В День поминовения усопших господин Сюй силой увёл внучку, а меня избил. Горько нам, обида не даёт покоя! И солнце в небе, и люди на земле — все могут быть у нас свидетелями. Господин судья не верит беднякам, не вступается за них, он защищает богачей. Где же справедливость? Где доброта? Нехорошо так, господин начальник, вступаться надо за простых людей!

Ван Минъю. Да как ты смеешь, дерзкий раб, говорить, что раны есть, когда их нет! Господин Сюй весь день провёл у друга, из города не выезжал, а ты заявляешь, будто он был в деревне, избил тебя и увёл твою внучку. Это ли справедливость? Это ли доброта? Не только достояние твоё скудно, но и ум, вот почему ты ничего не смыслишь в законе, клевещешь на чиновника. Злость и коварство овладели тобою. Эй, взять его да всыпать хорошенько, чтоб неповадно было!

Чжао Юйшань. Я жаловаться буду, господин судья.

Ван Минъю. Куда? Кому?

Чжао Юйшань. В область пожалуюсь, а не поможет — дойду и до столицы! (Поёт.)

Обидели кровно меня, старика, я руки простёр к небесам,
Забрали девчонку, избили меня, не вняли мольбе и слезам.
Твоя справедливость и твой приговор на пользу одним господам,
В столицу на тех, кто закон предаёт, с надеждой бумагу подам!

Ван Минъю. Какая наглость! (Поёт.)

Расхрабрился деревенский наш народ,
На чиновника клевещет, вздор несёт.
Всыпать восемьдесят палок старику,
Да покрепче, чтобы думал наперёд!

Слуги до смерти забивают старика.

Служащие. Господин начальник, преступник скончался.

Хун Алань. Ай-я! (Поёт.)

Я взываю к Небу,
В сердце боль и гнев,
Старика в ямыне
Били, озверев,
Дочку от позора
Не уберегла,
Где найти спасенье
От земного зла?

О, Небо, о Небо!

Ван Минъю (от страха меняется в лице, но вскоре приходит в себя). Тело унесите, остальных гоните прочь.

Старика уносят. Хун Алань, горько плача, уходит. Удаляется, смеясь, Сюй Ин, за ним, строя рожи, следует Сюй Фу.

Дело приняло опасный оборот. Кто мог подумать, что старик не вынесет побоев? (Задумывается.) Впрочем, не так уж это страшно!

Служащий ямыня (подаёт Ван Минъю правительственный вестник). Господин начальник, срочная бумага. Ознакомьтесь, пожалуйста.

Ван Минъю (раскрывает и испуганно роняет вестник). Ай-я! Хай Жуй назначен губернатором десяти областей Интяни! Проклятье! Надо же было такому случиться, чтобы его прислали как раз в наши края. Что же делать? (Поднимает бумагу и снова читает.)

Служащий ямыня. Как, неужели сюда приезжает сам Хай Ясное Небо?⁸ Теперь жди беды!

Ван Минъю. Приготовить всё необходимое в путь, я немедленно отправляюсь в Сучжоу.

Ван Минъю и служащие суда уходят.

Появляются чиновники, солдаты, стражники, знаменоносец.

Чжэн Юй. Господа, ревизор Хай Жуй выехал из Нанкина, но пока ещё не прибыл. Боюсь, что и на сей раз мы его не дождёмся.

Сяо Янь. Когда придворный советник Хун Мянь узнал, что прибывает ревизор, он уменьшил число носильщиков своего паланкина с восьми до четырёх.

Ли Пинду. А у нас некоторые чиновники всю ночь перекрашивали красные ворота своих домов в чёрный цвет⁹, чтоб не накликать беды…

Ван Минъю. Говорят, что Хай Жуй честный и справедливый, но ещё не известно, правда ли это.

Чжэн Юй. Правда, господа. Я был в столице и сам убедился в этом. (Поёт.)

Совершенные мужи, вы подобны горным пикам;
Написал Хай Жуй Доклад в дерзновении великом,
Мол, бессмертья в мире нет, не купить его владыкам,
Не бывало никогда мудреца с бессмертным ликом.
Воздержанье в честь небес и молитвы — всё пустое,
Между тем в стране дела в запустенье и застое,
В дни Цзя-цзин¹⁰ дома пусты…
Будь правления достоин,
С мудрой твёрдостью блюди наши древние устои.

От такой дерзости император пришёл в неописуемую ярость, хотел казнить Хай Жуя, велел следить за ним, чтоб не сбежал. Узнав же, что тот сам давно ждёт смерти, император сбит был с толку и спустя немного приказал Хай Жуя заточить в тюрьму. Пробыл он в неволе до тех пор, покуда император не скончался. Теперь его назначили в Цзяннань. Так что нам, господа, следует быть начеку!

Сяо Янь, Ли Пинду и Ван Минъю от страха меняются в лице.

Чжэн Юй. Ну и жарища! Давайте перейдём в беседку. Нам сообщат, когда он будет приближаться, без опозданья встретим.

Уходят в беседку.

Хай Жуй (из-за сцены). Поспешим.

Появляются Хай Жуй, госпожа Се, госпожа Ван и Хай Пэн.

(Поёт.)

Губернатором назначен Высочайшим повеленьем
И спешу в Цзиньчан с Указом, преисполненный стремленьем
Беззащитным стать защитой, дать покой и мир селеньям.
По душе чиновным лицам сверхналогообложенье,
Сборщик, алчный и жестокий, доводил до разоренья,
Из домов, пустых и тёмных, уходило населенье.
Говорят, мол, рай на небе, а Сучжоу лучше рая,
Я, Хай Жуй, в своём Докладе этот слух опровергаю.

Госпожа Ван. Мне так жарко, что даже нет охоты любоваться этим прелестным пейзажем.

Госпожа Се. Сынок, далеко ещё до Сучжоу?

Хай Жуй. Теперь уже недалеко. Давайте, матушка, передохнем немного. Вы не против?

Госпожа Се. Я согласна.

Хай Жуй. Там впереди лесок, пойдёмте! Хай Пэн, веди.

Госпожа Се, госпожа Ван и Хай Пэн уходят; появляются Xун Алань и крестьяне.

Первый крестьянин. Давайте дух переведём. Жара измучила. Скажи, женщина, отчего ты плачешь?

Xун Алань. Обидели меня, и вот решила я отправиться с жалобой в Сучжоу к губернатору.

Первый крестьянин. Кто ж тебя обидел?

Хун Алань. Сюй Ин из уезда Хуатин и уездный начальник. Они землю у людей отнимают насильно, девушек уводят, насмерть забивают людей.

Первый крестьянин. Что же всё-таки с тобой приключилось?

Хун Алань. Ай-я! О Небо! (Поёт.)

Жестокий Сюй царит в уезде,
Его злодействам нет конца,
Он дочь мою увёл насильно,
Замучил бедного отца.
Ответчик в нашем Хуатине
Карает честного истца,
Я с жалобой спешу в Сучжоу,
Взывают к милости сердца.

Хай Жуй прислушивается, качает головой.

Первый крестьянин. Трудно этому поверить.

Второй крестьянин. Верь не верь, а я собственными глазами видел. (Поёт.)

Прежде в могиле сына зарыли,
В свежей могиле отца схоронили.
Деда замучили, внучку схватили.
Три поколенья они оскорбили.

Хай Жуй. Почему жалобу не подали?

Третий крестьянин. Подавали, господин чиновник, только жалобщика до смерти забили.

Хай Жуй. А по какому праву?

Второй крестьянин. Судья сказал, что старик лжёт, клевещет на чиновника.

Хай Жуй. Кто был свидетелем?

Второй крестьянин. Сюй Фу, управляющий Сюй Ина.

Хай Жуй. Как может быть слуга свидетелем хозяина! Ну и дела! Так что же он сказал, этот свидетель?

Третий крестьянин. Сказал, что в День поминовения усопших его хозяин был у сюцая и никуда не выезжал из города.

Хай Жуй. А кто такой этот Сюй Ин?

Второй крестьянин. Третий сын государева наставника Сюя.

Хай Жуй. Вот оно что! Но если он не выезжал из города, как же умудрился увезти девушку и избил старика?

Первый крестьянин. В том-то и дело, что выезжал. Я сам видел, как он увёз девушку и избил старика. Не померещилось же мне.

Хай Жуй. В таком случае и ты виновен. Раз видел, в свидетели надо было идти.

Третий крестьянин. (Поёт.)

В присутствие входим без звонких монет,
Ответчику верят, свидетелю нет;
Одну только правду приносим мы в суд,
А люди богатые взятку несут.

Хай Жуй. Выходит, богатый всегда прав, а бедный виноват?

Крестьяне. Выходит, так.

Хай Жуй. Но вас ведь много, а богач один! Как же это одному ему поверили?

Второй крестьянин. Неведома вам, господин, горькая доля бедняка: мы все берём в аренду землю Сюев. Поэтому должны молчать.

Хай Жуй. Ага! Вы, значит все у Сюя арендаторы.

Крестьяне. Всю землю Сюй захватил да ещё требует оброк. Так тяжело нам, что и не расскажешь!

Хай Жуй. И всё же вы неправы. Жаловаться надо!

Второй крестьянин, Третий крестьянин. Вы, господин чиновник, не из здешних мест, поэтому вам странно. Правитель нашей области по имени Ли известен всем как шкуродёр, так Шкуродёром и прозывается. А уездный начальник взяточник. К кому же обращаться с жалобой? (Поют.)

В ямыне твоя не нужна правота,
Без денег нигде не раскроешь и рта.
Куда же податься простым беднякам?
Чиновники здесь и чиновники там.

Хай Жуй. Куда же вы сейчас идёте с жалобой?

Первый крестьянин. В Сучжоу.

Хай Жуй. А тамошний правитель бескорыстен? Он вступится за вас?

Первый крестьянин. Вступится. Туда недавно назначили Хай Жуя, он справедлив и бескорыстен. Сейчас я вам про него расскажу. (Поёт.)

В Чуннани много лет назад я рисом торговал,
В те дни о мудрости его твердили стар и мал.
Хай Жуй налоги сократил, народ возликовал,
Бедняк вернулся в край родной, где раньше помирал,
Хай Жуй был добр и справедлив и бедных понимал.
А сам Хай Жуй терпел нужду, еду не выбирал,
Жестокосердных не жалел, распутников карал.

Хай Жуй. Вы в самом деле верите в его справедливость?

Первый крестьянин. Верим. Он, правда, ещё не прибыл на место назначения, но всех уже оповестили, что можно идти к нему с жалобами. Не зря прозывается он Ясное Небо.

Хай Жуй. Спасибо вам!

За сценой ударяют в барабан.

Второй крестьянин. Это чиновники пришли встречать Хай Цинтяня. Давайте же и мы посмотрим на него.

Хун Алань и крестьяне, толпясь, идут навстречу чиновникам. Стражники сбивают с ног первого крестьянина и Хай Жуя. Хай Жуй поднимается и наталкивается на Ли Пинду.

Ли Пинду. Слепая тварь, ты что меня толкаешь, не видишь — перед тобою господин? Бейте его!

Стражники хватают плети, но Чжэн Юй утихомиривает их. Чиновники, стражники и солдаты уходят, вслед за ними уходят Хун Алань и крестьяне.

Хай Жуй. Такая маленькая сошка — и столько спеси. Нетрудно догадаться, почему он так притесняет простой люд. (Поёт.)

Злы чиновники и алчны, как собаки и лисицы,
Отбирают у народа всё, чем можно поживиться,
Ходят с гордою осанкой, от людей не прячут лица,
Принимают подношенья, и никто не устыдится.
Я люблю народ всем сердцем, я приехал из столицы,
Зло и алчность покараю, добродетель воцарится.

Воистину:

Нет в мире зла,
Над всем царит Закон.
За труд всей жизни
Ты вознаграждён.

(Уходит.)

Появляется Сюй Цзе в сопровождении слуг.

Сюй Цзе (поёт):

Почётом и властью
Пресытился к зрелым годам,
Был к сонму героев
Причислен Двором навсегда;
Теперь я в отставке,
Вернулся к полям и садам.
Смешон не отшельник,
А тот, кто спешит в города.

Я — Сюй Цзе, был первым министром при двух императорах, стал стар и от дел удалился. Хозяйство моё на весь район Саньу распростёрлось, слуг не счесть. Я знатен, богат, чего мне желать?! Месяц назад прочёл в правительственном вестнике, что Хай Жуй назначен правителем в Цзяннань. Давно мы не виделись с ним. Сюда он наверняка приезжает по каким-то делам. (Поёт.)

Рад, что добрый мой знакомый прибыл к нам со знаком власти,
Как и встарь, любимым книгам отдадим свои пристрастья;
Непреклонный и гуманный, спас народ он от напасти,
Будет славен он вовеки за дарованное счастье.

Я много лет служил при дворе, а сын мой и внуки жили в деревне. Случалось, что они совершали преступления против крестьян. А Хай Жуй человек дотошный, как начнёт расспрашивать, не отвертишься. Что тогда? (Задумывается.) Ладно, велю сыну быть поосторожней, не делать глупостей. Главное, чтоб у Хай Жуя не было фактов в руках, тогда легче будет отговориться. Да, приезд Хай Жуя и радует меня и тревожит.

Входит слуга.

Слуга. Господин наставник, пожаловал господин Хай.

Сюй Цзе. Скорей зови, да вели музыкантам играть.

Под звуки музыки входит Хай Жуй в сопровождении Хай Пэна.

Хай Жуй. Господин наставник!

Сюй Цзе. Хай Жуй!

Хай Жуй. С той поры как вступил в должность, всё было недосуг, и только сегодня смог прийти повидаться, так что прошу покорнейше простить меня!

Сюй Цзе. Хай Жую не к лицу просить прощенья. Вы посланник императора, правитель области, облечены большим доверием. Это я должен извиниться, что не встретил вас. Но будьте снисходительны: чем больше лет, тем меньше сил. Пожалуйста, садитесь!

Хай Жуй. Нет, нет, вы садитесь первым. (Кланяются друг другу и садятся.) Мы столько лет не виделись, а вид у вас бодрее, нежели был прежде.

Сюй Цзе. Спасибо на добром слове. Но я за это время сильно постарел, лишь зубы сохранились — по-прежнему ем мясо. Я полагаю, Хай Жуй, что ваше драгоценное семейство пожаловало сюда вместе с вами?

Хай Жуй. Вы правы. Я сюда с семьёй приехал. Мать, хоть и стара годами, всё ещё крепкая.

Сюй Цзе. Непременно нанесу вам визит.

Хай Жуй. Это будет для меня огромной честью.

Сюй Цзе. Чем обязан вашему визиту?

Хай Жуй. Я пришёл навестить вас и пожелать здоровья, а заодно потолковать о деле, совета испросить.

Сюй Цзе. Чем смогу, тем непременно помогу.

Хай Жуй. Вы, господин наставник, служили при дворе, многое на своём веку повидали. И в здешних делах, надеюсь, тоже разбираетесь неплохо. Я ж только прибыл и не знаю, с чего начать. Надеюсь на ваши наставления.

Сюй Цзе. Ха-ха! К чему такая скромность! Но раз вы просите, я, не мудрствуя лукаво, без лишних церемоний обо всём вам откровенно расскажу. (Поёт.)

Народ в Сучжоу подл и зол —
Сутяга на сутяге,
Лежат в присутствии горой
Судебные бумаги.
В делах правления нужны
Мужи большой отваги;
И пусть заботятся они
Об общем нашем благе.

Хай Жуй. Благодарю за совет. Жалобщиков и сутяг надо призывать к порядку и поступать с ними, как велит закон. Это ясно. Ну, а если чиновники измываются над бедными людьми, как тогда быть?

Сюй Цзе. Вы всегда были справедливы, и если смогли самому императору высказать правду, чем прославились в истории, то что для вас простой чиновник! (Поёт.)

Закон династии един
На все четыре стороны,
Вельможа и простой народ
Пред ним смиренны и равны.
А злых шакалов и волков
Со всех постов вы гнать должны.
Восславьте драгоценный меч¹¹
И мудрый опыт старины.

Хай Жуй. Весьма благодарен за указания, господин наставник! (Поёт.)

Я в тот год забыл про пищу, сна лишился от волненья,
Но в Докладе Сыну Неба изложил свои сомненья.
Ныне люди от Хай Жуя ждут достойного правленья.
Строго следовать закону — наша воля и стремленье.

И ещё хочу я поговорить с вами об одном деле.

Сюй Цзе. Говорите же, я весь внимание.

Хай Жуй. Жительница уезда Хуатин крестьянка Хун Алань жалуется на вашу семью, говорит, что вы захватили её землю, насильно увели дочь и избиваете ни в чём не повинных людей. Вот и решил я спросить у вас, как быть мне с этим делом.

Сюй Цзе (меняется в лице). Вот оно что! А на кого именно она жалуется?

Хай Жуй. На Сюй Ина.

Сюй Цзе. На Сюй Ина? Это мой сын, по счёту третий. Всё, чем я владею — хозяйство и земля, принадлежит мне лично, о чём, надеюсь, вам известно. Зачем же нам чужие земли? Что до Сюй Ина, он во всём меня слушается и поведенья вполне достойного. Во всяком случае, он не такой распущенный, чтоб увозить насильно или избивать людей… Только сейчас я говорил вам, что люди здесь сутяжничать привыкли. Вам надобно об этом помнить и не поддаваться на обман.

Хай Жуй. Значит, вы считаете, что жалоба несправедлива? Вашего сына оклеветали?

Сюй Цзе. Да, я так считаю!

Хай Жуй. Ну, а если вы ошибаетесь!

Сюй Цзе. Ошибаюсь?! Исключено!

Хай Жуй. Вам нужны доказательства?

Сюй Цзе. Да. Тогда можно будет вершить суд по закону.

Хай Жуй. Вот именно, по закону! А теперь разрешите удалиться.

Играет музыка, Сюй Цзе, кланяясь, провожает Хай Жуя.

Сюй Цзе. Ай‑я! Дело, о котором говорил Хай Жуй, весьма опасное и не терпит отлагательств. Позову-ка я Сюй Ина да расспрошу обо всём подробно. Эй, младшего господина ко мне!

Слуга. Младшего господина к господину наставнику!

Входят Сюй Ин и Сюй Фу.

Сюй Ин. Здравствуйте, отец. Зачем звали?

Сюй Цзе. Жалуются на тебя, говорят, девушек увозишь, людей избиваешь. Это правда?

Сюй Ин. Было дело, только не дали ему хода, закрыли.

Сюй Цзе. Где закрыли?

Сюй Ин. В уезде Хуатин.

Сюй Цзе. Как же это удалось сделать?

Сюй Ин. Уездный судья велел мне показать на суде, будто тот день я провёл у сюцая и из города не выезжал. А старика жалобщика стражники забили насмерть. На том всё и кончилось.

Сюй Цзе (испуганно). Ай‑я! Забили насмерть! Насмерть! А кто свидетельствовал, что ты не выезжал из города?

Сюй Ин. Сюй Фу.

Сюй Цзе (обращаясь к Сюй Фу). Ты был свидетелем?

Сюй Фу. Был, господин наставник!

Сюй Цзе. Но ведь слуга не может быть свидетелем у господина. (Обращаясь к Сюй Ину.) Дело дошло до губернатора. Не знаю, что теперь с тобою будет, негодник!

Сюй Ин. Ничего особенного! Можно откупиться. На серебро любой чиновник падок.

Сюй Цзе. Известно ли тебе, болван, кто губернатор?

Сюй Ин. Да кто бы ни был. Подумаешь, велика птица!

Сюй Цзе. Накликал ты беду, глупец несчастный. Нынче стал губернатором Хай Жуй, честнее нет чиновника на свете, непреклонный, бескорыстный. Если он станет решать дело по закону, прощайся с жизнью.

Сюй Ин (испуганно). Ай‑я! Хай Жуй стал губернатором? Как же нам быть, отец?

Сюй Цзе. Как быть?! Как быть?!

Сюй Ин. Я виноват, но надо побыстрей придумать выход.

Сюй Цзе. Что тут придумаешь? Мало того, что старика забили насмерть, так ты ещё в свидетели привёл слугу! Не знаю, что и делать. Впрочем… И благородный муж может обмануть разок. Ну-ка, подойди, на ушко тебе шепну.

Отец и сын перешёптываются, на лице Сюй Ина появляется улыбка.

Прикажи всем домочадцам, чтоб бесчинств не творили, вели себя пристойно.

Сюй Ин. Слушаюсь, отец.

Сюй Цзе. Как? Ты всё ещё здесь?!

Сюй Ин. Бегу!

Сюй Ин и Сюй Фу уходят.

Сюй Цзе. Ай‑я! Значит, правда, что людей избивает, девушку увёл. Жаль, что, беседуя с Хай Жуем, я был неосторожен и лишнего наговорил. Не приведи Небо, чтоб взялся он всерьёз за это дело, ведь нам тогда несдобровать. Когда-то я оказал ему любезность, и если он и вправду благородный муж, на любезность любезностью ответит. Посмотрю, как станет он решать дело Сюй Ина, тогда и действовать начну. Быть может, ещё удастся спасти сына. Словом, время покажет, надо подождать. Воистину:

Ушёл в семейные дела,
Оставил все посты;
За преступления детей
Платить обязан ты.

Появляются госпожа Се и госпожа Ван в сопровождении служанки.

Госпожа Се (поёт).

Мой сын в присутствие спешит,
Не ест, не спит, дела вершит.

Госпожа Ван (поёт).

Жестокосердных сокрушает,
Сердца людские ублажает.

Госпожа Се. Невестка, Хай Пэн сказал, что везде только и разговоров что о Хай Жуе, поистине ясном как небо, живом Будде среди людей. Его хвалят за то, что он сразу же взялся строить каналы и дамбы — будто миру явился сам Владыка водной стихии. Затяжные дожди принесли много бед, река Усун разлилась, вышла из берегов, но Хай Жуй созвал всех пострадавших, и они, благодаря Небо и Землю, укротили реку. Он поровну разделил землю между людьми, упорядочил налоги. Я очень рада, что народ хвалит моего сына. Не пропали, значит, зря мои старанья, когда я его растила. (Поёт.)

Глаз ночами не смыкала рядом с сыном-сиротой,
Рос он, «Шуцзин» постигая, «чжун» и «сяо»¹² знал душой.
Был в учении прилежен, сдал экзамен непростой,
А теперь мой сын в Цзяннани занимает пост большой,
Населенье ограждая от злодейства добротой.

Госпожа Ван (поёт).

Госпожа Се. Твой муж прославился своей честностью и прямотой. Он был разжалован, брошен в тюрьму, но всегда оставался верен себе, мысли его и слова едины. Никто не в силах склонить его к несправедливости. Это ли не достоинства благородного человека? Прошу тебя, не надо так сильно волноваться за него!

Госпожа Ван. Я постараюсь быть спокойной.

В сопровождении Хай Пэна появляется одетый по-домашнему Хай Жуй.

Хай Жуй (поёт).

Без подлых дел не проживут
Чиновники ни дня,
В груди народа вспыхнул гнев,
Не погасить огня.
Желаешь всадника сразить,
Сперва срази коня,
Начнём ревизию с казны,
Традицию храня.

Госпожа Ван. О, мой господин!

Хай Жуй. О, моя супруга! Добрый день, матушка!

Госпожа Се. Садись, сынок.

Хай Жуй. Благодарю.

Госпожа Се. Ты забыл о пище с той поры, как вступил в должность, вот уже несколько ночей не смыкаешь глаз. Трудолюбие — качество весьма похвальное, смотри только не переусердствуй.

Хай Жуй. Спасибо за совет. Я исполню вашу волю, матушка, но…

Госпожа Се. Что «но»?

Хай Жуй вздыхает.

Госпожа Се. Отчего ты, сын мой, так вздыхаешь?

Хай Жуй. Вам, матушка, неведомо, что с тех самых пор, как я стал правителем, все только и жалуются на государева наставника Сюя: он захватывает чужие земли, потакает бесчинствам сына, измывается над людьми, покрывает преступных чиновников. Поистине, корысти ради забыл о справедливости. Сын его, Сюй Ин, отнял землю и всё имущество у крестьянина Чжао, увёл его внучку-сироту, единственного сына издевательствами довёл до могилы. Чжао пожаловался в суд, но Сюй Ин подкупил чиновников, и несчастного старика забили насмерть. Когда-то у наставника Сюя было доброе имя. Однажды он спас мне жизнь. Не понимаю, что стало с ним сейчас. (Поёт.)

Он твердит о высшем долге, говорит об этикете,
Но душе его недоброй незнакомы чувства эти.
Сын его людей терзает, по деревне свищут плети,
Земли, деньги отбирает, позабыв об этикете.
В долг ссужает под проценты — выше не было на свете! —
Но отец его «гуманный» говорит об этикете.

Госпожа Се. Узнать человека, сынок, нелегко. «Чем жить воспоминаниями о прошлом, лучше подумать о будущем»¹³. Тебе он сделал добро, а народу причинил много зла. Как тут быть? Простить его в благодарность за оказанную услугу или поступить согласно закону? (Поёт.)

Ты не раз читал и слышал, как издревле поступали,
Боевых машин колёса ханьцы в землю закопали,
Даже в наши дни в Куане преступленья искупали,
Незаконно осуждённых из тюрьмы освобождали.
Справедливо поступают, справедливо поступали,
Мы в деяньях благородных никому не уступали!

Хай Жуй. И я так думаю. Завтра же открою присутствие. Как велит закон, с Сюй Ином разберусь, заставлю Сюев вернуть крестьянам захваченную землю; обнародую приказ, чтоб все без исключения чиновники, отнявшие чужие земли, отдали их тотчас же владельцам. Прошу вас дать мне ещё один совет.

Хай Пэн. Дозвольте обратиться, господин. Только не прогневайтесь за мою прямоту. (Поёт.)

Чиновники по всей земле тиранят бедный люд,
Свою обиду перед кем крестьяне изольют?
Сюй Цзе пока ещё силён и на расправу крут,
Не торопитесь, господин, не зажигайте трут.

Xай Жуй. Ты не прав. Конечно, Сюй большую власть забрали, но меня этим не испугать! (Поёт.)

Госпожа Ван. Мой господин, слова Хай Пэна справедливы. Подумайте над ними хорошенько. (Поёт.)

Хай Жуй. Мне слушать не хочется подобные речи. Этот Сюй Цзе попустительствует всем бесчинствам своего сына, вы же советуете преступить закон в благодарность за некогда оказанную мне услугу. Как же я стану после этого матери в глаза глядеть, как перед троном предстану, перед народом?! (Поёт.)

Сам отъявленный разбойник, Сюй потворствует разбою,
Он единственного сына увлекает за собою.
Изменить законам предков за содействие былое?
Беспристрастие и Твёрдость мне дарованы судьбою.

Госпожа Се. Постигая книги древних, верша мудрые дела, помогая народу, мой сын поступает так, как велит ему закон и совесть. Только так он может выразить благодарность императору и умиротворить народ. (Поёт.)

Я горжусь упорством сына, мудрецов постиг уроки:
К тем, кто слаб, спешит на помощь, ненавидит он пороки,
Сюй прошёл огонь и воду, сын его тиран жестокий,
Да свершится правосудие в уготованные сроки.
Мне, старухе, только в тягость губернаторство Хай Жуя,
Скромным платьем, грубой пищей в жизни больше дорожу я.
Пусть сместят тебя за правду, ссылку дальнюю даруя,
Мы вернемся на Циндао, где чисты речные струи.

Хай Жуй. Благодарю за наставление. (Жене.) Матушка устала, проводите её в покои отдохнуть

Госпожа Се и госпожа Ван уходят.

Хай Пэн, пойди распорядись, чтоб завтра ровно к назначенному часу явились в присутствие все причастные к делу Хун Алань, а также правители и чиновники Сучжоу и Сунцзчна.

Хай Пэн. Слушаюсь. (Уходит.)

Хай Жуй. Поистине:

Научить людей я жажду
Соблюдать святой закон,
А чиновников продажных
Из ямыня выгнать вон!

Появляются чиновники.

Чжэн Юй (декламирует).

В ожиданье стою у высоких ворот.

Ли Пинду.

Почему губернатор в ямынь не зовёт?

Сяо Янь.

Сердце в пятки уходит, от страха дрожу.

Ван Минъю.

Будто я, господа, на иголках сижу.

Сяо Янь. Милостивые господа, правитель Хай прибыл сюда тайно, поэтому мы и не смогли его встретить. Нынче он ещё не открывал присутствия и никого из военных чиновников не принимал. Только и знает, что следить за строительством дамб да вести разговоры с крестьянами, ремесленниками и торговцами. Всё это довольно странно.

Чжэн Юй. За то, что мы его не встретили, спросу никакого быть не может — ведь он приехал тайно. Другое беспокоит: с тех пор как он вступил в должность, ни разу ещё не открыл присутствия и ни одного дела не решил.

Ли Пинду. Да, всё это очень странно! Уж несколько дней подряд мы ждём его, а он как будто бы не замечает. В чём же тут причина?

Ван Минъю. Изо дня в день приходим и всё без толку.

Глашатай. Все слушайте приказ правителя: открыть ворота, начать присутствие!

Чиновники уходят. Музыка. Появляются стражники, солдаты, служащие суда, Хай Жуй — в одежде правителя, шёлковой шляпе, красном халате.

Хай Жуй (декламирует).

Народ страдает и скорбит,
Всех бед не перечесть,
Чиновник лют, как дикий зверь,
И нет предела злу;
Прикончить тигров и волков —
Мужчины долг и честь,
И незачем ему в веках
За это петь хвалу.

Я, Хай Жуй, стал правителем Интяни. Вижу, как бесчинствуют чиновники, обманывают и притесняют народ. Надо всех свидетелей призвать и изжить порок суровой карой. Нынче я открываю присутствие. Необходимо строже блюсти законы, истребить зло во благо народа. Эй, зовите всех служащих в зал.

Глашатай. Служащим ямыней Сучжоу, Сунцзяна и прочих областей войти в зал.

Входят чиновники, глашатай вызывает всех по именам.

Служащие ямыней. Докладываем: чиновники явились по зову уважаемого господина. Ничтожные слуги совершили поступок, заслуживающий жестокого наказания — не встретили вас. С надеждой молим о прощении.

Хай Жуй. Извините, что доставил вам хлопоты. В том, что вы меня не встретили, нет вашей вины, ибо я никого не известил о своём прибытии. А вот сейчас мы встретились, так что прошу без лишних церемоний!

Ли Пинду. Осмелюсь спросить почтенного господина правителя, где мы прежде с вами встречались?

Хай Жуй. У беседки для приёма чиновников. Взгляните на меня повнимательней.

Чиновники с испугом смотрят на Хай Жуя. Ли Пинду ни жив ни мёртв от страха.

Хочу посоветоваться с вами по одному делу. Присаживайтесь.

Чиновники. Благодарствуем.

Чжэн Юй. Почтенный господин правитель, позвольте дерзкому спросить, в какой день вы намерены вскрыть печати¹⁴ и приступить к разбору тяжб?

Хай Жуй. К чему же назначать особый день? Нынче и начнём. Глашатай, вскрой печати и объяви о разборе жалоб.

Глашатай. Слушаюсь, господин правитель. (Вскрывает печати.)

Хай Жуй. Прошу, милостивые господа.

Чиновники. Слушаемся, господин правитель.

Хай Жуй. Как вы справляетесь с обязанностями?

Чиновники. Службу несём честно и усердно. Трон почитаем, простому народу помогаем.

Хай Жуй. Вы в самом деле почитаете трон и помогаете простому народу?

Чиновники. Так мы и поступаем.

Хай Жуй. Ха-ха! Раз все вы справедливы и честны, прошу вас вместе со мною разобраться в одном деле. Здесь начальник уезда Хуатин?

Ван Минъю. Здесь.

Хай Жуй. Хочу спросить, как вы решили дело Хун Алань?

Ван Минъю. Это дело… Это дело… я решил по справедливости. Оно, собственно, уже закрыто.

Хай Жуй. По справедливости решили, говорите? Тогда прошу вас объяснить, как именно?

Ван Миню. Хун Алань жаловалась на Сюй Ина, что он в День поминовения усопших насильно увёз её дочь, избил свёкра. Но мне известно, что тот день Сюй Ин провёл в доме у сюцая Чжана и из города не выезжал. Ясно, что обвинение ложное, и клеветники наказаны по заслугам.

Хай Жуй. Кто свидетельствовал, что в День поминовения усопших Сюй Ин не выезжал из города?

Ван Минъю. Управляющий Сюй Ина по имени Сюй Фу, он был вместе с хозяином.

Хай Жуй. Слуга хозяину не свидетель! Ладно, ответьте мне ещё на один вопрос: при каких обстоятельствах умер старик Чжао Юйшань?

Ван Минъю. Этот… Этот… Его ударили разок-другой, совсем не сильно. Кто мог подумать, что он скончается? Видно, совсем дряхлым был.

Хай Жуй. Ха-ха-ха! «Кто мог подумать, что он скончается»! «Решил по справедливости»! Глашатай, позвать Хун Алань и всех свидетелей.

Глашатай вводит в зал Хун Алань, крестьян, Сюй Ина и Сюй Фу.

Хун Алань (плача). Милостивый господин, выслушайте бедную крестьянку.

Хай Жуй. Не плачь, лучше расскажи всё как было.

Хун Алань. Светлейший господин! (Поёт.)

Обидели несправедливо,
Мученьям горьким нет конца,
Сперва супруга загубили,
Потом замучили отца:
А в день Цинмин украли дочку,
Забрали жалкий наш надел,
Начальник Ван вранью поверил,
А правде верить не хотел.

Хай Жуй. Захватили землю, загубили мужа, девушку насильно увезли, свёкра до смерти забили. Нет предела гневу и негодованию! Сюй Ин!

Сюй Ин. Я здесь!

Хай Жуй. Хун Алань жалуется, что ты отнял у неё землю, увёз дочь, насмерть забил свёкра. Правда это?

Сюй Ин. Я отпрыск знатной семьи. Как же мог совершить такое?! К тому же в тот день я не выезжал из города, сюцай Чжан может подтвердить. Судья Ван уже решил это дело. Надеюсь, ваша светлость тоже решит его по справедливости и не станет слушать речи подлых клеветников. Уповаю на ваше расположение к нашей семье.

Хай Жуй. Отчего ж не решить, раз есть свидетели.

Сюй Ин. Показания все точные, я головой ручаюсь.

Хай Жуй. Да. Ты ответишь мне головой, если свидетельства вдруг окажутся ложными. Сюцай Чжан!

Сюй Фу (выдавая себя за сюцая Чжана). Я здесь.

Хай Жуй. Скажи честно, День поминовения усопших Сюй Ин провёл у тебя в доме?

Сюй Фу. Да, у меня. В тот день господин Сюй не только читал книги, но и написал сочинение!

Хай Жуй. Какое сочинение?

Сюй Фу (громко). «Тысячесловник», то есть я хотел сказать — «Сто фамилий»¹⁵.

Сюй Ин меняется в лице.

Хай Жуй (ударяет кулаком по столу). Ах, наглый раб! Ты лишь позоришь звание сюцая. Преступник!

Сюй Фу. Извините, господин правитель, но сюцай я настоящий и шапку учёного ношу настоящую.

Хай Жуй. Предположим. Тогда скажи мне, в каком году ты получил степень?

Сюй Фу. Степень… степень…

Сюй Ин. Почтенный господин правитель, он и в самом деле уездный сюцай, я могу подтвердить.

Хай Жуй. Замолчи. Здесь инспектор училищ уезда Хуатин?

Инспектор. Здесь.

Хай Жуй. Числится в вашем заведении такой сюцай?

Инспектор. Впервые о нём слышу.

Сюй Ина бросает в дрожь. Сюй Фу падает на колени.

Хай Жуй. Мошенник ты, а не учёный. За лжесвидетельство и клевету умрёшь под палками.

Сюй Фу (отбивая поклоны). Пощадите, светлейший господин судья! Я во всём сознаюсь.

Хай Жуй. Правду говори, тогда помилую. Ты кто такой?

Сюй Фу. Я Сюй Фу, слуга господина Сюя.

Хай Жуй. Если слуга, зачем выдаёшь себя за сюцая?

Сюй Фу. За ложь достоин смерти, но солгал я не по доброй воле, заставили меня.

Хай Жуй. Наглый раб! Ответь же наконец, где был Сюй Ин в День поминовения усопших?

Сюй Фу. Ездил к горе Хэнъюньшань, на кладбище, погулять.

Хай Жуй. А где сейчас девушка Чжао Сяолань?

Сюй Фу. В доме господина. Он приказал мне увезти её. Девушку пытали, но она не покорилась.

Хай Жуй. За что избили Чжао Юйшаня?

Сюй Фу. За то, что он вступился за девушку. Господин приказал его избить.

Хай Жуй. Сильно избили?

Сюй Фу. Всё тело старика было в глубоких ранах и рубцах.

Хай Жуй. Отчего же тогда при освидетельствовании в уезде Хуатин сказали, что ран нет?!

Сюй Фу. Областной и уездный начальники получили от господина взятку, я сам давал им деньги.

Ли Пинду и Ван Минъю, дрожа, поднимаются со своих мест.

Хай Жуй. Сколько дал? Свидетели есть? Всё начистоту выкладывай.

Сюй Фу. Правителю области дал триста лянов золотом, начальнику уезда — двести.

Ли Пинду, Ван Минъю в страхе падают на колени.

Хай Жуй. Ты сам давал?

Сюй Фу. Собственными руками.

Хай Жуй. А как умер Чжао Юйшань?

Сюй Фу. Его запороли насмерть.

Хай Жуй. Ты сам это видел?

Сюй Фу. Собственными глазами.

Ван Минъю, Ли Пинду и Сюй Ин отбивают поклоны, прося пощады.

Хай Жуй (поёт).

Чиновники в одеждах строгих
В наш век на подлость мастера,
Глумясь, последнее уносят
Они с крестьянского двора.
Народ во гневе, ждёт решенья,
Пришла желанная пора,
Закону чуждо снисхожденье,
Закон незыблем, как гора.

Слушайте приговор: Сюй Ин, отнявший у матери дочь, избивший старика, подкупивший чиновников, по ложному свидетельству загубивший человека, приговаривается к смертной казни через повешение. Захваченное имущество возвращается пострадавшим, остальное идёт в государственную казну. Похищенную девушку возвращают матери. Ван Минъю, нарушивший закон и загубивший жалобщика, приговаривается к обезглавливанию. Ли Пинду по прозвищу Шкуродёр, алчный и корыстный, отстраняется от должности и будет отбывать срок в тюрьме до особого императорского повеления. Лжесвидетель Сюй Фу, выдававший себя за сюцая не по собственной воле, за чистосердечное признание заслуживает снисхождения, он приговаривается к ста палочным ударам и трём годам ссылки. Следователь за взятку и ложные освидетельствования со службы изгоняется, получает сто палочных ударов и два года ссылки. Справедлив ли приговор, милостивые господа?

Чжэн Юй. Великий губернатор печётся о народе, искореняет зло. Мы подчиняемся всем сердцем.

Сюй Ин (кланяется). Великий губернатор, прошу сохранить мне жизнь, хотя бы ради отца, с которым вы некогда были в дружбе.

Хай Жуй. Молчи! Перед законом все равны — и знатные, и простолюдины. Увести.

Стражники уводят Ван Минъю, Ли Пинду, Сюй Ина и Сюй Фу.

Хун Алань, ты хочешь ещё что-нибудь сказать?

Хун Алань. Светлейший господин судья, вы отплатили за обиды обездоленных. Да продлится ваше благополучие на многие годы! (Кланяется.)

Хай Жуй. Почтенные, совсем недавно я беседовал с вами. Большое спасибо за наставления. Это дело завершено. Есть у вас ко мне ещё какие-нибудь дела?

Первый крестьянин. Есть, господин правитель. Чиновники отобрали у нас землю и имущество и ещё заставляют платить налоги. Народ бедствует. Уповаем на вашу доброту!

Первый крестьянин, Второй крестьянин. Великий судья, заступитесь за нас!

Хай Жуй. Глашатай, объяви! Приказываю всем чиновникам в десятидневный срок вернуть крестьянам землю и имущество. В противном случае они понесут суровую кару.

Глашатай. Слушаюсь.

Народ (отбивая поклоны). Господин правитель — народный заступник. Пришли, наконец, к крестьянам Цзяннани светлые дни! Огромное вам спасибо за то, что облагодетельствовали нас. Мы начертаем ваш образ и с утра до вечера будем ему поклоняться! (Поют.)

Нынче ясное небо и счастливая доля.
Будем снова усердно обрабатывать поле.
Есть земля, нет печали о еде да одежде,
Ждёт нас светлое время, не такое, как прежде.

Благодарствуем, великий судья!

Хай Жуй. Стоит ли так горячо благодарить! Вы свободны, можете идти по домам.

Хун Алань и крестьяне, кланяясь, уходят.

Чжэн Юй, Сяо Янь. Позвольте и нам откланяться.

Хай Жуй. Погодите. Начальник уезда У здесь?

Сяо Янь. Здесь.

Хай Жуй. Ты брал взятки, тратил деньги из государственной казны, порочил имя чиновника. Признаёшь свою вину?

Сяо Янь. Признаю!

Хай Жуй. Отстраняю тебя от должности. Глашатай, сними с него чиновничью шапку.

Глашатай снимает шапку с Сяо Яня. Сяо Янь уходит.

Правитель области Сучжоу здесь?

Чжэн Юй. Здесь.

Хай Жуй. Слыхал я, что службы ради вы не щадите сил. Отриньте же сомненья и тревоги.

Чжэн Юй. Благодарю. (Удаляется.)

Хай Жуй. Более десяти дней решали это дело. Нынче же в трёх уездах приводят в порядок оросительные каналы, необходимо очистить реку Баймаохэ, а также установить размер налогов. Тогда народ вздохнёт свободнее. Воистину:

Введу реформы,
Выкорчую зло.
Быть за народ —
Хай Жуя ремесло.

Появляются стражники. Глашатай со свитком под барабанную дробь зачитывает указ.

Глашатай. Слушайте все! Чиновники и простолюдины! Наместник десяти областей Интяни правитель Хай именем закона повелевает чиновникам-тиранам вернуть крестьянам землю, отнятую силой. В противном случае их ждёт суровое наказание.

Крестьяне, радостные, с песнями и танцами, уходят, глашатай и стражники тоже удаляются.

Сюй Цзе одет по-домашнему, в паланкине, в сопровождении слуг.

Сюй Цзе (поёт).

Увы, увы! Покинул Двор,
Утратил милость государя.
Поля, сады, хозяйство, дом…
Семья терзает, душу старит…
Беспутный сын лез на рожон.
Не избежать суровой кары.
Я на детей гляжу в слезах,
И мне не вынести удара.
Забыв про стыд, пощады жду
Во имя дружбы нашей старой.
О, верю я, Хай Жуй простит.
Дружили прежде мы недаром.
Я всё отдам, я штраф внесу.
Жду милосердия, как дара.

Вот и ямынь. Слуга, доложи!

Слуга. К господину Хаю пожаловал с визитом почтенный наставник Сюй.

Появляется Хай Жуй.

Хай Жуй. А, это Сюй явился с ответным визитом. Что ж, раз пришёл, проси.

Сюй Цзе. В благодарность за то, что вы посетили меня, я тоже решил нанести вам визит.

Хай Жуй. Достоин ли я такой чести?! Прошу! Господин наставник, кажется, чем-то встревожен?

Сюй Цзе. Вы правы, весьма встревожен. (Поёт.)

Я стар и сед, и близок мой закат.
Мой сын Сюй Ин безмерно виноват.
Молю вас вспомнить молодость и Двор
И отменить суровый приговор.

Хай Жуй (поёт).

То грабёж, то похищенье,
Взятки, пытки старика…
Уповать на снисхожденье?
Но провинность велика!
Есть законы всех династий,
Их писали на века,
И не в нашей с вами власти
Участь вашего сынка.

Сюй Цзе. Господин Хай! У меня остался единственный сын, остальные все умерли. Имейте же состраданье к старику, будьте снисходительны. (Поёт.)

Я очень стар, мне верно служит сын,
Его люблю, остался он один.
В дни юности я вас от смерти спас,
Так смилуйтесь и вы на этот раз.

Хай Жуй. Вот вы, наставник, любите своего сына. А подумали ли вы о Хун Алань? О муже её, сведённом в могилу, о насмерть забитом свёкре? Вспомнили хоть раз об остальных сиротах и вдовах, о родителях, у которых отняли детей? (Поёт.)

Меня наставник просвещал:
Закон империи един,
Пред ним смиренны и равны
Вельможа и простолюдин.
Меня наставник поучал:
Закон незыблем, как гора.
Сегодня вдруг забыли вы
Произнесённое вчера.

Сюй Цзе. Да, да, великий Хай, вы правы. Я говорил так. Но из тюрьмы тогда вас вызволил, замолвил перед императором словечко. Некогда нас связывала дружба, вспомните об этом! (Поёт.)

В тот год и вы нарушили Указ,
Я вам помог, от лютой смерти спас.
Спасая вас, я рисковал собой —
И вы теперь обласканы судьбой.

Хай Жуй. Наставник Сюй, я помню, вы меня спасли, когда на мою голову пал гнев императора. Но я подал Доклад, потому что люблю свою страну и предан императору. Какое же тут преступленье? Сын ваш избивает людей, а после, чтобы откупиться, даёт взятки. Вот и выходит, что я на пользу закона действую, а он — во вред. (Поёт.)

Престолу преданный душой,
Я слышу похвалы людей;
Ваш сын законы предаёт,
Он кровопийца и злодей.
Меня наставник поучал:
Будь справедлив, закон блюди,
Искореняй повсюду зло
И виноватых не щади.

Сюй Цзе. Верно! Верно! Я действительно так говорил. И вот сейчас готов отдать часть земли, чтобы искупить вину сына. (Поёт.)

Мой низкий сын законом пренебрёг,
Но пусть Хай Жуй не будет слишком строг.
Верну я землю и немедля сдам
Налоги государевым войскам,
Внесу зерно, ничуть не поскуплюсь,
От наказанья щедро откуплюсь,
И будут и у нас соблюдены
Законы справедливой старины,
Мы всё сдадим, отправим и внесём
И сына непутёвого спасём.

Хай Жуй. Касательно земли уже издан приказ. Всем чиновникам, захватившим крестьянскую землю, велено вернуть её прежним владельцам. Ваша семья захватила двести тысяч му земли, согласно закону вы вернёте её народу. (Поёт.)

Помещик лют, как дикий зверь,
Сродни шакалам и волкам,
Крестьянский крохотный надел
И тот прибрал к своим рукам.
В Цзяннани горе и беда,
Крестьяне ссуды не берут,
И коль им землю не вернуть,
Они от голода умрут.

Сюй Цзе (про себя). Двести тысяч му! Двести тысяч! Землю вернуть, сына казнить! Проклятье! Гнев меня душит! Ты рассудка лишился, Хай Жуй! (Подходит к Хай Жую.) Эй, эй, почтенный господин, послушайте-ка, что я вам скажу. (Поёт.)

Называют вас в народе неподкупно-непреклонным,
Вы вредите честным людям, к вам явившимся с поклоном.
Все чиновники во гневе, осуждают лик надменный,
Не лишиться б вам, милейший, вашей шапки драгоценной.

Хай Жуй (смеётся). Шапки чиновника? Мне собственная голова не дорога, не то что шапка! Вот она! (Снимает шапку. Поёт.)

Двадцать лет студентом нищим, глаз ночами не смыкая,
Постигал науку древних, Яо, Шуню¹⁶ подражая.
Перед Троном вам не стыдно жить, лишь пользу извлекая
Из несчастия народа, им жестоко помыкая?

Наставник Сюй, вот она, шапка, вот! Хай Жуй не только чиновник, но и опора Небу и Земле. Государственный указ оглашён, без промедления верните землю!

Сюй Цзе. О, Хай Жуй! А наша дружба! Вы ею пренебрегли?

Хай Жуй. Хай Жуй не смеет ради личной дружбы поступиться великим законом империи!

Сюй Цзе. Нельзя ли смягчить Сюй Ину наказание?

Хай Жуй. Вы сами говорили, что надобно закон блюсти и охранять порядок, перед законом все равны: бедняк и знатный. Раз преступленье налицо, преступника надо судить.

Сюй Цзе. А землю тоже непременно надо возвращать?

Хай Жуй. Земля отнята силой, а это противоречит и разуму, и чувствам. Поэтому её необходимо вернуть.

Сюй Цзе. Но хоть немного можно оставить?

Хай Жуй. Нельзя. Закон незыблем, как гора!

Сюй Цзе. Смотри, Хай Жуй, как бы тебе потом не раскаяться.

Хай Жуй. Всё едино для меня: и жизнь, и смерть, и слава, и позор. Я никогда ни в чём не раскаивался.

Сюй Цзе. Значит, нашей дружбе конец?

Хай Жуй. Конец!

Сюй Цзе. Ну что ж, Хай Жуй. (Поёт.)

Обманом ты пролез в Высокий зал,
Чиновников безвинных наказал,
Моим советам дружеским не внял,
Смотри, Хай Жуй, уж близится финал.

Хай Жуй (поёт).

Наставник Сюй, не надо лишних слов,
На мир давно взираете глумливо;
Я предан государю всей душой,
И помыслы мои красноречивы.
Пусть государь меня всего лишит,
Пусть не поймут высокого порыва;
Потомок дальний скажет обо мне:
«Он честно жил и правил справедливо».

Прошу!

Разгневанный Сюй Цзе уходит.

Так я и знал, что старик не смирится, придёт и шум поднимет. Но и на этом, полагаю, он не успокоится. Поторопиться надо — решить пять самых важных дел: покончить с произволом, установить наказания для преступников, упорядочить налоги, улучшить систему орошения, возвратить крестьянскую землю и тем самым хоть немного облегчить заботы императора. (Декламирует.)

Старик надменен и спесив,
Как в прежние года.
Перед вельможей спину гнуть
Не стану никогда.

(Надевает шапку.) Ох уж эта шапка, шапка правителя! (Смеётся.)

Появляются друзья семьи Сюев.

Первый друг (декламирует).

Внезапно прибыл Хай Цинтянь,
От страха весь дрожу.

Второй друг.

Мерзавец этот Хай Цинтянь,
По правде вам скажу.

Первый друг. Хай Жуй приказал вернуть землю крестьянам. Как быть?

Второй друг. Меня тоже об этом уведомили, и весьма строго. Видно, придётся вернуть.

Первый друг. В ней вся моя жизнь. Как же отдать?

Второй друг. Хм! Думаете, другим легче, чем вам?

Первый друг. Вы куда идёте?

Второй друг. К почтенному Сюю.

Первый друг. Пойду и я к нему, посоветуюсь, как быть. Сын его приговорён к смертной казни, и старик поехал в управу к правителю Хаю просить о помиловании. Дождёмся его возвращения. Наверняка привезёт новости.

Второй друг. Пойдёмте же.

Первый друг. Вот и пришли. Есть кто-нибудь в доме?

Появляется слуга.

Слуга. А, это вы! Господин наставник ещё не вернулся. Пожалуйста, пройдите в зал и подождите немного.

Первый друг. Позовите учителя.

Слуга. Слушаюсь.

Входит учитель.

Первый друг. Мы решили дождаться наставника.

Второй друг. Правитель Хай приказал вернуть землю крестьянам, чем навлёк на себя гнев чиновников. Послушаем, что скажет наставник, когда вернётся.

Учитель. В приказе всё ясно сказано, и обсуждению он не подлежит. Так что вряд ли наставник сможет дать какой-нибудь совет.

Первый друг. Мало того, что приказ издал, так ещё назначил приёмный день для жалобщиков, и теперь чернь валом валит к нему с жалобами на нас, чиновников. Сей поступок его достоин всяческого порицания. Здесь и так народ привык сутяжничать, а правитель ещё потакает этому, вот все и распоясались.

Второй друг. Как вы полагаете, учитель, есть надежда на помилование Сюй Ина?

Учитель. Хай Жуй и господин наставник — старые друзья. Несколько дней назад Хай Жуй его посетил, а нынче наставник поехал к нему с ответным визитом. Возможно, правитель, памятуя их прежнюю дружбу, проявит снисходительность. Впрочем, это ещё неизвестно.

Первый друг. Не мог же Хай Жуй забыть, что господин наставник был первым министром при двух императорах.

Появляются Сюй Цзе и слуги.

Первый друг, Второй друг, Учитель. Господин наставник вернулся!

Сюй Цзе. Вернулся. Гнев обуял меня, злость душит!

Первый друг, Второй друг, Учитель. Как, неужели Хай Жуй не сделал вам снисхожденья?!

Сюй Цзе. Какое там «снисхожденье»! И землю приказал вернуть, и сына не помиловал.

Первый друг, Второй друг. Раз господин наставник ничего не смог сделать, что о нас говорить!

Сюй Цзе. Соблюдайте спокойствие. Сейчас всё обсудим. Придумаем что-нибудь.

Первый друг. Мы уже толковали и с областными чиновниками, и с уездными. Все в растерянности. Может быть, господин Сюй найдёт выход. За деньгами дело не станет.

Сюй Цзе. Рубить — так под корень. Прежде всего надо его лишить должности, чего бы это нам ни стоило. Тогда мы снова станем хозяйничать в Поднебесной.

Второй друг. Есть выход! Я придумал: надо жалобу отправить императору и в жалобе той написать, что, мол, Хай Жуй простолюдинов подстрекает к клевете на знатных, нарушает местные порядки.

Сюй Цзе. Не годится. Пока жалоба до столицы дойдёт, пока её разберут, месяцы пройдут, а то и годы. Но, как говорится, дальней водой близкого огня не потушить.

Первый друг. Хай Жуя надобно убить, кого-нибудь подкупим, и пусть разделается с ним.

Сюй Цзе. Ну, это ещё хуже. Во-первых, ему подвластны войска; во-вторых, у него надёжная охрана. В случае провала нам грозит суровое наказание.

Первый друг, Второй друг. И так плохо, и эдак нехорошо. Выходит, мы в проигрыше?

Сюй Цзе. Что значит в проигрыше! Надо ещё раз всё хорошенько обдумать.

Учитель. Господин наставник, я придумал план.

Первый друг, Второй друг. Говорите же скорее!

Учитель. Жалобу надо отправить, только сделать это быстро, через своих людей. У господина наставника есть при дворе знакомые, напишем им письмо, пошлём дары, пусть похлопочут за нас. А чтоб покончить с этим делом, подкупим чиновников-земляков и попросим их подать жалобу. Будем атаковать его извне и изнутри и выживем из этих мест. Так всё решится в нашу пользу.

Сюй Цзе. Отлично! Это и называется «рубить под корень», и результата ждать недолго. Как говорится, воткнёшь палку — тут же тень ложится. Не только надобно его изгнать отсюда, но сделать так, чтобы его разжаловали навсегда, чтоб не был он чиновником и впредь.

Первый друг, Второй друг. В самом деле, план хорош. Похлопочите же за нас, почтенный господин наставник.

Сюй Цзе (поёт).

Не унывайте, впереди последнее сраженье,
Его заставим испытать позор и униженье.
Письмо в столицу повезёт надёжная охрана,
И мы избавимся, друзья, от подлого тирана.

Первый друг, Второй друг. Ну, раз решили, надо поспешить. Расходы все поделим поровну. Гонца пошлём не мешкая, чтоб к ночи был в столице.

Сюй Цзе. Решенье справедливо, я тотчас же сажусь писать письмо. Пошлём три тысячи золотых лянов. Две тысячи — главному евнуху, тысячу — столичным чиновникам-землякам. Нужно только выяснить, кто из них самый надёжный.

Второй друг. Родственника моего, который служит при Дворе, Дай Фынсяна, тоже заставляют землю возвратить. Так что он уж постарается для нас.

Сюй Цзе. Дай Фынсян — мой ученик, непременно похлопочет. Итак, быстрее надо посылать гонца в столицу.

Второй друг. Да-да. Пойду в дорогу собираться. Прощайте.

Друзья Сюй Цзе и учитель уходят.

Сюй Цзе. Ха-ха-ха!

Осёдлан конь, беде конец,
В столицу скачет мой гонец.
Клянусь, друзья, забыть про сон,
Пока Хай Жуй вершит закон.

(Уходит.)

Появляются Дай Фынсян в платье императорского посланника, стражники, солдаты, служащие ямыня с регалиями.

Дай Фынсян (декламирует).

В Цзяннань с повышеньем я прибыл чуть свет.
Я ждал много лет.
Со мною награда — сто тысяч монет.
Не ведаю бед.
Суду не подвластен богатый сосед.
Он знатен и сед.
Плыви по теченью, событьям вослед,—
Мой добрый совет.

Я, Дай Фынсян, назначен правителем областей Интяни. На днях наставник Сюй прислал письмо, просил скорей приехать. Спешу, спешу!

Дай Фынсян удаляется, входит Сюй Цзе.

Сюй Цзе (декламирует).

Нового правителя встречаю.
Из беды я сына выручаю.

Чиновник из отдела наказаний областного суда сообщил мне, что осенний вестник с императорскими указами должен прибыть со дня на день. Новый правитель Дай Фынсян уже выехал из столицы. Ради спасения сына поспешу-ка ему навстречу.

(Сюй Цзе нахлёстывает коня.)

Появляется глашатай.

Глашатай. Присутствие открывается!

Входят чиновники, солдаты, стражники, Хай Жуй.

Хай Жуй (декламирует).

Получен императорский Указ:
Нам надлежит по совести и праву
Поспешествовать исправленью нравов,
Искорененью зла.
Так в добрый час!

Эй, ввести преступников сюда.

Стражники вводят Сюй Ина и Ван Минъю.

Высочайшее повеленье уже прибыло, и вы понесёте заслуженную кару. (Разворачивает приговор. Декламирует.)

Поправ закон, погибнешь от закона,
Ты был жесток, он будет справедлив;
Не вечно злу шагать тропой знакомой,
Порой в конце — зияющий обрыв.

Ван Минъю. Молим о пощаде, великий господин! (Кланяются.)

Хай Жуй. Увести! В положенный час вас казнят.

Стражники уводят Сюй Ина и Ван Минъю, входит знаменоносец Дай Фынсяна.

Знаменоносец. Я привёз государев указ.

Музыка, появляются Дай Фынсян, Сюй Цзе.

Дай Фынсян. Императорский указ гласит, что отныне Хай Жуй освобождается от должности правителя Интяни и ему надлежит вернуться в своё имение. На его место назначается Дай Фынсян. Быть посему.

Хай Жуй. Многие лета императору! Дозвольте спросить почтеннейшего посланца, за какое преступленье разжалован Хай Жуй?

Дай Фынсян. Вы измываетесь над народом, притесняете чиновников.

Хай Жуй. Это клевета! (Поёт.)

Как дикий зверь, чиновник лют,
Терзает бедный люд.
Чиновник — жертва? Сущий вздор,
Нелепый оговор.
Вот почему на этот раз
Несправедлив Указ.

Дозвольте спросить, когда прибывает новый губернатор?

Дай Фынсян. Он перед вами. Желаю здравствовать.

Хай Жуй. Желаю здравствовать. Как новому правителю, я кое-что хочу сказать вам.

Дай Фынсян. Прошу вас, говорите.

Хай Жуй (поёт).

Творил чиновник произвол
В Цзяннани с давних пор,
Чиновник земли отбирал,
Сажал людей в тюрьму
И незаконный выносил
Судебный приговор…
Верните пахарю надел
И дайте мир ему.

Дай Фынсян. Молчите! Вы отстраняетесь от должности за то, что притесняете чиновников и над народом издеваетесь. (Поёт.)

Извечны знать и беднота —
У всех людей свои места.
Народ на муки обречён
За то, что туп и неумён.
Обоснованье этих слов
В трактатах древних мудрецов.
Народ свиреп, как дикий зверь,
С ним заодно и вы теперь.
Вы посягнули на чины
И от чинов отстранены.

Хай Жуй. Кто посягнул?

Дай Фынсян. Вы.

Хай Жуй. Да как вы смеете такое говорить! (Поёт.)

Дай Фынсян. Что за гнусность! Как вы смеете поносить людей?

Сюй Цзе. Господа, не надо оскорблять друг друга. Хай Жуй, я пробовал уговорить вас по-хорошему — не злить народ, не обижать чиновников, но вы не вняли моему совету, упорствовали в своём заблуждении, вот вас и разжаловали. Послушайте же, что я вам сейчас скажу. (Поёт.)

Хай Жуй (поёт).

Наставнику недостаёт весьма
Глубокой мысли, здравого ума.
Я отстранён от важного поста,
Но совесть губернатора чиста.
А строить козни у чужой межи
Не станут совершенные мужи.

Сюй Цзе. Кто строит козни?

Хай Жуй. Вы! (Поёт.)

Вы, Сюй Цзе, и в годы службы Инь от Ян¹⁷ не отличали,
Но зато трактаты древних благородно изучали,
Вы правленье Яо, Шуня «образцовым» величали,
Злодеяний ваших близких будто и не замечали.
Сыну Неба вы солгали, честь и совесть потеряли,
Свой народ оклеветали, лютым зверем называли,
А чиновников-злодеев «жертвами» именовали,
От народа вам не скрыться, а народ простит едва ли.
Я, Хай Жуй, лишился власти, путь мой был прямой и честный,
Я вернусь, мне нет покоя в беспокойной Поднебесной.

Сюй Цзе. Вы чересчур многословны и упорствуете в своём заблуждении.

Глашатай. Настало время исполнить императорский указ.

Дай Фынсян, Сюй Цзе. (испуганно) Какой указ?

Хай Жуй. Казнить Сюй Ина и Ван Минъю.

Сюй Цзе. А! (Бледнеет и дрожит от страха.)

Дай Фынсян. Приказываю казнь отложить.

Хай Жуй. Приказываю предать казни.

Дай Фынсян. Я теперь правитель и приказываю казнь отложить.

Хай Жуй. Пока ещё правитель я. Приказываю предать казни.

Дай Фынсян. Нельзя, господин Хай.

Хай Жуй. Почему?

Дай Фынсян. Следуя наказу члена государственного совета сановника Ли и чиновника Фэна из управления церемоний, я заявляю, что наставник Сюй стар, имеет заслуги перед государством и сына его надобно помиловать. Вы обязаны выполнить императорский эдикт.

Хай Жуй. Где он?

Дай Фынсян. Вскоре будет здесь.

Хай Жуй. Ну, а сейчас?

Дай Фынсян. Сейчас я передаю устный приказ высших сановников смягчить наказание. Это также мой приказ.

Хай Жуй. Вы не имеете права приказывать.

Дай Фынсян. Почему?

Хай Жуй. Печать и символ власти пока ещё в моих руках!

Дай Фынсян. Тогда прошу вас вручить их мне.

Хай Жуй. Это невозможно. Прежде я должен выполнить полученный мною императорский указ.

Дай Фынсян. Господин Хай! (Поёт.)

Хай Жуй. Ха-ха! (Поёт.)

Дай Фынсян. Вы не боитесь казни?

Хай Жуй. Стыдно бояться смерти тому, кто служит опорой Небу и Земле! Только бесчестный человек может нарушить закон корысти ради. (Поднимает жезл.) Привести приговор в исполнение.

Глашатай (принимая жезл). Слушаюсь.

Глашатай уходит, раздаются три пушечных выстрела; Сюй Цзе падает на землю, Дай Фынсян, поражённый, застывает на месте. Хай Жуй передаёт ему большую печать.

Хай Жуй. Вот печать, примите её, господин Дай. А я удаляюсь.

Хай Жуй протягивает печать. Дай Фынсян стоит, опустив голову.

Хор из-за сцены.