Архивы автора: admin

Стихи Мао Цзэдуна и их переводы

Кто опубликовал: | 07.10.2022

Азарова Наталия Михайловна — поэт и филолог. Родилась в Москве, окончила МГУ им. М. В. Ломоносова. Доктор филологических наук, руководитель Центра лингвистических исследований мировой поэзии при Институте языкознания РАН. Автор монографий о языке поэзии и философии «Язык философии и язык поэзии — движение навстречу» (М., 2010) и «Типологический очерк языка русских философских текстов» (М., 2010), а также учебников «Текст» (М., 1995) и «Поэзия» (М., 2016). Автор восьми поэтических книг, среди которых «Цветы и птицы» (М., 2006), «Буквы моря» (М., 2008), «Соло равенства» (М., 2011), «Календарь» (М., 2014), «Раззавязывание» (М., 2014), а также книг переводов Ду Фу (перевод с китайского, М., 2012), «Морская ода» Ф. Пессоа (перевод с португальского, М., 2016). Стихи публиковались в «Новом мире» и других журналах. Лауреат премии «Книга года» за учебник «Поэзия» (2016) и Премии Андрея Белого (2014). Живёт в Москве.

Исследование выполнено за счёт гранта Российского научного фонда (проект № 4-28-00130) в Институте языкознания РАН.

Впервые на русском языке Мао Цзэдун был опубликован в 1957 году в библиотеке журнала «Огонёк» отдельной брошюрой. Публикация 18 стихотворений Мао была сделана в том же году, что и их первая официальная публикация в Китае. Поздние стихи Мао, т. е. стихи 1960‑х, в советское время не выходили в том числе из-за охлаждения отношений с Китаем.

Процесс перевода стихов политической фигуры такого масштаба, как Мао, подразумевал не только ответственность переводчиков и кураторов, но и воспринимался как факт международной политики, который в то же время не должен был противоречить внутренним эстетическим установкам социалистического реализма. В Китае также работала группа, ответственная за комментарий стихов Мао, на который должны были опираться переводчики на разные языки. В то же время в послесловии и комментариях вообще не говорится о поэтике Мао. Комментаторы ограничиваются историческими фактами: рассказывается о сражениях Красной армии, о становлении советской власти в Китае, а послесловие посвящено утверждению реалистического характера китайской литературы, её народности и революционности. Вот, например, характерный комментарий:

«Особенно запоминаются строки прекрасного стихотворения „Великий поход“, в котором в скупых словах с большой выразительной силой рассказывается о бесстрашии и беспримерном героизме воинов Китайской Красной Армии, совершивших в труднейших условиях великий исторический поход во имя священной борьбы за свободу и независимость своей земли, во имя национального и социального раскрепощения китайского народа. Это стихотворение, в котором звучит гимн отваге и дерзанию, является одним из наиболее популярных поэтических произведений среди китайской молодёжи, особенно среди молодых воинов героических революционных вооружённых сил Китая. В нём выражена непреклонная воля к достижению возвышенной цели, непреоборимый дух мужественного оптимизма воинов революции»1.

Перевод стихов Мао, очевидно, поставил в тупик высшее литературное руководство. Несмотря на то, что нужно было перевести всего несколько стихотворений, была создана целая команда из ведущих поэтов и переводчиков, не знающих китайский язык (С. Маршак, А. Сурков, Н. Асеев), которые переводили по подстрочнику известного китаиста-переводчика Л. Эйдлина и входящего в группу поэтов-переводчиков М. Басманова, который совмещал переводческую деятельность с работой в консульстве в Пекине. Строгий идеологический надзор обеспечивал небезызвестный Н. Федоренко, который курировал проект в качестве редактора и написал кроме того послесловие.

Николай Трофимович Федоренко в 1937 году окончил китайское отделение Института востоковедения МГУ и был учеником академика Василия Алексеева. Необходимо сказать, что востоковедение Московского университета уже в те времена, особенно в послевоенные годы и на протяжении всего советского периода, было важной школой подготовки кадров для КГБ. Фигура Федоренко в этом отношении является особенно показательной в совмещении культурной (прежде всего литературной) деятельности и деятельности секретных служб. В момент выхода стихов Мао Цзэдуна Федоренко занимает пост замминистра иностранных дел (с 1955 по 1958). С 1958 по 1962 год он — посол СССР в Японии. После Карибского кризиса с 1963 по 1968 год он — постоянный представитель СССР при ООН и Совете безопасности. И, наконец, с 1970 по 1989 год он — главный редактор журнала «Иностранная литература». Очевидно, что, будучи в то же время секретарём Союза писателей СССР, он был одним из инициаторов письма против Солженицына и Сахарова. Именно этот человек отвечал как за подбор переводчиков и требуемое соответствие их текстов, так и за идеологический комментарий к ним.

В 1956 году Федоренко, работая замминистра иностранных дел, выпустил книгу «Китайская литература», а в 1986 году выходит его книга о большом китайском поэте Цюй Юане (340—278 до н. э.). Другие китаисты, которые участвовали в переводе стихов Мао Цзэдуна, как и Федоренко, специализировались не на современной, а на древней литературе.

В развёрнутом послесловии к публикации стихов Мао в качестве основной проблематики Федоренко выдвигает те тезисы, которые обычно фигурировали при обосновании отбора текстов, предназначенных для любого советского перевода. Эти тезисы — народность, простота, понятность. Хотя, как мы увидим далее, стихи Мао Цзэдуна отнюдь не были просты и были понятны, возможно, не более 5 % населения современного ему Китая. Интересно, что в своём комментарии Федоренко клеймит вэньянь, то есть старый китайский язык, на котором писалась поэзия до 20‑х годов ⅩⅩ века, до гоминдановской реформы языка:

«Группа китайских прогрессивных деятелей восстала против господства литературы на так называемом вэньянь — архаическом книжном языке древних канонов, оторванном от народа и чуждом ему, понятном лишь для глаза и резко отличавшемся от общенародного языка; они потребовали приближения литературного языка к разговорному, понятному на слух, к так называемому байхуа»2.

Но при этом Федоренко не говорит о том, что Мао как раз пишет на вэньяне, хоть и с вкраплениями довольно большого количества современных, даже разговорных слов, почти избегая сложных построений, за которыми современному образованному читателю было бы нужно обращаться к словарю.

Ни в комментариях, ни в переводах Мао не предстаёт как новатор. Между тем новаторство Мао не только в смелых образах, но и в том, как он работает с традицией: он парадоксально сочетает классическую форму и разговорный язык, сталкивает современный синтаксис и грамматические формы древнего языка. Стихотворение «Куньлунь» одно из самых «разговорных» в переведённом цикле. Здесь, в отличие от других стихов, есть местоимения я и ты, обычно отсутствовавшие в классической поэзии и, соответственно, в большинстве стихов Мао. Но любопытно другое: синтаксис стихотворения современен, а само местоимение я — zhi — не употребляется в современном языке, оно взято из классического вэньяня.

В стихах Мао используется около 25 классических форматов стиха, большая их часть — вариации жанра цы. Этот жанр имел песенное происхождение и первоначально исполнялся под музыку. Средневековый поэт в цы был гораздо более свободен, чем в формальном жанре ши. Однако судить о народности, или песенности, или неформальности поэзии Мао на основании происхождения цы, как это делается в комментарии, по меньшей мере некорректно. На самом деле цы был действительно народным в Ⅶ—Ⅸ веках, а уже с Ⅹ—ⅩⅠ веков, т. е. с Сунского периода, перестал быть таковым. Индивидуальное варьирование допускалось в строго определённых местах. То, что в основе бралась ритмическая структура известной мелодии и далее ритмический рисунок тиражировался, даёт основание провести некоторую параллель с логаэдами в европейской поэзии. Со временем, за десять веков всё изменилось, и, чтобы писать в жанре цы, то есть соответствовать определённому ритмическому рисунку, в основе которого лежит мелодия, а также соблюдать чёткую заданную смену ровного и ломаного тона, требовалось настоящее поэтическое мастерство, что отнюдь не предполагало большую степень свободы, народности, фольклорности или чего-то подобного. Для того чтобы писать в жанре цы в ⅩⅩ веке, используя центоны с большим количеством интертекстуальных клише из старой поэзии, нужно было быть формалистом очень высокого класса, в какой-то степени крайним формалистом. Поэтому попытки притянуть жанр цы у Мао к народной поэзии — это очередная идеологема, которая должна была представить советскому читателю фигуру Мао в привычных когнитивных рамках и в том числе дать установку переводчикам.

Борьба против формализма, развернувшаяся в 1946 году, диктовала полное игнорирование формального совершенства стихов Мао, так как всякое любование формой, которое бесспорно присуще стихам Мао, должно было бы быть объявлено буржуазным эстетством. И в этом смысле появление трёхстиший в переводе Асеева кажется неким экстравагантным вызовом времени.

Приведём китайский текст, чтобы даже читатель, не знающий китайского, убедился, что Асеев блестяще достигает соответствия количества русских слов количеству китайских иероглифов:

十六字令三首 Три стихотворения по 16 слов

山,快马加鞭未下鞍

惊回首,离天三尺三

  1. Горы!
  2. Я в седле, плеть в руке, скакуна ноги скоры.
  3. Вверх взгляни —
  4. Достанешь рукой голубые просторы.

山,倒海翻江卷巨澜

奔腾急,万马战犹酣

  1. Горы!
  2. Как волненья морского крутые валы и повторы,
  3. Словно конницы вздыбленной,
  4. В яростной битве стеснённой, заторы.

山,刺破青天锷未残

天欲堕,赖以拄其间

  1. Горы!
  2. Их вершины вонзились в небесные синие взоры.
  3. Небо падало вниз,
  4. Но его — вершин поддержали опоры.
(пер. Н. Асеева)

«Три стихотворения по 16 слов» — наиболее раннее из опубликованных стихотворений Мао. Именно в этом тексте нельзя было избежать решения формальных задач, поскольку уже в его названии задан формальный принцип. Привлечение к переводу бывшего футуриста Асеева во время яростной борьбы с формализмом объясняется тем, что следование формальному принципу было коротко объяснено даже в канонических китайских комментариях. Асеев буквально следует эквизнаковому подходу — в каждой строфе русского текста по 16 слов, причём считаются даже предлоги и союзы. По поэтике перевод Асеева, безусловно, выделяется из остальных переводов Мао, отсылая к футуризму 20‑х, хотя даже в нём присутствует некоторая архаизация. Интересно, что в китайском стихе рифма неточная, но и Асееву удаётся, чуть ли не единственному из всех переводчиков, хотя бы в некоторых строках избежать почти обязательной для русского перевода точной рифмы. Вернее, созвучие есть, но весьма современное — не жёсткое, основанное на анаграммах: взгляни — вздыбленный — вниз — так рифмуются третьи строчки строф.

Однако, несмотря на формалистическую закалку, Асеев всё равно использует «лишние» метафоры и эпитеты, которых нет у Мао: небесные синие взоры (10). Асеев рационализирует, спрямляет синтаксис, использует сравнение словно конницы (7) — в оригинале это и есть конница. Несмотря на формальные приёмы, Асеев, в отличие от Мао, выглядит очень барочно. Явно прослеживается упрощение образов по сравнению с оригиналом, лишение их многозначности, что объясняется страхом обвинения в «непонятности». Именно на этом (на непонятности) была основана идеологическая критика поэзии самого Асеева в 30‑е годы. Например, той строчке, которая звучит у Асеева вверх взгляни, соответствует гораздо более сложное пространственное и словесное построение в оригинале — буквально оглядываясь назад в чудо. А там, где у Асеева достанешь рукой голубые просторы (характерный советский поэтический штамп), наоборот — до неба всего три суня, что можно было, безусловно, перевести до неба всего три метра, но пожилой Асеев уже недостаточно смел для сжатых герметичных образов.

Мао совсем не был ориентирован на подчёркнутую понятность. Его стихи компрессивны, в них изобилует эллипсис, который не учитывают переводчики. Действие может развиваться в разных местах, временах, характерно смешение временных и пространственных планов в одном стихе, причём переходы никак не обозначаются.

Рассмотрим одно из самых известных стихотворений Мао «Снег» и его перевод, выполненный Эйдлиным. Стихотворение написано в классическом жанре «поэзии приграничной заставы», подразумевающем, что субъект находится на временной и пространственной границе одновременно:

Снег Снег (подстрочник3)
  1. Виды севера — той стороны,
  2. Где на тысячи ли ледяной покров
  3. И за далью бескрайней беснуется снег,
  4. За Великой Стеной и внутри страны
  5. Расстилается в дымке земной простор
  6. И в верховьях и в устье Большой Реки
  7. Застывает вода, прекратив свой бег.
  8. А в горах пляшут кольца серебряных змей,
  9. А равнинами мчат снеговые слоны,
  10. Соревнуются с небом самим высотой.
  11. Ясный день наступил —
  12. Ты взгляни, как красива земля
  13. Яркой краской узоров на белой одежде простой.
  1. Пейзаж северного края, тысяча ли заперты (заблокированы) льдом, далеко дальше снег парит.
  2. Вдаль по обе стороны Великой стены посмотреть — только лишь мутная муть.
  3. Хуанхэ от верховья до устья замерла, задержала теченье теченья.
  4. Серебряные змеи танцуют в горах, на равнинах бегут (себя гонят) восковые слоны, хотят высотой сравниться с небесным владыкой.
  5. И тут ясный день — видишь на подкладке из некрашеного шёлка пленительную красную одежду.
  1. И за долгие годы — от древних людей и до нас —
  2. Самых гордых героев пленяла прекрасная наша страна!
  3. Только жаль,
  4. Еле тлел устремлений высоких огонь
  5. В первом циньском Хуане и в ханьском властителе У,
  6. И ни в танском Тайцзуне, ни в сунском Тайцзу
  7. Не блистал нашей древней поэзии дух.
  8. Чингисхан в своё время был взласкан судьбой.
  9. Что умел он? Орлов настигать стрелой.
  10. Всё прошло.
  11. Чтоб узнать настоящих людей,
  12. Заглянуть надо в нынешний день!
  1. Подобная красота мира (гор и рек) заставляла склониться перед собой даже бесчисленных героев.
  2. Жаль, что цинский Шихуан и ханьский У‑ди были не слишком одарёнными.
  3. А танский Танцзу и сунский Тай‑цзу были почти лишены дара высокой поэзии.
  4. В своё время баловень неба Чингизхан только и знал, что стрелять сов из лука.
  5. Всё уже прошло, многочисленные люди, одарённые жизнью (букв. люди ветра и потока), стоит посмотреть на нынешнюю династию.
(пер. А. Эйдлина)

Первая строчка стихотворения «Снег» Пейзаж северного края, тысяча ли заперты (заблокированы) льдом, далеко дальше снег парит выдержана в китайской традиции — в основе лежит концептуально-пространственная игра, а не нарратив. Вся первая строфа — это, с одной стороны, установление, остановка, замирание, а с другой — неожиданное движение на фоне замирания и остановки и параллельно появление неожиданного динамичного цвета — цвета красной одежды на фоне статики серебряно-серо-белого.

Мао пользуется и такими традиционными приёмами классической поэзии, как тавтофоны, т. е. повтор двух одинаковых иероглифов подряд, которые одновременно похожи на звукоподражание и, усиливая значение друг друга, способны образовывать некое новое понятие. Тавтофоны принято считать одним из непереводимых приёмов китайской поэзии, поэтому переводчик их избегает, хотя способы передачи их на современном русском языке, безусловно, есть, и можно создать интересный образ, воспринимаемый в том числе и на глаз. Тавтофоны неслучайно появляются парами и стоят друг под другом. Тавтофон taotao теченье течения в третьей строчке у Мао расшифровывается переводчиком как бег воды, а то, что у Эйдлина земной простор в дымке, в оригинале второй строчки тавтофон, который можно перевести как мутная муть.

В переводе Эйдлина пропадает как сама статика, так и необходимое соотношение статики и динамики. Эйдлин знает китайский, но ему чужд Мао как поэт, он переводит его образы как прямое описание. У Мао снег не бесновался (3), он присутствовал, парил, по ту сторону не было ничего, кроме снега. С другой стороны, Эйдлин, как типичный советский переводчик, прибегает к экспликации, вводя метафоры, которые отсутствуют в оригинальном тексте. У Мао буквально в горах танцуют серебряные змеи, на равнинах быстрые (бегут, себя гонят) восковые слоны. Эйдлин преобразует компрессивный образ в развёрнутую метафору — у него пляшут кольца серебряных змей (8), упрощает смелые образы Мао и делает их понятными простому читателю — равнинами мчат снеговые слоны (9). У Мао всё необязательно сводится к чистой картинке: змеи и слоны Мао — это не цитация классической поэзии, а удивительно смелые для китайской поэзии середины ⅩⅩ века образы, которые современники называли «странными». Далее переводчик следует той же линии — китайские образы он уподобляет образам советской поэзии о родной природе, создавая нечто похожее на учебник родной речи: Ты взгляни, как красива земля (12).

Во второй строфе перевода «Снега» немало объяснительных добавлений, например: и за долгие годы — от древних людей и до нас (14) — такого образа вообще нет. Есть привнесение строчек, полностью отсутствующих в оригинале, но входящих в когнитивные рамки представлений советского человека о герое. В духе высоких поэтических штампов выдержана и строчка еле тлел устремлений высоких огонь (17), в оригинале просто говорится, что у императоров не было поэтического дара. В целом Эйдлин многократно усиливает патриотический пафос в стихотворении Мао, в то время как для китайцев с древних времён мир и страна были фактически синонимами. Сказать о том, что героев пленяла красота страны (15), по существу, обозначало соответствие мира и человека.

Во второй строфе Мао вспоминает не просто героев, а основателей династий, то есть тех, кто обеспечивает движение. Первая и вторая строфа тесно связаны друг с другом — речь идёт о тех, кто обеспечивает движение на фоне замирания, остановки. Диалектика замирания и движения — то, что характерно для этих людей: они не ломают замирание, но своим движением обеспечивают связь с миром.

У Мао очень велика роль концовок, именно о концовках стихотворений чаще всего спорят разноязычные комментаторы, предлагая различные трактовки. Последняя строчка стихотворения «Снег» — одна из самых известных строк Мао. В подстрочнике Всё уже прошло, многочисленные люди одарённые жизнью (букв. люди ветра и потока), стоит посмотреть на нынешнюю династию.

Характерно, что здесь Мао использует даосский термин фэнлю — люди, которые следуют за собственной природой, подлинные, настоящие люди, не связанные каноном; буквально — люди ветра и потока — те, кто понял первопричины Дао и кому в дальнейшем всё даётся без труда. Д. Воскресенский предлагал оригинальный концепт ветротекучий. Фэнлю — это именно даосский, а не конфуцианский идеал благородного мужа, государственника. Это люди вдохновения. Возможный перевод — одарённые жизнью герои: они не преодолевают обстоятельства, а легко сочетают в себе статику и динамику, о чём, собственно, и стихотворение.

У Эйдлина фэнлю переведено как настоящие люди, что в сознании советских людей не могло не ассоциироваться с «Повестью о настоящем человеке» или чем-то подобным, то есть с идеей преодоления, в то время как в китайском сознании образ коммунистических лидеров вполне вписывался в следование даосской диалектике. Поскольку непонятно, о ком идёт речь: об одном человеке или нескольких, а Мао говорит это в 1945 году, то, скорее всего, он имел в виду себя и Чан Кайши. Однако уже в 1956 году эту строчку можно прочесть так, как будто она относится только к Мао.

Мао обращается к двум основным императорам. Это танский Тай Цзун и сунский Тай Цзу. Оба они были боевыми генералами и не отличались достижениями в культуре (литературе). Но это не значит, что в Китае не было императоров — заметных поэтов и художников. Например, сунский император Хуи Цзун — известный художник и поэт, так же как и последний танский император Ли Юй. Отличались художественными талантами и ряд минских императоров. Но все эти императоры появлялись на исходе, на закате династии. Здесь мы можем проследить параллели в европейской и китайской культурах. Художественно одарённое третье поколение в «Будденброках» Томаса Манна или семейство Цзя в классическом китайском романе «Сон в красном тереме» (1791). И то и другое реализует концепт того, что высокие достижения в культуре имеют место на исходе семьи или династии и им сопутствует вырождение и смерть.

Строчки стихотворения Мао многозначны, и они ассоциируются с китайской историей по-разному: не только с негативной стороной, т. е. с неодарёнными императорами-полководцами, но и с Цао Цао, одной из самых популярных фигур в китайской истории. Он сочетал в одном лице литературный талант и талант полководца, но формально не был императором, не стал основателем династии — это сделал его сын. В отличие от названных властителей, вот это я (мы), герой (герои) нашего времени способны одновременно быть и основателями династий, и литературными гениями. Таков субъект стихотворения (Мао?) — одарённость жизнью и соответствие ритму мира проявляется одновременно и в энергии сражения, и в новаторстве, и в формальной сложности стиха, и в способности основать новую династию. То есть эстетство необязательно подразумевает упадок и отсутствие жизненной энергии. Скорее всего, переводчик не прочёл так стихотворение, но даже если бы это и произошло, то подобный пафос практически невозможно было транслировать в конце советских 50‑х, когда эстетство и сложность формы однозначно подразумевали буржуазный упадок и вырождение. Возможно, такая трактовка образа коммунистического вождя была бы ещё большим ударом по борьбе с формализмом, чем следование формальным принципам в переводе Асеева.

Переводы Эйдлина и Маршака гораздо многословнее оригинала. Вот стихотворение «Куньлунь», где Мао выносит в заглавие образ горы Куньлунь, в даосской традиции представляющей собой нечто подобное европейским Олимпу или Вальгалле:

Куньлунь Куньлунь (подстрочник)
  1. Прочертив небосвод, встал могучий Куньлунь.
  2. Он от мира людского ушёл в вышину,
  3. Наблюдая оттуда за жизнью земной.
  4. Это взвился драконов нефритовых рой,
  5. Белым снегом закрыл небеса,
  6. Всё живущее стужей пронзив ледяной.
  7. Летом тают его снега,
  8. Рвутся реки из берегов,
  9. Превращаются люди в рыб,
  10. В черепах, сметённых волной.
  11. Вековым злодеяньям и добрым делам
  12. Кто из смертных осмелился быть судьёй?
  1. Пересекая пустоту по горизонту, явился в мир смутно-различимый Куньлунь, просматривая до предела человеческие весны.
  2. Взлетели три миллиона нефритовых драконов, взболтали (в ступе) небо, насквозь пронизанное морозом.
  3. В летний день (он) растаял, реки переполнились водой, люди стали рыбами и черепахами.
  4. Тысяча осеней подвигов и преступлений, кто из людей прежде мог говорить об этом?
  1. А теперь я ему говорю: Куньлунь,
  2. Для чего тебе так высоко стоять,
  3. Для чего тебе столько снега беречь?
  4. Как бы так упереться мне в небо спиной,
  5. Чтоб мечом посильнее взмахнуть
  6. И тебя на три части, Куньлунь, рассечь.
  7. Я Европе одну подарю,
  8. Пусть Америке будет вторая,
  9. Третью часть я оставлю Китаю.
  10. И тогда на земле воцарится покой,—
  11. Всем достанутся поровну холод и зной.
  1. А теперь я обращусь к Куньлуню, надо ли столько высоты, надо ли так много снега?
  2. Опершись на небо, вытянуть из ножен драгоценный меч, и Тебя раскроить на три куска.
  3. Один кусок оставить Европе, один подарить Америке и один вернуть Китаю (букв. Восточной стране).
  4. В великом мире равенства и спокойствия на весь земной шар хватит жара и холода.
(пер. А. Эйдлина)

Переводчик разворачивает две строфы по 4 строки стихотворения «Куньлунь» в две строфы по 11 и 12 строк. Характерно и установление однозначных синтаксических связей, сведение к конкретной метафоре. Если у Эйдлина рой нефритовых драконов, Белым снегом закрыл небеса, // Всё живущее стужей пронзив ледяной (5—6) — то у Мао три миллиона нефритовых драконов взболтали (в ступе) небо, насквозь пронизанное морозом. Взлетающие драконы во второй строке обеспечивают вертикаль, а переполняющаяся река вместе со своими жителями в третьей строке прочерчивает горизонталь. В переводе абсолютно пропадает и традиционный параллелизм, и противопоставление двух строчек стиха в первой строфе. Если у Мао люди рыбами стали, черепахами, то Эйдлин боится такого смелого образа и упрощает его, превращая всё в сказку: Превращаются люди в рыб, // В черепах… (9—10). Интересно, что в переводах Мао обнаруживаются те же самые проблемы, что и в переводе классической китайской поэзии, например, того же Эйдлина или А. И. Гитовича, в которых переводчики стараются говорить языком русской романтической поэзии ⅩⅨ века с характерными для неё метафорикой, олицетворениями, архаизацией и т. д.

Во многих других случаях смысл подспудно европеизируется. Я Европе одну подарю, // Пусть Америке будет вторая, // Третью часть я оставлю Китаю // И тогда на земле воцарится покой,— // Всем достанутся поровну холод и зной. (19—23). В переводе прочитывается идея справедливого распределения/разделения поровну на части, но смысл китайских строчек (7) Один кусок оставить Европе, один подарить Америке и один вернуть Китаю (букв. Восточной стране). (8) В великом мире равенства и спокойствия на весь земной шар хватит жара и холода несколько иной — все будут вместе в холоде и зное, и это именно равенство и объединение через равенство.

Характерно, что в послесловии и комментариях нет ни слова о многозначности и возможности разнообразных трактовок, что, в сущности, составляет основу китайской поэзии, в которой даже субъект всегда многозначен.

Обратимся к переводу Маршака более раннего стихотворения «Чанша».

Чанша Чанша(подстрочник)
  1. В день осенний, холодный
  2. Я стою над рекой многоводной,
  3. Над текущим на север Сянцзяном.
  4. Вижу горы и рощи в наряде багряном,
  5. Изумрудные воды прозрачной реки,
  6. По которой рыбачьи снуют челноки.
  1. Стою одиноко холодной осенью у мандаринного острова, где река Сянцзянь поворачивает на север.
  2. Смотрю, как красный полнит горы и гряды леса окрашиваются до предела.
  3. Река сплошь затапливается бирюзой, сотни лодок состязаются за поток.
  1. Вижу: сокол взмывает стрелой к небосводу,
  2. Рыба в мелкой воде промелькнула, как тень.
  3. Всё живое стремится сейчас на свободу
  4. В этот ясный, подёрнутый инеем день.
  1. Орёл ударяется о неба простор, рыбки парят на мелководье, обледенелым днём всё живое (букв. 10 тысяч видов) борется само по себе.
  1. Увидав многоцветный простор пред собою,
  2. Что теряется где-то во мгле,
  3. Задаёшься вопросом: кто правит судьбою
  4. Всех живых на бескрайной земле?
  1. Удручён, увидав необозримый простор перед собой, вопрошаю великую землю: кто решает, кому идти на дно, кому выплыть?

  1. Мне припомнились дни отдалённой весны,
  2. Те друзья, с кем учился я в школе.
  3. Все мы были в то время бодры и сильны
  4. И мечтали о будущей воле.
  5. По-студенчески, с жаром мы споры вели
  6. О вселенной, о судьбах родимой земли
  7. И стихами во время досуга
  8. Вдохновляли на подвиг друг друга.
  9. В откровенных беседах своих молодёжь
  10. Не щадила тогдашних надменных вельмож.
  1. Здесь мы бывали, сотня друзей, столько удивительных лет вспоминается.
  2. Это мои одноклассники, одарённые цветущие юноши.
  3. С неутомимым задором школяров.
  4. Спорили обо всём на свете, увлечённо читали, клеймили те годы и власть предержащих.
  1. Наши лодки неслись всем ветрам вопреки,
  2. Но в пути задержали нас волны реки…
  1. Не вспомнить, когда в середине потока ударились в воду, волны положили предел летящей лодке.
(пер. С. Маршака)

Первоначальное название мелодии, на которую написано стихотворение в жанре цы, всегда становится его подзаголовком, при этом традиционное название не соотносится с содержанием стихотворения, а указывает ритм. Характерно, что в основе стихотворений «Чанша» и «Снег» лежит одна и та же мелодия, это даже видно по подстрочнику. Например, седьмая и восьмая строчки короткие и в «Чанша», и в «Снеге», а четвёртая, пятая и десятая длинные и там и там. Но по переводам, обладающим абсолютно разным ритмическим рисунком, мы этого никогда не поймём. Ритм китайского стиха в большой степени образуется количеством иероглифов в строке, поэтому академик В. Алексеев предлагал добиваться, как бы это ни было трудно, соответствия количества иероглифов и русских слов в переводе (не считая, разумеется, союзов, предлогов, частиц). Мы видели, как Асеев перфекционистски справляется с этой задачей, буквально считая каждое слово, но остальные переводчики, очевидно, не просто отступают от этой максимы, считая её ненужным формализмом, но создают ритмический рисунок абсолютно произвольно.

Маршак произвольно дробит строфы, подключая нарратив. Например, строчка рыба в мелкой воде промелькнула, как тень (8) — в оригинале рыбы парят (реют). Если для Мао важно прежде всего пространство, его поэзия живописна, но при этом не подражает природе, то Маршак детально раскрашивает рисунки, как в книге для раскрасок. У Мао удручён, увидав необозримый простор перед собой — у Маршака увидав многоцветный простор пред собою, // Что теряется где-то во мгле (11—12) — он дорисовывает картину отсутствующими строчками.

Мао сочетает разговорные образы и классическую форму, в то же время строит весь текст «Чанша» на классических для китайского стиха концептах — полноты, предела, которые должны соотноситься и с пространством, и со всем живым, и с историей, и с субъектом. В самой первой строке обозначается положение человека в пространстве, его точка наблюдения, и сообщается, что река поворачивает на север — и мандариновый остров из экзотического названия превращается в некий предел, ведь река именно рядом с ним изменяет течение. Важна и динамика цвета и света, лес не стоит статично-багряным, в соответствии с нашими штампами изображения осени, а постепенно, гряда за грядой, кулиса за кулисой, окрашивается красным, пока не достигает полноты и предела заполнения цветом. Но немаловажно и то, что цвет может возникать благодаря движению солнца, скорее всего, закатного.

Сначала переводчик даёт картинку, а потом эксплицирует, расширяет её, в результате одна часть стиха оказывается совершенно не связанной с другой — исчезает собственно поэтический смысл, философский параллелизм частей, исчезает концепт предела и наполнения, всё превращается в простое описание, образы упрощаются, их компрессивная неожиданность нивелируется.

В переводе исчезает и проходящая через всё стихотворение идея множественности и взаимной трансформируемости множественного и единичного (тем более что в китайском отсутствует противопоставление единственного и множественного числа, и иероглиф «рыба» нужно по умолчанию понимать как «рыбы»): у Мао множественны и рыбки, и лодки, и тысячи видов, и сотни друзей, и все они находятся в состоянии соревнования, но это соревнование, эта борьба за поток не похожа на борьбу узника, стремящегося на свободу, она не подразумевает преодоления, это состязание за соответствие потоку.


В концовке стихотворения Мао возвращается к теме предела — мы ударились о воду, волны положили предел (10). Мао использует тут тот же самый глагол, что и в первой строфе: орёл у Мао ударяется о простор (4). А у Маршака сокол взмывает стрелой к небосводу (7).

Интересно привести для сравнения классическое стихотворение Ду Фу (712—770), в котором есть и предел, и динамика наполнения, и состязание (спор), и множественность.

Весенние воды

волнами марта
цветение персика полно
переливаясь река
находит прежнее русло
тонет заря
в том-что было песок
к дощатым воротам
подберётся её изумруд

свисает с порога
нить с душистой наживкой
прилажу жёлоб
крошечный сад поливать
вот прибывая
нарастает бесчисленность птиц
спорщиков гам
в сплошной толчее купанья

(перевод Наталии Азаровой)

Но самые большие смысловые расхождения обнаруживаются в репрезентации лирического субъекта. Мне припомнились или нам? Друзья в интерпретации Маршака мечтали о будущей воле (18) и вдохновляли на подвиг друг друга (22) в духе «Чаадаева» Пушкина, такого у Мао, конечно же, нет. Как и Эйдлин в переводе «Снега», Маршак слишком буквально трактует образ страны, добавляя русифицированное патриотическое звучание. Они обсуждали не родимую землю (20), они говорили о мире и обо всём на свете.

Недоопределённость и пластичность субъекта в китайском стихе позволяет голосу звучать одновременно и от мы и от я, что можно объяснить как китайской идеей синкретизма единичного и множественного, так и перенесением на социально-политический фон неразделённости личного и исторического у Мао.

И в этом, безусловно, новаторство субъектной структуры поэзии Мао. В русском переводе фигурирует прямой лирический субъект, выраженный я. У Мао нет никакого я, и это соответствует китайской традиции, в которой форма глагола при отсутствии местоимения позволяет прочесть текст одновременно относящимся к я или он, одновременно от первого и от третьего лица, как нарратив и как лирический монолог. Стихотворение Мао можно, с одной стороны, читать в этом традиционном ключе, но с другой — можно увидеть, что я способно конвертироваться как в он, так и в мы. Такое прочтение было возможно и в классическом стихе, но вряд ли классические авторы имели в виду подобное скольжение между я и мы. Мао же непротиворечиво скользит от личного, индивидуального к коллективному. Его внутренние переживания — это не просто отражение истории, но внутреннее и есть история. Это в корне отличается от советского постулата об иерархичности мы: коммунистическое мы, безусловно, должно было доминировать над буржуазным я.


Для современных китайских поэтов Мао — поэт-новатор, стимулировавший поэтическую смелость в коммунистическом Китае. Так, ещё в 1963 году (через пять лет после публикации стихов Мао) американский исследователь Л. Бурман отмечал: «В области литературы тем не менее находится место отклоняющемуся поведению. В то время как все профессиональные писатели в Народной Республике должны следовать требованиям „массовой линии в литературе”, писать „для людей”, один известный нонконформист-любитель стоит в стороне от доктринальных требований Пекина»4, сформулированных им же самим. Действительно, сам Мао, не считая свою поэтику примером для подражания, предупреждал, что молодым поэтам следует писать проще и не стоит тратить время на поиски соотношения традиции и современности.

Но в 70‑е годы новая китайская поэзия пошла за Мао, несмотря на его предостережения. Современный китайский поэт Ян Сяобинь, окончивший Йель и живущий на Тайване, отмечает, какое влияние оказала на их поколение поэзия Мао:

«Поэзия Мао была единственной, которую мы могли читать в 1970‑х годах. Влияние на современных поэтов заключается в его предпочтении героическому пафосу деликатной сдержанности, а также романтизма (воображения) реализму. Поэзия Мао пробудила у меня интерес к традиционной регулярной поэзии. После смерти Мао стала доступной поэзия династии Танг и лирика династии Сонг. Например, мой интерес к поэзии Су Ши и Синь Цицзи продиктован вкусом Мао»5.

Вне Китая мы встречаем постоянные сомнения в оценке поэзии Мао именно благодаря тому, что доминирует образ Мао-диктатора. Как следствие, мы можем наблюдать спокойную классичность поэтического перевода, не предполагающую никаких неожиданностей, несоответствий и парадоксов. В России стихи Мао остались в тени, абсолютно неизвестными читателю. И сейчас упоминание о стихах Мао вызывает любопытство, но воспринимается как курьёз. Хотя, например, по свидетельствам латиноамериканских поэтов, Мао — один из самых читаемых поэтов ⅩⅩ века. Мао — поэт, стихи которого наравне с большими поэтами, пишущими по-испански, знает наизусть широкая латиноамериканская читающая публика.

Но и в российской современности на восприятие стихов Мао влияет некий созданный образ восточного диктатора, который действительно или якобы пишет стихи. Подобный образ есть в романе Евгения Чижова «Перевод с подстрочника» (2013)6: действие происходит в некоем восточном государстве Коштырбастане, а его Народный Вожатый Гулимов — Первый поэт. Прямым прототипом этого персонажа был «пожизненный президент» Туркмении Вечно Великий Сапармурат Туркменбаши (Сапармурат Ниязов), но в тексте романа есть и косвенные отсылки к Мао. На автомеханической станции в деревне среди заржавевшей техники и сломанных тракторов висит плакат: «Каждый человек — поэт, и поэзия отблагодарит его за это» (это почти точный перевод одной из известных цитат Мао), а бедные коштыры рассуждают, что, для того чтобы стать крупным поэтом, нужно сначала стать большим начальником.

То, что китайский лидер, получивший хорошее образование, поэт — не удивительно. Это вполне вписывается в китайскую традицию, в которой любой чиновник должен был сдать экзамен по поэтическому мастерству. Удивительно то, что он — хороший поэт, возможно, поэт первого ряда. Мао писал всю жизнь, но опубликовал ограниченное количество текстов. По воспоминаниям, Мао находился в зависимости от самого процесса письма: он работал над стихами во время походов, вечером, ночью. Нельзя сказать, что он недооценивал свои тексты, но ему была свойственна некая перверсивная скромность. В результате он опубликовал свои стихи только в 65 лет.

В 1957 году была и другая идеологическая опасность — только что произошло развенчание культа личности. И публикация стихов Мао могла вызвать и почти неизбежно вызывала ассоциацию со стихами Сталина, чего публикаторы старались избежать. Поэтому нигде в комментариях не произносятся такие определения, как великий поэт или что-нибудь подобное. Очевидно, была взята установка на осторожную, нейтральную интерпретацию текста в режиме констатации. Поэтому в переводе Мао получился поэтом на порядок хуже, чем в оригинале. Возможно, переводчики с подстрочника не до конца распознавали уровень текста Мао, потому что в подстрочнике им уже давался однозначный вариант трактовки, а когнитивная установка, очевидно, базировалась на опыте перевода национальных поэтов из республик, когда нужно было сделать из поэта средней руки народного поэта, безупречного идеологически.

Скорее всего, переводчики просто не смогли понять, что Мао очень хороший поэт.

Примечания
  1. Федоренко Н. Т. Послесловие.— Мао Цзэ-дун. Восемнадцать стихотворений. М., «Правда», 1957, Библиотека «Огонёк», № 38, стр. 30. Далее переводы Маршака, Эйдлина и Асеева цитируются по этому изданию.
  2. Федоренко Н. Т., стр. 25.
  3. Для удобства сравнения стихотворения «Снег», «Куньлунь» и «Чанша» приводятся в подстрочнике автора статьи.
  4. Boorman H. L. The Literary World of Mao Tse-tung. — “The China Quarterly”, 1963. P. 37.
  5. Из личной переписки.
  6. Чижов Е. Перевод с подстрочника. М., «АСТ», 2013.

С миру по нитке, или проигрыш на чужом поле

Кто опубликовал: | 04.10.2022

Он с детства с музыкой дружил,
А в ней так мало нот…
И если что-то одолжил,
То, может быть, вернёт.

А. Иванов

«Дорогая мисс Хилл, посылаю вам с этим письмом очередной нахальный вклад, призванный умножить мои беды. Не знаю, что говорит по этому поводу закон. Полагаю, что, поскольку придуманные имена нельзя рассматривать как частную собственность, юридических препятствий к опубликованию своего продолжения у этого молодого осла не будет, если только ему удастся отыскать издателя с хорошей или сомнительной репутацией, который согласится принять подобную чушь».1

Ольга Брилёва. По ту сторону рассветаВо второй раз начинаю рецензию с одной и той же цитаты. Уж очень уместна эта цитата применительно к произведению, на которое рецензия пишется. А именно, к роману О. Брилёвой «По ту сторону рассвета», являющемуся авторской переработкой одного из ключевых преданий мифологии Дж. Р. Р. Толкина, повести о Берене и Лутиэн.

Некогда, задавшись честолюбивой целью создать собственную авторскую мифологию «от преданий глобального, космогонического масштаба до романтической волшебной истории», Толкин мечтал о том, чтобы «циклы объединялись в некое грандиозное целое — и, однако, оставляли место для других умов и рук, для которых орудиями являются краски, музыка, драма»2. Этой цитатой обычно и контратакуют оскорблённые в лучших чувствах «молодые ослы», в ответ на первую. Вот же оно, обоснование для «продолжательства»!

«В прочитанных — и полюбившихся, чёрт возьми! — книгах оставалась некая лакуна, которую очень хотелось заполнить» (О. Брилёва).

Ведь сам автор — едва ли не намеренно зарезервировал место для других умов и рук (подтекст: почему бы в таком случае не для моих?) Верно, оставлял. Вот только умы и руки разные бывают. Толкин искренне восхищался иллюстрациями Паулины Бэйнс («Это больше чем иллюстрации, это сопутствующая тема»,— восторженно писал он (письмо № 120),— а вот «шедевр» Барбары Ремингтон, обложку к «Хоббиту», на которой изображались лев, два страуса-эму и дерево с розовыми плодами-луковицами, почему-то не одобрил… («Мне начинает казаться, будто я заперт в психушке»,— сетовал по этому поводу Толкин в письме № 177). Хотя почему бы? Странный человек, право… Обложка Барбары Ремингтон вроде бы тоже вполне себе лакуны заполняет. Кто сказал, что в Средиземье не могут расти деревья с плодами-луковицами? А страусы-эму — может, они на самом деле — авторская интерпретация балрогов… и крылья есть, и не летают, а то вот с наличием крыльев у балрогов вопрос тоже спорный… :-))) И против музыкального цикла Дональда Суонна на свои стихи Толкин отчего-то нимало не возражал. Да, к творению всей своей жизни Толкин относился более чем трепетно, однако «сопутствующую тему» вполне готов был одобрить. Вот только грубых диссонансов отчего-то не терпел, отсюда — вполне объяснимая реакция на «молодых ослов» с их «продолжениями»…

Но, может статься, при жизни Толкину просто не повезло: не родился ещё тот юный талант, способный написать «сопутствующую тему» к его эпохальному творению, да так, что, прочитав «сиквел», автор восхищённо зааплодировал бы, и «в гроб сходя, благословил»? И лишь сегодня, сейчас этот долгожданный талант в лице О. Брилёвой приносит свой шедевр в виде внушительного двухтомника на алтарь почитания Профессора?

Об этике «апокрифирования» рассуждать можно долго, и так и не прийти к определённому выводу. Кто воспитан в принципах «чужое брать нехорошо», кто искренне считает, что «любовь оправдывает всё» (в том числе, очевидно, и насилие над любимым материалом). Рассуждает, очевидно, ощущая некоторую уязвимость своих этических позиций, и автор «продолжения». Публикацию своего романа Брилёва предваряет статьёй, теоретическим обоснованием, так сказать, где пытается, для себя ли, для других ли, ответить на вопросы: зачем, почему, как («Сиквел: игра на чужом поле»). Если пробиться сквозь дешёвый эпатаж стилистики данной статьи, одна из первых мыслей, которую постулирует автор, ссылаясь ни много ни мало как на великого Шекспира, известного переписывателя чужих сюжетов, сводится к следующему: продолжение уместно и оправданно, если продолжатель сделает лучше оригинала.

«Пример Шекспира показывает, что чужие герои, чужое мировосприятие, чужие образы — ничего не решают, если у сиквелиста хватает пороху сделать лучше».

Вот Джон Мильтон, скажем, в первых строках «Потерянного рая» выражал надежду придать своей поэме толику авторитетности Священного Писания! А не сравняться ли очередному сиквелисту с великим Толкином, самым «кассовым» автором ⅩⅩ столетия? Мысль заключительная: автору, чей материал заимствуют и перерабатывают, должно чувствовать себя польщённым.

«Самую разумную в этом отношении позицию занимает, по-моему, Б. Н. Стругацкий, давно решивший для себя, что реклама лишней не бывает, а если тебя дописывают — значит, ты стал не только писателем, но и писателем культовым» (О. Брилёва).

Проблема в том, что ни к рекламе, ни к культовости Толкин не стремился; напротив же, «бум», возникший вокруг его книг и его имени, изрядно пугал его и озадачивал. Впрочем, если так, то, очевидно, сам виноват: не ценил своего счастья. Целого табуна молодых ослов, то есть.

Итак (как явствует из логики статьи): из глубокой любви, и делая тем самым комплимент любимому писателю, автор романа «По ту сторону рассвета» берётся за детальную проработку одного из ключевых эпизодов толкиновской мифологии. К этому преданию сам Дж. Р. Р. Толкин возвращался не единожды: существует прелестное раннее «Сказание о Тинувиэль», существует прозаический вариант «Сильмариллиона» и краткая компиляция в рамках «Квенты», существует пространное стихотворное переложение «Лэ о Лэйтиан», не считая множества черновиков; и, автор продолжения, надо отдать ей должное, с данными текстами знакома отнюдь не понаслышке. Более того, судя по предварительной статье, О. Брилёва отлично осознает всю сложность стоящей перед нею задачи.

«По моему глубокому убеждению, мир Автора можно дополнять, но нельзя перестраивать и разрушать. Начиная игру, ты принимаешь ВСЕ реалии, которые задал тебе Автор. И тем сложнее тебе придётся, чем больше этих реалий и чем тщательней они выписаны».

Мысль в кои-то веки неоспоримая.

И вот здесь-то и начинаются проблемы, крупные, средние и мелкие. Да, поверхностная проработка реалий сделана на первый взгляд убедительно. В смысле, внешний глянец наведён — залюбуешься. Нет, безусловно, и здесь придраться есть к чему. Начиная с транслитерации фамилии «продолжаемого» автора, многострадального Дж. Р. Р. Толкина.

О. Брилёва демонстрирует глубокое знание и «канонических» текстов, и черновиков, и даже довольно-таки редких статей, заимствуя оттуда «кирпичики» и декоративные детали для своего мира: имена, персонажей, аллюзии, понятия. Словом, знает, что такое осанвэ и кто такие каукарэльдар.

Герои романа при необходимости способны сказать слово-другое на разработанных Толкином для соответствующих народов эльфийских языках: на квенья и на синдарине, тем более, что языки — «одна из основных мирообразующих реалий Толкиена». Нет, делается это не всегда правильно; скажем, форма ж. р. от «нолдо» и «нандо» образуется при помощи суффикса -иэ: нолдиэ и нандиэ, никак не нолдэ и нандэ. Со смягчением буквы «л» в эльфийских словах творится нечто странное: при том, что правило жёстко сформулировано в приложениях к «Властелину Колец» (смягчается после и, э, но не в других позициях), мы имеем «Этиль» и «Бретиль», но «Нарсил», «Эдрахиль», но «Эминдил», «Ульмо», но «Элберет», а уж слово «Сильмариль» автору, разрабатывающему мир Толкина, и вовсе зазорно неправильно транслитерировать… Создаётся впечатление, что в написании имён автор исходит исключительно из собственной прихоти.

Да и в том, что касается неязыковых подробностей толкиновского мира, автору случается пропустить оплошность-другую. «Среди нолдор не встречаются волосы цвета снега…» См.— серебряноволосая Мириэль Сериндэ? «Берен узнал Фингона, русоволосого эльфа…» Что-то, увы, не так было с цветовой гаммой того палантира, в котором Берен увидел русоволосого Фингона, ведь Фингон — темноволос3. А ведь именно тщательную проработку уже «выписанных реалий» О. Брилёва ставит непременным условием для «сиквелиста», если верить статье.

Со словоупотреблением у автора тоже не всегда всё в порядке. Фиал — это вовсе не светильник («В свете фиалов переливались мелкие кристаллики»); в поэтической речи это — чаша, кубок. То, что автор подразумевает под «камнеметалкой», традиционно называется «камнемёт». Текст изобилует варваризмами, зачастую употреблёнными отчётливо «для красного словца». Так, на каждом шагу встречается латинское слово aula в транслитерации кириллицей (Сноска 37: «большой зал в средневековом замке»). В ряде падежей помянутая «аула» выглядит не иначе как комично, тем более применительно к быту горцев:

«Это и была та самая Морготова аула, о которой так много говорилось вечерами в ауле [ау́ле?] Каргонда»…

Словом, как говорится, «…кочевал с трибой рамапитеков по Араратск. долине»4. Автор охотно вставляет в текст слова, «выдернутые» из иного культурного контекста, опять-таки, не всегда уместно — и не всегда правильно их атрибутируя. Например, всяческие скандинавизмы (тинг, трэль), долженствующие свидетельствовать о глубокой эрудиции автора. Свидетельствуют же они порою лишь об изрядной каше в голове.

«Трэль — раб, над которым хозяин имеет почти все права… Именно это староанглийское слово Толкиен использовал в „Сильмариллионе“ для обозначения людей и эльфов, попавших в зависимость от Моргота» (Сноска 54).

Всё бы прекрасно, однако в такой форме слово это используется в переводе скандинавских памятников и не иначе. Соответствующая английская форма thrall, при том, что оно архаично-возвышенное, из общего контекста как явление чужеродное не выбивается (да и произносится иначе, к слову сказать). Примерно с тем же эффектом можно было бы, скажем, написать: «на залитой лунным светом глада (glada) тёмного вуду (wudu)», мотивируя тем, что в тексте «Сильмариллиона» использованы слова древнеанглийского происхождения «лес» (wood) и «поляна» (glade).

Словом, при виде «Морготовой аулы» и прочих трэлей на память тут же приходит бессмертный отчёт о горной экскурсии из романа М. Твена «Пешком по Европе»:

«Наутро хогглебумгуллуп стояла такая же скверная, но мы двинулись в путь, несмотря ни на что. С полчаса моросило, потом шёл Regen, и мы укрылись под нависающим утёсом. Однако стоять, сбившись в кучу… показалось нам не слишком agreable, и мы… направились дальше, утешая себя тем, что зато знаменитый Waserfall покажется нам en grande perfection. И надо сказать, мы не были напперсоккет в своих ожиданиях…»

Автор сего опуса, на вопрос, зачем, скажем, вместо английского «погода» использовать китайское «хогглебумгуллуп»5, которое выражает абсолютно то же самое (А чем, собственно, невесть откуда взявшаяся «аула» лучше «залы»?), сетовал, что знает лишь десяток французских слов, по латыни и гречески того меньше, а ведь иностранные слова абсолютно необходимы для украшения слога! Все к этому стремятся!

И всё же все эти лингвистические/культурологические погрешности не так бросались бы в глаза, если бы — не нарушения более глобального, концептуального плана. Нарушения, способные зачеркнуть всё убедительное и глубокое, что только есть в этой книге. Погрешности не на уровне языка, а на уровне мировоззрения.

Один из «секретов» мира Толкина состоит в том, что мир этот, автором построенный в рамках жанра героического эпоса/мифа, накрепко сплавлен с тканью именно этого жанра, а жанрообразующие свойства неразрывно вплетены в канву вторичного мира.

«Апокрифы» продолжателей в большинстве своём пытаются перевести мир «в рамки» иных жанров, осовремененных (фэнтези-боевик, дамский любовный роман, детектив) — и терпят неудачу за неудачей. Собственно говоря, жанр фэнтези как раз и способствует «смене культурного кода», становится средством перевода эпоса на язык современности, перебрасывает мост от мироощущения далёкой от нас, чужеродной культуры/этноса к сознанию современному. От «Беовульфа» — к гарднеровскому «Гренделю». От Мэлори — к «Туманам Авалона» М. З. Брэдли. Для мира Толкина такая смена «кода» губительна, разрушает его изнутри. Жёсткую жанровую «заданность» сознавал и сам автор: недаром же отказался создавать на тех же декорациях детектив-триллер. Однако сиквелисты, и Брилёва в их числе, вступают именно на этот путь — и путь этот заканчивается тупиком. Пытаются приблизить мир к современному восприятию — и сами же его зачёркивают.

В определённых кругах считается, что современный театр не соответствует жизненной правде, если на сцене в обязательном порядке не представлено трёх абсолютно необходимых элементов: а) ненормативной лексики, б) акта дефекации, в) плотского соития. А, напротив, если все три элемента представлены — тогда это самое «оно», жизнь как есть, реалистичное, убедительное искусство, в отличие от анемичных условностей классического театра. Тот же принцип «работает» и в отношении литературы. И роман О. Брилёвой современным требованиям отвечает по всем трём пунктам. Ненормативная лексика — да пожалуйста, сколько угодно. Неаппетитные подробности («правда жизни») — да легко: с похвальной регулярностью героев выворачивает наизнанку, герои напиваются «вдрабадан» и демонстрируют здоровую физиологическую реакцию по отношению к противоположному полу. Причём чем «светлее» персонаж, тем охотнее используются данные конкретные средства создания образа. Угадайте, какую ключевую фразу выберет великий герой Берен в качестве своего рода «пароля», замыкающего память? Может быть, одну из афористичных формул «северного героизма»?.. «Сила иссякла — сердцем мужайтесь?»6 А вот и нет. «Одно дело доблесть, а другое — удача?»7 Опять нет. «Обгадишься один раз, а засранцем называют всю жизнь…» — вот воистину нетривиальная «спонтанная ассоциация» героя брилёвского романа. И, надо заметить, в случае брилёвского Берена более чем предсказуемая. Вот только убедительности эти три обязательных составляющих данному роману в контексте толкиновской реальности отчего-то не придают, в отличие от варианта самого Толкина, где пресловутые три элемента, что характерно, отсутствуют напрочь. Потому что на поверхностном уровне настоящей убедительности не создашь, а глубинный — не проработан. В «Лэ о Лейтиан» персонажам не нужно блевать в снег и заниматься любовью в военном лагере, чтобы в них поверили… Как-то умудряются они и без этого обходиться.

Один из первых эпизодов легенды: история Горлима Злосчастного. Дортонион захвачен Врагом; законные правители, Берен и его отец с небольшим отрядом смельчаков оказались на положении изгнанников. Горлим, один из бойцов отряда, вернувшись однажды к своему разорённому дому, видит в окне призрак погибшей жены — и, позабыв об осторожности, попадает в ловушку Врага. И, стремясь спасти жену, становится предателем: выдаёт своих сподвижников. Отряд гибнет: все, кроме молодого Берена, который в тот момент охотился далеко от места событий. Берену снится сон-предостережение, и он возвращается — на пепелище.

Ан, нет, сообщает нам автор, это лишь красивая легенда. На самом-то деле всё было иначе. И мы получаем вторую версию того же самого события, максимально приближённую к «правде жизни». Горлим, один из бойцов отряда, отправился в деревню навестить любимую жену, живую-здоровую. Только в тот раз за ним увязался и молодой Берен — в гости к «бойкой молодке». Деревенский доносчик выдал злополучного Горлима; его схватили и пытали вместе с женой. Что имел «удовольствие» наблюдать проснувшийся в объятиях молодки Берен. Далее — по тексту: Горлим становится предателем, Берен не успевает предупредить отряд вовремя.

В эссе «О волшебных историях» Толкин писал о том, что всякий, владеющий языком, может сказать «зелёное солнце». Зато создать Вторичный Мир, где зелёное солнце было бы на своём месте, где мы поверили бы в него всецело и безоговорочно — это неизмеримо труднее. Потому что для «зелёного солнца» требуются иные, чужеродные законы, а главное, понимание того, что такие законы во Вторичном Мире есть: ощущение того, что там, «внутри и снаружи, всё по-другому». Слабость большинства современных фэнтези в том, что чужеродность в них отсутствует напрочь, подменяясь менталитетом насквозь осовремененным, даже если декорации наводят на мысль о стилизованной «старине глубокой». «Зелёное солнце» просто приклеивается сверху: вот, посмотрите, какой, однако, фантастический мир, в нём даже солнце — и то зелёное! А персонажей, между прочим, зовут Берен и Лютиэн, а не Джон и Мэри, так что, конечно же, это иной, волшебный мир! Вот только зелёное солнце подвешено на неубедительной ниточке, как у плохого фокусника; поскольку наличие иных законов в менталитет автора почему-то не вписывается, и автор азартно тащит в иной мир то, к чему привык здесь. Да герой Берен десять лет на войне, мыслимое ли дело, чтобы при этом он да не переспал со всеми мимопроходящими вдовами? Конечно, немыслимо. А то, что толкиновский мир живёт по своим законам, не объясняющимся моралью/физиологией века двадцатого — да быть такого не может!

Тот же благородный герой Берен, в самом начале романа, обсуждает с эльфийской принцессой «основы сексуальных отношений в народе людей». Если бы настоящий, толкиновский Берен данную лекцию выслушал, он а) узнал бы немало нового для себя, б) остался бы до глубины души озадачен. В крайнем случае, нечто подобное он мог бы излагать «отстранённо», как некие абстрактные сведения: «В моём народе этого нет, но мы слышали, что эти дикари с востока…» В толкиновском мире люди западных областей (Три Дома эдайн, воспитанные эльфами — так уж всенепременно) жёстко моногамны. Сам Толкин оговаривал эту весьма украшающую род человеческий подробность в одном из писем, в котором, к слову сказать, речь идёт главным образом о хоббитских обычаях, а о людских — уже как обобщение:

«Насколько мне известно, хоббиты повсеместно отличались моногамностью (и вторично вступали в брак крайне редко, даже если жена или муж умирали совсем молодыми)…»

И далее:

«На западе „моногамия“ практиковалась повсеместно, а иные системы воспринимались с отвращением, как нечто, что бывает только „под властью Тени“…» (письмо № 214).

Заглянем в хроники, заглянем в генеалогии: найдём ли мы хоть один случай повторного брака? Найдём один, в генеалогиях Гондорских наместников уже Третьей эпохи: Турин Ⅰ, женат дважды, что в тех же генеалогиях отмечается как явление крайне редкое. В Первую эпоху — не зафиксировано ни одного. А ведь в военные, неспокойные времена, надо думать, и вдовы в защите нуждались, и осиротевшие дети; и проблема продолжения рода ещё как стояла. Что ещё более показательно, найдём ли мы во всём объёмном корпусе текстов, включая черновики, от Первой эпохи до Четвёртой, хоть одного внебрачного ребёнка? Будь то бастард-злодей в духе шекспировских, будь то благородный незаконнорождённый, в котором однажды «заговорит отцовская кровь»? Не найдём. Что по меньшей мере странно… исходя из «правды жизни». Так что сцена с Сильмарет, вдовой Белегунда, являющейся явившейся в спальню к герою «в одной сорочке тонкой, белой»8 под стать Кондвирамур, при всей её «душещипательности» оказывается в высшей степени неправдоподобной. А уж князья эдайн, берущие себе наложниц из полуорков, это вообще выдержки из сборника сказок Дальнего Харада…

«Когда Моррет выросла, её, миловидную даже по человеческим меркам, сделал своей наложницей сын дана — и, видимо, любил её и её детей, хотя у него была ещё и жена и дети от неё…»

Причём по данному эпизоду судя, в брилёвском мире это — положение вещей вполне естественное: удивляет мирных поселян не столько само понятие «наложница»,— по всей видимости, в данной среде оно — явление знакомое и привычное, сколько не вполне традиционный выбор любимого князя, достойнейшего из правителей, верного вассала Берена…

Как ни трудно Брилёвой смириться с наличием во Вторичном мире Толкина жёсткой моногамности, а придётся продолжить этот неоспоримый постулат и далее: люди Запада (и даже маленькие, смешные хоббиты в том числе) не только моногамны, но и целомудренны. Более того, всё, что от данной нормы отклоняется,— вызывает лишь отвращение как «искажение Врага». И уж тем более — в народе Берена и в роду Берена, чей образ жизни, обычаи, мировоззрение достаточно чётко «калькированы» с эльфийских. Ну, устроены люди Запада так, по факту. Это всё равно, как попытаться дёшевой потаскушке нашего времени объяснить суть понятия «целомудрие». Нет, слово она запомнит, и даже без ошибки напишет, но сути не поймёт, а крайне удивится про себя: дескать, и есть же странные люди на свете, которые так по-дурацки устроены! Дешёвая потаскушка при удачном раскладе и замуж выскочит, и детей родит, и даже к причастию ходить будет в положенные дни — а всё равно спать с кем попало не перестанет, потому что не поймёт по факту, «а зачем этого не делать», если и тебе хорошо, и хорошему другу, а то и подружке приятно. Вот и в мире Толкина это — некая данность: ну, не понимают люди Запада, воспитанные эльфами, отсутствия целомудрия. В смысле, зачем это надо и какой в том смысл. Объясните человеку из Трёх Домов, что, на самом-то деле, чужие жёны и случайно встреченные девицы заключают в себе некую неодолимую притягательность — он просто не поймёт. Не то, чтобы вздохнёт и подумает про себя: «Ах, как хотелось бы, жаль, закон запрещает»,— а в самом деле не поймёт, где тут притягательность. Грязь, она и есть грязь; и стремиться в ней вываляться — по меньшей мере странно. Таков один из законов мира Толкина, закреплённый в канве текстов. И не то, чтобы «хорошие» герои, обуреваемые искушениями, с этими искушениями успешно (или не слишком успешно) справлялись. Просто конкретно такого искушения перед ними не стояло. И даже после десяти лет на войне ничего к одинокой вдове не почувствует благородный герой, кроме глубокого сочувствия к её горю. Недаром же одним из «маркеров» «искажённости» для банды изгоев в «Нарн и хин Хурин» становится именно этот аспект реальности: Турин сам становится предводителем изгоев, зарубив главаря, что гнался за девушкой-халадинкой. Изгои — потому и изгои, что позабыли о законах божеских и человеческих, перешли на стадию «эдайн так не поступают»; именно поэтому присоединиться к ним для Турина — шаг «вниз», нравственное падение; в противном случае этот отряд ничем не отличался бы от отряда Барахира, который, при том, что жизнь ведёт столь же бесприютную, более чем светел. И пересказ эпизода о Горлиме Злосчастном в исполнении О. Брилёвой вызывает в лучшем случае недоумённое разведение руками: ну, и зачем вам понадобилось подливать этой грязи? Чем вас этот элемент истории в оригинале-то не устроил? Не говоря уже о том, что и в сюжетообразующем смысле эпизод становится куда менее убедительным, нежели в первоисточнике. С какой стати Берен не успел предупредить отряд, если и «карателям», и Берену вроде бы стартовать предстоит из одной и той же точки? Деревня оцеплена, как поясняет автор, бедный Берен выбраться ну никак не мог в течение всего следующего дня? Это ради одного-то человека — деревня оцеплена? Которого, в общем, уже взяли и пытают?

Итак — один из постулатов толкиновского мира: люди Запада моногамны и целомудренны. А современное сознание ну никак не в состоянии примириться с чужеродностью и непохожестью, которую личностно понять не в состоянии: да нет же, быть того не может, это всё красивые сказки, сейчас мы объясним, как всё на самом деле происходило-то. И автор охотно объясняет, подбавляя «правды жизни» — и побольше, побольше. Что скажет княгиня Эмельдир своему сыну, выслушав из его уст рассказ о визите к «бойкой молодке» и о последующей гибели отряда? Да ничего особенного и не скажет: дескать, мальчишки всегда мальчишки, дело житейское… А что скажет княгиня Эмельдир в ответ на рассказ сына о том, что вот встретил он и полюбил эльфийскую принцессу? Вот тут-то она и рассердится: дескать, и когда ж ты научишься думать головой, а не иной частью анатомии? Нет, сама княгиня выразится ещё определённее, в лучших традициях повышенно «светлого» персонажа в брилёвском исполнении… Тем более что в прошлом её сына «бойкая молодка» отнюдь не одна. И это — не исключение, это — норма, по замыслу автора, по всей видимости, прибавляющая обаяния главному герою (этакий славный малый, ничто человеческое ему не чуждо…) и его друзьям-приятелям. В контексте брилёвского романа отсутствие целомудрия, что бы уж там ни объяснял Берен в первых главах эльфийской принцессе, вовсе не маркер «искажённости», а, напротив, характеристика явно из числа положительных. К сожалению, автор, в силу возрастной9 ли или духовной незрелости явно не способна отличать Мужества с большой буквы от вторичных (или первичных?) половых признаков. Вот славному Берену пересказывается история женитьбы его закадычного друга, Роуэна:

«Говорят, что Фарамир застал его со своей дочерью в таком положении, что Роуэну оставалось только жениться — или распрощаться с тем, что отличает мужчину от женщины…»

Удивляется ли кто-нибудь подобному сватовству? Да нисколько: в трактовке Брилёвой для народа эдайн и это в порядке вещей. Равно как и торчать под окнами спальни молодожёнов в брачную ночь: именно так развлекается подрастающий Берен и другие «юные лоботрясы»… Вот трогательный оруженосец Берена, подросток Гили, размышляет о том, что делать с захваченной в плен девушкой, за судьбу которой чувствует себя ответственным.

«У Берена он не решался просить совета, потому что, когда тот находился в добром духе, советы его были непристойными».

Оставить пленницу в армии Гили опасается: угадайте, почему? Правильно, потому что при отсутствии защитника девушка станет всеобщей добычей. Это, если кто не понял, Очень Светлое Войско, оплот борьбы с Морготовой тьмой.10

Ещё одна вопиюще противоречащая толкиновскому миру подробность: рабство в народе эдайн. Явление, опять-таки, в контексте романа Брилёвой распространённое повсеместно и ни у кого удивления не вызывающее. Купец из халадин намерен объявить рабом мальчишку-сироту, и, опять-таки, поступок Алдада кажется из ряда вон выходящим лишь в силу юридической незаконности происходящего: юный Гили — свободнорождённый.

«— …Ты проследуешь за мной до Амон Обел и там, на тинге, я объявлю тебя своим рабом.

Гили от потрясения и неожиданности не знал, что сказать — только головой тряхнул.

— Чего мотаешь башкой? — голос Алдада сделался жёстким, глаза сузились.— Ты — что надо: смышлёный, смирный — не бойся, к чёрной работе не приставлю. Будешь работать по дому, годика через три хорошо тебя женю. Мои рабы не бедствуют, не дрожи».

Более того, ближайшее окружение Берена вмешательство своего князя склонно не одобрить: дескать, а стоит ли из-за мальчишки ссориться с сильными мира сего? Дескать, одним рабом больше, одним меньше… Само понятие рабства эдайн нимало не удивляет. «Дети орков не могли вырасти свободными: отцом Моррет стал хоть и человек, но всё-таки раб…»,— сообщается походя, как само собою разумеющееся.

В каком же контексте встречаем мы слово «раб» (thrall) в непосредственно толкиновских текстах? Как верно отмечалось многими, в первую очередь в контексте сугубо отрицательном: рабский труд в Ангбанде. Отдельно взятое, слово может использоваться как величайшее из оскорблений: рабом называет Моргота Хурин в «Речах Хурина и Моргота». И в одном-единственном месте слово это употреблено там, где речь идёт о хадорингах. Маленький Турин просит сперва мать, а потом старика-слугу… объяснить ему, что это такое. «Я не знаю, что такое раб»,— говорит он Морвен. Ну, не входит данное слово в активный словарный запас наследника дома Хадора! Что по меньшей мере странно, если бы институт рабства у эдайн и в самом деле существовал. И вот старый Садор, немало повидавший на своём веку, неохотно просвещает Турина:

«Раб — это бывший человек. С ним обращаются как со скотиной. Его кормят, только чтобы он не умер, живёт он только затем, чтобы работать, а работает только под страхом побоев или смерти».

Ср.:

«…Орки, смелея с каждым днём, рыскали там и тут, и без числа гномов и Тёмных эльфов захватывали в плен и волокли в Ангбанд, и обращали в рабство, и принуждали использовать своё искусство и магию на службе у Моргота, и трудиться, не покладая рук и проливая слезы, в его копях и кузнях» («Квента», 9).

Рабство в глазах эдайн — это однозначно то, что ассоциируется с морготовой тьмой. Дети эдайн не знают, что это такое… как бы ни хотелось автору данного апокрифа перевести толкиновский мир в контекст скандинавской действительности.

И подобными «НЕ БЫВАЕТ» роман просто-таки нашпигован. Берен — Берен! — заключает договор с Сауроном. Берен — Берен! — валяется в ногах у орка, прося пощады. «Пощади,— выдохнул Берен.— Прошу, не убивай, не надо… отдай ему меня живым…» А пока орк наслаждается произведённым эффектом, благородный герой извлекает из сапога гномий самострел — и, естественно, выигрывает поединок. Поступок более чем оправданный в любом среднестатистическом боевике… и абсолютно невозможный в мире Толкина. («Обманом я бы не стал выводить на чистую воду даже орка»,— говорит Фарамир, персонаж «Властелина Колец», потомок людей Запада). Эльф Келегорм — эльф! — замышляет в отношении эльфийской же принцессы «насилие с применением снотворного», сиречь колдовского венца: «Пока венец будет на ней, она, как бы в полусне, не сможет сопротивляться; а потом в ней будет ребёнок Хозяина, и венец можно будет снять». Феаноринг — феаноринг! — обещает смертному Сильмариль. Берен — Берен! — размышляет о том, что попадись ему «Чёрные хроники» в годы невинной юности, он бы, пожалуй, и подпал бы под их обаяние… Не бывает, не бывает, не бывает… Не бывает — в данном конкретном вторичном мире, перерабатывать и дополнять который берётся О. Брилёва.

Большинство «апокрифов» псевдопринадлежность к миру Толкина «вытаскивает» на уровень выше. Казалось бы, и бездарная вышла книга… но — знакомые имена, названия, фамилия «Толкин» на обложке над именем автора… Да что там, поставьте в уголке «фэнтези в духе Толкина», купят и Терри Брукса. А уж если ещё и «про то же самое, что у Толкина…» Но вот с книгой О. Брилёвой проблема обратная. Книга достаточно неплоха сама по себе, чтобы в фамилии «Толкин» на обложке не нуждаться. Сюжет авантюрен и занимателен, характеры тонко прописаны, неклишированы, оригинальны, книга местами захватывающа, местами глубока и философична, местами лирична… На удивление удачны многие «эльфийские» эпизоды.

Крайне изящно и вместе с тем убедительно оформлена полемика с «Чёрными хрониками». Много самых настоящих удач, которым позавидовали бы и авторы более «зрелые». Сочиняй автор, скажем, приключенческий роман из истории средневековой Шотландии, с её-то неодолимым пристрастием к стилизации под соответствующий культурный пласт — всё бы разом встало на свои места, включая рубах-парней Гордонов и прочих Мар-Рианов. А вот насильственное «втягивание» книги в иной мир, законов которого автор так и не постиг до конца, зачёркивает всё то хорошее, что в романе есть. Потому что вместе с принадлежностью данной истории к миру Арды наискосок по тексту возникает большими буквами: «НЕ БЫВАЕТ». И с каждым новым «НЕ БЫВАЕТ» всё незаурядное, талантливое, удачное обесценивается: главным образом, по принципу «автор солгал здесь и здесь; кто сказал, что не солгал и там?» Да, эльфы почти «настоящие»… да на что сдались «почти настоящие эльфы» при таких-то людях? Зачем всё это, если самые удачные построения возведены на крайне шаткой и сомнительной основе?

Да, роман О. Брилёвой достоинств отнюдь не лишён. Будь это отдельный, самостоятельный мир — цены б ему не было. В своём вторичном мире — свои законы, все «НЕ БЫВАЕТ» отпадают сами собою. В конце концов, читательская аудитория не только про эльфов Дж. Р. Р. Толкина читает, а и про эльфов Э. Раткевич, и про эльфов А. Сапковского, да мало ли их, фэнтези, с участием эльфов и гномов, заведомо «сниженных» и заведомо «возвышенных»; а ежели нужен лишь Дж. Р. Р. Толкин, так Дж. Р. Р. Толкин данную конкретную легенду уже изложил, и не единожды. Но, вот незадача, хочется автору играть именно «по Толкину». Но… в мире Толкина люди Запада не могут заключать договор с Сауроном! А я хочу, чтоб заключали… Ну что ж, пусть заключают — в вашем собственном вторичном мире… А я не хочу в своём, я хочу «по Толкину»! Словом, заколдованный круг.

А в заключение, как ни жаль, вновь приходится возвращаться к тонкому этическому вопросу заимствований. Да, книга хороша. Есть в ней, как говорится, и оригинальное, есть и талантливое… Вот только многое из того, что талантливо — как говорится, не оригинально… Немножко от Дж. Р. Р. Толкина, немножко от «Чёрных хроник», немножко чужих приглянувшихся стихов, немножко расхожих шуток («Видеть твоего оруженосца — одно удовольствие… а моего — другое»), всё это в изобилии сдобрим соусом, отжатым из мировой литературы… получился самобытный роман О. Брилёвой, новое слово в толкинизме. Эльф-изобретатель, со вкусом пересказывающий семь Сирано-де-Бержераковских способов «подняться до Луны»… Эльф-философ, цитирующий шекспировского «Гамлета»… Зачем такая эклектика? Имплицитная параллель между персонажами? Вряд ли. Остроумная шутка? Попытка блеснуть собственной эрудицией?.. Увы, нет: тенденция, однако… Всё, что «плохо лежит», автор «тащит» в свой роман. И в крупном, и в малом. Допустим, мнения Дж. Р. Р. Толкина о данном конкретном апокрифе мы так и не узнаем, по причине «недосягаемости» покойного. Зато авторы заимствованных О. Брилёвой стихов, напротив же, отчего-то не радуются столь явному свидетельству собственной «культовости». А, напротив, возмущены подобным самоуправством до глубины души. И авторов можно понять. Авторы пока ещё живы — и имеют некое собственное мнение насчёт того, хотят ли они украсить своими стихотворениями и именами вымышленный мир О. Брилёвой или нет. Однако, как и в случае с покойным Дж. Р. Р. Толкином, их мнением на этот счёт поинтересоваться и не подумали. О. Брилёва заимствует чужой текст как само собою разумеющееся, жест для неё более чем привычный и естественный. Что характерно, «задним числом» извиниться перед до глубины души возмущёнными авторами стихов сочла нужным редактор. Но не автор романа, нет: подобные этические тонкости ею даже не рассматриваются.

Более того, насколько известно автору данной рецензии, типовой договор с издательством «ЭКСМО», взявшем на себя публикацию книги О. Брилёвой, обязательно включает в себя пункт со следующей формулировкой:

«Автор гарантирует Издательству, что текст является результатом его личного творческого труда, не содержит несанкционированных заимствований чужой интеллектуальной собственности, никоим образом не нарушает авторских прав третьих лиц (как авторов, так и правообладателей)».

Нет никаких оснований усомниться в том, что подобный же пункт содержится и в договоре, заключённом с О. Брилёвой. Увы, труд О. Брилёвой и «содержит», и «нарушает» — формально авторы незаконно использованных стихотворений имеют полное право подать в суд на ничего не подозревающее издательство. Непорядочность по отношению к авторам стихов перерастает в непорядочность по отношению к издательству. Вопрос о непорядочности по отношению к автору исходного Вторичного мира остаётся по-прежнему открытым…

И вот, наконец, завершающий аккорд: раздел «Благодарности», своеобразное подведение итогов. Автор благодарит «профессора Дж. Р. Р. Толкиена — за всё хорошее, что есть в этой книге». И… порицает себя «за всё плохое, что есть в этой книге»… Подобострастное самоуничижение? Глупо и как-то не по возрасту. Уж больно подростковый жест: ах, какую дурацкую книгу я написал, не правда ли? (Подтекст: похвалите меня, ну, похвалите же, скажите, что это не так!!!) Но в противном случае странная формулировка творческого процесса получается: автор берёт «всем хороший», убедительный Вторичный мир профессора Толкина — и сознательно разбавляет погуще плохим (от себя). Вопрос: и кому же из персонажей данного вторичного мира служит такой автор?..

Примечания
  1. Дж. Р. Р. Толкин, Письмо № 292 к Джой Хилл, представляющей его интересы в издательстве «Allen&Unwin», касательно намерения некоего «почитателя» опубликовать продолжение «Властелина колец». См. Carpenter H., Tolkien Ch (ed.) Letters of J.R.R.Tolkien, London: Allen and Unwin, 1978, P. 371.
  2. Письмо № 131.
  3. HME, ⅩⅡ, стр. 345.
  4. А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Понедельник начинается в субботу.— Маоизм.ру.
  5. Это, конечно, только твеновский персонаж уверяет, что «это „погода“ по-китайски», а на самом деле «погода» по-китайски — «тяньци» (天气), а «хогглебумгуллуп» больше всего похоже на вымышленное английское слово нетипичной для этого языка длины — это слитые воедино три случайных английских слова hoggle, bum и gullup.— Маоизм.ру.
  6. Это цитата из древнеанглийской поэмы «Битва при Мэлдоне» в переводе В. Тихомирова (Древнеанглийская поэзия.— М.: Наука, 1982.— с. 155), приведённая Толкином в статье «„Беовульф“: чудовища и критики».— Маоизм.ру.
  7. Древнеисландская пословица. См. «Сага о Греттире», гл. 34.— Маоизм.ру.
  8. Вольфрам фон Эшенбах. Парцифаль. Кондвирамур — супруга Парцифаля.— Маоизм.ру.
  9. На момент написания этой статьи Брилёвой было 26 лет.— Маоизм.ру.
  10. Тут поневоле вспомнишь сказанные много позже слова В. Зеленского на вопрос о зверствах «Азова»: «Они такие, какие есть».— Маоизм.ру.

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Каркадым и Гарнетте

Кто опубликовал: | 02.10.2022

Один англичанин из Брэдфорда…

Впрочем, пусть кто-нибудь другой изложит эту историю в виде лимерика,— а я сейчас перескажу, как было дело, ограничившись рифмой в одном лишь заголовке.

Тони ГарнеттИтак, жил был в Брэдфорде, что немного западнее Лидса, старинном английском городе, свыше четверти населения которого теперь составляют мусульмане, владелец охранной фирмы Тони (не знаю, почему не Энтони) Гарнетт (что на среднеанглийском означает «гранат»1). Была у него жена (СМИ почему-то называют её «партнёршей») Лорна и двое детей. Прямо как у Ванды и Вижена, но вот только отношения между партнёрами (по утверждению Тони — Лорна в своём интервью этого не подтверждает) разладились.

И вот вдруг они решили принять в своём доме беженцев из Украины. Выглядит настолько похоже на план, что последующие уверения участников разыгравшейся драмы в полной неожиданности доверия не вызывают.

Между тем, орки сожгли на Киевщине родную хату Софии (не знаю, почему не Сони) Каркадым (фамилия неясного происхождения, но к этой истории подходит версия, связывающая её с чешскими словами krk (горло) + krkatý (ненасытное)), и бедняжка босиком добралась до графства Уэст-Йоркшир… А, нет. Не совсем так было. На самом деле имевшая своеобразную репутацию София жила в Киеве («где почти не было войны», как теперь говорит Тони), а потом перебралась во Львов («который не так сильно пострадал, как другие части Украины», как теперь говорит Тони). Работала проджект-менеджером в области информационных технологий (в 22 года, серьёзно?). И, как писали, «она сбежала из своего дома во Львове в раздираемой войной Украине».

Уже много позже София «рассказала, что сбежала из Украины после насильственных отношений, в которых ей сломали челюсть, с бывшим украинским партнёром». То есть, внезапно, она бежала из Украины не от русских солдат, а от украинского же хахаля.2 Можно посочувствовать, конечно, но очевидно, что «она не знала, как сможет вернуться в Украину, пока она находится в состоянии войны с Россией» — это приплетено ни к селу ни к городу. Если она и Тони надула россказнями про войну… В общем, поссорившись с приятелем-дебоширом, она изобразила из себя жертву орков — во что сейчас на Западе принято верить сразу и на слово,— выехала в Польшу, затем в Германию и, наконец, прилетела в Манчестер и прибыла в Брэдфорд, поселившись у Гарнеттов. Странные они, эти британцы. Вот вы, читатели, никто не хочет, чтобы к вам переехала жить львовская айти-менеджер? Гусары, молчать. Я, например, не хочу. Мне, айтишнику за сорок, менеджерки-соплячки со сломанной челюстью не нужны чуть более, чем совсем.

Чтобы расположить гостью, Тони подселил одну свою дочку к другой, выделив им двухъярусную кровать. Лорна, как пишут, возражала — вероятно, предполагала, что украинская беженка была бы рада-радёшенька спать на половичке в прихожей. В общем, Лорна исполнилась нехороших предчувствий насчёт того, чем занимаются её муж с украинкой, стоит ей выйти за дверь, и уже подумывала указать на дверь самой гостье. Как говорил Тони, «мы с Софией сидели и болтали, выпивали и смотрели телевизор с украинскими субтитрами, иногда после того, как Лорна ложилась спать». А как теперь рассказала о Софии Лорна:

«Она весь день слонялась без дела в халате или толстовке с капюшоном, а перед приходом Тони она переодевалась в элегантную одежду и наносила макияж. Она вовсю с ним кокетничала. Я сначала подумала, что она просто молода и дружелюбна, но потом, через несколько дней, я поняла, что она положила на него глаз».

Долго ли, коротко ли… Да скорее коротко, очень коротко. Всего через десять дней после того, как Гарнетты приняли в своём доме гарну украинску дивчину3, Тони закрутил с ней роман, бросил жену и детей, и вместе с Софией свалил в арендованное жилище. Как сообщила подруга Лорны, та была «совершенно опустошена. Они были с Тони десять лет, а за десять дней её семья распалась».

Каркадым и ГарнеттЧто могло пойти не так? А Тони сообщил, что они «планируют провести всю оставшуюся жизнь вместе» (странная формулировка для персонажей, которым ещё нет и тридцати). Понятно, что в это время все орки, которые об этом прочитали, подумали одно и то же: «Ой дура-а-ак…»4 Но, как обычно, «весь мир» (то есть англосаксонский мейнстрим) думает, что мы просто злопыхатели (со времён Ивана Грозного), а украинские СМИ со сдержанным одобрением прокомментировали: «Ну… бывает». Мда…

«Объятия и поцелуи перемежались со словами:

— О любовь моя, я так долго ждала тебя! Я полюбила тебя сразу — сильно и страстно: это у меня впервые в жизни!

Всё произошло так быстро, что Петропавел даже не успел опознать секунду назад уже слышанный им текст: перед его глазами моталась красная роза — голова пошла кругом и, кажется, начала побаливать. В мгновение ока зацелованный весь, он почувствовал сильную слабость и с трудом выдохнул:

— Разве мы знакомы?

— Мы созданы друг для друга! — горячо воскликнула девушка и сопроводила восклицание объятием, похожим на членовредительство…»5

…А «не так» могло пойти всё. Довольно скоро мы услышали, как Тони жалуется, что они с Софией «выживают на дне». С чего бы? Сам Тони утверждает, что его охранная фирма работала на национальную службу здравоохранения, которая разорвала контракт из-за преследующих его на рабочем месте журналистов и папарацци. Гм, разве служба охраны не призвана решать именно такие проблемы? Однако Тони проговаривается о другой причине:

«…У меня был очень успешный бизнес. Я посвятил ему себя, в некоторые недели я тратил на него более 80 часов в неделю. На данный момент она — мой приоритет. Ей нужна моя забота».

Откровеннее объяснить произошедшее, наверное, невозможно. «Вали на работу» — сказала бы нормальная женщина, нуждающаяся в заботе. Но Украина, кажется, неспроста беднейшая страна Европы после Косово. Хотя теперь София утверждает, что она была не против, чтобы он валил на работу, но это сам Тони предпочёл жить на её пособие и гонорары за продажу их истории в газеты, и даже проматывать эти деньги в онлайн-казино. Сама она ожидаемо работать не пробовала — ни во Львове, ни в Брэдфорде, ни айти-менеджером (в каковом качестве, очевидно, она британцам потребна не более, чем мне), ни на заводе или за прилавком, где ей самое место. Нежелание работать объединяет раздолбаев всех наций. И очень удачно, когда к их услугам империалистические сверхприбыли и собес.

А может быть, медикусы смекнули, что у мужика крыша протекает — им по должности положено такое замечать — и решили, что нафиг-нафиг такую охрану. Поручать охрану больничек дружку террористов — это, действительно, такое себе. Слишком даже для британцев.

Впрочем, во всём этом есть ещё одна большая нестыковка. Можете сами поупражняться, если любите детективы. Контракт медикусы разорвали «в апреле, и Тони сказал, что ему платили до конца месяца, после чего ему нужно было искать новые способы заработка». В апреле. А София прибыла в Манчестер 4 мая. София и её пособие (выписанное укуренной британской монархией, да живёт их сюзерен недолго и несчастливо).

«Я жил на то, что мне платили из газет» — простодушно признался Тони, подумывавший переквалифицироваться в комедианта (видимо, в знак уважения к Зеленскому) и даже выпустивший — в арендованной квартире без мебели — песню о своих отношениях с Софией. Не переношу рэп, но качество исполнения мне кажется довольно высоким, так что это ещё одна странность этой саги — почему они впали в нищету и убожество. Впрочем, не будем недооценивать сумрачный украинский гений.

Тони и стенаТак или иначе, с милой рай и в шалаше, не так ли? Не так. Возможно, София была недовольна: из львовской айти-менеджерки она превратилась в содержанку английского провинциального рэпера без мебели, но со съехавшей крышей. Возможно, что-то другое. Но пара быстро распалась и тот самый Тони, который говорил прекрасные слова (о помощи несчастным украинским беженцам, которые остались без сожжённой орками хаты вакансии айти-менеджера), выставил Софию на улицу. Буквально. Я нигде не нашёл упоминаний, что у неё было где бросить кости — в сентябре на широте 54°, где у нас Тула. Хвала глобальному потеплению.

Что же случилось? По словам Тони, София напивалась, закатывала скандалы и даже истыкала стену (в арендованной квартире, напомню) ножом. «Это действительно напугало меня» — сказал малыш Тони, и сдал подружку в полицию. «Я беспокоился о своей безопасности» — оправдывается он. А он думал, мы просто наговаривали, когда жаловались, что необандеровцы бешеные?! «Я больше не могу терпеть её злость и ругань» — пожаловался Тони. Ах, какие мы нежные! Ну потыкали бы ножом не в стену, а в его британскую тушку, жалко, что ли?

Тони и мешкиДонбасс терпел намного больше и дольше, а тот же Тони не почувствовал к нему ни капли сочувствия. А Тони продержался всего четыре месяца, после чего порвал с Софией, даже сознавая, что «мы будем выглядеть как придурки, если расстанемся, из-за нашего профиля в СМИ и всего того внимания, которое было обращено на нас по телевидению и в Интернете». Тони упаковал вещи Софии для вывоза в чёрные пластиковые мешки — зачётный троллинг, учитывая, как популярны у необандеровской пропаганды шуточки об этих мешках как упаковки для убитой «русни»6. И с двумя новыми украинскими беженцами, которых он успел принять (как это? в арендованном жилище?), он тоже выразил намерение расстаться, хотя они и свидетельствовали в полиции в его пользу. Похоже, украинцы его напугали; остаётся только надеяться, что Тони не станет антиукраинским шовинистом и не поедет в Донбасс воевать за Россию.

Вы думаете, этим всё закончилось? Тони тоже думал, что с бандеровцами можно просто взять и разойтись. Спросить донецких (или купянских, хотя их, конечно, теперь уже не спросишь) он, конечно же, не догадался.

София с криками о любви попыталась выбить (а по некоторым свидетельствам — выбила; не недооценивайте мощные бёдра гарных украинских дивчин!) дверь в квартиру, после чего по звонку встревоженных соседей её поместили под арест7, и она тоже сообщила, что «опустошена» (ну, а кто виноват, дорогая? опять мы, «москали»? ну наверняка же8). «У меня здесь никого нет. Ни дома, ни денег. У меня нет друзей. Я остаюсь здесь, в отвратительном месте, в которое меня поместила полиция в Брэдфорде» — плачет она. Внезапно, да? А откуда у тебя должны взяться деньги, милая? Как по твоему, откуда они обычно образуются?

Британская полиция «предупредила её не связываться с Тони ни по телефону, ни через сообщения, ни лично, и если она нарушит эти условия, её снова арестуют и предъявят обвинение». Где была эта замечательная британская полиция, когда нужно было защитить от необандеровцев людей в Одессе или Донецке? Британцы не хотят теперь помочь силам специальной военной операции, которые делают ровно то же самое, что их доблестные бобби? Нет? Странно, отчего бы такое двоедушие?

Единственный, кто в этой истории выиграл — это Лорна. «Я бы не хотела, чтобы он вернулся и через миллион лет» — говорит она. Ну и правильно. Говоря её же словами, «трудно испытывать какое-либо сочувствие». Тем более, что есть и другая версия произошедшего. София — теперь — рассказывает, что Тони «лжец. Он начал ко мне приставать, когда я прожила с ним и Лорной всего два дня», а потом он «играл в онлайн-казино, в то время как она оплачивала еду и счета из своих пособий, а также готовила, убирала и стирала». Ну, конечно. Она бы ещё рассказала, что он её насильно вывез из Украины. Всё это — продолжение продажи истории и игры на британскую публику, которой адресован нелепый пафосный подзаголовок:

«Украинские женщины сильные. Владимир Путин не уничтожит нас — и Тони Гарнетт не уничтожит меня».

Вот прямо Владимиру Путину сейчас есть дело до Софии Каркадым. Прямо спит и видит, как её уничтожить.

Источники

Примечания
  1. Правда, Тони рассказывает, что его «дедушка бежал из России, чтобы начать новую жизнь в Великобритании 60 лет назад». Наверное, это был дедушка по матери. Кстати, «60 лет назад» — это, значит, около 1962 года. Непонятный дедушка. Хотя если Тони округлил в меньшую сторону, дедушка вполне мог быть бандеровцем, и тогда всё складывается.
  2. Лично я думаю, что этот её партнёр и глава фирмы, который ушёл на войну, после чего София осталась без работы,— одно и то же лицо. Никаких прямых свидетельств этого нет, но уж очень хорошо всё складывается. Я не могу представить, зачем держать на руководящей должности в айти юную девицу, не отличающуюся ни умом, ни сообразительностью, если она не твоя любовница, извините. Зато хорошо представляю себе украинского «патриота», ломающего челюсть дуре-девке, а потом уезжающему обуздать оружием колонии на востоке.
  3. Западные СМИ называют Софию «белокурой украинской красавицей», хотя в комментариях встречаются утверждения, что она крашеная.
  4. Друзья Лорны свидетельствуют, что она тоже примерно так и подумала: «Я знала, что это закончится для них катастрофой — я просто не думала, что это произойдёт всего через четыре месяца». И у родственников Софии в Украине тоже сложилось такое впечатление.
  5. Евгений Клюев. Между двух стульев.
  6. Даже ссылку не привожу, это постоянная тема, очевидно, прописанная в методичках так же, как лапти, унитазы и свинособаки.
  7. И это не было так просто! Про это фильм надо снимать: «Полисмены прибыли на двух машинах с синими мигалками, но она перелезла через садовую ограду и исчезла в ночи. …Полиция с факелами обыскивала сады и улицы, пока не нашли её прячущейся в кустах».
  8. Думаете, шутка? Читайте до конца.

Олег Ясинский: Эту информационную войну выиграет тот, кто научится говорить правду

Кто опубликовал: | 27.09.2022

В мире есть миллионы людей, которые уже понимают, что глобальная медийная машина вводит их в заблуждение, и поэтому борьба за правду не безнадёжна, считает журналист-международник Олег Ясинский.

Об этом он сказал в интервью изданию Украина.ру.1

— Олег, правду, как известно, говорить легко и приятно, однако побеждает правда далеко не всегда. Почему люди зачастую верят тем, кто лжёт, и что необходимо для того, чтобы в мощнейшей информационной войне, которая развёрнута сейчас против России, мы победили? Начать предлагаю с вашей недавней поездки в Донбасс. Вы в составе делегации иностранных журналистов побывали в Волновахе, Горловке, других населённых пунктах. Какие впечатления?

— Эта поездка была очень неожиданной для меня. Меня пригласили буквально в последний момент, я не мог от этого отказаться и не жалею об этом. Потому что в нынешней информационной путанице, в нынешнем потоке информации, контринформации, плюс массы эмоций, которые нас захлёстывают в связи с этими трагическими событиями, конечно, для меня было очень важно физически побывать в этих местах, увидеть реальных людей, реальных участников этих событий.

Поэтому я поехал. Это была вторая делегация иностранцев, нас было человек пятнадцать, небольшая группа. Организаторы очень заботились о нашей безопасности, что, к сожалению, достаточно сильно нас сковало, ограничило в передвижении. Тем не менее за двое суток мы объехали максимум объектов в Донецкой и Луганской областях. Побывали в нескольких километрах от линии фронта, и самое главное, мы увидели гражданских людей на территориях, которые только что перешли под контроль российских Вооружённых сил и армий ДНР — ЛНР.

Для меня это было очень важно. Думаю, для всех участвовавших это было откровением во многих отношениях, несмотря на то, что мы теоретически знали, что против России идёт мировая информационная война. К сожалению, она достаточно эффективная, она очень мощная, профессиональная.

У наших противников нам есть чему научиться, с одной стороны, с другой стороны — речь идёт не о том, чтобы копировать то, что они делают, потому что все строится на фейках. А эту информационную и не только информационную войну в конце концов выиграет тот, кто научится говорить правду, кто научится показывать всю трагическую правду этих событий.

Мы без каких-либо ограничений общались с десятками, сотнями местных жителей. Самая яркая, самая страшная картинка, которую я видел,— это было в Волновахе. Это произошло примерно через неделю после освобождения Волновахи российской армией. Я знаю, что многие на Украине это моё слово — освобождение — скорее всего, воспримут иронически. Но я был в этом месте, могу как свидетель совершенно искренне и честно утверждать, что для жителей Волновахи это было освобождением.

Если мы сейчас посмотрим Википедию, поищем информацию о событиях в Волновахе в интернете, мы увидим картинку совершенно наоборот, мы увидим очередные «преступления путинского режима». Но люди, местные жители, рассказывают совершенно другое. Они рассказывают о том, как отступавшая украинская армия из танков в упор расстреливала дома. Была расстреляна главная больница, расстреляно множество гражданских объектов. Причём это происходило даже не в ходе обменов огнём во время боёв. Это отступавшие танки, после того как военные разграбили магазины, разграбили очень многие дома, просто расстреляли Волноваху.

Разрушено, по разным данным, от 85 до 90 % строений. Более страшной картины я не видел нигде. Я видел людей, которые благодарны российским войскам за освобождение Волновахи. Если до этих событий, до 24 февраля, население Волновахи было примерно поровну разделено на проукраинских и пророссийских жителей, и между ними не было особых конфликтов, научились все жить с этим, то поведение украинских вооружённых сил в Волновахе однозначно настроило жителей Волновахи против Украины.

Мы можем говорить, что жители этого городка и других ещё долго не захотят стать частью той Украины, которая себя таким образом проявила. Я понимаю прекрасно, что это не вина украинского народа, не вина Украины как страны. Но мне кажется, что, к сожалению, в нынешней Украине и в мире люди забывают, с кем мы имеем дело, забывают, что такое нынешнее украинское правительство. Мне кажется, чаще надо вспоминать и анализировать то, что мы видели каких-то полтора месяца назад, как быстро мы обо всём этом начали забывать.

— Вы говорите, что это не вина украинского народа. Я бы с вами поспорила. С Майдана 2004 года, а то и раньше, я очень часто слышала от жителей Украины, что в Донбассе живут не такие люди, люди второго сорта, там одни уголовники, люди с очень низким интеллектуальным уровнем. А дальше ситуация только усложнялась, и к событиям 2014 года мы уже дошли до того, что про Донбасс стали говорить, что это «раковая опухоль», как говорил нынешний министр обороны, а в прошлом вице-премьер Украины Алексей Резников. Мне кажется, вина за то, что происходит, лежит не только на украинской власти, а на украинском обществе тоже.

— Думаю, что вина лежит на всей нашей нынешней цивилизации, где уровень образования людей, думаю, во всем мире и на всем постсоветском пространстве, в последние годы постоянно снижается. К сожалению, мы убедились в этом за последние годы. Самый яркий пример, к сожалению, это Украина — в том, как легко, оказывается, манипулировать людьми. Стоит установить контроль над СМИ, запрещая, изгоняя из медийного пространства все несогласные голоса. И новое поколение населения Украины… они получают настолько однобокое, неполноценное историческое образование. У нас разрушена историческая память.

Этих людей очень легко убеждать, внушать совершенно дикие, абсурдные вещи. На нас тоже есть часть вины за происходящее. Для меня жители Украины, России, жители мира — мы все являемся жертвой этой необъявленной войны мировой неолиберальной системы против всего человечества, потому что, если быть точными — кто развязал эту войну? Наверное, те, кому она выгодна.

Те, кто, надев сейчас на себя маски миротворцев или борцов за права человека в Украине, на самом деле — празднуют. Им удалось стравить два самых близких народа. Мы сейчас видим, как растут некоторые экономические показатели США, как активно Великобритания подливает масло в огонь. Думаю, это главные виновники трагедии, а наши народы, к сожалению, оказались жертвой.

— Возвратимся к вашей поездке в Донбасс. Вы были в составе делегации иностранных журналистов. Вы представляли Латинскую Америку?

— Я представлял Латинскую Америку. У моих друзей есть независимое информационное агентство Presssenza, оно было зарегистрировано в Эквадоре, есть отделения в Чили, Аргентине. Есть корреспонденты и центры в Европе, материалы, которые мы публикуем, переводятся очень быстро с испанского на английский, французский и итальянские языки.

Это небольшое информагентство, оно не сравнимо с теми, кто задаёт сейчас фон в информационном поле, но мы все работаем независимо от каких-либо центров власти, политических партий. Это добровольная работа, никто не получает за неё денег, всё делается за свой счёт. Поэтому мы даже можем ошибаться совершенно честно, искренне, и говорить действительно то, что думаем. Говорить то, что думаешь, сейчас, в наше время — это почти непозволительная роскошь.

— Вы в какой стране сейчас живёте?

— Сейчас в России. Я планирую прожить какое-то время, может быть, пару лет в России, но затем я планирую вернуться в Чили, у меня гражданство этой страны. Большая часть моей жизни прошла в Латинской Америке.

Я хочу закончить описание этого медийного пространства. Кроме агентства Presssenza, то, что я недавно написал о Донбассе, сейчас публикуется многими латиноамериканскими независимыми СМИ, потому что это совершенно другой взгляд. К сожалению, практически всё медийное пространство в Латинской Америке зачищено Западом. Существует только один взгляд на происходящее в Украине.

Помню, когда только началась война, в первый день мне позвонили из двенадцати-четырнадцати аргентинских, чилийских, эквадорских информационных агентств и телеканалов для того, чтобы я прокомментировал происходящее. После того, как я прокомментировал, ко мне никто не обращался.

— Не ту точку зрения озвучивали.

— Конечно. Потому что, казалось бы, украинец в России должен думать то же самое, что думают на Западе. К счастью, я встречаю все больше людей, которые критически воспринимают западную антироссийскую медиакампанию, и в нашей команде иностранных журналистов были журналисты из Германии, из Италии, из Югославии, из разных стран. Причём некоторые — живущие в России. И мне кажется очень интересным взгляд иностранцев на происходящее.

Очень часто иностранцы, живущие в России, понимают суть событий гораздо лучше, чем россияне, потому что у россиян остаётся очень наивный взгляд на Запад. Россияне — люди, живущие в другом историческом времени, они совершенно не представляют тех медийных схем, той степени манипуляции, того полного бесстыдства той стороны, и воспринимают всё слишком наивно.

Люди Запада, которые знают, как работает эта медийная машина, мои друзья, которые прожили много лет в США, в Западной Европе, они точнее, часто лучше делают анализ. Потому, комментируя события вокруг Украины сейчас и то, что происходит на Донбассе, они более безошибочны в своих оценках и выбирают нужную сторону.

— Люди с Запада, ваши коллеги, которые были в составе делегации, как они воспринимали то, что там происходит, какие впечатления у них? Я слышала, что вы с некоторыми нашими коллегами делились до съёмок и говорили о том, что они в шоке были.

— Они были в шоке, прежде всего, от той человеческой боли, которую они увидели. Потому что видеть разрушения, жертвы, видеть семьи пострадавших в сердце Европы в ⅩⅩⅠ веке — это не совсем то будущее, о котором мы когда-то все вместе мечтали. Думаю, что самое острое и сильное ощущение, которое было у моих коллег — это несправедливость того, что мировой телевизор, мировой «телевизионный Геббельс» показывает миру картину, прямо противоположную тому, что реально происходит.

Война — это сложный трагический процесс. Я прекрасно понимаю, что всегда все стороны нарушают права человека в войне, всё что угодно возможно. Война — это всегда трагедия, всегда преступление.

Насколько сейчас Запад односторонне освещает все эти события. Как нам не хватало во всех предыдущих войнах, развязанных Западом, хотя бы десятой части того пацифизма, о котором сейчас орут все телеэкраны мира, и в этой картинке не остаётся только места, пространства для более живых людей, для человеческой трагедии, для того, чтобы рассказать правду о происходящем в Мариуполе. Потому что там, как и во многих других украинских и донбасских городах, украинская армия, особенно нацистские парамилитарные батальоны, захватывают гражданское население в качестве живого щита и его используют.

В Мариуполе происходит именно это. Я общался с десятками людей, у кого там родственники, у кого-то близкие друзья. Говорят, что даже во Второй мировой войне, даже во время Чеченской и во всех последних войнах противоборствующие вооружённые стороны обычно давали мирным жителям уйти. В этой войне — не давали и не дают выходить никому, чтобы было побольше жертв, чтобы обвинить в этом Россию, чтобы делать всевозможные фейки, которые крайне трудно проверять. И это огромная проблема, с которой мы сталкиваемся.

— Некоторые фейки проверить не трудно, просто не каждый хочет заморочиться и проверить. Зачастую и заморачиваться не нужно, но — люди увидели красивую, душераздирающую картинку и поверили. Приведу достаточно известную цитату: «Самое обидное, что в информационной войне всегда проигрывает тот, кто говорит правду. Он ограничен правдой, а лжец может нести что угодно»2.

Хочу перейти к событиям в Буче, городок в Киевской области. 31 марта мэр Бучи записал видеообращение и радостно сообщил о том, что прогнали они российские войска оккупантов, также и другие слова в их адрес прозвучали. А в эти выходные, 2 и 3 апреля, уже после того, как ушли российские войска, были продемонстрированы страшные кадры убитых людей. В этом обвинили Россию, хотя никаких доказательств представлено не было.

— Думаю, что наверняка многие из тел, многие из трупов, которые показаны в этих хрониках,— реальные. Кто убил этих людей, при каких обстоятельствах они погибли — это огромный вопрос. Складывается впечатление, что это фейк, достаточно много показателей, что это фейк, но, опять же, я не профессионал, думаю, единственное правильное действие было бы сейчас, чтобы Украина допустила на территорию Бучи международных экспертов.

— Судмедэкспертиза должна быть, чтобы понять, отчего человек умер, когда.

— Несомненно. Любые реальные военные преступления любой из сторон конфликта должны расследоваться, должны наказываться. Гражданское население всегда будет страдать от подобных событий. Идея в том, чтобы оно страдало как можно меньше. Мы со времён войны в Югославии прекрасно понимаем, что умных ракет нет, что даже при точечных, осторожных ударах — всё равно есть и будут жертвы. И это, прежде всего, страшная трагедия. Превращать это в медийное шоу, чтобы фейковые покойники множили число реальных жертв этой войны, для того, чтобы разжигать огонь ненависти — считаю, что это ещё одно военное преступление, делать подобные фейки.

Подобные вещи должны быть без медийных скандалов, без споров, потому что споры достаточно бесплодны. Всегда верующие и с той, и с другой стороны приведут достаточно аргументов на уровне пропаганды. Нужно действительно объективное международное расследование с выводами. Все международные организмы, начиная с ООН, показывают крайнюю неэффективность.

— Они уже вынесли вердикт — виновата Россия.

— Поэтому необходимо в этих условиях создавать другие организмы, другие модели, проявить творчество. У нас могут быть разные взгляды, разные политические убеждения. Но даже с нашими политическими противниками мы должны признавать то, что существует преступление против человечности, и все виновные в этом должны быть наказаны, независимо от каких бы то ни было оправданий.

Я очень хочу верить в то, что события в Буче будут расследованы… Я был в Буче несколько месяцев назад — это был прекрасный городок под Киевом. Что бы ни говорил сейчас мэр, у меня были хорошие впечатления от мэрий Бучи и Ирпеня. Когда нынешняя украинская власть превратила Киев в настоящий мусорник, Буча и Ирпень были небольшими оазисами нормальной, комфортной, хорошей, полноценной жизни. Очень странно это было видеть в той Украине.

Думаю, что погибшие люди реальны. Мы не знаем, кто их убил, и Украина, и мир ждут реального расследования для того, чтобы ответственные ответили за это.

— Как России победить в информационной войне? Возможно ли это и что необходимо для этого делать?

— Я думаю, что Россия, прежде всего, не должна копировать Запад в информационной войне, потому что Запад намного опытнее в манипуляции сознанием, в контроле над телевизионной картинкой. Есть огромный временной разрыв, и мы сейчас знаем, что, если Россия будет просто копировать западные модели, она проиграет.

Я не вижу это как войну между Россией и Западом. Скорее это война Соединённых Штатов Америки с Китаем. Сейчас, на этом этапе, Запад пытается избавиться от России как от последней серьёзной помехи на пути с окончательными разборками между корпорациями, которые правят миром.

Россия сейчас защищается как может. Может быть, не лучшим образом, но я реально не знаю, не представляю, что можно делать в подобной ситуации в стране, загнанной в угол, которую постоянно провоцируют. И я думаю, что мы сейчас защищаем не Россию, не Украину, не какое-то правительство, а мы защищаем человечество, мы защищаем право человечества на правду.

Мы защищаем наше право называть преступление преступлением, и не позволять того, что делает эта медийная машина Запада, которая очень чётко сейчас работает. Мы видим, что антироссийская компания — это не импровизация, это очень давно и долго готовилось. Расписано всё как по нотам.

Обвинения России в том или ином преступлении, например в применении химического оружия или в том, что произошло в Буче, напоминает фейк в Сребренице, это перед бомбёжкой Югославии. То есть, используются одни и те же модели. Мы должны предусмотреть, предвидеть эти вещи и разоблачать это сразу же, на ходу.

Это сложнейшая задача, потому что мир в руках корпораций, которые контролируют ведущие СМИ. Уровень образования, уровень понимания людьми того, что происходит на постсоветском пространстве, я имею в виду западных людей, он очень низок.

Мне кажется очень важным говорить о происходящем сейчас в Украине, исходя из исторического контекста, даже не последних восьми лет, а всего того, что началось с процессом перестройки, с разрушением Советского Союза, и с теми экономическими и политическими интересами, которые приходили к власти в наших странах. И того, каким образом они разобщали наши народы, прибегая к националистической, антикоммунистической риторике, к разрушению нашей общей исторической памяти, в конце концов дойдя до самого страшного, трагического апогея.

Несмотря на то, что говорят, будто бы правда всегда проигрывает лжи и информационной войне, думаю, что правда всё-таки является самым совершенным, самым надёжным оружием, которое может не выиграть сразу.

Но если эта сторона конфликта найдёт в себе мужество признавать свои ошибки, если эта сторона будет избегать непроверенной информации и будет честно говорить даже о неудобной для себя правде, потому что правда не бывает для всех удобной, тогда, я думаю, эта война, опять же, не России, а человечества — против страшной модели, которая сейчас уничтожает человечество,— эта война будет выиграна. Потому что в мире есть миллионы людей, которые уже прекрасно понимают, что нам лгут с утра до вечера по поводу местных новостей, значит, международные новости — тоже ложь.

Люди ищут правду. Нам необходимо создавать независимые источники, независимые средства информации, надо вести борьбу за душу и сердце каждого человека. Не потому, что у нас монополия на абсолютную правду, а потому, что мы должны вместе строить демократическое пространство, (формировать.— Ред.) взгляды на историю, где могут быть разные мнения и где мы, как люди, всегда можем между собой договориться.

Примечания
  1. Интервью взяла Татьяна Чугаенко.— Маоизм.ру.
  2. Эта фраза часто приписывается Роберту Шекли, но подлинный источник неизвестен. Фраза появляется в 2014 г., при том, что сам Шекли умер в 2005 г.— Маоизм.ру.

Провокации США против Китая придвигают мир на край войны

Кто опубликовал: | 24.09.2022

Недавний официальный визит на Тайвань спикера США Нэнси Пелоси в сопровождении эскорта военных самолётов был наглой провокацией против Китая. Этот визит последовал за недавними декларациями президента США Байдена, что они «встанут на защиту Тайваня»1. Несколькими днями ранее бывший2 министр обороны Марк Эспер возглавил делегацию Атлантического Совета на Тайване и призвал покончить с «политикой одного Китая», в то время как американский эсминец УРО «Бенфолд» бороздил воды Тайваньского пролива. Ранее военные США развернули ещё четыре военных корабля3 к востоку от Тайваня.

Эти демонстрации крайнего презрения к притязаниям Китая на суверенитет над Тайванем подогрели и без того накалённый межимпериалистический конфликт США и Китая. Как и ожидали американские стратеги, Китай ответил на провокации ракетными запусками и проведением военных учений в Тайваньском проливе. США хотели, чтобы Китай допустил просчёт, в надежде, что это оправдает действия США по «защите Тайваня», подстегнёт развитие и продажи огневых средств США в регионе.

Филиппинский народ должен осудить империализм США за его продолжающиеся провокации против империалистического соперника Китая, которые придвигают Азию и остальной мир на край более широкого межимпериалистического вооружённого конфликта. В то же время он должен осудить китайский империализм за его своенравное стремление к применению военной мощи с отказом от проводимой Мао давней политики мирного урегулирования в разрешении проблемы воссоединения Китая.

Империалисты США осуществляют эти провокации против Китая даже продолжая участие в прокси-войне в Украине против России. Это напоминает нам, как правительство США и НАТО беспрестанно провоцировали Россию расширением военного альянса до последних западных границ.

Вкратце об историческом фоне

Империалисты США долго использовали Тайвань как пешку для своего гегемонизма в Азии и в своей экономической и военной схватке с Китаем. Вот уже почти 75 лет США используют Тайвань как экономическую и военную цитадель для продвижения своих стратегических геополитических интересов в Азиатско-Тихоокеанском регионе. США считают Тайвань частью своей стратегии «Первой цепочки островов»4 сдерживания роста и экспансии Китая как империалистического соперника. Они активно финансируют и поощряют тайваньские группы, требующие независимости, чтобы ослабить претензии Китая. Они вливали средства в строительство тайваньских вооружённых сил.

Тайвань, примерно 85 процентов населения которого являются ханьцами, стал частью Китая с конца ⅩⅦ века. Династия Цин прогнала голландскую и испанскую колониальные державы, прибравшие часть островов, занятых туземными народами, подчинёнными китайской империи Мин.

На протяжении ⅩⅧ и ⅩⅨ веков Тайвань был частью Китая. Однако в 1895 году его колонизировал восходящий японский империализм, который оккупировал эти острова до 1945 года, когда уступил эту территорию вследствие Второй мировой войны. В том году китайское правительство, возглавляемое тогда Чан Кайши и Гоминьданом, приняло сдачу Тайваня Японией.

С 1945 по 1949 год в Китае шла гражданская война между правительством Чана, поддерживаемым США, и революционными силами во главе с Компартией Китая. 1 октября 1949 года КПК объявила национальную победу и учредила народно-демократическую республику Китая (КНР). В декабре 1949 г. потерпевшие поражение гоминьдановские силы оставили материк и с золотым запасом страны и двумя миллионами человек отступили в провинцию Тайвань, где учредили китайскую «военную столицу» и объявили своей целью ведение войны за «возвращение» материка.

Чан Кайши на Формозе

Карикатура из журнала «Крокодил» № 10 за 1950 г.

Подобно тому, как это они сделали во Вьетнаме и Корее, США развернули свои силы и оказали политическую и военную поддержку местным реакционерам в противоборстве с революционными силами. Они вторглись в Корею, чтобы оказать революционным силам отпор, сумели разделить страну на Север и Юг и закрепили этот раскол, разместив в Южной Корее свои военные базы. Поначалу они преуспели в разделе Вьетнама, поддержав серию марионеточных режимов на юге и развернув сотни тысяч военнослужащих контрповстанческих формирований. Империалистические силы США были полностью разгромлены и изгнаны из страны, что проложило путь для объединения Вьетнама.

В 1949 году США развернули свой 7‑й флот в Тайваньском проливе якобы «для предотвращения боевых действий», что в действительности было военной интервенцией в Китае. Империалисты США стремились предотвратить преследование и полное подавление Китайской Народной Республикой потерпевшего поражение Чан Кайши, в то же время оказывая гоминьдану на Тайване политическую, военную и экономическую поддержку. Они установили правительство, которое претендует представлять весь Китай, но в действительности смогло править только провинцией Тайвань. Гоминьдан, при поддержке США, установил военное правление на 38 лет (1949—1979). С самого начала он вёл на Тайване беспощадную войну подавления против коммунистов и патриотов, в ходе которой 150 тысяч человек были брошены в тюрьмы или убиты.

Для защиты гоминьдана США предоставили Тайваню ракетные батареи, которые были размещены вдоль Тайваньского пролива. В 1954 году США подписали с Тайванем Договор о взаимной обороне, учредили Командование тайваньской обороны Соединённых Штатов и на 25 лет разместили на острове около тридцати тысяч американских солдат.

В 1950‑х Китай переживал период быстрого расширения экономики или производительного роста после завершения земельной реформы в 1954 году под руководством КПК и Мао Цзэдуна. На основе успехов земельной реформы и массовой мобилизации китайского народа Китай с конца 1950‑х начал стремительную индустриализацию, а затем провёл социалистическое преобразование промышленности и сельского хозяйства.

Перед лицом успехов китайской социалистической революции империализм США был вынужден позволить Тайваню развивать свою экономику. Мировой банк позволил Тайваню (как и Южной Корее) провести земельную реформу. США (вместе с Японией) много инвестировали на Тайване в сборку электрики и электроники, обрабатывающую промышленность и финансовые услуги, и предоставили ему торговые льготы. До 30 процентов всех внутренних инвестиций на Тайване происходило прямо из экономической помощи США. В результате, несмотря на небольшое население Тайваня, ограниченные природные ресурсы и зависимость от импорта, местная буржуазия накопила огромные объёмы капитала от ежегодных торговых прибылей, которые реинвестировались для развития собственных отраслей. В 1981—1986 гг. до 74 процентов тайваньского экономического роста было связано с экспортом на рынок США.

США и другие империалисты также распространили ту же схему инвестиций и торговых льгот, предоставленных Тайваню, на Южную Корею, Гонконг и Сингапур. Эти так называемые «азиатские тигры» были искусственно созданы, первоначально империалистами США и Японии, чтобы сделать эти территории противовесом экономическому и социальному прогрессу в Китае с 1950‑х годов.

Нормализация

После встречи Ричарда Никсона и Мао Цзэдуна в 1972 году связи США — Китай пережили «нормализацию», когда США в русле «политики одного Китая» признали КНР как единственного представителя Китая. В Шанхайском коммюнике США объявили, что они «признают, что все китайцы по обе стороны Тайваньского пролива утверждают, что есть только один Китай, и что Тайвань — часть Китая». США также признали, что они не оспаривают эту точку зрения, и заявили, что поддерживают «мирное урегулирование тайваньского вопроса китайским народом как с материка, так и с Тайваньского острова».

Прошло ещё семь лет, прежде чем США вывели свои войска с Тайванея, когда истёк Договор о взаимной обороне США — Тайвань. Однако в том же году они приняли Закон об отношениях с Тайванем, по которому были фактически установлены дипломатические отношения и предоставлена военная поддержка Тайваню.

В 1977 году Компартия Китая была захвачена современными ревизионистами, которые направили Китай на путь капиталистической реставрации. Китайская крупная буржуазия сотрудничала с империалистами США в демонтаже социалистический системы, допуске иностранного частного капитала к инвестициям и эксплуатации дешёвого труда в Китае.

Экономические отношения и торговля между материковым Китаем и Тайванем расширялись. На материк были допущены капиталистические инвестиции с Тайваня, включая компанию «Фоксконн» и ТСМК, два крупнейших мировых сборщика и производителя электроники. После вступления в ВТО в 2001 году Китай служит крупнейшей мировой сборочной линией, опуская заработную плату рабочих до самого низкого уровня, чтобы рекордными темпами впитывать иностранный капитал. Крупная буржуазия в Китае сохранила фасад компартии, который позволяет им накапливать частный капитал из государственных ресурсов и пользуясь государственными привилегиями.

Крупная буржуазия как в материковом Китае, так и на Тайване выиграла от реставрации капитализма в Китае. Обе стороны создали офисы по связям для регулярных взаимодействий. Вопрос воссоединения Китая был отложен в сторону как будущая «неизбежность», которую они стремились урегулировать мирным путём.

Тайвань и поворот США к Азии

С 1990‑х по 2000‑е США приветствовали интеграцию бывшего Советского Союза и Китая — находящегося теперь под властью крупной государственно-монополистической буржуазии — в глобальную капиталистическую систему. Годами империалисты США расценивали Китай как партнёра в рамках режима неолиберальной политики, предоставляя ему торговый статус «наибольшего благоприятствования». Американские компании выносили в Китай своё производство, пользуясь выгодами от огромной армии дешёвой рабочей силы для производства айфонов и другой брэндовой американской продукции.

Масштабный вынос производства в дальнейшем отразился на экономике США и внёс вклад в их стратегический упадок. Экономика США производила всё меньше стоимости, всё более финансиализировалась и становилась более уязвимой к периодическим кризисам или схлопыванию финансовых пузырей (недвижимость, доткомы, жилищный кризис). После финансового кризиса 2008 года США и глобальная капиталистическая система погрязли в затяжном застое, что привело к росту межимпериалистической конкуренции и раздуванию конфликтов. В результате правительство США всё больше шумело против Китая, требуя демонтажа государственных предприятий и мер по борьбе со своим многолетним торговым дефицитом. Империалисты США объявили «поворот к Азии», ясно представляя себе Китай как стратегическую угрозу их господству. Политика США становилась всё более агрессивной и воинственной.

США начали вводить торговые санкции против китайской продукции, в том числе против «Хуавэй», под тем предлогом, что эта компания была замешана в шпионаже для китайского правительства. Также они ввели санкции против экспорта в Китай продвинутого оборудования для производства современных полупроводников. С военной стороны, США активировали блок ЧСДБ5 с целью окружения Китая. Они также продвигают дальнейшее расширение НАТО за пределами Атлантики включением Японии, Южной Кореи, Австралии и Новой Зеландии на своём последнем саммите в Мадриде и объявляют Китай «стратегической угрозой» военному альянсу.

Империалисты США рассматривают свои позиции на Тайване как ключевой элемент своей геополитической стратегии в конфликте с Китаем. Поэтому они продолжают укреплять военный альянс с Тайванем. С 2019 года Тайвань заказал военного оборудования из США на 17 млрд долларов. Менее чем за два года правительство Байдена уже трижды продавало вооружения Тайваню. В этом году также выяснилось, что американские войска проводили учения вместе с тайваньскими. США неоднократно проводили провокационные военные операции на Тайване, включая расширенные операции по «свободе судоходства» в Тайваньском проливе и его окрестностях, а также в Южно-Китайском море.

Против поджигательства войны со стороны США и милитаризма Китая

У империалистов США долгая история применения торговых и экономических санкций и военного давления против империалистических соперников для провоцирования войн. Перед лицом затянувшейся стагнации и растущих страхов рецессии США создают условия войны к выгоде своего военно-промышленного комплекса в отчаянной попытке оживить свою экономику.

Прокси-война США в Украине против России показала взлёт прибылей таких компаний как «Рэйтеон», «Локхид Мартин» и другие, производящих ракеты, дроны и прочее оборудование, экспортируемое на фронт. Повышение уровня разжигания войны Соединёнными Штатами ставит под угрозу весь мир.

Филиппинский пролетариат и народ должны, вместе со всем остальным миром, выступать против военных провокаций США в Азии и где бы то ни было ещё. Также они должны осуждать США за применение своих вооружённых сил на Филиппинах и в их территориальных водах, превращённых в трамплин для агрессивных актов вокруг Тайваня и против Китая.

Они должны поддерживать тайваньцев, когда те боевито выступят против использования Тайваня как пешки США, осуждать вмешательство США в внутренние дела Китая и китайский милитаризм, поощряя чаяния китайского народа в отношении мирного и дружественного разрешения вопроса воссоединения Китая.

Также филиппинский народ должен отстоять суверенитет своей страны против военного вмешательства США. Он должен требовать расторжения договора о взаимной обороне, соглашения о посещениях вооружённых сил и других односторонних военных соглашений. Он должен выступить за демонтаж эксклюзивных военных объектов США в различных лагерях вооружённых сил Филиппин и требовать вывода с филиппинской земли всех американских войск и военных советников, которые делают страну мишенью ответных мер врагов США.

Также филиппинский народ должен призвать Китай уважать филиппинский национальный суверенитет и морскую акваторию и потребовать демонтировать все военные сооружения внутри и вокруг Западно-Филиппинского моря. Китай нужно побудить уважать решение Международного арбитража, который в 2016 году признал филиппинские территориальные воды, исключительную экономическую зону и расширенный континентальный шельф согласно конвенции ООН по морскому праву. Китай должен прекратить индустриальное рыболовство и разграбление морских ресурсов в этих водах.

Широкие массы филиппинского народа должны также соединить руки с рабочими и угнетёнными в Соединённых Штатах и Китае и построить единый фронт против империалистической войны. Миролюбивые люди США и Китая негодуют по поводу роста сумм, затрачиваемых на производство и продажи вооружений, пока миллионы и миллионы человек страдают от дороговизны, массовой безработицы и деградации общественных служб здравоохранения, образования, транспорта и так далее.

Филиппинский народ, вместе с народами Индонезии, Малайзии, Сингапура, Вьетнама, Таиланда, Кореи, Японии и других стран в Азии и вне её должны также построить единый фронт против империалистической агрессии, особенно военных провокаций США в этом регионе. Они должны требовать от своих правительств сопротивляться давлению и не служить пешками империализма. Вместе и независимо угнетённые по всему миру должны энергично продолжать борьбу за подлинную демократию, национальную свободу и социализм, чтобы положить конец империализму и его ненасытной жажде войны.

Примечания
  1. Насколько удалось установить, это заявление было сделано в октябре 2021 года, но см. далее.— здесь и далее прим. переводчика, если не указано иное.
  2. В оригинале это уточнение упущено. Марк Эспер был министром обороны США в 2019—2020 гг., затем его сменил исполняющий обязанности Кристофер Миллер, а затем — Ллойд Остин. Визит Атлантического Совета на Тайвань во главе с Марком Эспером состоялся в июле 2022 г. Значит либо имеется в виду, что он состоялся несколькими днями ранее визита Пелоси (а не заявления Байдена), либо имеется в виду не прошлогоднее, а более позднее обещание Байдена защищать Тайвань (а он теперь часто повторяет их).
  3. Авианосец «Рональд Рейган», универсальный десантный корабль «Триполи» и эсминец УРО «Хиггинс».— КПФ.
  4. «Первая цепочка островов» (англ. First Island Chain) — самая западная из трёх тихоокеанских стратегических линий внешней политики США. Проходит через Японские острова, острова Рюкю, Тайвань, северные Филиппины и Борнео.
  5. Четырёхсторонний диалог о безопасности, в него входят США, Япония, Индия и Австралия.— КПФ.

Китайская внешняя политика в 1970‑х

Кто опубликовал: | 23.09.2022

Китайская внешняя политика в 1970‑х имела важные исторические предпосылки. Во многих случаях на протяжении ⅩⅩ века мировое революционное движение не обращалось правильно с противоречием между защитой социалистического государства и продвижением революции. После первой мировой войны и большевистский революции, когда революционная борьба во многих странах потерпела поражение и всемирная борьба за социализм ограничилась одной страной, Советский Союз и КПСС стали сверхосторожны в её продвижении и поддержке смелых революционных шагов по всему миру. Начиная с 1930‑х, переоценка буржуазно-националистических сил и недооценка революционно-коммунистических сил — крестьянства и пролетариата — стали нормой, и защита советского социализма на десятилетия возобладала над продвижением мировой революции.

У КПК был обширный опыт неправильного обращения Советского Союза с этими вопросами. С 1920‑х по 1940‑е Сталин и Коминтерн не брали в расчёт революционный потенциал в Китае и видели чанкайшистский Гоминьдан как наилучшую ставку для обеспечения того, что Советский Союз считал критической целью — стабильного и дружественного правительства в Китае. Поэтому советские и коминтерновские представители в Китае продвигали и навязывали по возможности политическую линию сохранения союза между Компартией и Гоминьданом любой ценой.

В 1927—1930 годах эта линия требовала от коммунистов ограничить массовые восстания, угрожавшие социально-политической базе Гоминьдана, и это в конечном счёте привело к резне, устроенной Гоминьданом и его союзниками, сотням тысяч коммунистов и радикализованных рабочих, крестьян и студентов, а также едва ли не уничтожению КПК. Так же и в середине 1940‑х Сталин не верил, что КПК может победить Гоминьдан, за которым стояли США, и пытался надавить на китайских коммунистов, чтобы те вошли в коалиционное правительство с Гоминьданом, включая передачу контроля над их армией и опорными базами.

Несмотря на этот непосредственный катастрофический опыт линии, подчиняющей развитие мировой революции защите Советского Союза, в середине 1970‑х китайская партия приняла линию, которая подменяла революционный интернационализм защитой Китая. Ключевой поворотной точной была реабилитация Дэн Сяопина в 1973‑м и возвышение его версии теории трёх миров, базировавшейся на стратегическом союзе с США и остальными западными империалистическими державами.

В конце 1960‑х китайская внешняя политика получала силу от революционного подъёма Культурной революции и поддержки Китаем национально-освободительных движений на протяжении 1960‑х. Ⅸ съезд КПК, проведённый в апреле 1969 года, объявил поддержку революционной борьбы народов всех стран, пять принципов мирного сосуществования со странами с различными социальными системами и призвал к образованию широкого единого фронта народов и стран против империализма США и советского ревизионизма.

Однако подход КПК к США и СССР уже начинал меняться. В начале 1969 года Советский Союз разместил миллионные войска вдоль северной границы Китая и развернул нападки с претензиями на части бывшей царской империи. В марте 1969‑го на острове Чжэньбао на реке Уссури между советскими и китайскими силами произошли два сражения, оставившие сотни жертв. Согласно спутниковой съёмке США, «китайский берег был так помечен советской артиллерией, что напоминал лунный пейзаж».

По словам Генри Киссинджера, в августе 1969‑го советское посольство запрашивало Госдепартамент, какой была бы реакция США на применение СССР против Китая ядерных вооружений. Советские дипломаты также поднимали вопрос о ядерном ударе по Китаю в разговорах с европейскими и азиатскими дипломатами. Что было ещё более зловещим, СССР переправил бомбардировщики на базы в Монголии и Сибири, где они выполняли учебные атаки по имитированным ядерным объектам.

НОА была мобилизована. Были ускорены планы по перемещению ключевых военных производств на «третью линию» обороны во внутренних районах страны, в крупных городах были построены сети подземных туннелей и укрытий. В секретном исследовании, доведённом до Мао, четыре маршала НОА отметили, что хотя главные силы СССР ещё сосредоточены в Европе, они готовятся к нападению на Китай. Они заключали, что ключевой элемент, удерживающий СССР, это отношение США, которые не хотят видеть усиления глобальных позиций СССР успешным нападением на Китай.

Эта оценка подкрепляла решение большинства китайского руководства инициировать «открытие Западу». Такая стратегия позволяла Китаю избегнуть сражения на два фронта, сыграв на империалистическом соперничестве между США и СССР, и это был наилучший шанс отразить советское нападения. Другом соображением КПК было что США идёт к поражению во Вьетнаме и более не представляет серьёзной военной угрозы Китаю.

Этот сдвиг в стратегическом мышлении привёл к крупному противостоянию в 1970—1971 годах между Мао, Чжоу и так называемой «бандой четырёх» (Четвёркой), с одной стороны, и Линь Бяо и рядом высокопоставленных генералов, с другой. Линь противостоял открытости Западу и выстраивал фракционную сеть в армии для своего усиления. Мао ответил, начав кампанию, чтобы подсечь занимаемую Линем позицию номер два в партии и привлечь на свою сторону региональных военкомов. Перед лицом политического поражения Линь попытался организовать переворот в сентябре 1971‑го и погиб в крушении самолёта в Монголии.

«Дело Линь Бяо» имело разрушительное воздействие на ход Культурной революции1 и китайскую внешнюю политику. Линь и его союзники в армии и партии были ключевым компонентом «Левого союза» в ходе массовых бунтов Культурной революции, и их падение создало вакуум власти как во внешней политике, так и во внутренних делах.

Под покровительством Чжоу Эньлая множество высокопоставленных партийных лидеров и правительственных чиновников, свергнутых в ходе Культурной революции, было реабилитировано после формальной «самокритики». Этот процесс увенчался в 1973‑м возвращением Дэн Сяопина, «каппутиста номер два», на должность заместителя премьер-министра, чья область ответственности включала внешнюю политику.

Годы 1969—1973 были переходным периодом. Мао и Чжоу, два главных архитектора китайской внешней политики, были в основном согласны по открытости Западу. Одним из элементов этого сдвига было то, что Народная Республика проводила стратегию нормализации отношений с более чем ста странами, что привело к её признанию в ООН в октябре 1971 года как единственного представителя Китая. В то же время Мао продолжал подчёркивать, что революция — главная тенденция в мире и поддержка революционных стратегий в других странах не должна быть урезана.

Чтобы удержать Советский Союз в равновесии, за визитом команды США по пинг-понгу и поездкой Генри Киссинджера в 1971‑м последовала историческая встреча президента Никсона с Мао в феврале 1972‑го. Эта встреча не привела ни к какому сокращению китайской поддержки вьетнамской освободительной борьбы. В понимании Мао, фундаментальные революционные принципы не должны страдать в ходе разыгрывания «американской карты». В 1971—1972 гг. Мао и Чжоу также рассказали Киссинджеру и Никсону, что полной нормализации отношений не может быть без вывода войск США из Вьетнама и прекращения их военной поддержки китайской провинции Тайвань.

В течение этого периода базовая ориентация партийного руководства была подытожена во внутреннем отчёте по международному положению в декабре 1971 года:

«Генеральная стратегия для нашей нации в настоящее время — вести приготовления на случай войны и продвигать революцию».

В мире, разделённом на «три части» — США, Советский Союз и Третий мир — Китай был «решительно на стороне Третьего мира» в противостоянии с двумя главными врагами. Отчёт призывал использовать противоречия между США и Советским Союзом, и между США и «второй промежуточной зоной» — Западное Европой, Японией, Канадой и Океанией.

Отчёт призывал продолжать военную поддержку Вьетнама и прочей революционной борьбы в Юго-Восточной Азии, а также поддерживать национально-освободительные движения в Африке и Латинской Америке, главным образом политическими и моральными средствами. В отношении США он заявлял: «По мере того, как народная революция в США постепенно набирает обороты, мы должны делать больше», и отмечал, что нормализация отношений с США облегчила бы проведение такое работы.

Поучителен случай Филиппин. Хотя Китая нормализовал политические и торговые отношения с Филиппинами, КПК наращивала свою поддержку Компартии Филиппин, которая была заново основана в 1968 году. Члены КПФ посещали Китай и получали обучение, в 1971 г. китайцы поставили 1400 автоматов М‑14 и 8 000 патронов на корабле, отправленном с Филиппин руководимой КПФ Новой народной армией.

Примечания
  1. Строго говоря, Культурная революция была к тому времени два года как завершена.— Маоизм.ру.

Теоретические прорывы Культурной революции

Кто опубликовал: | 21.09.2022

На теоретическом уровне маоцзэдуновское понимание характера социалистического общества и необходимости продолжения революции при власти рабочего класса было качественным скачком в ведении десятками и даже сотнями лет борьбы за достижение коммунизма по всему миру.

Мао не только продемонстрировал, что классы и классовая борьба продолжают существовать в социалистическом обществе, он понимал, что социализм — это система, находящаяся в постоянном движении и борьбе между двумя путями — социалистическим путём к коммунизму и капиталистическим путём реставрации власти буржуазии.

Эта борьба двух путей имеет материальный базис. В одной из своих книг о китайской революции Уильям Хинтон объяснил, как в социалистическом обществе воспроизводятся в новых формах некоторые неравенства капитализма:

«Эти неравенства унаследованы от старого общества, такие вещи, как различия в оплате между квалифицированным и неквалифицированным трудом, между умственным и физическим трудом, различия между экономическими, образовательными и культурными возможностями, доступными в городе и на селе. Пока эти неравенства существуют, они порождают привилегии, индивидуализм, карьеризм и буржуазную идеологию… Они могут создавать и создают новобуржуазные личности, которые собираются в новую привилегированную элиту и, в конце концов, новый эксплуатирующий класс. Таким образом социализм может быть мирно превращён обратно в капитализм».

Объединяясь вокруг ревизионистской политической линии в руководстве партии, эти новобуржуазные элементы формируют новую буржуазию. Таким образом, социализм характеризуется острой и временами открытой борьбой между пролетариатом и буржуазией, сосредоточенной в само́й коммунистической партии.

Как узнать каппутиста, когда его видишь? Как распознать ревизионистскую линию? По опыту Культурной революции можно теперь сказать, что в социалистическом обществе ревизионистская политическая линия:

  1. утверждает, что первичная задача социализма — это экономическое развитие, продвигает политическую пассивность и отрицает решающую роль, которую играет сознание, позволяя трудящимся классам более прямо определять общее направление общества;
  2. ревизионистская линия защищает и расширяет сохраняющиеся в социалистическом обществе неравенства в доходах, образовании, доступе к информации и праве принимать решения; и
  3. ревизионистская линия затемняет существование классов и классовой борьбы в социалистическом обществе и отрицает, что для достижения коммунизма существенна острая и непрерывная классовая борьба.

Революционные маоисты отвергают эту ревизионистскую линию и её представление о социализме как статической системе. Маоисты борются за динамичную политическую линию, которая раскрывает массовую инициативу, участие и дискуссии во всех областях общества, которая революционизирует отношения производства, которая преодолевает экономические, социальные и политические неравенства в максимально возможной степени, которая продвигает интернационализм и ведёт массовые кампании в поддержку революции в других странах, которая борется против капиталистической идеологии «я на первом месте» и выкорчёвывает национальное угнетение и мужское превосходство.

Рабочий класс и пролетариат, некоторые дополнительные соображения насчёт классов

Кто опубликовал: | 20.09.2022

В России нет рабочего класса. Хватит заниматься некрофилией. Хватит ходить с газетами к тем заводам, где никто вас не ждёт, где рабочие берут газеты больше из жалости, чем из желания, и больше с сарказмом, чем с интересом. Немало перспективных левых активистов разочаровалось, не дождавшись какой-то положительной реакции от объектов своей фагготории. Целые организации гибли на почве этого («Искра», МГРБ).

С чем связано это? Революционная теория играет огромную роль на этапе становления активистов, организаций, особенно если они выходят не из действительной классовой борьбы, а из идеологии. Два пути являются основными. Первый: например, дворникам / рабочим / продавцам / программистам не платили зарплату / нарушали трудовые права, они объединились, создали профсоюз или иную группу, может быть задрали квартплату — создали совет дома. Второй: призрак коммунизма, который бродит в коллективном сознательном и бессознательном, завладел одним или несколькими человеками, которые создают организацию или вступили в уже существующую. Так вот, во втором случае идеология играет определяющую роль.

Ясно, что по инерции коммунистическая идеология в России, в основном, в народе представлена официальным советским марксизмом, т. е. упрощённым, урезанным ленинизмом. Правильнее сказать, что даже не самим ленинизмом, а отдельными его выводами применительно к Российской Империи. Центральное место революционного субъекта в этой идеологии занимает понятие «рабочий класс».

«Рабочий класс», «рабочие» стали употребительным понятием во времена Маркса и затем Ленина. Понятие «рабочий», «рабочий класс» употреблялось наряду с понятием «пролетариат». Ленин изредка использовал понятие «рабочий пролетариат»1. Что это значит? Значит, что есть не только рабочий пролетариат, может быть и сельхоз, крестьянский пролетариат и ещё иной пролетариат.

При этом, очевидно, что ядро пролетариата во времена Маркса, Ленина составляли именно рабочие. Они составляли ядро и в смысле сплочённости, и в смысле бо́льшей его части.

Поэтому в литературе того периода рабочие, рабочий класс, пролетариат слились в единое понятие. Самого по себе этого было бы достаточно, чтобы увековечить в теории советского марксизма это историческое упрощение. Но дело усугубляется и неверным переводом на русский предисловия Энгельса к «Манифесту коммунистической партии». Энгельс в предисловии к «Манифесту ком. партии» писал: «By proletariat, the class of modern wage-laborers who, having no means of production of their own, are reduced to selling their labor-power in order to live». А в переводе написали: «Под пролетариатом понимается класс современных наёмных рабочих…». Теперь каждый может, воспользовавшись словарём, убедиться, что «wage-laborers» означает наёмный работник, а не рабочий. Конечно, в ту эпоху такой перевод не привёл к фатальным последствиям, но сегодня он вносит путаницу, поддерживает ошибочные теории. В итоге, многие из тех, кто решается самостоятельно изучить наследие, не доверяя советским партработникам, оказываются в западне рабочизма.

Итак, понятно, что рабочизм многих левых — это внеисторическое закрепление исторического приближения понятия «рабочие» к понятию «пролетариат».

Но что же сейчас? Как же так вышло, что то, что было верно вчера, при использовании одних и тех же слов, оказалось неверно сегодня? Часто бывает, что содержание понятий меняется за истекший период. Меняется или в силу языкового творчества народа, или в силу изменения жизни. Например, «неделя», раньше значила «воскресенье», изменились и значения слов инвалид, прапорщик. Причём здесь мы имеем дело с вполне конкретными предметами, с которыми люди сталкивались в своей непосредственной жизни. Понятия, описывающие социальную структуру, могут трансформироваться совсем незаметно.

Почему же «рабочий» стал не равен «пролетарию» в современности? Во-первых, потому, что добрая половина из около 60 млн рядовых наёмных работников, дающих доход хозяину, принадлежит обслуживающей сфере, не относится к рабочим специальностям. Что же выходит? Многие рабочисты отказывают рядовым наёмным работникам обслуживающего труда в принадлежности к пролетариату. Глупо доказывать здесь обратное, достаточно вспомнить почти нищих продавцов, работников торговых залов, дворников, парикмахеров и т. д., работающих за гроши. Находятся рабочисты, как КРИшники , которые говорят, что все они — тоже рабочие. Так делать, это всё равно, что подходить на улице к прохожим, и говорить: «Эй, придурок, как пройти туда-то?». А после удара в глаз оправдываться: «Да что вы, я-то под „придурком“ имел в виду „достопочтенного человека“».

Во-вторых, пролетариат не тождественен рабочему и потому, что значительная часть рабочих в России является рабочей аристократией, т. е. получает долю от хозяина-монополиста, долю от ограбления своего народа и империалистического ограбления других народов. В России рабочая аристократия составляет около 19 млн человек, т. е. около трети от рядовых работников (надо понимать, что рабочая аристократия включает в себя всех подкупленных наёмных работников, а не только рабочих). Рабочая аристократия сконцентрирована в топливно-энергетическом комплексе, частично в строительстве, отдельных отраслях транспорта (авиаперевозки), оборонная промышленность, некоторые другие отрасли обрабатывающей промышленности, некоторые направления энергетики, а также обслуживающий персонал в руководящих центрах крупных империалистических компаний. Рабочисты изображают единство всех рабочих. Только догматику, оторванному от жизни, начётчику может прийти в голову изображать единым классом всех наёмных работников. Только глупец отнесёт к одному классу прикормленного авиадиспетчера, получающего 150 тыс. рублей в месяц, элитного рабочего какого-нибудь «Газпрома», имеющего тысяч 50—100 в месяц и задавленного нуждой укладчика-упаковщика, получающего 15 тысяч, дворника, получающего и того меньше. Что у них общего? Только то, что они работают по найму. Но живут-то они совершенно по-разному, получают разный доход, имеют разное фактически отношение к средствам производства! И тут мы подходим к третьему и, возможно, самому важному.

Классам мало разделяться по ленинской схеме для того, чтобы существовать.

Действительно ленинское определение класса2 необходимо, но недостаточно! Это определение указывает на линии раздела классов! Но оно не указывает на действительно внутреннее единство класса. Оно определяет класс в себе, класс для нас, но ещё не класс для себя, не класс действительно существующий.

Я полагаю, что класс для себя может быть только таким классом, в котором внутриклассовые связи (общение, дружба, любовь и т. д.) индивидов, семей, доминируют над внешними связями. Для того, чтобы какая-то часть общества представляла из себя действительную первичную общность мало того, чтобы у неё были некие общие интересы (улучшение условий труда, повышение зарплаты, усиление позиций трудящихся в государстве и т. д.), необходимо, чтобы она могла, функционировала как целое, чтобы в ней развивалась общая психология, общие взгляды, привычки, типы социального поведения и т. д.

Именно ввиду этого отсутствует рабочий класс. Рабочая аристократия и пролетариат разведены не только по рабочим местам, но и по местам проживания, по местам и формам отдыха. Молодые рабочеаристократы тусуются в клубах, ездят на нормальных машинах, работают в нормальных условиях. Молодые пролетарии пьют по подъездам, сидят в интернете, пользуются общественным транспортом, работают без трудовой книжки или с несоблюдением трудового законодательства. Они (рабочеаристократы и пролетарии) не представляют действительной общности, и чем дальше, тем меньшую общность они будут представлять в силу ужесточения классовой структуры.

А что же пролетариат? Представляет ли он уже действительный класс? Есть ли он уже класс для себя? Ещё не в полной мере. Ещё большие его пласты обособлены, замкнуты на себе. Так, например, ещё несколько обособлены национальные сегменты. Гастарбайтеры зачастую не знают русского языка, проживают компактно и изолированно. Но в динамике они часть пролетариата, потому что быт, развитие жизни заставляет их всё больше эмансипироваться, входить в общение с местным населением.

Всё это вовсе не означает, что не надо работать с борющейся рабочей аристократией. Наоборот, она как часть широких мелкобуржуазных слоёв будет идти либо за буржуазией, либо за пролетариатом.

Рабочисты могут возразить. А как же, мол, Российская Империя (РИ)? Ведь это тоже была империалистическая страна, и в ней многие передовые рабочие коллективы следовало бы зачислить в рабочую аристократию.

И здесь следует тоже ответить, используя «теорию действительного единства». Сегодня рабочий аристократ может свободно проводить время с мелким и средним буржуа, с чиновником. Не так было в РИ. В РИ ещё не была отменена сословность, и в определённой мере продолжала влиять на структуру общества. Будь ты хоть трижды потомственный и квалифицированный рабочий, ты не сможешь проводить время в компаниях утончённых дворян, дельцов буржуа и проч., просто потому, что ты другого сословия! Именно это не давало обособляться рабочей аристократии, толкало её к пролетариату, не давало развалиться рабочему классу. Но даже несмотря на это, верх «элиты» рабочего класса — железнодорожники стояли особняком, находились под влиянием СРов и меньшевиков, первое время отказывались подчиняться правительству рабочих и крестьянских депутатов.

Итак, сегодня в России понятия «рабочий класс», «рабочий» — вредные и внутренне несодержательные, потому, что нет никакой реальной первичной общности за ними. Они вредные и потому, что динамика классового развития общества всё больше будет обособлять пролетариат и рабочую аристократию, потому что рабочие в силу этого не могут более быть ядром пролетариата. С другой стороны, понятие «пролетариат» всё более наполняется реальным содержанием, потому что всё более перемешиваются между собой рядовые наёмные работники, всё более устойчивые связи образуют они внутри, и всё меньше у них остаётся связей с представителями других классов. Именно пролетариат — революционный субъект, потому, что его положение настолько плохо, что ему нечего терять, потому, что империализм не делится с ним и делиться не будет никогда.

Примечания
  1. См., например, «Что такое „Друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?» или «Речь на Ⅰ съезде работников просвещения и социалистической культуры».
  2. «…Большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определённой системе общественного производства, по их отношению (большей частью закреплённому и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы — это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определённом укладе общественного хозяйства».

Латиноамериканские мысли для Родины

Кто опубликовал: | 19.09.2022

С Олегом Ясинским беседовал публицист, член Российского социалистического движения, Дмитрий Райдер.

— Выражение «киевская хунта» сейчас очень популярно на Юго-Востоке Украины, его подхватили некоторые украинские и российские левые. Недавно вы написали у себя в фейсбуке, что уже согласны с таким определением. Почему?

— На самом деле в самом слове «хунта» по-испански нет ничего плохого, это что-то наподобие «объединение»; juntos — вместе, juntar — собирать, juntarse — собираться. Слово хунта полюбила ещё советская пропаганда из-за его неблагозвучия по-русски. Но есть в испанском слова, которые по русски звучат ещё хуже…

Я думаю, что в мире уже больше не будет классических фашистских режимов, по множеству вторичных показателей ни одна латиноамериканская диктатура не похожа на гитлеровскую Германию. Я имею в виду наличие правящей нацистской партии, крайний расизм в качестве основной государственной доктрины, антисемитизм… Ни одна латиноамериканская диктатура не преследовала евреев, если они не были левыми… Многие сторонники нынешней киевской власти говорят о том, что нет никакого фашизма, потому что в правительстве много евреев и русских. Финансирование украинских ультраправых боевиков из конкурирующих ПС и «Свободы» осуществляет еврей Коломойский… Означает ли это, что власть в Украине не является профашисткой? Я думаю, нет. Невооружённым глазом видны огромные идеологические и культурные совпадения между киевским правительством и диктатурой Пиночета в Чили: антикоммунизм как идейная основа режима, слепая вера в «рыночную экономику» и «западные ценности», и крайне консервативный традиционалистский взгляд на все морально-этические вопросы. Я думаю, сегодняшний фашизм, в первую очередь, это отрицание Другого, ставка на постоянный конфликт между культурами и войну цивилизаций, непонимание ценности культурного богатства и человеческого разнообразия. Отсюда — крайний мачизм, гомофобия и постоянное апеллирование к самым консервативным кругам церкви. Кстати, в этом думаю что между сегодняшними украинской и российской властью нет принципиальной разницы; различия лишь в демагогических акцентах для оправдания этой нетерпимости. Если бы украинский государственный фашизм был антисемитским, ему куда труднее было бы искать международную поддержку и спонсоров… Наверное, настоящий фашизм уже не должен ограничиваться ненавистью к одним евреям и цыганам, её должно хватить на всё человечество.

Когда-то в Чили не заре военной диктатуры возник конфликт между фашистскими и неолиберальными сторонниками Пиночета. Чилийские фашисты более «правильного» поколения возмутились, когда Пиночет ограничил государственное регулирование, подарил страну транснациональным корпорациям и назначил министром экономики еврея Серхио Мельника. Они почувствовали себя преданными. Но, думаю, среди украинских фашистов этой проблемы не возникнет; они настолько увлечены собственным мифотворчеством, что ничего другого просто не замечают.

— По вашему мнению, в чём причина конфликта между Киевом и Юго-Востоком, между майданом и антимайданом?

— Отвечая на этот и другие вопросы, я хочу напомнить, что уже больше двадцати лет живу в 14 тысячах км от Украины и, несмотря на мои поездки туда почти каждый год и ежедневную связь с друзьями оттуда, на все чудеса интернета, скайпа и пр.— я не могу точно судить о мелочах и деталях, которых отсюда просто не видно и которые, несомненно, важны. Мне трудно судить о настроениях большинства народа, потому что я живу в совершенно другой среде, а мнения в фейсбуке и пр.— это всё-таки ближе к мнению круга близких и единомышленников. Издалека легче выдавать желаемое за действительность… Но, может быть, иногда издалека можно лучше рассмотреть то, чего не видно изнутри, просто из-за разных точек наблюдения и масштаба событий.

У по большей части аграрной западной и в основном промышленной восточной Украины объективно довольно разный культурный багаж, исторический опыт и взгляд на одни и те же события. Нынешнее киевское правительство, а точнее, стоящие за ним украинские экономические группы и иностранные политические силы, хотят навязать всей Украине изображение, видимое в зеркале Запада. Восток страны видит в этом же зеркале совершенно другую картину, невидимую или неинтересную Западу. И вместо того, чтобы понять, что главное богатство страны в её разнообразии, многоязычии и длительном историческом опыте добрососедства её культур, правительство начинает навязывать большей части страны своё «единственно правильное» понимание народа, патриотизма и державности. На самом деле, это или глупость или демагогия, а может быть — то и другое вместе и, таким образом, реальная власть — власть олигархов, никак не пострадавшая от «революции» Евромайдана, сумела втравить украинский народ разных культур и национальностей в конфликт, необходимый этим олигархам для удержания контроля над населением, чтобы оно не дай Бог не начало добиваться выполнения главного требования Майдана — отделения бизнеса от политики.

С другой стороны путинская Россия умело использует справедливое недовольство киевской властью жителей востока страны, чтобы привести там к власти послушные ей силы; как идейных противников прозападного курса Киева, так и прорусских фашистов и откровенных наёмников.1 Я думаю, что ни киевские, ни донецкие власти не выражают реальных интересов народа, который, якобы, представляют. Это конфликт между олигархами и хищниками различного масштаба, постоянно обвиняющими друг друга в том, что видят в собственном зеркале.

В результате умелой работы СМИ и успешным выступлениям профессиональных демагогов, люди у которых общие проблемы, общее возмущение несправедливостью, общие требования к власти и общие мечты о другой Украине, начинают убивать друг друга, уверенные в том, что та сторона — «фашисты» или «ненавидящие Украину». Настоящие враги страны и фашисты пока успешно руководят всем этим процессом и мы, видящие это таким образом, не можем остановить его.

— Какова роль Запада и России в этих событиях?

— Когда взорвался Майдан, и потом, после падения Януковича и аннексии Россией Крыма, я воспринимал путинскую Россию и Запад как двух равновеликих империалистических хищников, рвущих Украину на части, согласно своим интересам. С обеих сторон было достаточно лжи и цинизма. На этом этапе, когда становится очевидно, что дальше Крыма Путин не пойдёт, и российского вторжения не будет, я склоняюсь к мысли, что роль Запада в этой истории более негативна.2 Россия поддерживала бандитское правительство Януковича, на смену которому пришло профашистское правительство, поддерживаемое Западом. Я думаю, что последствия подчинения экономики Украины интересам Запада и условия для получения кредита от МВФ обойдутся украинскому народу намного дороже, чем весь предыдущий беспредел пророссийских правящих элит, хотя всегда казалось, что хуже и быть не может. По крайней мере, весь опыт отношений Латинской Америки с МВФ даже не говорит, а кричит об этом. И украинский олигархический капитализм вместе с крайней коррупцией правящих элит очень напоминает латиноамериканскую политическую реальность конца 80‑х.

Ещё о роли России. Я понимаю и разделяю неприятие путинской модели «развития», прагматично и эффективно опирающейся на худшие черты СССР: тотальный контроль над населением и большей частью СМИ, ложь, цинизм и двойные стандарты во всём, где это сулит дивиденды, безраздельная власть государственной бюрократии при поддержке самых гнусных олигархических групп, коррупция как норма отношений бизнеса с государством, симбиоз государства с ультраконсервативной и лукавой верхушкой православной церкви. Я совершенно не хочу видеть Украину частью этого.

Но видим мы и другое. Сегодняшний мир от полюса до полюса и на всех континентах буквально нашпигован военными базами США и НАТО. История подавляющего большинства военных вторжений, вооружённых конфликтов и государственных переворотов в последние десятилетия, военное и экономическое подчинение целых регионов своим интересам — работа вовсе не российского, а западного империализма. И поэтому видеть в несимпатичной нам путинской России главную угрозу миру на земле — это или кривить душой, или совершенно не разбираться в современной истории и политике. Тех, кто после этих слов обвинит меня в пропутинской позиции, я бы попросил взять в руки глобус и объяснить, в чём я не прав.

С первых часов своего прихода к власти нынешнее украинское правительство и близкие к нему праворадикальные силы заняли откровенно антироссийскую позицию, обвиняя российского руководство чуть ли не во всех бедах сегодняшней Украины. По степени глупости и непорядочности эти заявления вполне сравнимы с ответными рассказами российских СМИ о том, что на Украине начали убивать, пытать и насиловать всех русских и в государственных учреждениях вывешиваются портреты Гитлера. Для меня совершенно очевидно, что ни одна сверхдержава в мире, а именно на этот статус претендует сегодняшняя Россия, не будет пассивно относиться к появлению на своей границе враждебно настроенного государства, готового вступить во враждебный ей военный блок. Любая применит все меры давления — от экономических до военных. Да, это вмешательство во внутренние дела, и это плохо. Но, к сожалению, это не частное проявление дьявольской сути путинского режима, а сегодняшняя доисторическая норма международных отношений, и было бы удивительно, если бы в этих обстоятельствах Россия вела себя по-другому.

Для тех, кто продолжает утверждать, что не видит в нынешних событиях в Украине никакого западного вмешательства — я вспоминаю кадры старой чернобыльской хроники, в которых милейшая полесская бабка, которую должны были эвакуировать с зараженной радиацией зоны, искренне и настойчиво утверждает: «нікуді я не поїду, в мене на городі ніяких атомів немає». В сегодняшнем глобализированном мире не осталось места для изолированных событий. И сводить сегодняшнюю украинскую драму к выяснению отношений между Россией и Украиной или между «пророссийскими» и «проукраинским» силами — одна из самых грубых концептуальных ошибок, приводящая к нашей полной зависимости от точек зрения кривых зеркал российского или украинского телевидения.

Здесь есть ещё одна проблема. Многие из нынешних российских правозащитников настолько ослеплены ненавистью к путинскому режиму, что не хотят или не могут видеть ничего происходящего за пределами российских границ. Справедливо критикуя российское правительство за ложь и преступления, они оказываются совершенно индифферентными по отношению к тысячам других преступлений против человечности и международного права, совершаемого напрямую или при поддержке США и «цивилизованных стран Европы» в десятках стран мира.

Антипутинской демагогии сегодняшнего киевского правительства для них достаточно, чтобы называть эту кровавую рокировку украинских олигархов революцией и не видеть ничего, противоречащего их стройным демократическим теориям. Некоторых из них я видел на различных демократических и правозащитных форумах здесь, в Латинской Америке. Не будем уточнять сейчас из каких и чьих фондов оплачиваются комфортные туристические поездки иностранных делегатов в здешние страны, где целые слои населения с момента рождения лишены основных человеческих прав, а о десятках политзаключённых индейцев, как здесь в демократически-образцовой Чили, демократически молчит местная демократическая пресса…

Многие латиноамериканские участники спрашивали меня, почему российские и украинские правозащитники никогда даже слова не сказали против вторжения стран Запада в Ирак, Афганистан и другие столь удалённые от Запада места… Ну какие они после всего этого правозащитники? Это к вопросу политики сверхдержав и двойных стандартов, которым научились российские диссиденты у российской власти.

— И, как продолжение предыдущего вопроса, что, по вашему мнению, могло бы «сшить» Украину заново, спасти её от новой Руины?

— «Сшивать» Украину не надо. Если не продолжать рвать её тело на части, сегодняшние раны заживут сами. Я думаю, что спасти страну может только немедленный уход нынешнего правительства, действующего исключительно в интересах местных олигархов и западных политических покровителей. В короткой истории украинской независимости, у власти в стране ещё не было более антиукраинских сил, чем эти. Все без исключения традиционные политические партии Украины виновны в сложившейся ситуации и все они должны убраться с политической сцены, как силы, не способные руководить страной. Я уверен, что Украину спас бы срочный созыв конституционной Ассамблеи с участием представителей всех политических сил всех её регионов и, главное, просто граждан, для обсуждения и совместного решения о том, какой страной большинство украинцев хотят видеть Украину. Срочно нужен новый общественный договор, новая конституция и новый парламент. При этом вооружённые силы и силы правопорядка должны были бы выполнить свой патриотический долг, защищая мирный гражданский процесс Ассамблеи от военного и прочего давления со стороны олигархических групп и ультраправых боевиков вооружённых и содержащихся ими.

Необходим срочный и широкий гражданский национально-освободительный проект. Для спасения Украины нужно восстановить её государственный суверенитет, который заключается не только в охране государственных границ, а и в установлении контроля украинского государства над основными богатствами страны, являющимися достоянием всех её граждан. Это условие, несомненно, включает экспроприацию собственности олигархов. Несомненно, они готовы заплатить жизнями ещё тысяч соотечественников, чтобы этого никогда не произошло. Потом они пожертвуют деньги на строительство музея Голодомора. К сожалению, сегодня они контролируют практически всё экономическое и информационное пространство страны.

— Что бы вы сказали тем хорошим людям, которые сейчас поддерживают киевское правительство и выступают за подавление выступлений на Юго-Востоке?

— Для начала, я бы спросил у них, интересно ли им слушать то, что я хотел бы сказать. Я знаю, что многие из дорогих и близких мне людей, к сожалению, больше никогда не смогут быть моими друзьями. Потеря друзей это тоже одна из потерь в этой войне.

Я хочу попросить у них прощения за то, что мне до сих пор не удается найти для них слов, которые бы они могли услышать. Все эти недели я ищу и пока не могу найти их.

Наверняка это может показаться не в тему, но если бы мы могли сегодня встретиться и посмотреть друг другу в глаза, я бы попробовал бы поделиться с ними следующим. В каждом из нас, может быть, в сердце, душе, сознании или назовем это как угодно, есть некий «внутренний проводник» — идеальный мужчина или женщина, реально существовавший исторических персонаж, вымышленный литературный герой или просто собирательный образ нескольких, тот, кем мы восхищаемся и к кому мы обращаемся за советом в моменты личного кризиса или сложного жизненного выбора.

Этот «внутренний проводник» может быть кем угодно и выглядеть как угодно, но у него обязательно есть три главные характеристики — сила, мудрость и доброта. Поэтому, когда наш разум растерян, запутавшись в сложных интеллектуальных построениях, и будущее раскачивается как маятник между свободой и страхом, в нашем сердце всегда есть ответ на вопросы любой трудности. Надо только услышать его, и одно из необходимых условий — отойти подальше от клеток с попугаями и выключить телевизор.

Тем, кто готов сегодня умереть за Родину и свободу, я могу сказать только, что уважаю их право на это, но убеждён в том, что наша настоящая родина — не синоним тусовки посредственных демагогов из правительства, нанятых революционными олигархами для защиты своих владений, а Свобода при этом раскладе — не более чем название организации людей, несомненно, читавших когда-то Оруэлла.

— Какие моменты украинской истории представляются вам точками бифуркации, когда те или иные события могли бы повернуть её ход в совершенно другом направлении?

— Я слишком плохо знаю историю Украины, чтобы говорить о таких моментах и вообще в подобных рассуждениях очень легко незаметно для себя перейти от анализа к чисто литературному жанру фантастики и антиутопий… Я уже говорил здесь о том, что историю стран неправильно и невозможно всерьёз анализировать в отрыве от мирового и регионального исторического контекста…

Иногда я пытаюсь представить, что было бы с СССР, если бы в момент начала перестройки — процесса объективно назревшего и необходимого, потому что сталинская бюрократическая версия социализма исторически провалилась3 и в военном и экономическом отношении проиграла Западу «холодную войну»,— что было бы, если бы вместо трагикомической команды Горбачёва и Шеварднадзе, по неуклюжести и неадекватности очень напоминающим мне нынешнее украинское правительство, страну возглавляла бы команда настоящих государственных деятелей, сочетающих профессионализм с бескорыстием и любовью к людям? В каком мире мы жили бы сегодня?

Несколько лет назад я очень надеялся, что разочарование в антисоциальном и прозападном продукте «оранжевой революции» — правительстве Виктора Ющенко приведет не к избранию Януковича, а к рождению новой левой народной альтернативы, принципиально отличной от известных нам рыночно-продажных партий, включая КПУ. Этого, к сожалению, не случилось и виноваты в этом не Ющенко, не Янукович, не Обама, не Путин, не Ахметов, и не Коломойский, а сами украинские левые, чье сектантство и инфантилизм оказались сильнее чувства исторической ответственности.

— И в Украине, и в России процесс маркетизации экономики и общества привёл к появлению олигархов. Их имена всем известны, их интриги анализируют и обсуждают политологи и обыватели. Есть ли подобные фигуры в Чили? Насколько политические партии и движения независимы?

— Сегодняшняя Чили с её так называемым «левоцентристским» правительством и харизматичным президентом-социалисткой Мишель Бачелет, как и Украина в конце правления Ющенко, управляется семью семьями, которые привыкли здесь эвфемистически называть «экономическими группами». Эти семь олигархических кланов контролируют большую часть национальной экономики и основные природные богатства страны. Чили до сих пор живёт по слегка и косметически модифицированной Конституции, принятой в 1980 году под дулами автоматов. Эта конституция, составленная по заказу диктатора Пиночета, гарантирует защиту интересов олигархических групп, правящих Чили.

Согласно этой конституции, чилийское государство не имеет права создавать экономически рентабельных предприятий, потому что бизнес — эксклюзивная привилегия частного сектора. Победители этой «свободной конкуренции», которая, конечно же, не свободна, точнее свободна, но только от этических соображений, становятся «естественными» королями чилийских рыночных джунглей. Всё остальное — лирика и социальная демагогия, несомненно, более талантливая и грамотная, чем школьная самодеятельность нынешней украинской власти.

Политические партии чилийского Правого Сектора следуют заветам Пиночета и открыто защищают интересы олигархии. Пиночет говорил, что нужно беречь богатых, потому что они — создатели богатства страны, и что когда они будут достаточно богаты и спокойны, деньги из их переполненных сосудов начнут перетекать и остальным. Думаю, из Пиночета вышел бы неплохой руководитель избирательной кампании для Порошенко. И наверняка многие в нынешней Украине скажут, что называя Пиночета фашистом, его напрасно оклеветали.

Правящий сегодня в Чили так называемый «левый центр» время от времени немного выступает против всесилия олигархических групп, но на самом деле нуждается в их деньгах на свои избирательные компании и в целом правит в их интересах, потому что реально основные рычаги власти и экономики всё равно в руках этих групп. Последним чилийским президентом, пытавшимся править в интересах большинства народа, а не олигархов и США, был Сальвадор Альенде, и чилийцы помнят, чем это закончилось. Без этой истории украинцы вряд ли бы выучили неблагозвучное слово «хунта».

Есть и другие, настоящие левые организации и движения, которые пытаются мечтать и бороться за более достойное человека общество. Их не финансируют никакие олигархи, они бедны, разобщены, малоэффективны, много ошибаются, но в последние годы становятся всё сильнее и даже выводили на улицы пятимиллионного Сантьяго демонстрации по полмиллиона человек. Я думаю, потому что хочу в это верить, что за ними будущее. Но всё это, конечно, очень сложно, противоречиво и нелинейно.

— Могут ли латиноамериканцы чему-то научить украинцев и жителей иных постсоветских государств?

— Не знаю. О Латинской Америке легко говорить метафорически, красиво и общо, на самом деле это очень разные страны с огромными экономическими и культурными различиями. Эти различия куда значительнее, чем между различными регионами Украины. Попробую развернуть этот разговор к любимой больной теме — теме будущего и левых в нём. Я имею в виду опыт латиноамериканских социальных движений, который, возможно, мог бы пригодиться Украине, если Украина когда-нибудь поймет, что не все мы последователи идей чучхе, поклонники Пол Пота и внуки Сталина. Уругвайский писатель Эдуардо Галеано сказал как-то, что обвинять всех левых в преступлениях сталинизма, это всё равно, что обвинять всех христиан в преступлениях инквизиции.

Я так настаиваю на теме левых, не потому что они какие-то особенные или самые продвинутые; дело в том, что, согласно правым, с этим миром всё в порядке и нужно только отрегулировать и усовершенствовать его некоторые детали, мешающие прогрессу.

Левые, имея в виду настоящих левых, а не местные эквиваленты КПУ, которых тоже хватает, думают, что сама модель построения сегодняшнего капиталистического мира, ошибочна, несправедлива и человеческое общество может и должно изменить её. Так, в случае Украины, правые предлагают нам поменять власть неправильного «олигарха-бандита» Януковича на власть правильного «олигарха-демократа» Порошенко. Если бы в Украине были левые (я имею в виду не отдельно взятых людей, а реальную политическую силу), они предложили бы стране нечто более интересное…

Во многих латиноамериканских странах в течение почти полутора последних веков происходила постоянная борьба между близнецами-братьями «либералами» и «консерваторами». В этих войнах гибли сотни тысяч людей, обычно бедных, индейцев и негров, тех кого забирают в солдаты, и каждая из этих сил, краткосрочно захватывавших власть, называла эту победу революцией и была гарантом, что кроме очередного дерибана собственности элитами, в стране ничего не изменится. Это происходило, пока 25 ноября 1956 года от берегов Мексики в сторону Кубы не отчалила яхта «Гранма» с 82 участниками экспедиции на борту.

Но самый знаменитый участник этой экспедиции Че Гевара, ошибался, когда сказал, что «революции без стрельбы не бывает». Латиноамериканские революции ⅩⅩⅠ века происходят без стрельбы, совершенно легальным и демократическим путём и это не делает их не менее революционными. Более того, я уверен в том, что ненасилие всегда революционнее насилия.

Я не буду сейчас говорить об опыте «прогрессивных правительств» региона, взявших курс на строительство некапиталистического общества. Об этом уже много всего написано и, повторяя слова кубинского барда Сильвио Родригеса, «я хочу говорить о невозможном, потому что о возможном и так уже всё известно». Интересно другое — некоторые выводы и темы сегодняшних дискуссий в левой латиноамериканской среде. Попробую воспроизвести хотя бы несколько.

Модель мира и социальной революции в нём, созданные революционерами прошлого века полностью провалилась. Распад СССР и почти всего «социалистического лагеря» приветствовался большинством населения этих стран, и это показатель не отдельных сбоев или недостатков системы, а ошибочности в самом её фундаменте.

В чём она — в её реальной недемократичности? В несвободе личности? В неправильной экономической модели? В чём-то ещё более глубоком? Часть вчерашних левых перешли в лагерь правых, раскаявшись в «ошибках молодости», другие продолжают настаивать на позавчерашних догмах, превращаясь в консервативных сектантов. При этом и те и другие уходят от личной ответственности и попытки ответить на вопрос о причинах поражения известной нам модели социализма. Но каковы бы ни были эти причины, очевидно, что наш вчерашний взгляд на мир потерпел крушение, разбился от столкновения с реальностью.

Сегодня необходимость коренного изменения и гуманизации нашего мира ещё острее, чем вчера. Наши вчерашние орудия и инструменты для этого не годятся. Левым необходимо радикальное изменение парадигм. Если вовремя не сделать этого, мы очень быстро превратимся в собственную противоположность. Многие вещи приходится открывать заново. Оказалось невозможным сначала изменить модель экономических отношений в обществе, а потом в результате этого — человеческое сознание, как это предлагали революции ⅩⅩ века.

Сначала изменять сознание, а потом менять общество, как предлагали их оппоненты тоже не удалось. Приходится учиться менять и то и другое одновременно, где интересы личности и общества должны не быть противопоставлены, а наоборот дополнять друг друга. Для этого надо учиться больше слушать, больше молчать… Искать потерянный нашей цивилизацией контакт с нашими глубинными мечтами, нашей свободой, нашей человеческой сутью и исходя из этого пытаться выстраивать наши отношения с ближним… и превращать это в нашу внутреннюю и внешнюю революцию.

В конце этого разговора я хочу процитировать несколько фраз из книги моего чилийского друга Дарио Эргаса, которую когда-нибудь обязательно переведу:

«Человечество — не абстракция, и каждый примером собственной жизни определяет его будущее. Сегодняшний кризис — показатель того, что его социальная эволюция остановилась. Материальное развитие мира не привело к росту развития духовного.

Уровень неравенства и страдания продолжают возрастать. Что-то в этом мире не работает и это ведёт к всемирному хаосу, который не смогут проконтролировать никаким насилием. Общество, построенное на дискриминации, эксплуатации и грубой физической силе, будет продолжать саморазрушаться, чтобы открыть путь к строительству настоящего человеческого мира. По мере развития этого процесса мы станем свидетелями всё более абсурдных событий, которые, в конце концов, подтолкнут каждого из нас к осознанию важности восстановить контакт с истинным смыслом нашей жизни и напомнить нам о том, что мы пришли сюда ради того чтобы создать модель мира, ведущего к свету и бесконечности. Искра человеческого в нас освещает жизнь, и подталкивает, точнее, обязывает и заставляет нас, выполнить эту главную миссию нашей жизни. Мы пришли сюда, чтобы превратить этот временный и смертный мир в мир бессмертный. Чтобы осуществить в этом нашем здесь и теперь священное, а священны справедливость, добро и любовь. И человек продолжит этот процесс созидания, пока эта мечта не превратится в повседневную реальность…».

Не знаю, как украинцы вообще у латиноамериканцев вообще, но я учусь этому здесь, в Латинской Америке.

Примечания
  1. При том, что в целом автор прав, его представление о том, что «путинская Россия умело использует справедливое недовольство киевской властью жителей востока страны» сильно преувеличено. К добру или к худу, но вовсе не так уж «умело», на самом деле. Кроме того, преувеличенным является и представление о роли прорусских фашистов — при том, что они несомненно есть (Мильчаков какой-нибудь), а ещё больше есть умеренно-националистических деятелей, идеология фашизма и национализма в значительной степени дискредитирована и дискредитируется в глазах русскоязычного населения Юга и Востока Украины самими действиями киевских властей и профашистских добровольческих войск. Даже само слово «националисты» почти стало бранным.— Маоизм.ру.
  2. Любопытно, что с началом специальной военной операции Путина в Украине товарищ Ясинский, по-видимому, ещё более утвердился в этой мысли — вероятно, из-за более глубокого вникания в вопрос.— Маоизм.ру.
  3. Правильнее было бы сказать — брежневская. Впрочем, этот вопрос здесь не имеет значения. Так или иначе, речь идёт о той модели, которая наличествовала в СССР середины 1980‑х.— Маоизм.ру.

Ответ П. Киевскому (Ю. Пятакову)

Кто опубликовал: | 18.09.2022

Настоящая статья явилась ответом на статью Г. Л. Пятакова (П. Киевского) «Пролетариат и „право наций на самоопределение“ в эпоху финансового капитала», написанную в августе 1916 года. На рукописи статьи имеется надпись В. И. Ленина: «Статья Киевского о самоопределении и ответ на неё Ленина». Ответ В. И. Ленина был послан Пятакову.

«После присылки нам статьи Юрия,— писал Ленин в письме Инессе Арманд,— и принятия им (он принял! при—шлось принять) моего ответа — их дело, как „группы“, кончено»1.

Обе статьи предназначались к опубликованию в «Сборнике „Социал-Демократа“» № 3. Несколько позднее вместо статьи «Ответ П. Киевскому (Ю. Пятакову)» Ленин написал большую статью «О карикатуре на марксизм и об „империалистическом экономизме“»2.

Война забивает и надламывает одних, закаляет и просвещает других,— как и всякий кризис в жизни человека или в истории народов.

Эта истина даёт себя знать и в области социал-демократического мышления о войне и по поводу войны. Одно дело — поглубже вдуматься в причины и значение империалистской войны на почве высокоразвитого капитализма, в задачи тактики с.‑д. в связи с войной, в причины кризиса социал-демократии и так далее. Другое дело — дать войне подавить свою мысль, перестать рассуждать и анализировать под гнётом ужасных впечатлений и мучительных последствий или свойств войны.

Одной из таких форм подавленности или придавленности человеческого мышления войной является пренебрежительное отношение «империалистического экономизма» к демократии. П. Киевский не замечает, что красной нитью через все его рассуждения проходит эта придавленность, запуганность, отказ от анализа по случаю войны. Ну, чего уж тут толковать о защите отечества, когда перед нами такая зверская бойня! чего уж тут говорить о правах наций, когда царит простое и сплошное удушение! Какое уж тут самоопределение, «независимость» наций, когда — посмотрите — что сделали с «независимой» Грецией! к чему вообще говорить и думать о «правах», когда везде попирают все права во имя интересов военщины! к чему говорить и думать о республике, когда ни малейшей, прямо-таки абсолютно никакой разницы между самыми демократическими республиками и самыми реакционными монархиями не осталось, не видно и следа вокруг нас, во время этой войны!

П. Киевский очень сердится, когда ему указывают на то, что он дал себя запугать, дал себя увлечь до отрицания демократии вообще,— сердится и возражает: я вовсе не против демократии, а только против одного демократического требования, которое считаю «плохим». Но, как ни сердится П. Киевский, как ни «уверяет» он нас (а может быть, и самого себя), что он вовсе не «против» демократии, его рассуждения — или вернее: его беспрерывные ошибки в рассуждениях — доказывают обратное.

Защита отечества есть ложь в империалистской войне, но вовсе не ложь в демократической и революционной войне. Разговоры о «правах» кажутся смешными во время войны, ибо всякая война ставит прямое и непосредственное насилие на место права, но из-за этого нельзя забывать, что бывали в истории в прошлом (и наверное будут, должны быть в будущем) войны (демократические и революционные войны), которые, заменяя на время войны всякое «право», всякую демократию насилием, служили по своему социальному содержанию, по своим последствиям, делу демократии и, следовательно, социализма. Пример Греции кажется «опровергающим» всякое самоопределение наций, но этот пример, если хотеть думать, анализировать, взвешивать, а не оглушать себя звоном слов, не давать себя запугивать гнётом кошмарных впечатлений от войны,— этот пример ничуть не более серьёзен и убедителен, чем насмешки над республикой по поводу того, что «демократические», самые демократические республики, не только Франция, но и Соединённые Штаты, и Португалия, и Швейцария во время этой войны установили и устанавливают совершенно такой же произвол военщины, как и Россия.

Это факт, что империалистская война стирает разницу между республикой и монархией, но выводить отсюда отрицание республики или хотя бы пренебрежительное отношение к ней значит давать себя запугать войной, значит позволять придавить свою мысль ужасам войны. Так же рассуждают многие сторонники лозунга «разоружения» (Роланд-Гольст, швейцарские молодые, скандинавские «левые»3 и пр.) — дескать, чего уж тут толковать о революционном использовании войска или милиции, когда, посмотрите, есть ли разница между милицией республик и постоянным войском монархий в этой войне? — когда милитаризм делает повсюду вот какое ужасное дело?

Это всё один ход мысли, одна и та же теоретическая и практически-политическая ошибка, которую не замечает П. Киевский, делая её буквально на каждом шагу своей статьи. Он думает, что спорит только против самоопределения, он хочет спорить только против него, а выходит у него — вопреки его воле и сознанию, в этом-то и курьёз! — выходит так, что ни единого аргумента он не приводит, который с таким же основанием не мог бы быть приведён против демократии вообще!

Действительный источник всех его курьёзных логических ошибок, всей путаницы — не только по вопросу о самоопределении, но и по вопросу о защите отечества, по вопросу о разводе, по вопросу о «правах» вообще,— состоит в том, что его мысль придавлена войной и в силу этой придавленности в корне извращено отношение марксизма к демократии вообще.

Империализм есть высокоразвитой капитализм; империализм прогрессивен; империализм есть отрицание демократии; «значит», демократия «неосуществима» при капитализме. Империалистская война есть вопиющее нарушение всякой демократии одинаково и в отсталых монархиях и в передовых республиках; «значит», ни к чему разговоры о «правах» (т. е. о демократии!). Империалистской войне можно «противопоставить» «только» социализм; «выход» только в социализме; «значит», выставлять демократические лозунги в программе-минимум, т. е. уже при капитализме, есть обман или иллюзия, или затемнение, отдаление и т. п. лозунга социалистического переворота.

Вот действительный, не сознаваемый П. Киевским, но действительный источник всех его злоключений. Вот — основная логическая ошибка его, которая, именно потому, что она лежит в основе, будучи не сознана автором, и «взрывает» на каждом шагу, как гнилая велосипедная шина, «выскакивает» то на вопросе о защите отечества, то на вопросе о разводе, то в фразе о «правах», в этой великолепной (по глубине презрения к «правам» и по глубине непонимания дела) фразе: не о правах будет идти речь, а о разрушении векового рабства!

Сказать такую фразу и значит обнаружить непонимание отношения между капитализмом и демократией, между социализмом и демократией.

Капитализм вообще и империализм в особенности превращает демократию в иллюзию — и в то же время капитализм порождает демократические стремления в массах, создаёт демократические учреждения, обостряет антагонизм между отрицающим демократию империализмом и стремящимися к демократии массами. Свергнуть капитализм и империализм нельзя никакими, самыми «идеальными» демократическими преобразованиями, а только экономическим переворотом, но пролетариат, не воспитывающийся в борьбе за демократию, не способен совершить экономического переворота. Нельзя победить капитализма, не взяв банков, не отменив частной собственности на средства производства, но нельзя осуществить этих революционных мер, не организуя демократическое управление захваченными у буржуазии средствами производства всем народом, не привлекая всей массы трудящихся, и пролетариев, и полупролетариев, и мелких крестьян, к демократической организации своих рядов, своих сил, своего участия в государстве. Империалистская война есть тройное, можно сказать, отрицание демократии (а — всякая война заменяет «права» насилием; б — империализм вообще есть отрицание демократии; в — империалистская война вполне приравнивает республики к монархиям), но пробуждение и рост социалистического восстания против империализма неразрывно связаны с ростом демократического отпора и возмущения. Социализм ведёт к отмиранию всякого государства, следовательно, и всякой демократии, но социализм не осуществим иначе как через диктатуру пролетариата, которая соединяет насилие против буржуазии, т. е. меньшинства населения, с полным развитием демократии, т. е. действительно равноправного и действительно всеобщего участия всей массы населения во всех государственных делах и во всех сложных вопросах ликвидации капитализма.

Вот в этих «противоречиях» и запутался П. Киевский, забыв учение марксизма о демократии. Война, фигурально выражаясь, придавила его мысль до того, что он агитационным криком «вон из империализма» так же заменил всякое размышление, как криком «вон из колоний» заменяет анализ того, что, собственно, значит — экономически и политически — «уход» цивилизованных народов «из колоний».

Марксистское решение вопроса о демократии состоит в использовании ведущим свою классовую борьбу пролетариатом всех демократических учреждений и стремлений против буржуазии в целях подготовки победы пролетариата над буржуазией, свержения её. Это использование не лёгкое дело, и «экономистам», толстовцам и т. п. оно часто кажется такой же незаконной уступкой «буржуазному» и оппортунистическому, как П. Киевскому незаконной уступкой буржуазному кажется отстаивание самоопределения наций «в эпоху финансового капитала». Марксизм учит, что «борьба с оппортунизмом» в виде отказа от использования буржуазией созданных и буржуазией извращаемых демократических учреждений данного, капиталистического, общества есть полная сдача перед оппортунизмом!

Лозунгом, который указывает и быстрейший выход из империалистской войны и связь нашей борьбы против неё с борьбой против оппортунизма, является гражданская война за социализм. Только этот лозунг правильно учитывает и особенности военного времени — война затягивается и грозит вырасти в целую «эпоху» войны! — и весь характер нашей деятельности в противовес оппортунизму с его пацифизмом, с его легализмом, с его приспособлением к «своей» буржуазии. Но, кроме того, гражданская война против буржуазии является демократически организуемой и ведомой войной масс бедноты против меньшинства имущих. Гражданская война есть тоже война; следовательно, и она неминуемо должна ставить насилие на место права. Но насилие во имя интересов и прав большинства населения отличается иным характером: оно попирает «права» эксплуататоров, буржуазии, оно неосуществимо без демократической организации войска и «тыла». Гражданская война насильственно экспроприирует, сразу и прежде всего, банки, фабрики, железные дороги, крупные сельскохозяйственные имения и т. д. Но именно для того, чтобы экспроприировать всё это, надо ввести и выбор всех чиновников народом и выбор офицеров народом и полное слияние армии, ведущей войну против буржуазии, с массой населения, и полную демократию в деле распоряжения съестными припасами, производства и распределения их и т. д. Целью гражданской войны является завоевание банков, фабрик, заводов и пр., уничтожение всякой возможности сопротивления буржуазии, истребление её войска. Но эта цель недостижима ни с чисто военной, ни с экономической, ни с политической стороны без одновременного, развивающегося в ходе такой войны, введения и распространения демократии среди нашего войска и нашего «тыла». Мы говорим массам теперь (и массы инстинктивно чувствуют нашу правоту, когда мы говорим им это): «вас обманывают, ведя на войну ради империалистского капитализма и прикрывая её великими лозунгами демократии». «Вы должны вести и вы поведёте войну против буржуазии действительно демократически и в целях действительного осуществления демократии и социализма». Теперешняя война соединяет и «сливает» народы в коалиции посредством насилия и финансовой зависимости. Мы в своей гражданской войне против буржуазии будем соединять и сливать народы не силой рубля, не силой дубья, не насилием, а добровольным согласием, солидарностью трудящихся против эксплуататоров. Провозглашение равных прав всех наций для буржуазии стало обманом, для нас оно будет правдой, которая облегчит и ускорит привлечение на нашу сторону всех наций. Без демократической организации отношения между нациями на деле,— а следовательно, и без свободы государственного отделения — гражданская война рабочих и трудящихся масс всех наций против буржуазии невозможна.

Через использование буржуазного демократизма — к социалистической и последовательно-демократической организации пролетариата против буржуазии и против оппортунизма. Иного пути нет. Иной «выход» не есть выход. Иного выхода не знает марксизм, как не знает его действительная жизнь. Свободное отделение и свободное соединение наций мы должны включить в этот же путь, а не отмахиваться от них, не бояться, что это «загрязнит» «чисто» экономические задачи.

Примечания
  1. Сочинения, 4 изд., том 35, стр. 204.
  2. См. настоящий том, стр. 77—130.
  3. В. И. Ленин имеет в виду статью «Miliz oder Abrustung?» («Милиция или разоружение?») голландской левой социал-демократки Г. Роланд-Гольст, напечатанную в журнале швейцарской социал-демократической партии «Neues Leben» («Новая Жизнь») № 10—11 (октябрь-ноябрь) и № 12 (декабрь) 1915 года.
    Говоря о швейцарских молодых, Ленин имеет в виду, главным образом, издававшийся в то время в Швейцарии журнал «Jugend-Internationale» («Интернационал Молодёжи») — орган Международного союза социалистических организаций молодёжи, вокруг которого группировались швейцарские левые с.‑д. В № 3 журнала «Jugend-Internationale» была напечатана редакционная статья «Volksheer oder Entwaffnung?» («Народная армия или разоружение?»).
    Позиция скандинавских (шведских и норвежских) левых социал-демократов по этому вопросу отражена в статьях К. Чильбума «Шведская социал-демократия и мировая война» и А. Гансена «Некоторые моменты современного рабочего движения в Норвегии», опубликованных в «Сборнике „Социал-Демократа“» № 2.
    О лозунге «разоружение» см. статьи В. И. Ленина «Военная программа пролетарской революции» и «О лозунге „разоружения“» (настоящий том, стр. 131—143, 151—162).