Архивы автора: admin

26.09.1847

Коммунисты и Карл Гейнцен. Статья первая

Кто опубликовал: | 17.05.2023
Комментариев нет

Брюссель, 26 сентября. Сегодняшний номер «Deutsche-Brüsseler-Zeitung» содержит статью Гейнцена, в которой последний, под предлогом самозащиты от пустячного упрёка редакции, открывает длинную полемику против коммунистов.

Редакция советует обеим сторонам отказаться от полемики. В таком случае, однако, ей следовало бы опубликовать из статьи Гейнцена только ту её часть, в которой он действительно защищается против упрёка в том, будто он первый напал на коммунистов. Если «Гейнцен и не имеет в своём распоряжении печатного органа», то это ещё не является достаточным основанием для того, чтобы предоставить в его распоряжение газету для печатных выступлений с нападками, которые сама редакция этой газеты считает нелепыми.

Впрочем, нельзя себе представить лучшей услуги, чем та, которая была оказана коммунистам опубликованием этой статьи. Никогда против какой-либо партии не выдвигались более вздорные и более банальные обвинения, чем те, которые Гейнцен здесь бросает по адресу коммунистов. Статья является самым блестящим оправданием коммунистов. Она доказывает, что если коммунисты до сих пор не выступали против Гейнцена, то они должны это сделать немедленно.

Г‑н Гейнцен с самого начала выставляет себя представителем всех немецких радикалов, не являющихся коммунистами; он хочет спорить с коммунистами, как партия с партией. Он «имеет право требовать», он возвещает с величайшей решительностью, чего «можно ожидать» от коммунистов, чего «от них надлежит потребовать» и что «является долгом подлинных коммунистов». Он целиком отождествляет своё расхождение с коммунистами с расхождением между последними и «немецкими республиканцами и демократами» и говорит «мы» от имени этих республиканцев.

Кто же такой г‑н Гейнцен и кого он представляет? Г‑н Гейнцен — бывший либеральный мелкий чиновник, который ещё в 1844 г. мечтал о прогрессе в рамках закона и о жалкой немецкой конституции и который в лучшем случае под большим секретом вполголоса признавался, что в очень отдалённом будущем республика действительно должна была бы стать желательной и возможной. Г‑н Гейнцен, однако, ошибся насчёт возможности борьбы на почве закона в Пруссии. Он вынужден был бежать из-за своей плохой книги о бюрократии (даже Якоб Венедей задолго до этого написал гораздо лучшую книгу о Пруссии)1. И вот теперь он прозрел. Он объявил борьбу на почве закона невозможной, стал революционером и, конечно, также республиканцем. В Швейцарии он познакомился с savant sérieux2 Руге, который приобщил его к своей скудной философии, представляющей собой беспорядочную мешанину из фейербаховского атеизма и гуманизма, реминисценций из Гегеля и штирнеровской риторики. Вооружённый всем этим, г‑н Гейнцен счёл себя вполне зрелым и, опираясь справа на Руге, слева на Фрейлиграта, начал свою революционную пропаганду.

Мы, разумеется, не ставим г‑ну Гейнцену в упрёк его переход от либерализма к кровожадному радикализму. Однако мы утверждаем, что этот переход он сделал только под влиянием личных обстоятельств. До тех пор, пока г‑н Гейнцен мог вести борьбу на почве закона, он нападал на всякого, кто признавал необходимость революции. Но как только эта борьба на почве закона сделалась для него невозможной, он объявил её вообще невозможной, не считаясь с тем, что такая борьба пока ещё вполне возможна для немецкой буржуазии и что сопротивление последней постоянно носит в высшей степени легальный характер. Как только для него был отрезан путь к отступлению, он объявил о необходимости немедленной революции. Вместо того чтобы изучить положение Германии, создать себе общее представление о нём и сделать из этого вывод, какие прогрессивные шаги, какого рода развитие и какие мероприятия необходимы и возможны, вместо того чтобы разобраться в сложных взаимоотношениях между отдельными классами Германии и в их отношениях с правительством и вывести отсюда основы политики, которой следует придерживаться, одним словом, вместо того чтобы приспособить свою тактику к ходу развития Германии, г‑н Гейнцен весьма развязно требует, чтобы развитие Германии приспосабливалось к нему самому.

Г‑н Гейнцен был ярым противником философии, пока она была ещё прогрессивна. Лишь только она стала реакционной, лишь только она стала убежищем для всех колеблющихся, всех калек и литературных дельцов, как г‑н Гейнцен на беду свою и примкнул к ней. Да ещё случилось так, к ещё большему несчастью для г‑на Гейнцена, что г‑н Руге, который всю свою жизнь сам всегда был простым прозелитом, сделал из г‑на Гейнцена своего единственного прозелита. Г‑н Гейнцен должен, таким образом, служить утешением для г‑на Руге: нашёлся, по крайней мере, хоть один человек, который полагает, что он постиг смысл словесных конструкций г‑на Руге.

За что же, собственно, ратует г‑н Гейнцен? За немедленное установление германской республики, в которой традиции американской революции и 1793 года сочетались бы с некоторыми мероприятиями, позаимствованными у коммунистов, и которая носила бы ярко выраженную чёрно-красно-золотую окраску3. Германия занимает в силу вялости своего промышленного развития такое жалкое положение в Европе, что она никогда не сможет взять на себя инициативу, никогда первая не сможет провозгласить великую революцию, никогда на свой страх и риск без Франции и Англии не сможет установить республики. Всякая германская республика, установленная независимо от движения в цивилизованных странах, всякая германская революция, которую можно будто бы совершить на свой страх и риск и, как это получается у г‑на Гейнцена, совершенно не считаясь с действительным движением различных классов в Германии,— всякая такая республика и всякая такая революция являются плодом чистой фантазии, окрашенной в чёрно-красно-золотой цвет. И чтобы сделать эту славную германскую республику ещё более славной, г‑н Гейнцен обрамляет её усовершенствованным Руге фейербаховским гуманизмом и провозглашает её царством «человека», которое уже почти наступило. И все эти фантазии — одна несуразнее другой — немцы должны осуществить!

Как, однако, ведёт свою пропаганду великий «агитатор» г‑н Гейнцен? Он объявляет монархов главными виновниками всех бедствий и нищеты. Это утверждение не только смехотворно, но и в высшей степени вредно. Г‑н Гейнцен не мог бы сильнее польстить немецким монархам, этим бессильным и слабоумным марионеткам, чем он это делает в данном случае, приписывая им какое-то фантастическое, сверхъестественное, демоническое всемогущество. Утверждая, что монархи могут причинить столько несчастий, г‑н Гейнцен этим признаёт за ними силу творить в таких же размерах и добро. Выводом отсюда является не необходимость революции, а благочестивое желание иметь на троне славного государя, доброго императора Иосифа. Впрочем, народ много лучше, чем г‑н Гейнцен, знает, кто его угнетает. Г‑ну Гейнцену никогда не удастся обратить против монархов ту ненависть, которую крестьянин-барщинник питает к помещику, рабочий — к своему работодателю. Но г‑н Гейнцен действует, несомненно, в интересах помещиков и капиталистов, когда он вину за эксплуатацию народа этими двумя классами возлагает не на этих последних, а на монархов. А между тем именно эксплуатация народа помещиками и капиталистами порождает девятнадцать двадцатых немецких бедствий!

Г‑н Гейнцен призывает к немедленному восстанию. Он печатает прокламации в этом духе и старается распространить их в Германии. Мы спрашиваем: не является ли такая бессмысленная, топорно и вслепую ведущаяся пропаганда в высшей степени вредной для интересов немецкой демократии? Мы спрашиваем: не доказал ли опыт, насколько такая пропаганда бесполезна? Разве во времена значительно большего возбуждения, а именно в тридцатых годах, в Германии не распространялись сотни тысяч подобных листовок, брошюр и т. д. и разве имела хоть одна из них какой-нибудь успех? Мы спрашиваем: может ли хоть один человек, находящийся в более или менее здравом уме, вообразить, что народ удостоит хотя бы малейшим вниманием такого рода политические нравоучительные проповеди и увещевания? Мы спрашиваем: занимался ли когда-нибудь в своих листовках г‑н Гейнцен чем-либо иным, кроме проповедования и увещевания? Мы спрашиваем: не смехотворно ли поднимать шум на весь мир своими призывами к революции, вопреки всякому здравому смыслу, без знания и учёта действительных отношений?

Какова задача партийной прессы? Прежде всего вести дискуссии, обосновывать, развивать и защищать требования партии, отвергать и опровергать претензии и утверждения враждебной партии. Каковы задачи немецкой демократической прессы? Доказывать необходимость демократии, выводя это из негодности существующего образа правления, представляющего в той или иной мере интересы дворянства, из недостаточности конституционного строя, при котором власть перейдёт в руки буржуазии, из невозможности для народа улучшить своё положение, пока он не обладает политической властью. Она должна, таким образом, выяснить причины того гнёта, которому подвергаются пролетарии, мелкие крестьяне и городские мелкие буржуа — ибо они-то и составляют в Германии «народ» — со стороны бюрократии, дворянства и буржуазии; она должна выяснить, чем обусловлено возникновение не только политического, но прежде всего социального гнёта, и при помощи каких средств он может быть устранён; она должна доказать, что завоевание политической власти пролетариями, мелкими крестьянами и городскими мелкими буржуа является первым условием для применения этих средств. Она, далее, должна исследовать, в какой мере можно рассчитывать на немедленное осуществление демократии, какие средства находятся в распоряжении партии и к каким другим партиям она должна примкнуть, пока она ещё слишком слаба, чтобы действовать самостоятельно.— А выполнил ли г‑н Гейнцен хоть одну из всех этих задач? Нет. Он и не дал себе труда делать это. Он ничего не объяснил народу, т. е. пролетариям, мелким крестьянам и городским мелким буржуа. Он никогда не изучал положения классов и партий. Он только и делал, что разыгрывал вариации на одну и ту же тему: бей его, бей его, бей его!

И к кому обращается г‑н Гейнцен со своими революционными нравоучительными проповедями? Прежде всего к мелким крестьянам, к тому классу, который в наше время менее всего способен проявлять революционную инициативу. На протяжении последних шестисот лет города в такой мере служили очагами всех прогрессивных движений, что в своих самостоятельных демократических движениях сельское население (Уот Тайлер, Джек Кэд, Жакерия, Крестьянская война4), во-первых, всякий раз держалось реакционно, а во-вторых, всякий раз подавлялось. Промышленный пролетариат городов стал ядром всякой современной демократии; мелкие буржуа и ещё больше крестьяне всецело зависят от его инициативы. Это доказывает французская революция 1789 г. и новейшая история Англии, Франции и восточных штатов Америки. А г‑н Гейнцен возлагает надежды на крестьянский бунт теперь, в ⅩⅨ веке!

Г‑н Гейнцен, однако, обещает и социальные реформы. Конечно, равнодушие народа к его призывам постепенно вынудило его к этому. А что это за реформы? Именно такие, какие сами коммунисты предлагают как подготовительные меры к упразднению частной собственности. То единственное у Гейнцена, что можно было бы признать, он позаимствовал у коммунистов, тех самых коммунистов, на которых он так резко обрушивается. Да и это в его руках превратилось в сплошную нелепость и в чистую фантазию. Все мероприятия с целью ограничения конкуренции и накопления крупных капиталов в руках отдельных лиц, всякое ограничение или упразднение права наследования, всякая государственная организация труда и т. д.— все эти мероприятия в качестве революционных мероприятий не только возможны, но даже необходимы. Они возможны потому, что весь восставший пролетариат стоит за них и прямо поддерживает их вооружённой рукой. Они возможны, несмотря на все выдвигаемые экономистами в качестве аргумента против них трудности и препятствия, так как именно эти трудности и препятствия заставят пролетариат идти всё дальше и дальше до полного уничтожения частной собственности, чтобы не потерять снова то, что было им уже завоёвано. Они возможны как подготовительные мероприятия, как переходные промежуточные ступени к упразднению частной собственности, но только в качестве таковых.

Но г‑н Гейнцен требует этих мероприятий как незыблемых и конечных мероприятий. Они ничего не должны подготовлять, они должны быть окончательными. Они для него не средство, а цель. Они рассчитаны не на революционное, а на спокойное буржуазное состояние общества. Но в силу этого они становятся невыполнимыми и в то же время реакционными. Буржуазные экономисты совершенно правы, когда они, в противовес Гейнцену, изображают эти мероприятия как реакционные по сравнению со свободной конкуренцией. Свободная конкуренция есть последняя, высшая, наиболее развитая форма существования частной собственности. Все мероприятия, следовательно, имеющие своей предпосылкой сохранение частной собственности и всё же направленные против свободной конкуренции,— реакционны и клонятся к восстановлению низших ступеней развития собственности. Поэтому в конечном счёте они должны опять-таки потерпеть крушение благодаря конкуренции и повлечь за собой восстановление нынешнего положения вещей. Эти возражения буржуа, которые теряют всякую силу, как только мы станем рассматривать указанные социальные реформы как простые mesures de salut public5, как революционные и переходные мероприятия,— эти возражения являются уничтожающими для аграрно-социалистически-чёрно-красно-золотой республики г‑на Гейнцена.

Г‑н Гейнцен воображает, конечно, что можно изменять и приспосабливать по произволу отношения собственности, право наследования и т. д. Г‑н Гейнцен — один из невежественнейших людей этого столетия — может, конечно, не знать, что отношения собственности каждой эпохи являются необходимым результатом присущего этой эпохе способа производства и обмена. Г‑н Гейнцен может не знать, что нельзя превратить крупные землевладение в мелкое, не изменив всего способа ведения сельского хозяйства, и что в противном случае крупное землевладение будет очень скоро снова восстановлено. Г‑н Гейнцен может не знать, какая тесная связь существует между современной крупной промышленностью, концентрацией капиталов и формированием пролетариата. Г‑н Гейнцен может не знать, что такая зависимая и порабощённая в промышленном отношении страна, как Германия, может себе позволить предпринять на свой страх и риск лишь такое преобразование своих отношений собственности, которое будет соответствовать интересам буржуазии и свободной конкуренции.

Короче говоря, у коммунистов эти мероприятия имеют разумный смысл, потому что они рассматриваются ими не как произвольные мероприятия, а как необходимые результаты, сами собой вытекающие из развития промышленности, сельского хозяйства, торговли, средств сообщения, из развития обусловленной этим классовой борьбы между буржуазией и пролетариатом; и они будут вытекать из этого не как окончательные мероприятия, а как переходные mesures de salut public, продиктованные самой, также преходящей, классовой борьбой.

У г‑на Гейнцена эти мероприятия лишены какого-либо разумного смысла, ибо они выступают у него как совершенно произвольно придуманные мещанские фантазии об улучшении мира, ибо у него нет и намёка на связь этих мероприятий с историческим развитием, ибо г‑н Гейнцен ни капельки не заботится о практической осуществимости своих проектов, ибо он стремится не формулировать непреложные законы производства, а, наоборот, декретами упразднить эти законы.

И этот же г‑н Гейнцен, для которого требования коммунистов становятся приемлемыми только после того, как он их варварски исказил и превратил в чистые химеры,— этот же г‑н Гейнцен упрекает коммунистов в том, что они «создают путаницу в головах необразованных людей», что они «гоняются за химерами» и «теряют реальную почву (!) под ногами»!

Таков г‑н Гейнцен во всей своей агитационной деятельности, и мы открыто заявляем, что считаем её безусловно вредной и компрометирующей для всей немецкой радикальной партии. Партийный публицист должен обладать совсем другими качествами, чем те, которыми обладает г‑н Гейнцен, являющийся, как уже говорилось, одним из невежественнейших людей нашего столетия. Г‑н Гейнцен, может быть, и преисполнен самых благих намерений, он, может быть, является самым твёрдым в своих убеждениях человеком во всей Европе. Мы знаем также, что лично он честный человек и обладает мужеством и стойкостью. Но всего этого недостаточно, чтобы быть партийным публицистом. Для этого требуется нечто большее, чем определённые убеждения, благие намерения и голос Стентора6. Для этого требуется немного больше ума, немного больше ясности мысли, лучший стиль и больше знаний, чем имеется у г‑на Гейнцена, и, как показывает долголетний опыт, чем он вообще в состоянии приобрести.

Г‑н Гейнцен, однако, благодаря своему бегству, должен был всё же стать партийным публицистом. Он был вынужден сделать попытку организовать себе партию среди радикалов. Он, таким образом, занял положение, которое ему не по плечу, и его безуспешные усилия быть на высоте этого положения делают его только смешным. Этим он выставил бы в смешном виде и немецких радикалов, если бы они дали ему повод считать, что он их представляет, что он делает себя смешным от их имени.

Но г‑н Гейнцен не представляет немецких радикалов. Они имеют совсем иных представителей, например, Якоби и других. Г‑н Гейнцен никого не представляет и никем не признан представителем, за исключением, пожалуй, немногих немецких буржуа, которые поддерживают деньгами его агитацию. Впрочем, мы ошибаемся. Один класс в Германии признаёт его своим представителем, восторгается им, дерёт за него глотку, старается ради него перекричать всех трактирных завсегдатаев (точь-в-точь как, по словам Гейнцена, коммунисты «перекричали всю литературную оппозицию»). Этим классом является многочисленный, просвещённый, благомыслящий и влиятельный класс коммивояжеров.

И этот г‑н Гейнцен требует от коммунистов, чтобы они признали его представителем радикальных буржуа и дискутировали с ним как с таковым!

Всё изложенное выше даёт уже достаточно оснований для оправдания полемики коммунистов против г‑на Гейнцена. В следующем номере мы остановимся на тех упрёках, которые г‑н Гейнцен бросает коммунистам в упомянутом № 77 этой газеты.

Если бы мы не были твёрдо убеждены, что г‑н Гейнцен совершенно не годится для роли партийного публициста, мы бы ему посоветовали тщательно проштудировать «Нищету философии» Маркса. Но, увы, мы можем ответить на его совет нам прочитать «Новую политику» Фрёбеля7 только другим советом, а именно: сидеть смирно и спокойно ждать «боя». Мы убеждены, что г‑н Гейнцен окажется столь же хорошим батальонным командиром, сколь плохим он оказался публицистом.

Чтобы не дать повода г‑ну Гейнцену жаловаться на анонимные нападки, мы подписываем эту статью.

Ф. Энгельс

Примечания
  1. Имеются в виду книги: К. Heinzen. «Die Preusische Bureaukratie». Darmstadt, 1845 (К. Гейнцен. «Прусская бюрократия». Дармштадт, 1845) и «Preussen und Preussenthum». Mannheim, 1839 (Я. Венедей. «Пруссия и пруссачество». Маннгейм, 1839). Ред.↩
  2. — солидным учёным. Ред.↩
  3. Гейнцен представлял себе будущую Германию в виде республиканской федерации автономных земель, подобной Швейцарскому союзу. Именно такое содержание вкладывали в то время многие мелкобуржуазные демократы в лозунг единства Германии, символом которого служило чёрно-красно-золотое знамя. Маркс и Энгельс видели в подобном толковании лозунга единства Германии проявление мелкобуржуазной ограниченности и неспособности к последовательной борьбе против сепаратизма и раздробленности. В противовес этому они выдвигали требование единой, централизованной демократической республики в Германии. Ред.↩
  4. Энгельсом перечислен ряд крупных крестьянских восстаний в средние века: восстание Уота Тайлера (1381 г.) и Джека Кэда (1450 г.) в Англии, крестьянское восстание во Франции в 1358 г. (Жакерия) и Крестьянская война в Германии 1524—1525 годов. В последующие годы Энгельс на основании изучения истории борьбы крестьян против феодализма и опыта революционных выступлений крестьянства во время революции 1848—1849 гг. изменил свою оценку характера крестьянских движений. В работе «Крестьянская война в Германии» (1850 г.) и в других произведениях он показал революционно-освободительный характер крестьянских восстаний и ту роль, которую они сыграли в деле расшатывания основ феодального строя. Ред.↩
  5. — меры общественного спасения. Ред.↩
  6. Стентор — персонаж из «Илиады» Гомера; воин, наделённый необыкновенно громким голосом. Ред.↩
  7. Имеется в виду книга: J. Fröbel. «System der socialen Politik». Zweite Auflage der «Neuen Politik». Th. Ⅰ—Ⅱ, Mannheim, 1847 (Ю. Фрёбель. «Система социальной политики». Второе издание «Новой политики». Ч. Ⅰ—Ⅱ, Маннгейм, 1847). Первое издание, носившее название «Neue Politik», вышло в 1846 г. под псевдонимом Юниус. Ред.↩

;

30.04.1976

Беседа Мао Цзэдуна с Робертом Малдуном

Кто опубликовал: | 16.05.2023
Комментариев нет

Встреча прошла в резиденции председателя Мао с примерно 20:00 до 20:15.

Г‑н Малдун1 был должен отбыть из гостиницы в 19:20 на вечер, организованный Пекинским муниципальным революционным комитетом. Около 19:10 прибыл руководитель протокола, чтобы сообщить г‑ну Малдуну, что организована встреча с председателем Мао и что он должен отправиться в его резиденцию около 19:30. Вечер будет отложен до прибытия г‑на Малдуна.

Руководитель протокола сказал, что г‑на Малдуна должны сопровождать г‑жа Малдун2, г‑н Корнер3 и Посол4. После того, как эти четверо будут представлены, г‑жа Малдун и Посол должны удалиться, а премьер-министр и г‑н Корнер останутся для краткой беседы. Встречающимся с председателем Мао рекомендовали проявить умеренность при рукопожатиях ввиду слабого состояния его здоровья.

Автомобили, доставляющие сторону посетителей, проехали через красные ворота на проспекте Вечного мира5, чтобы вступить в совершенно отличный мир: далеко протянулось большое озеро, окаймлённое ивами. Было темно, автомобили обогнули озеро, развернулись, проехали обсаженные деревьями аллеи и остановились у резиденции председателя Мао.

Посетителей провели через зал в небольшую приёмную (с множеством удобных кресел) и в комнату, полную кресел, столов, книг и журналов. (Прихожая и приёмная зоны были наполнены нежным ароматом; то не был ни антисептик, ни фимиам.) Переводчица, она же сиделка6, почти подняла председателя Мао из кресла на ноги и поддерживала его во время рукопожатий. Присутствовали фотографы и телевидение, Хуа Гофэн и Цяо Гуаньхуа. Г‑жа Малдун и г‑н Аткинс вышли в приёмную комнату; председателю Мао помогли сесть в кресло, где он откинулся, казалось, в изнеможении; его переводчица села поблизости от него; Хуа Гофэн, г‑н Малдун, г‑н Корнер и переводчик сели в кресла полукругом. Были предоставлены, но не использованы, горячие полотенца и большие чашки чая.

На разных столах были аккуратно разложены журналы и книги, блокноты и карандаши. В двух местах, где он предположительно больше всего читал и писал (стол у его кресла и стол для чтения в нескольких шагах) были кучи белых масок. (Но ему не потребовалось использовать их во время встречи.)

Когда в начале беседы с г‑ном Малдуном прибыли фотографы, сиделка привела Мао в его кресле из почти коматозного в прямое положение; он казался неспособным двигаться без помощи; но потом, увидев подходящего фотографа, он сел более прямо без посторонней помощи.

Мао был бережно облачён в серый костюм. Когда мы собирались уходить, я заметил, что он откинулся в кресле и сиделка спешит ослабить ворот. Усилие, потребовавшееся для проведение этой короткой встречи, явно до предела истощило его физические ресурсы.

Доброта и деликатность каждого из присутствующих по отношению к Мао были весьма примечательны.7

Встреча Мао Цзэдуна с Робертом Малдуном

Сиделка помогла Мао выбраться из кресла и поддерживала его при рукопожатиях. Он приподнялся из лежачего положения, пока работали фотографы, а теперь снова откинулся в кресле.

Из уст Мао раздавалось невнятное бормотание, когда он силился выговорить нужное слово. Переводчица с умом и деликатностью расшифровывала эти звуки — иногда словно заглядывая ему в рот — и пересказывала их (по-видимому, на мандарине) переводчику, который превращал их в гладкий, часто разговорный, английский. Иногда, особенно когда Мао говорил о менее знакомых вопросах — в ходе обсуждения вопросов, поднятых г‑ном Малдуном — переводчица расшифровывала звуки и ждала указания, правильно ли она уловила; сноровисто и сочувственно она пыталась снова, пока Мао не подтверждал, что сказанное ею есть то, что он хотел сказать. Если это не удавалось, он просил карандаш и бумагу; переводчица держала блокнот, он писал иероглифы и давалась интерпретация. Временами, расстраиваясь из-за неспособности говорить или чтобы подчеркнуть свои слова, он делал медленные жесты одной или обеими руками.

Мао. Мои ноги не слишком хороши. Как прошли переговоры?

Малдун. Хорошо. Мы в значительной мере нашли согласие и обе стороны продемонстрировали дружбу и понимание.

Мао. Весь мир в смятении.[ref]Вероятно, Мао употребил восходящую к трактату «Чжуан-цзы» китайскую идиому 天下大乱.

Малдун. Я убеждён, что при должной отваге и силе воля народа возобладает.

Мао. О, нет. (страдание и отчаяние, казалось, двигали им, когда он выдавил это, и в дальнейшем.)

Малдун. Если у людей хорошее руководство.

Мао. Есть Россия.

Малдун. Но Россия никогда не одержит верх. (Мао выразил согласие.)

Мао. Японии и Новой Зеландии не нравятся наши испытания. Вы должны бранить нас.

Малдун. Мы понимаем обстоятельства, в которые вы поставлены. Мы против ядерной войны и ядерных испытаний и должны протестовать. Но мы понимаем ваше положение.

Мао. Через несколько лет испытания будут подземными, это будет лучше.

Малдун. Да.

Мао. Как прошли ваши встречи в Японии?

Малдун. Очень дружественно. У Новой Зеландии сейчас хорошие отношения с Японией, между нами очень мало проблем. Мы видим будущее наших народов как дружественное. Мы разделяем страх перед Советским Союзом, как и Китай.

Мао. Япония, Новая Зеландия, Австралия, Соединённые Штаты, Европа — все боятся Советского Союза.

Малдун. Да.

Мао (переводчику). Как долго вы пробыли в Соединённых Штатах? В каком университете?

Переводчик. Двенадцать лет. Я был в Гарвардском университете.

Мао. Как насчёт Океании?

Малдун. У нас нет проблем между собой. Есть некоторые экономические трудности, но мы их преодолеем. И Австралия и Новая Зеландия видят единственной серьёзной угрозой продолжающуюся деятельность и агрессию Советского Союза.

На этом встреча подошла к концу. Мао Цзэдуну помогли, почти подняв его, встать на ноги, чтобы пожать руки отбывающим посетителям.

Этот разговор был весьма дружеским, как и атмосфера среди всех присутствовавших. Премьер-министр Хуа Гофэн часто мягко улыбался и явно испытывал глубокое чувство к Мао. Хотя физическое состояние Мао и его затруднения с речью были тревожны, присутствующие не показывали никакого смущения — мягкость, даже любовь, казалась преобладающим чувством.

Примечания
  1. Роберт Малдун (1921—1992) — премьер-министр Новой Зеландии в 1975—1984nbsp;гг.— здесь и далее прим. переводчика с англ.↩
  2. Урождённая Тея Дэёл Малдун, урождённая Флайгер.↩
  3. Очевидно, Фрэнк Хенри Корнер (1920—2014) — министр иностранных дел Новой Зеландии в 1973—1980nbsp;гг.↩
  4. Ричард Аткинс (1931—1998) — посол Новой Зеландии в КНР в 1975—1979nbsp;гг.↩
  5. Проспект Чанъаньцзе. Он заканчивается площадью Тяньаньмэнь, на которой находятся одноимённые ворота (Врата Небесного Спокойствия), которые, очевидно, и имеются в виду.↩
  6. Вероятно, Чжан Юйфэн, помогавшая Мао изъясняться в последние годы, когда его речь была нарушена тяжёлой болезнью.↩
  7. Судя по слаборазборчивому рукописному примечанию на документе, автором этого вступления и, может быть, заключительной части, возможно был некий Цзи Чаочэнь, переводчик Чжоу Эньлая, с восьми лет проживавший в США и вернувшийся в Китай в возрасте двадцати лет в 1950 году. Авторство замечаний по ходу разговора, по-видимому, принадлежит новозеландской стороне.↩

01.02.1893

Предисловие к итальянскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1893 года

Кто опубликовал: | 14.05.2023
Комментариев нет

Данное предисловие было написано Энгельсом на французском языке по просьбе Турати к отдельному итальянскому изданию «Манифеста Коммунистической партии», вышедшему в 1893 г. в Милане в издательстве журнала «Critica Sociale» в переводе П. Беттини (перевод предисловия был сделан Турати). В книгу было включено также предисловие Энгельса к четвёртому авторизованному немецкому изданию «Манифеста» 1890 г., которое Энгельс также послал Турати по его просьбе в январе 1893 года.

Опубликование «Манифеста Коммунистической партии», можно сказать, совпало с днём 18 марта 1848 г., с революциями в Милане и в Берлине — вооружёнными восстаниями двух наций, из которых одна находится в центре европейского континента, другая — в центре Средиземноморья; двух наций, которые до того времени были ослаблены раздроблённостью и внутренними раздорами и вследствие этого подпали под чужеземное владычество. Если Италия была подчинена австрийскому императору1, то Германия находилась под не менее ощутимым, хотя и более косвенным, игом царя всея Руси2. Результатом 18 марта 1848 г. было освобождение Италии и Германии от этого позора; если за время с 1848 по 1871 г. эти две великие нации были восстановлены и им в том или ином виде была возвращена самостоятельность, то это произошло, как говорил Карл Маркс, потому, что те самые люди, которые подавили революцию 1848 г., были вопреки своей воле её душеприказчиками3.

Повсюду эта революция была делом рабочего класса, именно он строил баррикады и расплачивался своей кровью. Но одни только парижские рабочие, свергая правительство, имели совершенно определённое намерение свергнуть и буржуазный строй. Однако, хотя они и сознавали неизбежный антагонизм, существующий между их собственным классом и буржуазией, ни экономическое развитие страны, ни духовное развитие массы французских рабочих не достигли ещё того уровня, при котором было бы возможно социальное переустройство. Поэтому плоды революции достались в конечном счёте классу капиталистов. В других же странах — в Италии, Германии, Австрии — рабочие с самого начала ограничились лишь тем, что помогли буржуазии прийти к власти. Но ни в какой стране господство буржуазии невозможно без национальной независимости. Поэтому революция 1848 г. должна была привести к единству и независимости тех наций, которые до того времени их не имели: Италии, Германии, Венгрии. Очередь теперь за Польшей.

Итак, если революция 1848 г. и не была социалистической, то она расчистила путь, подготовила почву для этой последней. Благодаря бурному развитию крупной промышленности во всех странах буржуазный строй за последние сорок пять лет повсюду создал многочисленный, сконцентрированный, сильный пролетариат; он породил, таким образом, употребляя выражение «Манифеста», своих собственных могильщиков. Без установления независимости и единства каждой отдельной нации невозможно ни интернациональное объединение пролетариата, ни мирное и сознательное сотрудничество этих наций для достижения общих целей. Попробуйте представить себе какое-либо общее интернациональное действие итальянских, венгерских, немецких, польских, русских рабочих при политических условиях, существовавших до 1848 года!

Значит, битвы 1848 г. были не напрасны. Не напрасно прошли и сорок пять лет, отделяющие нас от этого революционного периода. Плоды его начинают созревать, и я хотел бы только, чтобы выход в свет этого итальянского перевода «Манифеста» явился добрым предвестником победы итальянского пролетариата, так же как выход в свет подлинника явился предвестником международной революции.

«Манифест» воздаёт полную справедливость той революционной роли, которую капитализм сыграл в прошлом. Первой капиталистической нацией была Италия. Конец феодального средневековья, начало современной капиталистической эры отмечены колоссальной фигурой. Это — итальянец Данте, последний поэт средневековья и вместе с тем первый поэт нового времени. Теперь, как и в 1300 г., наступает новая историческая эра. Даст ли нам Италия нового Данте, который запечатлеет час рождения этой новой, пролетарской эры?

Ф. Энгельс

Лондон, 1 февраля 1893 г.

Примечания
  1. — Фердинанду Ⅰ. Ред.↩
  2. — Николая Ⅰ. Ред.↩
  3. Мысль о том, что реакция и после 1848 г. играла роль своеобразного душеприказчика революции, выполняя по необходимости её требования, хотя и в карикатурно изуродованном виде, была высказана Марксом в ряде работ, в частности в статье «Эрфуртовщина в 1859 году» (см. настоящее издание, т. 13, стр. 432—434).↩

10.02.1892

Предисловие к польскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1892 года

Кто опубликовал: | 13.05.2023
Комментариев нет

Данное предисловие Энгельс написал на немецком языке к польскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» (текст «Манифеста» см. в настоящем издании, т. 4, стр. 419—459), вышедшему в Лондоне в 1892 году. Издание было предпринято польскими эмигрантами и выпущено издательством журнала «Przedświt». Это издание было обозначено как второе, поскольку предыдущее (в переводе польского социалиста Пекарского) было осуществлено в Женеве тем же издательством в 1883 году. Однако, как указывали сами Маркс и Энгельс, в предисловии к немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1872 г., первый польский перевод был опубликован в Лондоне ещё в 1848 году (см. настоящее издание, т. 18, стр. 89). Отправив предисловие в издательство «Przedświt», Энгельс писал 11 февраля 1892 г. Станиславу Мендельсону, что в будущем он надеется овладеть польским языком, чтобы основательно изучить развитие рабочего движения в Польше; тогда он сможет написать к следующему польскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» более обширное предисловие.

«Przedświt» («Рассвет») — польский социалистический журнал, издавался с 1880 по 1914 год. С 1891 г. выходил в Лондоне один раз в неделю.

Тот факт, что возникла необходимость в новом польском издании «Коммунистического манифеста», позволяет сделать целый ряд выводов.

Прежде всего примечательно, что «Манифест» в последнее время стал своего рода показателем развития крупной промышленности на европейском континенте. По мере того как в той или иной стране развивается крупная промышленность, среди рабочих этой страны усиливается стремление уяснить себе своё положение как рабочего класса по отношению к имущим классам, среди них ширится социалистическое движение и растёт спрос на «Манифест». Таким образом, по количеству экземпляров «Манифеста», распространённых на языке той или иной страны, можно с достаточной точностью определить не только состояние рабочего движения, но и степень развития крупной промышленности в каждой стране.

Поэтому новое польское издание «Манифеста» свидетельствует о значительном прогрессе польской промышленности. А что такой прогресс действительно имел место за десять лет, истекших со времени выхода последнего издания, не подлежит никакому сомнению. Царство Польское, конгрессовая Польша1, стало крупным промышленным районом Российской империи. В то время как русская промышленность разбросана в разных местах — одна часть у Финского залива, другая в центре (Москва и Владимир), третья на побережье Чёрного и Азовского морей, остальная рассеяна ещё кое-где — польская промышленность сосредоточена на относительно небольшом пространстве и испытывает как преимущества, так и невыгоды такой концентрации. Преимущества эти признали конкурирующие русские фабриканты, когда, несмотря на своё горячее желание русифицировать поляков, потребовали покровительственных пошлин против Польши. Невыгоды же — как для польских фабрикантов, так и для русского правительства — сказываются в быстром распространении социалистических идей среди польских рабочих и в возрастающем спросе на «Манифест».

Но это быстрое развитие польской промышленности, оставившей позади русскую, является, в свою очередь, новым доказательством неиссякаемой жизненной силы польского народа и новой гарантией его будущего национального возрождения. А возрождение независимой сильной Польши, это, однако, дело, которое касается не только поляков, но и всех нас. Искреннее международное сотрудничество европейских наций возможно только при том условии, если каждая из этих наций полностью распоряжается в своём собственном доме. Революция 1848 г., в которой пролетарским борцам пришлось под знаменем пролетариата в конечном счёте выполнить лишь работу буржуазии, осуществила вместе с тем руками своих душеприказчиков — Луи Бонапарта и Бисмарка — независимость Италии, Германии, Венгрии. Польшу же, которая за время с 1792 г. сделала для революции больше, чем все эти три страны, вместе взятые, в момент, когда она в 1863 г. изнемогала под натиском сил русских, в десять раз превосходивших её силы, предоставили самой себе. Шляхта не сумела ни отстоять, ни вновь завоевать независимость Польши; для буржуазии эта независимость в настоящее время по меньшей мере безразлична. А всё же для гармонического сотрудничества европейских наций она является необходимостью2. Независимость эту может завоевать только молодой польский пролетариат, и в его руках она вполне обеспечена. Ибо для рабочих всей остальной Европы независимость Польши так же необходима, как и для самих польских рабочих.

Ф. Энгельс

Лондон, 10 февраля 1892 г.

Примечания
  1. Конгрессовая Польша — так называли часть Польши, которая под официальным названием Царство Польское отошла к России по решениям Венского конгресса 1814—1815 годов.↩
  2. В польском издании эта фраза опущена. Ред.↩

30.01.1888

Предисловие к английскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1888 года

Кто опубликовал: | 12.05.2023
Комментариев нет

«Манифест» был опубликован в качестве программы Союза коммунистов — рабочей организации, которая сначала была исключительно немецкой, а затем международной организацией и, при существовавших на континенте до 1848 г. политических условиях, неизбежно должна была оставаться тайным обществом. На конгрессе Союза, состоявшемся в ноябре 1847 г. в Лондоне, Марксу и Энгельсу было поручено подготовить предназначенную для опубликования развёрнутую теоретическую и практическую программу партии. Эта работа была завершена в январе 1848 г., и рукопись на немецком языке была отослана для издания в Лондон за несколько недель до французской революции, начавшейся 24 февраля. Французский перевод вышел в Париже незадолго до июньского восстания 1848 года. Первый английский перевод, сделанный мисс Элен Макфарлин, появился в «Red Republican»1 Джорджа Джулиана Гарни в Лондоне в 1850 году. Вышли в свет также датское и польское издания.

Поражение парижского июньского восстания 1848 г.— этой первой крупной битвы между пролетариатом и буржуазией — на некоторое время вновь отодвинуло социальные и политические требования рабочего класса Европы на задний план. С тех пор борьбу за власть снова, как и до февральской революции, вели между собой только различные группы имущего класса; рабочий класс был вынужден бороться за политическую свободу действий и занять позицию крайнего крыла радикальной части буржуазии. Всякое самостоятельное пролетарское движение, поскольку оно продолжало подавать признаки жизни, беспощадно подавлялось. Так, прусской полиции удалось выследить Центральный комитет Союза коммунистов, находившийся в то время в Кёльне. Члены его были арестованы и после восемнадцатимесячного тюремного заключения были преданы суду в октябре 1852 года. Этот знаменитый «Кёльнский процесс коммунистов» продолжался с 4 октября по 12 ноября; из числа подсудимых семь человек были приговорены к заключению в крепости на сроки от трёх до шести лет. Непосредственно после приговора Союз был формально распущен оставшимися членами. Что касается «Манифеста», то он, казалось, был обречён с этих пор на забвение.

Когда рабочий класс Европы опять достаточно окреп для нового наступления на господствующие классы, возникло Международное Товарищество Рабочих. Но это Товарищество, образовавшееся с определённой целью — сплотить воедино весь борющийся пролетариат Европы и Америки, не могло сразу провозгласить принципы, изложенные в «Манифесте». Программа Интернационала должна была быть достаточно широка для того, чтобы оказаться приемлемой и для английских тред-юнионов и для последователей Прудона во Франции, Бельгии, Италии и Испании, и для лассальянцев2 в Германии. Маркс, написавший эту программу так, что она должна была удовлетворить все эти партии, всецело полагался на интеллектуальное развитие рабочего класса, которое должно было явиться неизбежным плодом совместных действий и взаимного обмена мнениями. Сами по себе события и перипетии борьбы против капитала — поражения ещё больше, чем победы,— неизбежно должны были довести до сознания рабочих несостоятельность различных излюбленных ими всеисцеляющих средств и подготовить их к более основательному пониманию действительных условий освобождения рабочего класса. И Маркс был прав. Когда в 1874 г. Интернационал прекратил своё существование, рабочие были уже совсем иными, чем при основании его в 1864 году. Прудонизм во Франции и лассальянство в Германии дышали на ладан, и даже консервативные английские тред-юнионы, хотя большинство из них уже задолго до этого порвало связь с Интернационалом, постепенно приближались к тому моменту, когда председатель их конгресса3, происходившего в прошлом году в Суонси, смог сказать от их имени: «Континентальный социализм больше нас не страшит»4. Действительно, принципы «Манифеста» получили значительное распространение среди рабочих всех стран.

Таким образом, и сам «Манифест» вновь выдвинулся на передний план. После 1850 г. немецкий текст переиздавался несколько раз в Швейцарии, Англии и Америке. В 1872 г. он был переведён на английский язык в Нью-Йорке и напечатан там в «Woodhull and Claflin’s Weekly»5. С этого английского текста был сделан и напечатан в нью-йоркском «Le Socialiste» французский перевод6. После этого в Америке появилось по меньшей мере ещё два в той или иной степени искажённых английских перевода, причём один из них был переиздан в Англии. Первый русский перевод, сделанный Бакуниным, был издан около 1863 г. типографией герценовского «Колокола» в Женеве7; второй, принадлежащий героической Вере Засулич, вышел тоже в Женеве в 1882 году8. Новое датское издание появилось в «Socialdemokratisk Bibliothek» в Копенгагене в 1885 году; новый французский перевод — в парижском «Le Socialiste» в 1886 году. С этого последнего был сделан испанский перевод, опубликованный в Мадриде в 1886 году9. О повторных немецких изданиях не приходится и говорить, их было по меньшей мере двенадцать. Армянский перевод, который должен был быть напечатан в Константинополе несколько месяцев тому назад, как мне передавали, не увидел света только потому, что издатель боялся выпустить книгу, на которой стояло имя Маркса, а переводчик не согласился выдать «Манифест» за своё произведение. О позднейших переводах на другие языки я слышал, но сам их не видел. Таким образом, история «Манифеста» в значительной степени отражает историю современного рабочего движения; в настоящее время он несомненно является самым распространённым, наиболее международным произведением всей социалистической литературы, общей программой, признанной миллионами рабочих от Сибири до Калифорнии.

И всё же, когда мы писали его, мы не могли назвать его социалистическим манифестом. В 1847 г. под именем социалистов были известны, с одной стороны, приверженцы различных утопических систем: оуэнисты в Англии, фурьеристы во Франции, причём и те и другие уже выродились в чистейшие секты, постепенно вымиравшие; с другой стороны,— всевозможные социальные знахари, обещавшие, без всякого вреда для капитала и прибыли, устранить все социальные бедствия с помощью всякого рода заплат. В обоих случаях это были люди, стоявшие вне рабочего движения и искавшие поддержки скорее у «образованных» классов. А та часть рабочего класса, которая убедилась в недостаточности чисто политических переворотов и провозглашала необходимость коренного переустройства общества, называла себя тогда коммунистической. Это был грубоватый, плохо отёсанный, чисто инстинктивный вид коммунизма; однако он нащупывал самое основное и оказался в среде рабочего класса достаточно сильным для того, чтобы создать утопический коммунизм: во Франции — коммунизм Кабе, в Германии — коммунизм Вейтлинга. Таким образом, в 1847 г. социализм был буржуазным движением, коммунизм — движением рабочего класса. Социализм, по крайней мере на континенте, был «респектабельным», коммунизм — как раз наоборот. А так как мы с самого начала придерживались того мнения, что «освобождение рабочего класса может быть делом только самого рабочего класса»10, то для нас не могло быть никакого сомнения в том, какое из двух названий нам следует выбрать. Более того, нам и впоследствии никогда не приходило в голову отказываться от него.

Хотя «Манифест» — наше общее произведение, тем не менее я считаю своим долгом констатировать, что основное положение, составляющее его ядро, принадлежит Марксу. Это положение заключается в том, что в каждую историческую эпоху преобладающий способ экономического производства и обмена и необходимо обусловливаемое им строение общества образуют основание, на котором зиждется политическая история этой эпохи и история её интеллектуального развития, основание, исходя из которого она только и может быть объяснена; что в соответствии с этим вся история человечества (со времени разложения первобытного родового общества с его общинным землевладением) была историей борьбы классов, борьбы между эксплуатирующими и эксплуатируемыми, господствующими и угнетёнными классами; что история этой классовой борьбы в настоящее время достигла в своём развитии той ступени, когда эксплуатируемый и угнетаемый класс — пролетариат — не может уже освободить себя от ига эксплуатирующего и господствующего класса — буржуазии,— не освобождая вместе с тем раз и навсегда всего общества от всякой эксплуатации, угнетения, классового деления и классовой борьбы.

К этой мысли, которая, по моему мнению, должна для истории иметь такое же значение, какое для биологии имела теория Дарвина, оба мы постепенно приближались ещё за несколько лет до 1845 года. В какой мере мне удалось продвинуться в этом направлении самостоятельно, лучше всего показывает моя работа «Положение рабочего класса в Англии»11. Когда же весной 1845 г. я вновь встретился с Марксом в Брюсселе, он уже разработал эту мысль и изложил её мне почти в столь же ясных выражениях, в каких я привёл её здесь.

Следующие строки я привожу из нашего совместного предисловия к немецкому изданию 1872 года:

«Как ни сильно изменились условия за последние двадцать пять лет, однако развитые в этом „Манифесте“ общие основные положения остаются в целом совершенно правильными и в настоящее время. В отдельных местах следовало бы внести кое-какие исправления. Практическое применение этих основных положений, как гласит сам „Манифест“, будет повсюду и всегда зависеть от существующих исторических условий, и поэтому революционным мероприятиям, предложенным в конце Ⅱ раздела, отнюдь не придаётся самодовлеющего значения. В настоящее время это место во многих отношениях звучало бы иначе. Ввиду огромного развития крупной промышленности с 1848 г.12 и сопутствующего ему улучшения и роста13 организации рабочего класса; ввиду практического опыта сначала февральской революции, а потом, в ещё большей мере, Парижской Коммуны, когда впервые политическая власть в продолжение двух месяцев находилась в руках пролетариата, эта программа теперь местами устарела. В особенности Коммуна доказала, что „рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить её в ход для своих собственных целей“ (см. „Гражданская война во Франции; воззвание Генерального Совета Международного Товарищества Рабочих“. Лондон, издательство Трудов, 1871, стр. 15, где эта мысль развита полнее)14. Далее, понятно само собой, что критика социалистической литературы для настоящего времени является неполной, так как она доведена только до 1847 года; так же понятно, что замечания об отношении коммунистов к различным оппозиционным партиям (раздел Ⅳ), если они в основных чертах правильны и для сегодняшнего дня, то всё же для практического осуществления устарели уже потому, что политическое положение совершенно изменилось и большинство перечисленных там партий стёрто историческим развитием с лица земли.

Однако „Манифест“ является историческим документом, изменять который мы уже не считаем себя вправе»15.

Предлагаемый перевод сделан г‑ном Самюэлом Муром, переводчиком большей части «Капитала» Маркса. Мы просмотрели его совместно, и я добавил несколько пояснительных примечаний исторического характера.

Ф. Энгельс

Лондон, 30 января 1888 г.

Примечания
  1. «The Red Republican» («Красный республиканец») — чартистский еженедельник, издававшийся Дж. Гарни в июне — ноябре 1850 года. «Манифест Коммунистической партии» был в сокращённом виде опубликован в №№ 21—24 этого еженедельника.↩
  2. Сам Лассаль всегда заверял нас, что он — ученик Маркса и, как таковой, стоит на почве «Манифеста». Но в своей публичной агитации 1862—1864 гг. он не шёл дальше требования производительных товариществ, поддерживаемых с помощью государственного кредита.↩
  3. — У. Бивен. Ред.↩
  4. Энгельс приводит слова из выступления председателя совета тред-юнионов города Суонси Бивена на ежегодном конгрессе тред-юнионов в 1887 г., заседавшем в этом городе; отчет об этом выступлении был напечатан в газете «Commonweal» 17 сентября 1887 года.↩
  5. «Woodhull and Claflin’s Weekly» («Еженедельник Вудхалл и Клафлин») — американский еженедельник, издавался в 1870—1876 гг. в Нью-Йорке буржуазными феминистками В. Вудхалл и Т. Клафлин. «Манифест Коммунистической партии» был опубликован (с пропуском) в этом еженедельнике 30 декабря 1871 года.↩
  6. «Le Socialiste» («Социалист») — еженедельная газета, издавалась с октября 1871 по май 1873 г. на французском языке в Нью-Йорке, с декабря 1871 до октября 1872 г. являлась органом французских секций Ⅰ Интернационала в США, поддерживала раскольнические буржуазные и мелкобуржуазные элементы в его Североамериканской федерации; после Гаагского конгресса порвала с Интернационалом.
    «Манифест Коммунистической партии» был опубликован (с пропуском) в этой газете в январе-феврале 1872 года.↩
  7. «Колокол» — русская революционно-демократическая газета, издавалась в 1857—1867 гг. А. И. Герценом и Н. П. Огарёвым в основанном Герценом издательстве «Вольная русская типография» на русском языке и в 1868—1869 гг. на французском языке с русскими приложениями; выходила до 1865 г. в Лондоне, затем в Женеве. «Манифест Коммунистической партии» был выпущен в Женеве в 1869 г. издательством «Вольная русская типография», которую Герцен в 1867 г. передал в собственность сотруднику издательства Чернецкому.↩
  8. В послесловии к статье «О социальном вопросе в России» (см. настоящее издание, т. 22) Энгельс называет упомянутый перевод переводом Плеханова; сам Плеханов в издании «Манифеста» 1900 г. тоже указывает, что перевод сделан им.↩
  9. Упоминаемый датский перевод — К. Marx og F. Engels «Det. Kommunistiske Manifest». Kobenhavn, 1885 — содержал некоторые пропуски и неточности, что было отмечено Энгельсом в предисловии к четвёртому немецкому изданию «Манифеста» (см. настоящее издание, т. 22). Французский перевод был опубликован в газете «Socialiste» 29 августа — 7 ноября 1885 г., а также перепечатан в качестве приложения к книге Mermeix. «La France sociatiste». Paris, 1886 (Мерме. «Социалистическая Франция». Париж, 1886). Испанский перевод был опубликован в газете «Socialista» в июле-августе 1886 г., а также вышел отдельным изданием — «Manifesto de Partido Conimunista» par Carlos Marx у F. Engels. Madrid, 1886.↩
  10. Эта идея высказывалась Марксом и Энгельсом в ряде их работ, начиная с 40‑х годов ⅩⅨ века; в данной формулировке — в «Уставе Международного Товарищества Рабочих» (см. настоящее издание, т. 16, стр. 12
    и т. 17, стр. 445). (Речь о «Временном уставе товарищества» и «Общий устав международного товарищества рабочих» — Маоизм.ру.)↩
  11. The Condition of the Working Class in England in 1844. By Frederick Engels. Translated by Florence K. Wishnewetzky. New York, Lovell – London, W. Reeves, 1888 [Энгельс Фридрих. Положение рабочего класса в Англии в 1844 году. Перевод Флоренс К.-Вишневецкой. Нью-Йорк, Лавелл — Лондон, У. Ривс, 1888].↩
  12. В издании 1872 г. вместо слов «с 1848 г.» напечатано: «За последние двадцать пять лет». Ред.↩
  13. В издании 1872 г. вместо слов «улучшения и роста» напечатано: «развития партийной». Ред.↩
  14. См. настоящее издание, т. 17, стр. 339. («Гражданская война во Франции», ч. Ⅲ — Маоизм.ру.)↩
  15. См. настоящее издание, т. 18, стр. 89—90. (Предисловие к немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1872 года — Маоизм.ру.)↩

01.05.1890

Предисловие к немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1890 года

Кто опубликовал: | 11.05.2023
Комментариев нет

Данное предисловие Энгельс написал к четвёртому авторизованному немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии» (текст этой работы см. в настоящем издании, т. 4, стр. 419—459), вышедшему в Лондоне в мае 1890 г. в серии «Социал-демократическая библиотека». В брошюру было также включено предисловие Маркса и Энгельса к немецкому изданию «Манифеста» 1872 г. (см. настоящее издание, т. 18, стр. 89—90) и предисловие Энгельса к немецкому изданию «Манифеста» 1883 года (см. настоящее издание, т. 21, стр. 1—2). Часть нового предисловия Энгельса была воспроизведена также в передовой статье газеты «Sozialdemokrat» № 33, 16 августа 1890 г. под заглавием «Новое издание „Коммунистического манифеста“», а также в «Arbeiter-Zeitung» № 48, 28 ноября 1890 г. в передовой статье, посвящённой 70‑летию со дня рождения Энгельса. Четвёртое издание «Манифеста Коммунистической партии» было последним авторизованным изданием. Последующие издания «Манифеста» представляли собой, как правило, перепечатку с этого издания.

С тех пор как были написаны вышеприведённые строки1, потребовалось новое немецкое издание «Манифеста», да и с самим «Манифестом» произошло многое, о чём следует здесь упомянуть.

В 1882 г. в Женеве появился второй русский перевод, сделанный Верой Засулич; предисловие к нему было написано Марксом и мной. К сожалению, у меня затерялся оригинал немецкой рукописи, и мне поэтому приходится переводить обратно с русского, от чего работа, конечно, мало выигрывает2. Вот это предисловие:

‹…›3

Около того же времени появился в Женеве новый польский перевод: «Коммунистический манифест»4.

Затем появился новый датский перевод в «Socialdemokratisk Bibliothek», Копенгаген, 18855. К сожалению, он не полон; некоторые существенные места, представлявшие, по-видимому, трудность для переводчика, выпущены, и вообще местами заметны следы небрежности, тем более досадные, что, судя по работе, переводчик при несколько более внимательном отношении мог бы достигнуть превосходных результатов.

В 1886 г. вышел новый французский перевод в парижской газете «Le Socialiste»; это — лучший из появившихся до сих пор переводов6.

С этого французского перевода был сделан и издан в том же году испанский перевод, вышедший сначала в мадридской газете «El Socialista», а потом отдельной брошюрой: «Манифест Коммунистической партии» Карла Маркса и Ф. Энгельса. Мадрид. Издательство «El Socialista». Улица Эрнана Кортеса, 87.

В качестве курьёза упомяну ещё, что в 1887 г. одному константинопольскому издателю была предложена рукопись армянского перевода «Манифеста»; однако этот добрый человек не имел мужества напечатать произведение, на котором стояло имя Маркса, и считал более подходящим, чтобы переводчик назвал в качестве автора себя, на что последний, однако, не согласился.

В Англии не раз переиздавались разные, в той или иной степени неточные переводы, сделанные в Америке. Наконец, в 1888 г. появился аутентичный перевод. Он сделан моим другом Самюэлом Муром и до сдачи в печать ещё раз просмотрен совместно нами обоими. Заглавие его: «„Манифест Коммунистической партии“ Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Авторизованный английский перевод, отредактированный и снабжённый примечаниями Фридрихом Энгельсом, 1888. Лондон. Уильям Ривс, 185. Флитстрит, Истерн Сентрал»8. Некоторые из сделанных мной к этому изданию примечаний вошли и в настоящее издание.

«Манифест» имел свою собственную судьбу. При своём появлении он был (как это доказывают переводы, отмеченные в первом предисловии9) восторженно встречен тогда ещё немногочисленным авангардом научного социализма, но вскоре был оттеснён на задний план реакцией, начавшейся вслед за поражением парижских рабочих в июне 1848 г., и, наконец, осуждением кёльнских коммунистов в ноябре 1852 г.10 был «на законном основании» объявлен вне закона. Связанное с февральской революцией рабочее движение исчезло с общественной арены, а вместе с ним отошёл на задний план и «Манифест».

Когда рабочий класс Европы опять достаточно окреп для нового наступления на власть господствующих классов, возникло Международное Товарищество Рабочих. Его целью было объединить в одну великую армию весь борющийся рабочий класс Европы и Америки. Поэтому оно не могло отправляться непосредственно от принципов, изложенных в «Манифесте». Оно должно было иметь такую программу, которая не закрывала бы дверей перед английскими тред-юнионами, французскими, бельгийскими, итальянскими и испанскими прудонистами и немецкими лассальянцами11. Такая программа — мотивировочная часть к Уставу Интернационала12 — была написана Марксом с мастерством, которое должны были признать даже Бакунин и анархисты. Что касается окончательной победы принципов, выдвинутых в «Манифесте», то здесь Маркс всецело полагается на интеллектуальное развитие рабочего класса, которое должно было явиться неизбежным плодом совместных действий и обмена мнениями. События и перипетии борьбы против капитала — поражения ещё больше, чем победы — не могли не показать борющимся всю несостоятельность тех всеисцеляющих средств, на которые они до того времени уповали, и сделать их головы более восприимчивыми к основательному пониманию действительных условий освобождения рабочих. И Маркс был прав. В 1874 г., когда Интернационал прекратил своё существование, рабочий класс был уже совсем иным, чем при основании его в 1864 году. Прудонизм в романских странах и специфическое лассальянство в Германии дышали на ладан, и даже тогдашние архиконсервативные английские тред-юнионы постепенно приближались к тому моменту, когда председатель их конгресса13 в 1887 г. в Суонси смог сказать от их имени: «Континентальный социализм больше нас не страшит»14. Но в 1887 г. континентальным социализмом была почти исключительно теория, провозглашённая в «Манифесте». Таким образом, история «Манифеста» до известной степени отражает историю современного рабочего движения с 1848 года. В настоящее время он несомненно является самым распространённым, наиболее международным произведением всей социалистической литературы, общей программой многих миллионов рабочих всех стран от Сибири до Калифорнии.

И всё же в момент его появления мы не могли назвать его социалистическим манифестом. В 1847 г. под социалистами понимали двоякого рода людей. С одной стороны, приверженцев различных утопических систем, в особенности оуэнистов в Англии и фурьеристов во Франции, причём и те и другие уже выродились тогда в чистейшие секты, постепенно вымиравшие. С другой стороны,— всевозможных социальных знахарей, которые намеревались с помощью различных всеисцеляющих средств и всякого рода заплат устранить социальные бедствия, не причиняя при этом ни малейшего вреда капиталу и прибыли. В обоих случаях это были люди, стоявшие вне рабочего движения и искавшие поддержки скорее у «образованных» классов. Напротив, та часть рабочих, которая убедилась в недостаточности чисто политических переворотов и требовала коренного переустройства общества, называла себя тогда коммунистической. Это был ещё плохо отёсанный, лишь инстинктивный, во многом грубоватый коммунизм; однако он оказался достаточно сильным для того, чтобы создать две системы утопического коммунизма: во Франции — «икарийский» коммунизм Кабе, в Германии — коммунизм Вейтлинга. Социализм означал в 1847 г. буржуазное движение, коммунизм — рабочее движение. Социализм, по крайней мере на континенте, был вполне благопристойным, коммунизм — как раз наоборот. А так как мы уже тогда весьма решительно придерживались того мнения, что «освобождение рабочего класса может быть делом только самого рабочего класса»15, то для нас не могло быть и минутного сомнения в том, какое из двух названий нам следует выбрать. И впоследствии нам никогда не приходило в голову отказываться от него.

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — Лишь немного голосов откликнулось, когда мы сорок два года тому назад бросили в мир этот клич накануне парижской революции — первой революции, в которой пролетариат выступило собственными требованиями. Но 28 сентября 1864 г. пролетарии большинства западноевропейских стран соединились в славной памяти Международное Товарищество Рабочих. Правда, сам Интернационал прожил всего лишь девять лет. Но что основанный им вечный союз пролетариев всех стран ещё живёт и стал сильнее, чем когда-либо, это лучше всего доказывается нынешним днём. Ибо сегодня[11], когда я пишу эти строки, европейский и американский пролетариат производит смотр своим боевым силам, впервые мобилизованным в одну армию, под одним знаменем, ради одной ближайшей цели — для того, чтобы добиться законодательного установления нормального восьмичасового рабочего дня, провозглашённого ещё Женевским конгрессом Интернационала в 1866 г., и вторично — Парижским рабочим конгрессом в 1889 году16. И зрелище сегодняшнего дня покажет капиталистам и землевладельцам всех стран, что пролетарии всех стран ныне действительно соединились. О, если бы Маркс был теперь рядом со мной, чтобы видеть это собственными глазами!

Ф. Энгельс

Лондон, 1 мая 1890 г.

Примечания
  1. Энгельс имеет в виду своё предисловие к немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1883 года (см. настоящее издание, т. 21, стр. 1—2).↩
  2. В послесловии к статье «О социальном вопросе в России» (см. настоящий том, стр. 446) Энгельс называет упомянутый перевод переводом Плеханова; сам Плеханов в издании «Манифеста» 1900 г. тоже указывает, что перевод сделан им.
    Упоминаемый Энгельсом затерянный немецкий оригинал предисловия Маркса и Энгельса к русскому изданию «Манифеста» найден и хранится в Архиве Института марксизма-ленинизма. Он положен в основу публикации этого предисловия в настоящем издании (см. т. 19, стр. 304—305). Для данного тома цитируемый Энгельсом текст этого предисловия в обратном переводе с русского на немецкий язык сверен с текстом упомянутой рукописи немецкого оригинала; внесённые Энгельсом при переводе с русского издания небольшие изменения по сравнению с этой рукописью отражены в тексте и подстрочных примечаниях; разночтения, обусловленные неточностью русского издания, устранены на основании рукописи.↩
  3. См. «Предисловие ко второму русскому изданию „Манифеста Коммунистической партии“» — Маоизм.ру.↩
  4. К. Marx i Fr. Engels. «Manifest Komunistyczny 1847 r.». Genewa, 1883.↩
  5. К. Marx og F. Engels. «Det. Rommunistiske Manifest». Kobenhavn, 1885.↩
  6. «Манифест Коммунистической партии» во французском переводе Лауры Лафарг был опубликован в газете «Socialiste» 29 августа — 7 ноября 1885 г., а также перепечатан в качестве приложения к книге Mermeix. «La France socialiste». Paris, 1886 (Мерме. «Социалистическая Франция». Париж, 1886).
    «Le Socialiste» («Социалист») — французская еженедельная газета, основана Ж. Гедом в Париже в 1885 г., до 1902 г.— орган Рабочей партии, с 1902 до 1905 г.— орган Социалистической партии Франции, с 1905 г.— орган Французской социалистической партии; в 80—90‑х годах в газете сотрудничал Ф. Энгельс.↩
  7. Испанский перевод «Манифеста Коммунистической партии» был опубликован в газете «Socialista» в июле-августе 1886 г., а также вышел отдельным изданием — «Manifiesto del Partido Comunista». Escrito роr С. Marx у F. Engels. Madrid. Administracion de «El Socialista», 1886.
    «El Socialista» («Социалист») — еженедельная газета, центральный орган Социалистической рабочей партии Испании, выходила в Мадриде с 1885 года.↩
  8. «Manifesto of the Communist Party», By Karl Marx, and Frederick Engels. Authorized English Translation. Edited and Annotated by Frederick Engels. London, 1888.
    Написанное Энгельсом предисловие к этому изданию (см. настоящее издание, т. 21, стр. 362—369) по содержанию во многом совпадает с данным предисловием к немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1890 года.↩
  9. К. Маркс и Ф. Энгельс. «Предисловие к немецкому изданию „Манифеста Коммунистической партии“ 1872 года» (см. настоящее издание, т. 18, стр. 89—90).↩
  10. Кёльнский процесс коммунистов (4 октября — 12 ноября 1852 г.) — провокационный процесс, организованный прусским правительством. Суду по обвинению в «носящем характер государственной измены заговоре» было предано 11 членов Союза коммунистов — первой международной коммунистической организации пролетариата (1847—1852), возглавлявшейся Марксом и Энгельсом и принявшей в качестве своей программы «Манифест Коммунистической партии». В качестве обвинительного материала фигурировали сфабрикованная прусскими полицейскими агентами «подлинная книга протоколов» заседаний Центрального комитета и другие фальшивки, а также документы, выкраденные полицией у авантюристической фракции Виллиха — Шаппера, исключённой из Союза коммунистов. Семеро подсудимых, на основании подложных документов и лжесвидетельств, были приговорены к заключению в крепости сроком от трёх до шести лет. Провокационные действия организаторов процесса и подлые методы, применявшиеся прусским полицейским государством против международного рабочего движения, были полностью разоблачены Марксом и Энгельсом (см. статью Энгельса «Недавний процесс в Кёльне» и памфлет Маркса «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов», настоящее издание, т. 8, стр. 416—422, 423—491).↩
  11. Сам Лассаль всегда заверял нас, что он — «ученик» Маркса и, как таковой, стоял, разумеется, на почве «Манифеста». Иначе обстояло дело с теми его последователями, которые не шли дальше его требования производительных товариществ, поддерживаемых государственным кредитом, и которые делили весь рабочий класс на сторонников государственной помощи и сторонников самопомощи.↩
  12. См. настоящее издание, т. 16, стр. 12—15. (Речь о «Временном уставе товарищества» — Маоизм.ру.)↩
  13. — У. Бивен. Ред.↩
  14. Энгельс приводит слова из выступления председателя совета тред-юнионов города Суонси Бивена на ежегодном конгрессе тред-юнионов в 1887 г., заседавшем в этом городе; отчёт об этом выступлении был напечатан в газете «Commonweal» («Общее благо») 17 сентября 1887 года.↩
  15. Это теоретическое положение Маркс и Энгельс высказывали в ряде своих работ, начиная с 40‑х годов ⅩⅨ века; в данной формулировке оно содержится в Уставе Международного Товарищества Рабочих (см. настоящее издание, т. 16, стр. 12 и т. 17, стр. 445). (Речь о «Временном уставе товарищества» и «Общий устав международного товарищества рабочих» — Маоизм.ру.)↩
  16. Женевский конгресс Ⅰ Интернационала состоялся 3—8 сентября 1866 года. На нём присутствовало 60 делегатов от Генерального Совета, секций и рабочих обществ Англии, Франции, Германии и Швейцарии. Председателем конгресса был Г. Юнг. В качестве официального доклада Генерального Совета была зачитана составленная Марксом «Инструкция делегатам Временного Центрального Совета по отдельным вопросам» (см. настоящее издание, т. 16, стр. 194—203). Прудонисты, располагавшие на конгрессе одной третью голосов, противопоставили «Инструкции» свою развёрнутую программу по всем пунктам повестки дня. Однако по большинству обсуждаемых вопросов победа осталась за сторонниками Генерального Совета; шесть из девяти пунктов «Инструкции» (об интернациональном объединении действий, о законодательном ограничении рабочего дня 8 часами, о труде детей и женщин, о кооперативном труде, о профессиональных союзах, о постоянных армиях) было принято в качестве резолюций конгресса. Женевский конгресс утвердил также Устав и Регламент Международного Товарищества Рабочих.
    В Париже 14—20 июля 1889 г. состоялся Международный социалистический рабочий конгресс, явившийся фактически учредительным конгрессом Ⅱ Интернационала. Конгрессу предшествовала упорная борьба, которую марксисты под непосредственным руководством Энгельса вели против французских оппортунистов (поссибилистов) и их сторонников из английской Социал-демократической федерации. Оппортунисты пытались взять в свои руки подготовку конгресса с целью занять на нём руководящее положение и воспрепятствовать тем самым созданию нового международного объединения социалистических и рабочих организаций на марксистской основе. Однако конгресс был созван при преобладающем влиянии марксистских партий. Он открылся 14 июля 1889 г.— в столетнюю годовщину взятия Бастилии. На конгрессе присутствовало 393 делегата от 20 стран Европы и Америки. Поссибилисты, потерпев провал в своих попытках, созвали также 14 июля 1889 г. в Париже параллельный конгресс в противовес марксистскому. На поссибилистском конгрессе присутствовало лишь незначительное число иностранных делегатов, причём представительство большинства из них было чисто фиктивным. Международный социалистический рабочий конгресс заслушал отчеты представителей социалистических партий о рабочем движении в их странах, разработал основы международного рабочего законодательства, приняв требование законодательного установления восьмичасового рабочего дня, наметил пути осуществления рабочих требований. Конгресс подчеркнул необходимость политической организации пролетариата и борьбы за осуществление политических требований рабочих; высказался за отмену постоянных армий и замену их всеобщим вооружением народа. Важнейшим решением конгресса было установление международного пролетарского праздника Первое мая. По всем рассматривавшимся вопросам конгресс принял в основном правильные марксистские решения, нанёс удар анархистам, пытавшимся навязать конгрессу свою точку зрения.↩

28.06.1883

Предисловие к немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1883 года

Кто опубликовал: | 10.05.2023
Комментариев нет

Издание «Манифеста Коммунистической партии» (см. настоящее издание, т, 4, стр. 419—459), к которому написано данное предисловие, было третьим немецким авторизованным изданием, первым изданием, просмотренным Энгельсом после смерти Маркса.

Предисловие к настоящему изданию мне приходится, к сожалению, подписывать одному. Маркс — человек, которому весь рабочий класс Европы и Америки обязан более, чем кому бы то ни было,— покоится на Хайгетском кладбище, и могила его поросла уже первой травой. После его смерти уж во всяком случае не может быть речи о переделке или дополнении «Манифеста». Тем более я считаю необходимым с полной ясностью ещё раз заявить здесь следующее.

Основная мысль, проходящая красной нитью через весь «Манифест», мысль, что экономическое производство и неизбежно вытекающее из него строение общества любой исторической эпохи образуют основу её политической и умственной истории; что в соответствии с этим (со времени разложения первобытного общинного землевладения) вся история была историей классовой борьбы, борьбы между эксплуатируемыми и эксплуатирующими, подчинёнными и господствующими классами на различных ступенях общественного развития, и что теперь эта борьба достигла ступени, на которой эксплуатируемый и угнетённый класс (пролетариат) не может уже освободиться от эксплуатирующего и угнетающего его класса (буржуазии), не освобождая в то же время всего общества навсегда от эксплуатации, угнетения и классовой борьбы,— эта основная мысль принадлежит всецело и исключительно Марксу1.

Я это говорил уже неоднократно, но именно теперь необходимо предпослать это заявление и самому «Манифесту».

Ф. Энгельс

Лондон, 28 июня 1883 г.

Примечания
  1. «К этой мысли,— писал я в предисловии к английскому переводу, — которая, по моему мнению, должна для истории иметь такое же значение, какое для биологии имела теория Дарвина, оба мы постепенно приближались ещё за несколько лет до 1845 года. В какой мере мне удалось продвинуться в этом направлении самостоятельно, показывает моя работа „Положение рабочего класса в Англии“. Когда же весной 1845 г. я вновь встретился с Марксом в Брюсселе, он уже разработал эту мысль и изложил её мне почти в столь же ясных выражениях, в каких я привёл её здесь». (Примечание Энгельса к немецкому изданию 1890 года.)↩

;

21.01.1882

Предисловие ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии»

Кто опубликовал: | 09.05.2023
Комментариев нет

Предисловие ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» было написано Марксом и Энгельсом 21 января 1882 года. Инициатива подготовки этого издания принадлежала Г. В. Плеханову. Непосредственно с просьбой о написании предисловия обратился к Марксу и Энгельсу П. Лавров, находившийся в близких отношениях с ними. 23 января 1882 г. Маркс и Энгельс направили ему текст предисловия. Впервые предисловие было опубликовано на русском языке в журнале «Народная Воля» 5 февраля 1882 года. Отдельным изданием «Манифест Коммунистической партии» (в переводе Плеханова) с предисловием Маркса и Энгельса вышел в свет в 1882 г. в Женеве в издании «Русской социально-революционной библиотеки».

На немецком языке предисловие было опубликовано впервые в газете «Der Sozialdemokrat» № 16, 13 апреля 1882 г. в переводе с русского текста предисловия, опубликованного в журнале «Народная Воля».

В 1890 г. Энгельс снова опубликовал текст 1882 г., включив его в состав предисловия к новому немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии».

Первое русское издание «Манифеста Коммунистической партии» в переводе Бакунина появилось в начале 60‑х годов1; оно было напечатано в типографии «Колокола»2. В то время русское издание «Манифеста» могло казаться на Западе не более как литературным курьёзом. В настоящее время такой взгляд был бы уже невозможен.

До какой степени ограниченную область распространения имело тогда (декабрь 1847 г.) движение пролетариата, лучше всего показывает последняя глава «Манифеста»: «Отношение коммунистов к различным оппозиционным партиям» в различных странах. В ней недостаёт как раз России и Соединённых Штатов. Это было время, когда Россия являлась последним большим резервом всей европейской реакции, когда эмиграция в Соединённые Штаты поглощала излишек сил европейского пролетариата. Обе эти страны снабжали Европу сырьём и служили в то же время рынком для сбыта её промышленных изделий. Обе они, следовательно, являлись тогда так или иначе оплотом существующего в Европе порядка.

До какой степени изменилось это теперь! Именно европейская иммиграция сделала возможным колоссальное развитие земледельческого производства в Северной Америке, которое своей конкуренцией потрясает европейскую земельную собственность — и крупную и мелкую — в самой её основе. Она дала, кроме того, Соединённым Штатам возможность взяться за эксплуатацию их богатых источников промышленного развития в таких размерах и с такой энергией, которые в короткое время должны положить конец промышленной монополии Западной Европы и особенно Англии. Оба эти обстоятельства в свою очередь воздействуют в революционном смысле и на Америку. Мелкая и средняя земельная собственность фермеров, основа всего её политического строя, побеждается мало-помалу конкуренцией громадных ферм; в то же время в промышленных округах впервые развивается многочисленный пролетариат и баснословная концентрация капиталов.

Перейдём к России! Во время революции 1848—1849 гг. не только европейские монархи, но и европейские буржуа видели в русском вмешательстве единственное спасение против пролетариата, который только что начал пробуждаться. Царя провозгласили главой европейской реакции. Теперь он — содержащийся в Гатчине военнопленный революции3, и Россия представляет собой передовой отряд революционного движения в Европе.

Задачей «Коммунистического манифеста» было провозгласить неизбежно предстоящую гибель современной буржуазной собственности. Но рядом с быстро развивающейся капиталистической горячкой и только теперь образующейся буржуазной земельной собственностью мы находим в России больше половины земли в общинном владении крестьян. Спрашивается теперь: может ли русская община4 — эта, правда, сильно уже разрушенная форма первобытного общего владения землёй — непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму общего владения? Или, напротив, она должна пережить сначала тот же процесс разложения, который присущ историческому развитию Запада?

Единственно возможный в настоящее время ответ на этот вопрос заключается в следующем. Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития.

Карл Маркс, Фридрих Энгельс

Лондон, 21 января 1882 г.

Примечания
  1. Дата указана неточно: упоминаемое издание вышло в 1869 году.↩
  2. «Колокол» — русская революционно-демократическая газета, издавалась в 1857—1867 гг. А. И. Герценом и Н. П. Огаревым на русском языке и в 1868—1869 гг. на французском языке с русскими прибавлениями; выходила до 1865 г. в Лондоне, затем в Женеве.↩
  3. Маркс и Энгельс имеют ввиду обстановку, сложившуюся после убийства народовольцами 1 марта 1881 г. императора Александра Ⅱ, когда Александр Ⅲ отсиживался в Гатчине, из страха перед возможными новыми террористическими актами тайного Исполнительного комитета «Народной воли».↩
  4. — в оригинале русское слово, написанное латинскими буквами. Ред.↩

;

24.06.1872

Предисловие к немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1872 года

Кто опубликовал: | 08.05.2023
Комментариев нет

«Манифест Коммунистической партии», написанный К. Марксом и Ф. Энгельсом в качестве программы Союза коммунистов (см. настоящее издание, т. 4, стр. 419—459), был впервые опубликован в Лондоне в феврале 1848 г. отдельным изданием. В марте — июле 1848 г. «Манифест Коммунистической партии» печатался в демократическом органе немецких эмигрантов «Deutsche Londoner Zeitung» («Немецкая лондонская газета»). Немецкий текст в том же 1848 г. был перепечатан в Лондоне в виде отдельной брошюры, в которой были исправлены некоторые опечатки первого выпуска. Этот текст был в дальнейшем положен Марксом и Энгельсом в основу последующих авторизованных изданий. В 1848 г. были сделаны также переводы «Манифеста» на ряд европейских языков.

Немецкое издание «Манифеста» 1872 г. с предисловием Маркса и Энгельса и небольшими поправками в тексте было выпущено по инициативе редакции газеты «Volksstaat». Издание 1872 г., как и последующие немецкие издания 1883 и 1890 гг., вышло под заглавием «Коммунистический манифест».

Союз коммунистов, международная рабочая организация, которая при тогдашних условиях, разумеется, могла быть только тайной, на конгрессе, состоявшемся в ноябре 1847 г. в Лондоне, поручила нижеподписавшимся выработать предназначенную для опубликования развёрнутую теоретическую и практическую программу партии. Так возник нижеследующий «Манифест», рукопись которого была отправлена для напечатания в Лондон за несколько недель до февральской революции. Опубликованный впервые по-немецки, «Манифест» выдержал на этом языке в Германии, Англии и Америке по крайней мере двенадцать различных изданий. На английском языке он впервые появился в 1850 г. в Лондоне в «Red Republican»1, в переводе мисс Элен Макфарлин, затем в 1871 г. не меньше чем в трёх различных переводах в Америке. На французском языке он впервые вышел в Париже незадолго до июньского восстания 1848 г. и недавно — в нью-йоркском «Socialiste»2. Подготовляется новый перевод. На польском языке он появился в Лондоне вскоре после первого немецкого издания. На русском — в Женеве в шестидесятых годах3. На датский язык он был переведён тоже вскоре после своего выхода в свет.

Как ни сильно изменились условия за последние двадцать пять лет, однако развитые в этом «Манифесте» общие основные положения остаются в целом совершенно правильными и в настоящее время. В отдельных местах следовало бы внести кое-какие исправления. Практическое применение этих основных положений, как гласит сам «Манифест», будет повсюду и всегда зависеть от существующих исторических условий, и поэтому революционным мероприятиям, предложенным в конце Ⅱ раздела, отнюдь не придаётся самодовлеющего значения. В настоящее время это место во многих отношениях звучало бы иначе. Ввиду огромного развития крупной промышленности за последние двадцать пять лет и сопутствующего ему развития партийной организации рабочего класса; ввиду практического опыта сначала февральской революции, а потом, в ещё большей мере, Парижской Коммуны, когда впервые политическая власть в продолжение двух месяцев находилась в руках пролетариата, эта программа теперь местами устарела. В особенности Коммуна доказала, что «рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить её в ход для своих собственных целей» (см. «Гражданская война во Франции. Воззвание Генерального Совета Международного Товарищества Рабочих», немецкое издание, стр. 19, где эта мысль развита полнее4). Далее, понятно само собой, что критика социалистической литературы для настоящего времени является неполной, так как она доведена только до 1847 года; так же понятно, что замечания об отношении коммунистов к различным оппозиционным партиям (раздел Ⅳ), если они в основных чертах правильны и для сегодняшнего дня, то всё же для практического осуществления устарели уже потому, что политическое положение совершенно изменилось и большинство перечисленных там партий стёрто историческим развитием с лица земли.

Однако «Манифест» является историческим документом, изменять который мы уже не считаем себя вправе. Быть может, следующее издание удастся снабдить введением, обхватывающим промежуток от 1847 г. до наших дней; настоящее издание было предпринято настолько неожиданно для нас, что у нас не было времени для этой работы.

Карл Маркс, Фридрих Энгельс

Лондон, 24 июня 1872 г.

Примечания
  1. «The Red Republican» («Красный республиканец») — чартистский еженедельник, издававшийся Д. Гарни в июне — ноябре 1850 года. В ноябре 1850 г. (№№ 21—24) в нём был напечатан первый английский перевод «Манифеста Коммунистической партии» под заглавием «Манифест германской Коммунистической партии».↩
  2. «Le Socialiste» («Социалист») — еженедельная газета, издавалась с октября 1871 по май 1873 г. на французском языке в Нью-Йорке, являлась органом французских секций Интернационала; поддерживала буржуазные и мелкобуржуазные элементы в Североамериканской федерации Интернационала; после Гаагского конгресса порывает с Интернационалом.
    В январе — феврале 1872 г. в газете был опубликован «Манифест Коммунистической партии».↩
  3. Речь идет о первом русском издании «Манифеста Коммунистической партии», вышедшем в 1869 г. в Женеве в переводе Бакунина, который в ряде мест исказил содержание «Манифеста». Недостатки первого издания были устранены в издании, вышедшем в Женеве в 1882 г. в переводе Плеханова.↩
  4. См. настоящее издание, т. 17, стр. 339.↩

1975 г.

О всесторонней диктатуре над буржуазией

Кто опубликовал: | 03.05.2023
Комментариев нет

Председатель Мао Цзэдун говорит1:

Почему Ленин говорил о диктатуре над буржуазией? Этот вопрос надо уяснить себе. Отсутствие ясности в этом вопросе ведёт к ревизионизму. Надо, чтобы это знала вся страна.

Ныне в нашей стране осуществляется товарная система, существует ещё неравенство в системе зарплаты, например, практикуется 8‑разрядная система заработной платы, и т. п. Это можно только ограничивать при диктатуре пролетариата. Поэтому, если бы Линь Бяо и ему подобные пришли к власти, им легко было бы насадить капитализм. Следовательно, надо побольше читать марксистско-ленинскую литературу.

Ленин говорил, что «мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе»2. Это имеет место и среди части рабочего класса, среди части членов партии. Среди пролетариата и работников учреждений есть люди, которые перенимают буржуазный стиль жизни.

Вопрос о диктатуре пролетариата длительное время был и остаётся в фокусе борьбы между марксизмом и ревизионизмом. Ленин сказал: «Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата»3. Председатель Мао Цзэдун призывает всю страну выяснить вопрос о диктатуре пролетариата именно для того, чтобы мы в теории и на практике проводили марксизм, а не ревизионизм.

Наша страна переживает важный исторический период развития. В результате более чем 20 лет социалистической революции и социалистического строительства, и особенно Великой пролетарской культурной революции, в ходе которой были разгромлены два буржуазных штаба — штаб Лю Шаоци и штаб Линь Бяо, мы добились небывалого укрепления диктатуры пролетариата и процветания дела социализма. В настоящее время весь народ нашей страны, исполненный боевого духа, твёрдо решил к концу нынешнего столетия превратить нашу страну в могучую социалистическую державу. Сможем ли мы последовательно отстаивать диктатуру пролетариата на протяжении этого процесса и всего исторического периода социализма — это дело первостепенной важности, касающееся перспектив развития нашей страны. Реальная классовая борьба тоже требует от нас, чтобы мы уяснили себе вопрос о диктатуре пролетариата. Председатель Мао Цзэдун сказал: «Отсутствие ясности в этом вопросе ведёт к ревизионизму». Уяснения себе этого лишь небольшим числом людей недостаточно. «Надо, чтобы это знала вся страна».4 Невозможно переоценить реальное и далеко идущее значение успешного проведения нынешней учёбы.

Ещё в 1920 году В. И. Ленин, основываясь на практическом опыте руководства Великой Октябрьской социалистической революцией и первым государством диктатуры пролетариата, со всей остротой указал:

«Диктатура пролетариата есть самая беззаветная и самая беспощадная война нового класса против более могущественного врага, против буржуазии, сопротивление которой удесятерено её свержением (хотя бы в одной стране) и могущество которой состоит не только в силе международного капитала, в силе и прочности международных связей буржуазии, но и в силе привычки, в силе мелкого производства. Ибо мелкого производства осталось ещё на свете, к сожалению, очень и очень много, а мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе. По всем этим причинам диктатура пролетариата необходима»5.

Ленин отметил, что эта диктатура есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества, есть всесторонняя диктатура над буржуазией. Он неоднократно подчёркивал, что без долгой всесторонней диктатуры над буржуазией победа над ней невозможна. Эти высказывания В. И. Ленина, и в особенности слова, выделенные им самим, уже подтверждены последующей практикой. И действительно, появились и всё появляются новые буржуазные элементы. Их представителем и является ренегатская группировка Хрущёва — Брежнева. Происхождение у всех этих людей, как правило, очень хорошее, почти все они выросли под красным знаменем, организационно вошли в коммунистическую партию и к тому же получили высшее образование, стали так называемыми красными специалистами. Но они — новый ядовитый сорняк, произросший на старой почве капитализма. Изменив своему классу, они узурпировали партийную и государственную власть, реставрировали капитализм, стали главарями диктатуры буржуазии над пролетариатом и тем самым добились того, о чём мечтал и чего был не в силах добиться Гитлер. «Спутник взлетел, а красное знамя упало» — таков исторический опыт, который нам никогда нельзя забывать, особенно при нашей решимости превратить свою страну в могучую державу.

Следует трезво учитывать, что Китаю всё ещё грозит опасность впасть в ревизионизм. Это не только потому, что империалисты и социал-империалисты никогда не оставляют своих агрессивных и подрывных замыслов против нас, что всё ещё существуют старые помещики и буржуи, которые не мирятся со своим поражением, но и потому, что новые буржуазные элементы, как отмечает Ленин, рождаются, ежедневно, ежечасно. Некоторые товарищи возражают, что, мол, Ленин говорил о том, что было до кооперирования. Это явно неправильно. Слова Ленина отнюдь не устарели. Эти товарищи могли бы почитать произведение Председателя Мао Цзэдуна «О правильном разрешении противоречий внутри народа», опубликованное в 1957 году. В этом произведении Председатель Мао Цзэдун на основе конкретного анализа указывает, что в нашей стране после основной победы социалистических преобразований в области собственности, включая кооперирование, всё ещё существуют классы, классовые противоречия и классовая борьба, существуют как соответствие производственных отношений с производительными силами, надстройки с базисом, так и противоречия между ними. Обобщив свежий опыт диктатуры пролетариата после Ленина, Председатель Мао Цзэдун дал обстоятельный ответ на различные вопросы, возникшие после изменений в форме собственности, определил задачи и политические установки диктатуры пролетариата и заложил теоретическую основу для основной линии партии и продолжения революции при диктатуре пролетариата. Практика последующих 18 лет, в особенности практика Великой пролетарской культурной революции, подтвердила полную правоту теории, линии и политических установок, выдвинутых Председателем Мао Цзэдуном.

Председатель Мао Цзэдун недавно указал:

«Одним словом, Китай является социалистической страной. До освобождения он почти не отличался от капитализма. В настоящее время всё ещё осуществляется 8‑разрядная система заработной платы, распределение по труду и обмен через посредство денег. Всё это мало чем отличается от того, что было в старом обществе. Разница заключается в том, что изменилась форма собственности».6

Чтобы поглубже вникнуть в указание Председателя Мао Цзэдуна, рассмотрим, как изменилась форма собственности в нашей стране, рассмотрим удельный вес различных укладов экономики в промышленности, сельском хозяйстве и торговле в 1973 году. Возьмём сначала промышленность. Во всей промышленности на долю предприятий общенародной собственности приходится 97 процентов основных фондов, 63 процента рабочих, 86 процентов валовой продукции, а на долю промышленности коллективной собственности — 3 процента основных фондов, 36,2 процента рабочих, 14 процентов валовой продукции. Кроме того, ещё имеются кустари-единоличники, которые составляют 0,8 процента всех рабочих.

Теперь рассмотрим сельское хозяйство. Из средств сельскохозяйственного производства на долю коллективной собственности приходится около 90 процентов пахотных земель и осушительно-оросительного оборудования, а также примерно 80 процентов тракторов и крупного скота. Доля общенародной собственности здесь весьма незначительна. Поэтому свыше 90 процентов зерна и технических культур, производимых в стране, дают коллективные хозяйства. На долю госхозов приходится очень немного. Кроме того, ещё сохраняются небольшая площадь земли в личном пользовании коммунаров и их небольшое подсобное домашнее хозяйство.

Остановимся теперь на торговле. В общем объёме розничной торговли на долю государства приходится 92,5 процента, на долю коллективов — 7,3 процента, на долю лоточников-единоличников — 0,2 процента. Кроме того, в сельских районах ещё сохраняется в значительной степени ярмарочная торговля.

Приведённые выше цифры говорят о том, что социалистическая общенародная собственность и социалистическая коллективная собственность трудящихся масс в нашей стране действительно одержали великие победы. Не только значительно увеличился перевес общенародной собственности, но и произошли некоторые изменения в удельном весе трёх ступеней собственности народной коммуны — коммуны, больших производственных бригад и производственных бригад. Возьмём, к примеру, пригородные районы Шанхая. Удельный вес коммуны увеличился в 1974 году против предыдущего года с 28,1 процента до 30,5 процента, больших производственных бригад — с 15,2 до 17,2 процента, тогда как удельный вес производственных бригад снизился с 56,7 до 52,3 процента. Таким образом, преимущества народной коммуны, характеризующейся большими масштабами и высокой степенью обобществления, становятся всё более очевидными. Благодаря тому, что за 25 лет мы постепенно ликвидировали собственность империализма, бюрократического капитализма и феодализма, постепенно преобразовали собственность национального капитализма и тружеников-единоличников и эти пять форм частной собственности постепенно сменились двумя формами социалистической общественной собственности, мы вправе с гордостью заявить, что в нашей стране форма собственности уже изменилась, что наш пролетариат и другие трудящиеся в основном уже освободились от оков частной собственности, что экономический базис социализма у нас постепенно крепнет и растёт. Конституция, принятая Ⅰ сессией Всекитайского Собрания народных представителей четвёртого созыва, ясно и чётко зафиксировала эти наши великие победы.

Но необходимо иметь в виду, что в области собственности вопрос ещё не вполне разрешён. Мы обычно говорим, что вопрос собственности «в основном разрешён», а это и значит, что он ещё не совсем разрешён, что буржуазное право не полностью ликвидировано и в области собственности. Из приведённых выше цифр явствует: в промышленности, сельском хозяйстве и торговле ещё существует доля частной собственности; социалистическая общественная собственность ещё не является полностью общенародной, а представляет собой две формы собственности; общенародная же собственность в сельском хозяйстве как основе народного хозяйства ещё очень слаба. Маркс и Ленин, предполагая, что в социалистическом обществе уже не существует буржуазного права в сфере собственности, имели в виду, что все средства производства уже принадлежат всему обществу. Очевидно, что мы ещё не дошли до этого. Как в теории, так и на практике мы не должны упускать из виду, что диктатуре пролетариата ещё предстоит разрешить в этой области очень трудные задачи.

Нам ещё необходимо иметь в виду, что как в общенародной собственности, так и в коллективной собственности существует вопрос руководства, то есть вопрос фактической, а не формальной принадлежности тому или иному классу.

28 апреля 1969 года на Ⅰ пленуме ЦК партии девятого созыва Председатель Мао Цзэдун сказал:

«Как видно, Великую пролетарскую культурную революцию нельзя было не проводить, основа у нас непрочная. По моим наблюдениям, на, пожалуй, довольно значительном большинстве промышленных предприятий — я имею в виду не все и не подавляющее их большинство — руководство находилось не в руках подлинных марксистов, не в руках рабочих масс. Это не значит, что среди тех, кто руководил ранее промышленными предприятиями, не было хороших людей. Хорошие люди были, они были и среди секретарей, замсекретарей и членов парткомов, они были и среди секретарей партячеек. Но они шли за линией Лю Шаоци, занимались не чем иным, как материальным стимулированием, выпячиванием прибыли в качестве командной силы и, вместо того чтобы ратовать за пролетарскую политику, увлекались какими-то премированиями и т. п.».

«Однако на промышленных предприятиях действительно есть плохие люди».

«Это и говорит о том, что революция не закончена».7

Эти слова Председателя Мао Цзэдуна не только объясняют необходимость Великой пролетарской культурной революции, но и раскрывают нам глаза на то, что в вопросе собственности, как и в других вопросах, нельзя смотреть только на форму, надо ещё смотреть и на действительное содержание. Совершенно правильно, что люди придают большое значение решающей роли собственности в производственных отношениях. Однако было бы неправильно не обращать должного внимания на то, как — формально или фактически — разрешён вопрос собственности, не обращать должного внимания на то, что другие две стороны производственных отношений, а именно взаимные отношения людей и форма распределения, оказывают обратное воздействие на собственность и надстройка также оказывает обратное воздействие на экономический базис, причём в известных условиях они играют решающую роль. Политика — это концентрированное выражение экономики. Правильна или неправильна идейная и политическая линия, в руках какого класса находится руководство — от этого зависит, какой класс фактически владеет тем или иным промышленным предприятием. Вспомните, товарищи, как предприятия бюрократического или национального капитала превращались в предприятия социалистические. Мы посылали на то или иное предприятие уполномоченного военного контроля или государства преобразовать это предприятие в соответствии с линией и политическими установками партии, разве не так? Любая крупная смена форм собственности в истории — будь то замена рабовладельческого строя феодальным строем или замена феодализма капитализмом — происходит путём захвата сначала государственной власти, а затем применения её силы для изменения форм собственности в широком масштабе, для укрепления и развития новой формы собственности. Это тем более относится к социалистической общественной собственности, которая не может возникнуть в условиях диктатуры буржуазии. Бюрократический капитал, доля которого в промышленности старого Китая составляла 80 процентов, можно было преобразовать в общенародную собственность только после разгрома Чан Кайши Народно-освободительной армией. Равным образом, реставрация капитализма неизбежно осуществляется путём захвата руководства и изменения линии и политики партии. Не так ли изменили собственность в Советском Союзе Хрущёв и Брежнев? Не так ли Лю Шаоци и Линь Бяо в той или иной степени изменили характер ряда наших промышленных и других предприятий?

Необходимо также иметь в виду, что теперь у нас осуществляется товарная система. Председатель Мао Цзэдун говорит:

«Ныне в нашей стране осуществляется товарная система, существует ещё неравенство в системе зарплаты, например, практикуется 8‑разрядная система заработной платы, и т. п. Это можно только ограничивать при диктатуре пролетариата. Поэтому, если бы Линь Бяо и ему подобные пришли к власти, им легко было бы насадить капитализм».8

Это положение, на которое указывает Председатель Мао Цзэдун, за короткий срок не изменишь. Возьмём, к примеру, народные коммуны в окрестностях Шанхая, где хозяйство двух ступеней — народной коммуны и большой производственной бригады — развивается сравнительно быстрее. Если рассматривать основные фонды трёх ступеней, то собственность народной коммуны составляет 34,2 процента, большой производственной бригады — лишь 15,1 процента, а производственной бригады всё ещё — 50,7 процента. Следовательно, переход от системы, при которой основной хозрасчётной единицей является производственная бригада, к системе, когда таковой является большая производственная бригада, а затем к системе, когда хозрасчётной единицей будет народная коммуна, потребует ещё довольно длительного времени, если рассматривать это лишь с точки зрения экономических условий самой народной коммуны. И даже после перехода к системе, при которой хозрасчётной единицей будет коммуна, при ней всё ещё останется коллективная форма собственности. Поэтому за короткий срок не может произойти радикального изменения в обстановке сосуществования двух форм собственности: общенародной и коллективной. А раз существуют эти две формы собственности, то неизбежны товарное производство, обмен через посредство денег и распределение по труду. «Это можно только ограничивать при диктатуре пролетариата», отсюда и неизбежность развития капиталистических факторов в городе и деревне и появления новых буржуазных элементов. Если не ограничивать этого, то капитализм и буржуазия неизбежно будут развиваться ещё быстрее. Следовательно, мы ни в коем случае не должны ослаблять бдительности от того, что мы завоевали великую победу в преобразовании собственности и провели однажды Великую пролетарскую культурную революцию. Необходимо иметь в виду, что экономический базис у нас ещё не прочен, что буржуазное право в области собственности ещё не совсем ликвидировано, ещё крепко держится во взаимоотношениях людей и господствует в области распределения. В различных областях надстройки некоторыми сферами фактически всё ещё распоряжается буржуазия, по-прежнему имеющая там перевес, некоторые сферы преобразуются, но достижения здесь не прочны, старая идеология и сила старых привычек ещё упорно тормозят рост социалистической нови. По мере развития капиталистических факторов в городе и деревне появляются всё новые и новые буржуазные элементы, классовая борьба между пролетариатом и буржуазией, классовая борьба между различными политическими силами, классовая борьба между пролетариатом и буржуазией в области идеологии остаётся длительной, развивается зигзагообразно, а временами принимает весьма ожесточённый характер. Даже когда все старые помещики и буржуи вымрут, такая классовая борьба ни в коем случае не закончится, и, если люди вроде Линь Бяо придут к власти, реставрация буржуазии всё ещё будет возможной. В своей речи «Обстановка после победы в войне Сопротивления японским захватчикам и наш курс» Председатель Мао Цзэдун рассказывает: в 1936 году недалеко от Баоаня, местонахождения ЦК партии, была деревня, обнесённая земляным валом. Укрывшаяся за этой крепостной стеной горстка вооружённых контрреволюционеров упорно отказывалась сдаться. Вопрос был разрешён лишь тогда, когда туда прорвалась Красная армия. В этой истории заключается всеобщая истина, которая гласит: «Ничто реакционное не рухнет, если не нанесёшь по нему удара. Это тоже нечто вроде подметания пола: где не пройдёшься веником, там сор, как правило, не исчезает сам собой». В настоящее время ещё есть много «крепостных стен» буржуазии, снесёшь одну, появится другая, и даже тогда, когда останется всего лишь одна такая стена, а все другие будут уничтожены, она всё равно не исчезнет сама собой, если не пройдёшься по ней железной метлой диктатуры пролетариата. Совершенно правильно сказал Ленин: «По всем этим причинам диктатура пролетариата необходима»9.

Исторический опыт говорит нам: сможет ли пролетариат победить буржуазию, впадёт ли Китай в ревизионизм,— всё это зависит от того, сможем ли мы последовательно осуществлять всестороннюю диктатуру над буржуазией во всех сферах и на всех этапах развития революции. Что такое всесторонняя диктатура над буржуазией? Наиболее сжатое определение этого дают всеми нами теперь изучаемые слова Маркса в его письме И. Вейдемейеру от 1852 года. Маркс пишет:

«Мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собой. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты — экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определёнными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведёт к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов».

Ленин указал10, что это замечательное рассуждение Маркса с поразительной рельефностью выразило главное и коренное отличие учения Маркса о государстве от учения буржуазии о государстве, выразило суть учения Маркса о государстве. Здесь нужно обратить внимание на то, что Маркс разделил фразу о диктатуре пролетариата на три пункта, которые взаимосвязаны и неотделимы друг от друга. Нельзя взять какой-либо один из них и не брать два других. Ибо эта фраза даёт целостное освещение всего процесса возникновения, развития и отмирания диктатуры пролетариата, включая все её задачи и реальное содержание. В своей книге «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» К. Маркс указывает ещё конкретнее, что эта диктатура есть необходимая переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще, к уничтожению всех производственных отношений, на которых покоятся эти различия, к уничтожению всех общественных отношений, соответствующих этим производственным отношениям, к перевороту во всех идеях, вытекающих из этих общественных отношений. Здесь Маркс говорит «вообще» и «всех», четырежды подчёркивает: «вообще» и «всех» — не часть, не большая часть, не подавляющая часть, а целое вообще! И в этом нет ничего удивительного, ибо пролетариат сможет добиться своего окончательного освобождения, лишь освободив всё человечество. Для осуществления этой цели необходима всесторонняя диктатура пролетариата над буржуазией, необходимо продолжать революцию при диктатуре пролетариата и довести её до конца до тех пор, пока на земле не будет уничтожено всё четырежды подчёркнутое словами «вообще» и «всех», так чтобы буржуазия и все эксплуататорские классы не могли ни существовать, ни возникнуть вновь,— останавливаться во время перехода никак нельзя. На наш взгляд, лишь при таком понимании можно считать, что сущность учения Маркса о государстве усвоена. Подумайте, товарищи, если понимать это иначе, если теоретически и практически ограничивать, выхолащивать и искажать марксизм, превращать диктатуру пролетариата в пустую фразу, урезывать всестороннюю диктатуру над буржуазией, то есть осуществлять эту диктатуру лишь в тех или иных, а не во всех сферах, и только на том или ином (например, до преобразования собственности), а не на всех этапах, иначе говоря, если не снести до основания все и всякие «крепостные стены» буржуазии, а оставить часть их нетронутой и дать ей возможность расширить свои ряды, то не будет ли это подготовкой условий для её реставрации? Не превратит ли это диктатуру пролетариата в нечто защищающее буржуазию, особенно буржуазию нарождающуюся? Все рабочие, крестьяне-бедняки, низшие середняки и другие трудящиеся, которые не хотят вновь терпеть муки и страдания, все коммунисты, преисполненные решимостью отдать всю жизнь борьбе за коммунизм, все товарищи, не желающие видеть Китай ревизионистским, должны крепко запомнить это основное положение марксизма: необходимо осуществлять всестороннюю диктатуру над буржуазией и ни в коем случае не останавливаться на полпути. Нельзя отрицать, что некоторые наши товарищи вошли в коммунистическую партию лишь организационно, но не идеологически. Их мировоззрение ещё не вышло за рамки мелкого производства, за рамки буржуазии. Они одобряют диктатуру пролетариата на определённом этапе и в определённой области, радуются некоторым победам пролетариата, потому что это сулит им некоторые выгоды. Но стоит им только добраться до этих выгод, и они уже думают, что пора осесть, обосноваться, завести себе тёплое гнёздышко. Что до всесторонней диктатуры над буржуазией, до дальнейшего пути после уже сделанного первого шага в «великом походе на десять тысяч ли», то, извините, пусть этим занимаются другие — моя станция подошла, мне здесь сходить. Хотелось бы предостеречь этих товарищей: останавливаться на полпути опасно! Буржуазия уже делает вам ручкой. Лучше уж догоните ряды и идите дальше вперёд!

Исторический опыт говорит нам и о том, что со всё новыми победами диктатуры пролетариата буржуазия может и притворяться, что признаёт диктатуру пролетариата, а на деле по-прежнему занимается реставрацией своей диктатуры. Так именно и сделали Хрущёв и Брежнев. Они не изменяли ни названия Советов, ни названия ленинской партии, ни названия социалистической республики, а, напротив, приняв эти названия в качестве прикрытия, подменили подлинное содержание диктатуры пролетариата, превратили её в диктатуру монополистической буржуазии, направленную против Советов, против ленинской партии, против социалистической республики. Открыто изменив марксизму, они выдвинули ревизионистскую программу общенародного государства и всенародной партии. Но когда советский народ восстаёт против их фашистской диктатуры, они сразу же выставляют флаг диктатуры пролетариата, подавляя массы. Нечто подобное имело место и у нас в Китае. Лю Шаоци и Линь Бяо не ограничивались распространением теории затухания классовой борьбы. Подавляя революцию, они тоже прикрывались знаменем диктатуры пролетариата. Разве у Линь Бяо не было четырёх «никогда не забывать», и одного из них — «никогда не забывать диктатуры пролетариата»?! Он действительно никогда не забывал этого, но с добавкой двух слов — «о свержении», то есть он «никогда не забывал о свержении диктатуры пролетариата», или говоря на лексиконе показаний ему подобных, «под знаменем Председателя Мао нанести удар силам Председателя Мао». Они порой бывают «послушны» пролетариату, представляются даже революционнее революционного, выдвигая «левые» лозунги с целью сеять смуту и вести подрывную деятельность. Но обычно они ведут борьбу с пролетариатом остриём против острия. Ты хочешь социалистических преобразований? — Они утверждают, что необходимо укреплять новодемократические порядки. Ты хочешь кооперирования, повсеместного создания народных коммун? — Они заявляют: слишком рано. Хочешь революции в области литературы и искусства? — Они говорят, что не беда, если и покажут спектакль-другой с нечистой силой11. Хочешь ограничения буржуазного права? — Они твердят, что оно — неплохая штука и его следует расширять. Это компания мастеров-защитников всего старого, что стаей мух целыми днями с жужжанием кружится над теми «недостатками» и «родимыми пятнами» старого общества, о которых говорил Маркс12. Используя неопытность нашего подрастающего поколения, они особенно рьяно проповедуют среди ребят, что материальное стимулирование — это как пахучий соевый сыр: хоть и с душком, но очень приятный на вкус. И все эти тёмные делишки они проделывают не иначе, как под флагом социализма. Не утверждают ли негодяи, занимающиеся спекуляцией, коррупцией и казнокрадством, что они радеют о социалистическом сотрудничестве? Не действуют ли преступники-подстрекатели, отравляющие сознание молодёжи и юношества, под флагом заботы о коммунистической смене? Нам необходимо изучать их тактику и обобщать наш собственный опыт с тем, чтобы ещё эффективнее осуществлять всестороннюю диктатуру над буржуазией.

«Не собираетесь ли вы поднять „коммунизаторское“ поветрие?» Задавать подобные вопросы и таким образом фабриковать всякую ложь,— такова тактика, к которой в последнее время прибегают некоторые. На это мы можем ответить чётко и ясно: повторение «коммунизаторского» поветрия, поднятого Лю Шаоци и Чэнь Бода, ни в коем случае недопустимо. Мы считали и считаем, что товаров у нас в стране не излишне много, а недостаточно много. Пока у коммуны не много того, чем она может «поделиться» с большими производственными бригадами и производственными бригадами, пока общенародная собственность тоже не может обеспечить изобилие продуктов, достаточное для распределения по потребностям среди 800‑миллионного населения, можно только продолжать товарное производство, обмен через посредство денег и распределение по труду. В отношении того вреда, который это приносит, мы уже предприняли и впредь будем предпринимать целесообразные меры для его ограничения. Диктатура пролетариата — это диктатура масс. Мы уверены в том, что руководимые партией широкие массы обладают и силой и способностью бороться с буржуазией и в конце концов победить её. Старый Китай был океаном мелкого производства. Социалистическое воспитание сотен миллионов крестьян всегда было и является серьёзным вопросом, разрешение которого требует усилий нескольких поколений. Но большинство из этих сотен миллионов крестьян — бедняки и низшие середняки, которые на практике убедились в том, что для них единственная светлая дорога — это идти за коммунистической партией по пути социализма. Наша партия, опираясь на них в сплочении середняков, шаг за шагом привела их через группы взаимопомощи, кооперативы низшего, а затем высшего типа к народной коммуне. Мы вполне можем вести их и дальше вперёд.

Хотелось бы обратить внимание товарищей на то, что теперь идёт иное поветрие, «буржуазное». Мы имеем в виду буржуазный стиль жизни, на который указал Председатель Мао Цзэдун, то есть чёрное поветрие, связанное с превращением «части» некоторых категорий людей в буржуазные элементы. При этом «буржуазное поветрие», поднимаемое членами коммунистической партии и особенно руководящими кадрами, приносит нам наибольший вред. Отравленные этим чёрным поветрием, некоторые набили себе голову буржуазными идеями и гоняются за чинами и выгодой, считая это не позором, а делом чести; иные же докатились уже до того, что смотрят на всё, не исключая и самих себя, как на товар. Они вступили в коммунистическую партию и служат пролетариату лишь для того, чтобы возвести себя как товар в разряд повыше, чтобы продать себя пролетариату подороже. Эти люди, коммунисты по названию и новые буржуазные элементы в действительности, являются носителями характерных черт всей загнивающей и умирающей буржуазии. В прошлом, когда классы рабовладельцев, помещиков и буржуазия переживали восходящий период, они ещё делали кое-что хорошее для человечества.

Нынешние же новые буржуазные элементы тянут в сторону прямо противоположную своим предкам, принося человечеству один вред. Они просто груда «нового» мусора. Среди тех, кто фабрикует ложь о якобы надвигающемся «коммунизаторском» поветрии, как раз и есть новые буржуазные элементы, которые, присвоив себе общественное имущество, боятся, как бы народ обратно не «коммунизировал» это имущество; а также и такие, которые, пользуясь случаем, пытаются урвать себе ломоть. У таких людей более острое чутьё, чем у многих наших товарищей. Некоторые наши товарищи говорят, что учёба — это мягкая задача, тогда как эти люди инстинктивно чувствуют, что нынешняя учёба — задача жёсткая для обоих классов — пролетариата и буржуазии. Они-то действительно могут и поднять кое-какое «коммунизаторское» поветрие или перенять какой-нибудь из наших лозунгов, чтобы умышленно смешать два различных по своему характеру типа противоречий и под шумок обделывать свои дела. Вот на что нам следует обратить внимание.

Под руководством ЦК партии во главе с Председателем Мао Цзэдуном великая пролетарская революционная армия многомиллионных масс нашей страны шагает вперёд. Мы имеем 25‑летний практический опыт диктатуры пролетариата и международный опыт, накопленный со времени Парижской Коммуны, и если только сотни членов нашего ЦК, тысячи высших кадровых работников подадут пример и будут со всей серьёзностью читать и штудировать, вести обследование и изучение, обобщать опыт вместе с кадровыми работниками и широкими массами, то мы осуществим призыв Председателя Мао Цзэдуна, уясним себе вопрос о диктатуре пролетариата и обеспечим победоносное шествие нашей страны по пути, озарённому марксизмом-ленинизмом-маоцзэдунъидеями. «Пролетариям нечего в ней (революции.— Прим. ред.) терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир»13. Эта безгранично светлая перспектива несомненно будет и впредь воодушевлять всё большее число сознательных рабочих и других трудящихся и их авангард — коммунистов на борьбу за решительное проведение основной линии партии, за решительное осуществление всесторонней диктатуры над буржуазией, за продолжение революции при диктатуре пролетариата и доведение её до конца! Неизбежна гибель буржуазии и всех других эксплуататорских классов, неизбежно и торжество коммунизма — это неотвратимо и не зависит от воли людей.

Примечания
  1. Это замечания от 22 февраля 1975 г.— Маоизм.ру.↩
  2. В. И. Ленин. Детская болезнь «левизны» в коммунизме.— Маоизм.ру.↩
  3. В. И. Ленин. Государство и революция. Глава Ⅱ. Государство и революция. Опыт 1848—1851 годов.— Маоизм.ру.↩
  4. Из замечаний от 22 февраля 1975 г.— Маоизм.ру.↩
  5. В. И. Ленин. Детская болезнь «левизны» в коммунизме.— Маоизм.ру.↩
  6. Из замечаний от 22 февраля 1975 г.— Маоизм.ру.↩
  7. Мао Цзэдун. Выступление на Ⅰ пленуме ЦК КПК девятого созыва.— Маоизм.ру.↩
  8. Из замечаний от 22 февраля 1975 г.— Маоизм.ру.↩
  9. В. И. Ленин. Детская болезнь «левизны» в коммунизме.— Маоизм.ру.↩
  10. В. И. Ленин. Государство и революция. Глава Ⅱ. Государство и революция. Опыт 1848—1851 годов.— Маоизм.ру.↩
  11. Тут автор допустил оплошность. Дело в том, что примерно так говорил сам Мао в выступлении на совещании партийных кадровых работников провинций Цзянсу и Аньхой и Нанкинского гарнизона по вопросу об идеологической работе 20 марта 1957 г.: «Я не видел этой пьесы, но, говорят, там действует нечистая сила, оборотни. На это я ответил бы так: то, что они появляются на сцене, не страшно, многие не видели нечистой силы. Я тоже видел её мало и очень хотел бы посмотреть… Живя в этом мире, нельзя не смотреть подобные вещи, не нужно только смотреть их много, не нужно каждый день тратить время на нечистую силу — и сегодня, и завтра — постоянно. Можно немного посмотреть, получить общее представление и познать идеологию эпохи феодализма, преломлённую в искусстве. Это не то же самое, что сказки… …Никто против них не выступает. Есть и другие пьесы, по поводу которых не следует волноваться: пусть они будут ставиться на сцене какое-то время, чтобы люди могли их потом покритиковать. Пусть будет выпущено несколько рассказов и стихотворений, поставлено несколько пьес…— неужели из-за этого стоит волноваться? Мы можем подождать, пусть общество их покритикует, и в результате критики эти произведения, эти пьесы постепенно будут изменены надлежащим образом. Не следует запрещать их, прибегая к административным приказам».— Маоизм.ру.↩
  12. «Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет ещё родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло» (К. Маркс. Критика Готской программы).— Маоизм.ру.↩
  13. К. Маркс и Ф. Энгельс. Манифест Коммунистической партии).— Маоизм.ру.↩